Бывали у него в гостях писатели Юлиус Зейер и Ярослав Врхлицкий. Брандейс любил общество молодых, тогда еще мало известных художников, верил в их талант и всячески поддерживал. В патриотически настроенных чешских творческих кругах он стал фигурой почти легендарной. Время, проведенное у него в имении Сухдол, многие художники и писатели вспоминали с большой нежностью и благодарностью.

Пражские Пенаты

Сухдол сегодня входит в состав района Прага-6, а раньше это был пригород, где располагалось имение, принадлежавшее Эммаусскому монастырю. В 1874 году должность управляющего имением перешла от отца к Александру Брандейсу (1848—1901), там он и поселился с женой вскоре после свадьбы.

Это было время, когда рушились границы ранее замкнутых еврейских общин: равноправие, закрепленное в австрийской конституции 1867 года, давало возможность евреям не только участвовать в экономической деятельности, но и активно включаться в общественную и культурную жизнь страны, и очень скоро дома многих еврейских семей превратились в художественные и литературные салоны.

С приездом молодой супружеской пары Сухдол задышал по-новому. Александр Брандейс уже тогда был страстным коллекционером, он собирал буквально все: книги, картины, старинное оружие, мебель, текстиль. Во дворе имения был выстроен специальный застекленный павильон, в котором он выставлял постоянно пополнявшуюся коллекцию.

Вскоре в Сухдол стали съезжаться гости: живописцы, скульпторы, архитекторы, литераторы — ровесники молодых хозяев дома, с удовольствием дарившие им свое общение, а иногда и свои творения. Двери для них были открыты в любое время дня и ночи, и всегда их ждал сердечный прием и угощение. Гостеприимство супругов Брандейс, непринужденная дружеская атмосфера, беседы в кругу единомышленников создали в провинциальном Сухдоле обстановку даже более привлекательную, чем в большинстве дворянских салонов в крупных городах. «Все мы, кто был знаком с Брандейсом, — вспоминал Миколаш Алеш, — прекрасно знаем, что это был благородный энтузиаст, любивший всех собиравшихся там: он был действительно рад нашему обществу и относился к нам так мило и сердечно, что мы все ходили и ездили к нему как к своему другу и брату».

Значение Сухдола и его хозяина для развития национальной художественной школы и общественных идей невозможно переоценить, считал художник Эмануэль К. Лишка: «Сухдол — пристанище молодого чешского искусства. Брандейс представляется мне Жеротином, пользуясь гостеприимным приютом которого мыслил наш Коменский. Это очень достойный человек, пожалуй, единственный в своем роде».

Журналист и писатель Рудольф Ярослав Кронбауэр утверждал: «Эти сухдольские посиделки являются частью истории культуры нашей. Там собиралось общество, которым в то время никто другой не мог бы похвастаться. <…> Пятница была днем, когда достопочтенное общество в Сухдоле собиралось на игру в кегли. Это всегда было живо и весело, часто мы засиживались до поздней ночи. Было невозможно отвезти в Прагу каретой двадцать, а то и больше гостей, и тогда ехали на длинной телеге с решетчатыми бортами, специально для этого оборудованной, и это было незабываемое путешествие».

«Я поистине счастливый человек, — писал Вацлав Брожик из Франции, — и единственное, чего бы я на самом деле хотел — часто ездить в Сухдол, а потом снова в Париж. В этом лучшем из городов, столице роскоши я постоянно вспоминаю скромный Сухдол. Это очень памятное для меня место: та ворона на цветочном горшке и куча всякой домашней птицы… Боже, как много в этом было!»

Обстановка в имении действовала умиротворяюще и располагала к творчеству. «Здесь гораздо спокойнее, чем в Академии, — рассказывал в письмах Миколаш Алеш, — а кроме того, прекрасная возможность работы на природе». Сухдольский пейзаж появится на одной из композиций его цикла «Родина», использованного в оформлении Национального театра.

Конь святого Вацлава и многое другое

С художником Франтишеком Женишеком (1848—1916) Брандейс был знаком со времени учебы в реальной гимназии, и именно Женишек ввел Александра в круг студентов Академии художеств. «Он был моим одноклассником, и я его любил. Мне пришло в голову написать его портрет, и так Брандейс оказался в обществе художников. Брандейс был милый человек, сердечный, прямой, короче — симпатичный. Я нарисовал Брандейса, а он тем временем установил с нами отношения настолько сердечные и искренние, что они связали нас навсегда. Вскоре Александр принял после своего отца управление имением в Сухдоле, и, поскольку был прекрасным экономом, дела у него шли отлично. Я навестил его. Брандейс не хотел просто так отпускать доброго друга, звал меня снова и снова, я стал ездить к нему очень часто и с удовольствием вспоминаю эти свои поездки в Сухдол. Мне у него очень нравилось, и, само собой разумеется, я рассказывал об этом. Брандейс был этому очень рад, пригласил к себе и моих приятелей, и постепенно у него побывали мы все. Мы ездили к нему как друзья, а он всегда, при любых обстоятельствах проявлял редкостную увлеченность всем, что связано с искусством».

Пребывание в Сухдоле нашло отражение и в творчестве Женишека. Портреты супругов Брандейс, законченные в 1874 году, относятся к числу его лучших ранних работ. А в одном из писем, отправленных уже из Праги, художник настоятельно просит прислать ему «какую-нибудь милую овечку» в качестве модели для новой картины.

За подобной услугой обращался к Брандейсу и Йозеф Вацлав Мысльбек (1848—1922): во время работы над скульптурами для моста Палацкого ему понадобилась застреленная галка.

Но, пожалуй, самой известной моделью из Сухдола стал конь, предоставленный Брандейсом Мысльбеку, — именно на нем восседает святой Вацлав перед зданием Национального музея на Вацлавской площади. В качестве благодарности скульптор отлил для Брандейса «маленького Вашека» — уменьшенную копию своей знаменитой работы.

«Картофельный меценат»

В отличие от большинства товарищей, Женишек имел достаточно прочное материальное положение и в финансовой помощи не нуждался. И несмотря на это в письмах он не раз благодарил Брандейса за картошку, которую тот развозил по домам знакомых художников, писал, что вся семья ест ее с большим удовольствием. Подобные слова не раз встречаются и в письмах Мысльбека.

Вацлава Брожика (1851—1901) Брандейс поддерживал еще в годы его учебы в Академии, а после возвращения молодого художника из Парижа в июне 1876 года пригласил его к себе. За лето, проведенное в Сухдоле, Брожик написал множество картин, в том числе портреты Александра Брандейса и его жены Женни. Они же послужили моделями для персонажей его многофигурных исторических композиций. Следующую поездку в Париж, которой Брожик буквально бредил, помог организовать именно Брандейс. Он же материально обеспечивал пребывание художника во Франции и поддерживал его родителей, оставшихся в Праге. «Прошу тебя, Александр, — писал Брожик, — будь добр, пошли несколько зл. моим старикам, поскольку они в отчаянном положении, и ты знаешь, как трудно им достается каждый грош — буду тебе вечно благодарен». В качестве ответной любезности Брожик в каждом письме подробно и с нескрываемым восторгом описывает жизнь парижской богемы и посылает небольшие работы и копии картин из Лувра, «чтобы хотя бы частично быть в расчете».

Наиболее доверительные и близкие отношения сложились у Брандейса с Миколашем Алешем (1852—1913) — возможно, потому, что тот крайне нуждался в деньгах и Брандейс с радостью помогал ему, полюбив молодого художника не только за его талант, но и за добросердечный характер и прекрасное чувство юмора. Позже Алеш рассказывал своим знакомым: «Плохи были мои дела, друзья! Не будь этого еврея Брандейса, я бы погиб. Никто больше не протянул мне руку помощи». Алеш часто и подолгу гостил в Сухдоле, это время он называл счастливейшим в своей жизни, и даже много лет спустя вспоминал хозяев добрым словом: «Это была семья исключительная, семья, настолько устремленная к искусству, полная такого благородного рвения к нему, что другой такой не найти». Здесь художник создал не менее тридцати живописных полотен, ярко отражающих его стиль и манеру письма, а также множество декоративных предметов и изображений. Художник и искусствовед Милош Йиранек писал о сухдольском периоде творчества Алеша: «Придет время, когда мы будем восторженно собирать и внимательно изучать работы Алеша именно этого периода <…>, потому что среди них есть произведения, которые можно отнести к числу прекраснейших не только для своего времени, но и для всего чешского искусства».

Строительство Национального театра с 1868 года стало важнейшим проектом для всей Богемии. Именно Брандейс, с большим интересом следивший за работой Миколаша Алеша над циклом «Сказания о родине», убедил его принять участие в конкурсе на оформление здания и даже лично отвез его на бричке в Прагу, чтобы подать заявку. В январе 1879 года были объявлены результаты конкурса: первое место поделили между собой два подопечных Брандейса — Миколаш Алеш и Франтишек Женишек, и им была поручена роспись помещения Национального театра.

Смерть титана

В конце 1890-х гг. из-за противоречий с руководством Эммаусского монастыря Александр Брандейс вынужден был отказаться от управления имением в Сухдоле. Он переселился в Кржимице у Пльзени, но время от времени ездил в Прагу, чтобы повидаться с Мысльбеком, Брожиком и другими своими друзьями-художниками.

Александр Брандейс умер в 53 года, вероятно, от язвы желудка. Никто не знал, что он был болен: богатырская фигура, открытое лицо, жизнерадостный характер — все создавало впечатление, что этот человек здоров и полон сил. В некрологах, появившихся в печати, с благодарностью упоминалась его роль в развитии чешского национального искусства. Этого не могли не заметить даже те издания, которые были подвержены антисемитским настроениям. Один из некрологов заканчивался так: «Это был еврей, но благородный человек».

Литература

Alexandr Brandejs a Adolf Wiesner. Mecenáš a jeho zeť. Výstava Židovského muzea v Praze. Praha, 2004.

Volavková H. Alexandr Brandejs a jeho přátelé. Židovská ročenka. Praha, 1991.

Kronbauer R. J. Alexander Brandejs a jeho přátelské styky s českými umělci výtvarnými. In: Kalendář česko-židovský, XII, 1902/03.

Matějček A. Národní divadlo a jeho výtvarníci. Praha, 1954.

Kalendová H. «Bramborový mecenáš», bez kterého by Česko nemělo Mikoláše Alše

Kuchyňová Z. «Bramborový mecenáš» Alexandr Brandejs