Граф Николай Николаевич Апраксин, внук двух российских губернаторов, на протяжении последних десятилетий занимается историей отношений своего рода с домом Романовых. 22 ноября 2016 года в Брюсселе в Музее Куврер (Musee Couvreur) им был прочитан доклад «Несут ли мои деды определенную ответственность за события 1917 года». В продолжение этого выступления, организованного бельгийским «Фондом охраны российского наследия» (Fondation pour la préservation du patrimoine russe dans l'Union Européenne), граф Апраксин в дни столетия отречения Николая II от престола дал интервью «Русскому слову».

В пражском Доме национальных меньшинств 17 мая состоялась презентация книги Федора Богатырчука «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту». Новую книгу представил ее автор-составитель и редактор Сергей Воронков. Открыл вечер издатель, председатель общества «Русская традиция» Игорь Золотарев.

Организация «Русская традиция» регулярно принимает участие в ежегодных акциях поминовения в Лиенце. Совместно с В. П. Мелиховым, казачьими организациями и Австрийским Черным крестом мы стараемся не допустить забвения произошедшей здесь трагедии. Наши представители являются членами австрийского общества «Памяти казачьей трагедии в Лиенце», которое занимается сбором архивных материалов и раскопками на месте событий.

В России философ больше, чем философ: он не только мыслит, но и пророчествует. Судьба Константина Леонтьева подтверждает, что нет пророка в своем отечестве. Один из самых ярких мыслителей России XIX века был забыт в XX веке, о котором пророчил, что Россию ждет великое дело возрождения византизма.

Русский философ, дипломат и писатель Константин Леонтьев оставил глубокий след в философском мышлении современников. Он начинал как писатель-романист, во второй половине жизни пришел к изложению своих философских взглядов в публицистических работах, самой известной из которых стал труд «Византизм и Славянство». В одном из отзывов упоминалось его «бесподобное „Византизм и Славянство“, которое вместе с „Россией и Европой“ Данилевского должны бы быть известны каждому русскому человеку». Эти же слова повторяет в своих лекциях современный философ Ф. И. Гиренок. Однако наследие Константина Леонтьева после революции было предано забвению, а его имя упоминали только специалисты в области истории русской философии.

По историческим меркам четверть века — это совсем немного. А по меркам человеческой жизни?.. Даже не верится, что столько лет ушло у меня на подготовку этой книги к изданию. Думал ли я, читая летом 1991-го Богатырчука, что именно он откроет мне глаза на весь ужас большевизма, состоящий в каждодневном насилии над свободной, живой душой человека, не утратившего совести и таланта? Нет, конечно. Антисоветская закваска, полученная в юности от отца-фронтовика, сына дворянки и донского казака, давно уже бродила во мне и лишь ждала своего часа. Но даже на фоне книг Солженицына и Гроссмана, прочитанных в ксероксах еще в начале 80-х, «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту» поражал. Не только эпатирующим, бьющим под дых названием, но и личностью автора — всемирно известного ученого-радиолога, блестящего шахматиста и видного общественного деятеля.

На философском факультете Карлова университета 11 мая 2017 года был подписан меморандум о создании научно-исследовательского центра по изучению современной России, который будет носить имя Бориса Немцова. Инициаторами выступили Карлов университет (Прага) и Фонд Бориса Немцова (Берлин). На презентации присутствовали Марек Пржигода, директор Института восточноевропейских исследований философского факультета Карлова университета; Жанна Немцова, дочь политика и глава Фонда; профессор Елена Лукьянова, руководитель магистерской программы публичного права ВШЭ (Москва); политолог Александр Морозов и другие гости.

Снова, как многие годы подряд, у мемориальной доски, размещенной на стене Успенского храма, в начале мая вспоминали русских и украинских эмигрантов, арестованных СМЕРШем в первые послевоенные дни 1945 года и угнанных в советские лагеря. Возлагались венки и букеты, звучала «Вечная память». Но, в отличие от прошлых лет, в речах, произнесенных на Ольшанском кладбище 13 мая 2017 года, слышались не только скорбь и покаяние за прошлое, но и тревога за будущее.

Дети и внуки профессора Вагнера, жившие в России и до 1917 года вряд ли помышлявшие покинуть родину, после октябрьского переворота оказались в «дикой исторической полосе». Времена, которые, как известно, не выбирают, были тогда тяжелые повсюду. Но такой фатальной последовательности трагических событий, которая выпала на долю России в первой половине XX века (да и далее!), похоже, не довелось испытать больше никому. Семью Вагнеров эта чаша, конечно, не миновала. Как же сложилась в этих условиях жизнь третьего поколения — внуков Н. П. Вагнера?

Братья по крови. Часто ближайшие родственники (братья или сестры), несмотря на сходные семейные и общественные условия жизни, имеют совершенно разный спектр личностных качеств и непохожие судьбы¹. Жизненный путь сыновей Н. П. Вагнера, о которых пойдет речь в этой части статьи, наглядно иллюстрируют этот феномен. Что же было написано на роду трем братьям, появившимся на свет во вполне благополучной семье профессора Н. П. Вагнера с 1862 по 1867 год?

Попасть в Хвалы совсем несложно. Этот бывший самостоятельный городок в восточных окрестностях столицы давно уже вошел в ее состав как часть района Прага 20 (Horní Počernice — Chvaly). Проще и быстрее всего добраться туда на метро. От конечной станции Černý Most поездка на автобусе займет всего 10 минут. А в Хвалах вам любой подскажет, как найти кладбище.

У стены напротив ворот находится захоронение № 916 с памятником-бюстом. Это могила революционерки и политзаключенной царских времен Екатерины Константиновны Брешко-Брешковской, которую называли «бабушкой русской революции» (но, конечно, не Октябрьской, а полузабытой Февральской).

Не забудьте помянуть нас добрым словом. 

Н. П. Вагнер 

Часть 1.

Человек с серо-зелеными глазами

Вагнер (Wagner  — «каретник») — очень распространенная фамилия и в Германии, и в странах бывшей Австро-Венгрии, не очень редка она и в России, где, по-видимому, большинство Вагнеров имеют именно немецкое происхождение.

Сын артиллериста     В Царском Селе под Санкт-Петербургом в семье поручика полевой артиллерии Василия Васильевича Тарновского, происходившего из потомственных дворян Киевской губернии, и его жены Варвары Львовны (урожденной Ханыковой) 24 декабря (н. ст.) 1907 года родился мальчик, крещенный в честь святого преподобного исповедника Михаила Константинопольского. Отец будущего авиатора, несмотря на невысокий чин, к тому времени уже снискал известность среди сослуживцев как храбрый офицер. На полях сражений во время русско-японской войны 1904—1905 гг. он заслужил ордена св. Анны IV ст. с надписью «За храбрость», св. Станислава III ст. с мечами и бантом и св. Владимира IV ст. с мечами и бантом.

20 декабря 2016 года в художественной галерее «Заградник» в рамках фестиваля «Сибирь, Сибирь» состоялась презентация книги Т. Машинской «Омский дневник» (1917-1920), выпущенной издательством общества «Русская традиция». История появления этой книги сама по себе интересна: однажды в распоряжении «Русской традиции» оказался рукописный дневник Татьяны Николаевны Машинской, дочери влиятельного и богатого сибирского купца Николая Машинского, в котором она описывает быт и нравы, царившие в омском городском обществе начала ХХ века. После захвата большевиками власти в России, Машинские были вынуждены эмигрировать в Чехословакию. Совсем недавно этот рукописный дневник расшифровала дочь Татьяны Николаевны – Елена Недзведская, проживающая в Праге, и он был выпущен отдельной книгой. Хотя с момента ее издания прошел уже почти год, автор комментариев, историк Линаида Давыдова продолжала работать над темой и собирать информацию о людях и событиях, описанных в книге, обнаружив много новых и любопытных сведений.

Возвращение в Советский Союз   В 1939 году Р. Якобсон эмигрирует в Данию, затем в Норвегию, Швецию и США. А его друг и соратник П. Г. Богатырев возвращается в Советский Союз. Почти нет сомнений в том, что, если бы Петр Григорьевич вернулся раньше, ему пришлось бы фигурировать в деле о Российской национальной партии не только номинально. То, что он не был арестован и репрессирован после возвращения на родину, можно считать чудом.

Историю семьи Рафальских журнал «Русское слово» поднял в 2009 году (№ 1/2009 «Вечные семейные ценности Рафальских»). Ирина Владимировна и Димитрий Владимирович — достойные потомки образованных, широких душой, взыскательных к себе русских людей, которые оказались не нужны советской России. Их родители грубым большевистским топором были отсечены от благополучия и богатства, материального и духовного, а в 1945 году Владимир Трифильевич был замучен органами СМЕРШа в Праге. Ирина Владимировна родилась в Чехословакии 5 августа 1929 года, но она всегда чувствовала себя эмигранткой; непрактичность русских дворян не позволяла им что-то построить или накопить, а трагическая гибель отца разрушила остатки стабильности.

О чем мечтает человек в ноябре, когда на улице мелкий дождь, сырой холод и полумрак? Каждый хочет очутиться там, где тепло, светло и уютно. Чему радуются в сказках дети, заблудившиеся в дремучем лесу? Они счастливы при виде отдаленного огонька в окнах гостеприимной избушки. Тепло и свет — самые подходящие ноябрьские темы. Тепло и свет исходят от слов «очаг» и «огонек». «Русский Очаг» и «Огонек» были в числе самых известных мест на карте русской Праги. Там можно было посидеть, обогреться, закусить, выпить чашку чая, почитать газеты и одолжить книги, но прежде всего — встретить друзей, узнать все новости и сплетни. В Праге в межвоенные годы появлялось много русских ресторанов и закусочных, но большинство из них просуществовало недолго, стабильными оставались лишь «Очаг» и «Огонек». У них было много общего, но и немало коренных различий.

Оказавшись в конце 1919 года в Швейцарии, В. М. Шиц сначала рассматривал Берн только как временное пристанище. Оттуда он неоднократно ездил в Париж и в Виллафранку на русскую морскую зоологическую станцию, где в летнее время мог даже работать, но, конечно, за свой счет. Возможности заработка не находились, однако, как многие эмигранты, он посылал в Россию (сестре) продуктовые и вещевые посылки, сознавая, что там ситуация много хуже.

Осенний пейзаж, холмы и равнины, стук электрички, подъезжающей к маленькой станции тогда и сейчас — кажется, что ничего не изменилось: провинциальный мир, деревня у железнодорожного полотна, фонари на платформе и ее «родная гора»… Но мы сюда возвращаемся, чеканя и заклиная: «Вшеноры, Вшеноры, Вшеноры», желая постичь что-то важное, постоять в ее тени и посудачить — в том числе, конечно, и о русском грехе.

Города и улицы Праги рассказывают об арестах невинных людей двумя тоталитарными режимами. Отливающие матовым блеском между камней брусчатки латунные «Камни преткновения» сообщают, кого и когда увозили из жилых домов в тюрьмы и лагеря во время нацистской оккупации. Скульптура в виде клятвенно сложенной руки (работа Карла Покорного) встречается на фасадах домов и заставляет вспомнить жертвы Пражского восстания. Единичными, и потому особенно ценными, являются знаки уважения к памяти чехословацких легионеров.

Летом 1900 года будущий «отец русского футуризма» Давид Бурлюк впервые приехал в Одессу. Ему было восемнадцать, он уже отучился год в Казанском художественном училище, и выбор Одессы был обусловлен новым местом работы его отца.