— Директор военной разведки испытывал когда-либо страх за Чешскую Республику?

— Я убежден: если что-то случится, большинство народа выйдет защищать страну. Несмотря на то, как иногда армию ругают в СМИ, думаю, не только армия, но и население будет защищать страну. А учитывая, что мы являемся членом НАТО, я считаю, что мы будем защищаться от потенциального противника и в рамках Североатлантического альянса.

Сегодня Чешская Республика является одной из самых безопасных стран в Европе и в мире. Даже если мы этого не осознаем и не ценим, это так. Множество людей — полиция, армия, разведывательные службы, пожарные — ежедневно заботятся о том, чтобы мы и наши семьи могли разрешать детям играть на улице, не должны были провожать их в школу и могли без боязни проводить вечера на террасе. Поэтому я не боюсь за нашу страну. Я считаю, что наша система безопасности выстроена правильно.

— Вы один из самых информированных людей в стране. Ожидаете ли вы, что Россия в течение пяти лет нанесет военный удар по восточному флангу НАТО, как предупреждал в прошлом месяце генеральный секретарь НАТО Марк Рютте?

— Я бы сказал иначе. Я склонен полагать, что несколько позже, чем через пять лет, Россия сможет достичь уровня готовности к войне. С точки зрения вооружения, личного состава и боеготовности. Кроме того, ее усилит новая тактика ведения войны и боевой опыт. Так что через определенное время Россия, вероятно, будет готова нанести удар по восточному флангу НАТО.

— А у России есть такие амбиции?

— По моему мнению, амбиции России состояли в приобретении части западной территории Украины для создания буферной зоны между собой и НАТО. Потому что, с точки зрения России, за Украиной стоят сплошь страны НАТО. Но пока сделать этого ей не удалось, по крайней мере, не удалось реализовать первоначальный план.

Если бы россияне хотели проверить готовность или единство НАТО, то давно могли бы это сделать. Например, в Эстонии есть город Нарва, который отделен от Российской Федерации лишь рекой, протекающей между городами Нарва и Ивангород. Российскому подразделению было бы достаточно перейти на эстонский берег. То же самое касается и некоторых других мест в странах Балтии.

— Какой сценарий вы тогда ожидаете?

— Запрос на активацию Пятой статьи — это право каждого члена НАТО. Но если одна из стран скажет «нет», это может стать большой проблемой. И сегодня у нас есть как минимум два таких государства. Но, думаю, Россия не заинтересована в том, чтобы дать НАТО возможность вводить в действие свои войска. Россияне не хотят непосредственно соприкасаться с подразделениями Североатлантического альянса.

— Но Россия терпелива. Она может еще несколько лет проводить против Запада гибридные атаки и кампании по дезинформации, продолжать разрушать единство ЕС и НАТО, и в какой-то момент атака на восточное крыло Североатлантического альянса окажется возможной, не так ли?

— Во многом это будет зависеть от обстоятельств, по поводу которых сейчас мы можем лишь строить предположения — от экономической ситуации в России в будущем. В настоящее время Россия с ней справляется, пусть и ценой огромных финансовых затрат и падения уровня жизни в некоторых частях страны за пределами Москвы.

Но мы не знаем, сколько она еще выдержит. Они на 100 % перейдут на военную экономику. Но на сколько им хватит кредитов, каков их золотой запас и как будет развиваться рынок нефти и газа? Трудно сказать. На данный момент предполагается, что россияне смогут поддерживать текущий темп еще полтора года.

— И что произойдет потом?

— Я скажу так. Россия утверждается в своей империалистической политике и вооружается, она проверила, что ей практически все может сойти с рук. Пожалуй, кроме украинцев, сейчас нет никого, кто бы ее хоть как-то остановил. Я считаю ошибкой недооценивать Россию. И я последний, кого можно обвинить в симпатиях к России. Всю свою карьеру в разведке я с ней воюю. Мы не должны недооценивать Россию как противника — это никогда не окупается.

— Россия — это всего лишь «одна проблема», а еще есть...

— Да, Китай. Он наращивает свои властные амбиции, усиленно вооружается, модернизируется, усиливает свой ядерный потенциал сдерживания. Пока мы воюем с Россией, Китай превратился в еще большую глобальную угрозу.

— Мы живем в самые неспокойные с 1989 года времена, не так ли?

— Мне очень не хочется это произносить, но должен констатировать, что несколько десятилетий относительного спокойствия, мира, безопасности и беззаботного существования закончились. В мире растет число военных конфликтов, и существует угроза возврата к «холодной войне» и «железному занавесу».

Плюс к этому появляются новые технологии, например, искусственный интеллект, робототехника и ставшее практически обычным использование беспилотников, которые меняют устоявшиеся модели ведения войн.

Другим полем битвы, где также можно нанять кого угодно для чего угодно, стало киберпространство, до определенной степени анонимное и очень подходящее для ведения боя на всех этапах конфликта. Что касается возможных целей, то в будущем все большее значение будет приобретать «война» за ресурсы, в основном за минералы, руды, редкоземельные металлы, а также воду и энергию.

— Что это означает для военной разведки?

Все вышеперечисленное является предметом интересов и работы военной разведки, а также всех военных и гражданских разведывательных служб демократических государств. Необходимо будет и впредь считать угрозой безопасности шпионаж, осуществляемый иностранными разведывательными службами, кибератаки, операции влияния, направленные на манипулирование общественным мнением, воздействие на демократические процессы, пропагандистские операции и другие подобные действия.

— Это заставляет вернуться к России. Может ли Москва организовать еще одну операцию, подобную диверсии на складах боеприпасов Врбетице?

— Не будем заблуждаться, будто что-то изменилось от того, что Чехия, как и многие другие страны Европы, избавилась от значительной части российских дипломатов, которые на самом деле были сотрудниками спецслужб. Это не значит, что российских разведчиков здесь нет. Скорее, это значит, что просто их нет в посольстве.

В каком-то смысле нам теперь сложнее их выявлять. Также сложнее выяснять, чем они здесь занимаются. И я не имею в виду то, о чем все говорят уже как минимум год, — о российских агентах в Telegram. Это всего лишь один из способов, которыми они действуют.

— А что касается остальных?

— Здесь по-прежнему существует русская диаспора. Тут по-прежнему присутствуют лица, приезжающие из других стран, чтобы заниматься определенной деятельностью, получать информацию и готовить враждебные действия.

— Встает вопрос — мы так же уязвимы для подобных атак, как и раньше?

— Учитывая, как устанавливаются стандарты безопасности частных структур, которые зачастую не хотят тратить на нее большие деньги, этого нельзя исключать. А инструкции, как пользоваться беспилотником, сегодня можно найти где угодно. Но я также хочу сказать следующее: что касается военных материалов, которые вывозятся за рубеж при поддержке Министерства обороны, мы участвуем в мероприятиях по обеспечению их безопасности.

— Как часто спецслужбам удается отслеживать вражескую операцию в режиме реального времени, благодаря чему она пресекается?

— Это зависит от того, удастся ли нам проникнуть в диверсионную группу, будь то с помощью агентов или техническими средствами. Когда мы узнаем о намерении противника, то должны оперативно оповестить об этом подразделения, имеющие полномочия на задержание и проведение расследования. У нас их нет. Примером такого сотрудничества является операция в Ржичанах около пяти лет назад, где полиция задержала сотрудников российского посольства при попытке купить боеприпасы для снайперских винтовок.

— «Чешское Радио» сообщило об этом в августе 2020 года. Так это была ваша операция?

— Это был как раз тот случай, когда нам удалось вовремя получить информацию о намерениях российского дипломата. Мы разработали операцию и построили ее таким образом, что, когда мы передали дело полиции, она смогла вмешаться. Точно такая же процедура должна применяться и применяется в случаях предотвращения диверсий, которые мы обсуждали.

— Одной из ваших задач является активная оборона в киберпространстве. За последний год вы отчитались о трех успешных операциях. Это много или мало? И как вы выявляете такие угрозы?

— Учитывая масштабы кампаний, которые мы обнаружили, проанализировали и в конечном итоге предотвратили, это довольно большое число. Это крупные дела, по которым приняты меры в соответствии с законом. Но по сравнению со всеми киберинцидентами, это немного — их в месяц происходят тысячи. Мы подробно говорили о трех самых значимых, потому что они касались государственных учреждений и объектов, задействованных в оказании помощи Украине.

Но я должен сказать нечто важное. Задачи военной разведки в киберпространстве не означают, что мы отвечаем за кибербезопасность армии, Министерства обороны и государственных учреждений. Для этого существуют другие органы, включая Национальное управление кибернетической и информационной безопасности. Мы здесь для того, чтобы выявлять самые серьезные угрозы, находить злоумышленников и, если это в рамках наших полномочий, атаковать злоумышленника.

— Какая из трех предотвращенных атак была самой серьезной?

— Полагаю, наибольший ущерб могла принести китайская атака — нападение китайского хакера APT31 на Министерство иностранных дел, которую мы в сотрудничестве с другими учреждениями завершили атрибуцией (публичным раскрытием личности атакующего. — Ред.).

— В мае вы сообщили также об участии вместе со спецслужбами союзников в разоблачении российских хакеров, которые атаковали организации, участвующие в оказании военной помощи Украине. Разве это не было серьезнее, чем действия Китая против МИД?

— Злоумышленники пытались скомпрометировать компании и получить представление о том, что, куда и когда перевозится. В принципе, это не могло повлиять на войну. Они не перекрыли поставки оружия. В любом случае мы вовремя это обнаружили и остановили. До сих пор ни одна поставка, отправленная из Чешской Республики или происходившая при участии Чехии, не подвергалась угрозе.

— В чем смысл публичного заявления об успешно отраженной атаке?

— С одной стороны, это делается с целью предупредить общество о том, что такое происходит. Мы говорим людям, что мы здесь, мы можем защитить их и предотвратить такие нападения. А с другой стороны, сообщаем нашим противникам, будь то россияне или китайцы, что у нас есть возможности, мы можем их найти. Что мы не слабаки.

Конечно, это может привести к тому, что в следующий раз злоумышленник проведет атаку лучше и нам будет сложнее ее обнаружить. Но киберпространство не похоже на обычную разведывательную работу, где есть миллион вариантов. Мы все равно сможем там найти хакера. Учится злоумышленник, но учимся и мы. К счастью, мы учимся не сами по себе, а друг у друга, у наших двух внутренних спецслужб и у зарубежных.

— Как сотрудничество с зарубежными партнерами обогатило вас, узнали ли вы что-то новое от них?

— В ходе сотрудничества мы узнаем о формах атак, о том, как противники ищут дыры в системе. Затем мы рассказываем друг другу то, что знаем, и сравниваем. Каждая страна может делать что-то свое, а отличия в законодательстве позволяют разным странам решать разные задачи. Иногда мы можем быстрее реагировать на ситуации, в других ситуациях другое государство может реагировать более гибко. Вот почему сотрудничество так важно.

То, что хочет и ищет злоумышленник, всегда имеет важное значение. Главная задача китайских хакеров — кибершпионаж с упором на безопасность и внешнюю политику, экономику, научное развитие и отношения с Тайванем. Северная Корея во всем мире, включая Чешскую Республику, нацелена на оборонную промышленность и технологии двойного назначения. А атаки на государственные учреждения со стороны российского хакера APT28, связанного с военной разведкой ГРУ, были серьезной враждебной деятельностью против Чехии, против государственных структур.

— Что союзники больше всего ценят в ваших людях?

— Готовность действовать, опыт, способность наших людей думать. У нас нет ни миллионов хакеров, ни компьютерных систем стоимостью в миллиарды евро или долларов. Но у нас есть люди, которые могут разобраться в задаче, они это понимают. Они часто сами изготавливают необходимые устройства и инструменты. Позвольте мне привести вам пример: американец подходит к машине, видит, что что-то сломалось, и это заменяет. Мы подходим, находим неисправность, ремонтируем ее и едем дальше. Вот что они в нас ценят.