Когда-то, еще в детстве, мне привелось увидеть газету «Пионерская правда» 1938 года. Я ее посмотрела, прочитала. И после этого мне про политику не надо было долго объяснять — уже многое было понятно. Ну, может, не все, но было ясно главное: люди, пережившие 1930-е, на моей памяти нередко говорили одно, а газета показывала совсем другое... Да, были те, кто утверждал и даже объяснял печатно, что аресты производились ночью, основная масса населения ничего не знала о масштабах репрессий, народ был обманут пропагандой. И поэтому многие искренне плакали в 1953-м на похоронах вождя. Возможно, и я бы верила в это. Если б газета 1938 года не была когда-то у меня в руках.
Что поразило меня в ней? Сходите в библиотеку, возьмите подшивку — и вы тоже поймете. Мне в мои 12 лет уже можно было и не объяснять, что, когда имя Сталина повторяется чуть не в каждой строчке — это просто нелепость и здесь что-то не так. Подержав тогда в руках газету, я осознала: нельзя, невозможно было не понимать того, что происходило. Если только человек не был уж совсем темным и неграмотным....
Наверное, с того времени остался у меня интерес к старинным изданиям. У нас дома были и дореволюционные книги — они хранились отдельно, открыть их было равнозначно прикосновению к волшебству... Возможно, тогда же поселилась во мне любовь к литературе, тот душевный жар, о котором очень хорошо сказал уже полузабытый П. Д. Боборыкин в романе «Жертва вечерняя»: «Я рад, что в вас тоже есть этот священный огонь».
К чему такое вступление? А к тому, что буквально на днях я, как говорится, волей судьбы обратилась к интересным статьям 1991 года. Не буду называть авторов этих статей — они, к счастью, живы, и не хочется им добавить проблем. Это статьи, в которых обсуждался вопрос об увековечении памяти жертв политических репрессий. Видимо, что-то уже носилось в воздухе — статьи я читала почти накануне известного заявления Фадеева...
Кстати, судя по последним его словам, он ничего такого и не хотел сказать: нет, он не предлагал никуда переносить Соловецкий камень. Это, дескать, просто сорвалось у него с языка (случайно, конечно же) — как упрек диссидентам: им такой хороший монумент сделали, а они все равно упорно тянутся на Лубянку. Так, может, вам просто перенести туда этот камень (хотел он предложить) — и будете ходить к нему?..
Очень верю, конечно, что слова сорвались случайно. И предложение очень понятное. Зря что ли столько государственных денег потратили — 460 млн рублей? А народ туда не идет! Можно, конечно, и камень перенести. Но... вряд ли поможет. Даже если его вдруг и перенесут, люди все равно будут упорно собираться на Лубянке. И свечки будут ставить на месте, где был когда-то камень.
А в этих статьях 1990-х я, в частности, нашла интересную попытку разобраться в семантике понятия «невинные жертвы». Невинные — с чьей точки зрения? С точки зрения тех, кто творил беззаконие? Но тогда что понимать под словом «вина» — то же, что понимали под этим словом преступники?..
Да, надо согласиться, не очень удачное понятие для жертв сталинщины — «невинные жертвы». Но никто не посчитал нужным дать иное определение. А ведь это значит лишь то, что общество, в сущности, осталось на точке зрения тех времен. Надо ли удивляться, что на Лубянку предлагают вернуть мрачную тень Дзержинского.
Такой наивный вопрос: да почему же они не ходят к Стене скорби? Надо, вероятно, попробовать объяснить почему.
И снова статьи прошлых лет мне в помощь. Как я поняла, у разных людей при обсуждении проекта мемориала была одна общая цель — не допустить повторения репрессий. А в 2017 году человек, возглавлявший структуры, которые вслух заявляют о чекистской преемственности, открывает мемориал, обсуждавшийся столько лет. И люди, наверное, по простоте душевной и поверили бы, что известное ведомство покаялось и искренне скорбит вместе с потомками погибших. Если б... Если б не было повторения.
Но история повторяется снова. И снова как трагедия. К чему далеко ходить: недавний суд над бывшим депутатом Алексеем Гориновым — печальное тому подтверждение. И опять все тот же неуместный вопрос: за что. Все как обычно — за то, что человек не побоялся назвать вещи своими именами, назвать черное черным, а белое белым...