«Если музы молчат, значит, где-то бои...» — слова из стихотворения (песни) Владимира Платоненко. А музы молчат? Или что-то говорят сейчас, еле слышно?..

Мы собрались в квартире, где сесть было почти некуда. Когда стемнело, получилось — почти при свечах....

Как всегда, кто-то опоздал, кто-то пришел раньше — в общем, шла обычная неразбериха. Но в этой неразберихе вдруг зазвучали прекрасные песни, стихи — и снова был слышен голос отважной «Музы Непокорных»!

Честно говоря, в этом году мы даже не планировали ее проводить. Уже и обычные сроки прошли — начало мая... А сколько нас отговаривали, когда мы все-таки решились! Но мы загорелись, и нас было уже не остановить...

Так получилось — некоторые из нас разными путями пришли из научной среды. Вот у Владимира Платоненко отец много лет преподавал физику в МГУ. А сегодня Владимир поет — на русском и украинском:

Музи й гармати

Як вже музи мовчать,

значить, йдуть десь бої.

Музи ждуть на свiй час,

бо вiйна — час не їх.

Та снаги в вiйн нема

вiсь свiт вiчно палить.

Час спливає гармат,

наступає час слiв.

I лунають слова —

в них — героям хвала.

I спiвак вже спiва

про колишнi дiла.

I, наслухавшись слiв,

часом мрiє слухач

ище запалить,

палахкотить нехай!

<…>

I вже новi бiйцi

йдуть на нову вiйну,

шоб завершити цикл,

шоби коло замкнуть.

I метал, гуркоча,

прагне ворога вбить.

Ну, а музи мовчать.

До майбутнiй доби.

Оля Терещенко

Без сознания

Вспышка! Я точка мысли.

Космос велик, а я в нем

Замысел чей-то явный,

И отголосок смысла:

Матрица, клетки, числа.

<…>

Кажется, там, где была я недавно, меня называли ребенком.

Нет, я еще играю!

Шаг и вернусь обратно...

Образы папы, брата...

Да, я стою у края,

Но дети не умирают.

И не закончено дело, и надо остаться, наладить порядок.

Эти ненужные страшные вещи накроем тетрадным листом,

Пусть их не трогают птицы и добрые люди, ах, кстати, о людях.

Есть же, я помню, такие, которые все это знали и так.

Здесь разместятся любовь, сострадание, радость, познание, надежда...

<…>

Это искусство любить...

Тонкие детские пальцы

Держат небесные пяльцы,

Но истончается нить...

— Мама, мне хочется пить.

Александр Мысленков

Двадцать третье. Рассвет. Воскресенье.

Этот долгий кровавый рассвет

Утверждает, что нет нам спасенья,

И прощения тоже нам нет.

Мы одни тут во всем виноваты.

Самый страшный — наш собственный суд.

Никакие рассветы, закаты

Не помогут нам и не спасут.

И как воск оплывает решенье

Отказаться от всяческих прав.

Двадцать третье. Рассвет. Воскресенье.

Слишком долог рассвет и кровав.

И еще его стихотворение — талантливые вариации на тему Бродского, «Дорога к Лабиринту» — публикация которого еще, верим, когда-нибудь впереди....

А вот и мои воспоминания — я готовлю документальную книгу «Встречи». Она, конечно, о Сергее Мохнаткине. Ну, и о нашем фестивале там тоже будет немного…

«Тогда (весна 2019) опять проходила наша замечательная „Муза“. И у нас, участников, родилась мысль: почему бы нам не выпустить сборник, почему бы не опубликоваться. Мы стали собирать деньги и готовить материалы к изданию. Но кроме денег надо было и тексты подобрать. А я, конечно, хотела расширить круг наших авторов за счет известных людей. Я хотела, чтобы одним из них стал, возможно, Сергей. И вот я позвонила ему. Я звонила ему из „Некрасовки“ — это, кстати, тоже недалеко от Бауманки. (Многие события нашей жизни связаны именно с этим районом, он мне очень нравится). И вот я позвонила ему и сказала: „Не хотите ли принять участие в сборнике?“ — ну и так далее. И он сказал: „Хорошо. Да, возможно“…»

В этом году наша «Муза» проходила 4 августа. А в это время уже произошел обмен пленными. Я переписывалась с некоторыми политзеками, в частности с Владимиром Кара-Мурзой. И тоже хотелось радоваться. Но почему-то на просторах Интернета ничто не задело меня в те дни так, как одно стихотворение — Лены Берсон...

Все в курсе, что ты перепуган и хрупок,

Что в памяти держишь, как в слабой горсти,

Моленье о чаше и список покупок,

И выкрик на лестнице: «Хлеб захвати».

Все эти, о ком ты тревожился, или

Все те, за кого не боялся, дурак,

Глядят на тебя, будто ты не всесилен.

А это не так.

Почему-то не хотелось присоединяться к общей волне понятной тогда радости, к рассуждениям, кто что из отпущенных сказал... Как-то тревожно было по-прежнему. И лишь день спустя после «Музы» стало широко известно о гибели Павла Кушнира…

Утром я качаю пресс. Я качаю его меньше 10 минут. Интервью Павла также меньше 10 минут. Слышу слова ведущего: «Музыканту тоже необходима предварительная черновая работа, это все равно что качать пресс»…

Что это было — простое совпадение? Да. Но хочется думать, что… Бог есть. И он все видит и слышит...

Пресс, пресса, прессовать, пресс-хата....

После которой человек не выжил. Погиб. И его больше нет…

А Музы молчат.

Нет, их голос слышен. И вот звучит Рахманинов — изгнанник, эмигрант. А вот знакомый с детства Моцарт, также в исполнении Павла Кушнира, в столь быстром темпе, что кажется: исполнитель чувствовал — ему не дадут допеть, доиграть, договорить... Жизнь окажется слишком короткой...

Короткой… Да, короткой. Лишь миг — и человека нет….

Но надо верить — просто верить, что голос Муз не заглушат пушки — и этот голос переживет века.

Есть такой человек — Татьяна Михайловна Котляр. Живет она неподалеку от Москвы, в небольшом городке Обнинск. Ранее этот город был полузакрытым, что неудивительно: здесь жила научная элита, была построена первая в России АЭС.

В Открытом пространстве в Москве 30 мая состоялся вечер, посвященный Сергею Евгеньевичу Мохнаткину. В этом году правозащитнику должно было исполниться 70 лет. Он не дожил до этого дня. Тем не менее Сергей Мохнаткин и сегодня с нами — ведь для нас он останется вечно живым.

Не так уж часто сейчас собираемся мы, те, кто имел или имеет какое-либо отношение к правозащитному движению. И тем более ценны те моменты, когда мы можем увидеть друг друга.

Не секрет, что в Москве многие работают на двух, на трех работах. Так же и я. Сколько раз были смены в разных ТЦ — уже не счесть. И вдруг 22 марта у нас в рабочем чате девушка пишет: завтра у меня смена в «Крокусе», а там сейчас идет стрельба, бросают чуть ли не бомбы, и здание, кажется, горит...

К сожалению, мне не довелось увидеть Бориса Ефимовича самой: я приехала в Москву, когда он уже погиб. И в общем-то до недавнего времени образ этого человека оставался для меня немного абстрактным, хотя я, конечно, очень много слышала о нем.

Но вот теперь, в канун девятой годовщины его убийства, я смогла узнать о Борисе Немцове от тех, кто был хорошо с ним знаком. Послушала людей, стоявших у истоков движения «Немцов мост». И что-то мне стало открываться по-новому в личности этого очень незаурядного человека.

Совсем недавно мне пришел вопрос от Александра Вячеславовича Шестуна, отбывающего сейчас срок в ИК в Бежецке: почему же я до сих пор не уехала? Мне показалось, что вопрос очень актуальный. Думаю, Александр сам его себе задает несколько раз в день: «Почему я не уехал?..»

Первым впечатлением был шок. Кто-то, наверное, узнал о произошедшем раньше меня и был лучше знаком с подробностями. Я же увидела лишь начало сообщения в паблике: «Похороны Назаренко...»

1.

«Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? // Я тот же, что и был и буду весь мой век: // Не скот, не дерево…»

Совершенно очевидно, что многие из тех, кто после начала войны не боялся высказывать свою точку зрения, был непримирим к происходящему, сегодня отбывают сроки. А кого-то из этих людей уже нет с нами. Да, вот так, «иных уж нет, а те далече…». История России, похоже, движется не по спирали, а по какому-то замкнутому кругу.

Что же делать нам, тем, кого судьба на сегодняшний день уберегла от решетки (хотя вот надолго ли — вопрос)?

К 170-летию В. Г. Короленко

Эту историю и эту женщину знают многие в нашей среде. Она часто ходила на митинги, суды, и, в общем-то, к ней многие даже привыкли. Звали ее все как-то больше по отчеству — скажем, Николаевна. Расскажу, и станет примерно ясно, как мы живем сейчас: кто-то — каждый день пугаясь любого телефонного звонка, кто-то — боясь переступить порог квартиры, где обитает....