Двадцать четвертого февраля 2022 года третья мировая война между Россией и западным миром, развязанная за несколько лет до этого Россией, из холодной стадии перешла в горячую, ограниченную, возможно, пока одним фронтом — украинским. Московский диктатор Владимир Путин отдал приказ о военном вторжении в Украину. Он был уверен, что его бронированные армады и сорок тысяч воздушных десантников легко сомнут украинскую армию, украинский президент Владимир Зеленский будет убит или подпишет капитуляцию, а население соседней страны с восторгом встретит оккупационные войска или, как минимум, покорно склонит голову перед победоносным властителем Русского мира. В воспаленном воображении кремлевских обитателей и русских обывателей виделись колонны молодцеватых солдат с медалями и аксельбантами, проходящих под трехцветными знаменами победным маршем по Крещатику. Не получилось. Вооруженные силы Украины и украинский народ доказали, что такие надежды — не более чем бредовые иллюзии.

Российская агрессия против Украины привела к тяжелой длительной войне. Предсказать ее конкретные итоги — условия перемирия и мирного урегулирования — сегодня вряд ли кто возьмется. Ясно одно — не одержав быстрой победы в первые месяцы боев и не достигнув тех политических целей, которые он поставил перед собой, Путин эту войну проиграл. Помимо всего прочего Кремль при одобрении большей части русского общества развязал войну не только с Украиной, но и с поддерживающей Украину западной коалицией, превосходящей Россию по основным показателям экономического, научно-технологического и военно-экономического потенциала в 20—30 раз. Шансов на победу в этом противостоянии у России нет, она обрекла себя на поражение как военное, так политическое и экономическое. Ее судьба видится достаточно мрачной. Но и Украина пока не одержала победы. Впереди долгие месяцы, возможно, не один год тяжелых вооруженных действий и не менее сложных переговоров о прекращении огня и политическом урегулировании. Но несмотря на колоссальные потери Украина не только выживет, но и возродится как одно из самых влиятельных государств Европы.

Перед нападением на Украину и на протяжении всей развязанной им войны Путин оправдывал ее тем, что Россия с самых первых дней своего существования как независимого государства была жертвой давления и интриг «коллективного Запада», стремящегося разрушить российское государство, а Украина и захватившие в ней власть (по российской терминологии) «неонацистские силы» — всего лишь инструмент антироссийской политики Соединенных Штатов Америки и подчиненной им Европы. «После развала СССР при всей беспрецедентной открытости новой современной России, готовности честно работать с США и другими западными партнерами и в условиях фактически одностороннего разоружения нас тут же попытались дожать, добить и разрушить уже окончательно, — ничтоже сумняшеся утверждал Путин, объявляя о вторжении в Украину. — Именно так и было в 90-е годы, в начале 2000-х годов, когда так называемый коллективный Запад самым активным образом поддерживал сепаратизм и банды наемников на юге России». Более того, в кремлевской риторике и пропаганде российская агрессия предстает не только как война за существование России, но и как некое апокалиптическое столкновение сил добра и зла. «До последнего времени, — продолжал Путин, — не прекращались попытки <…> разрушить наши традиционные ценности и навязать нам свои псевдоценности, которые разъедали бы нас, наш народ изнутри, те установки, которые они уже агрессивно насаждают в своих странах и которые прямо ведут к деградации и вырождению, поскольку противоречат самой природе человека»¹.

Постоянные путинские инвективы в адрес США и Европы, уверения в том, что «мы хотели как лучше», и жалобы на то, что Запад раз за разом его обманывал, ничего общего с реальностью не имеют. Наоборот, перспектива смуты в России, приводящей к ее распаду, рассматривалась и рассматривается в западных столицах как абсолютно неприемлемая. Вплоть до 24 февраля 2022 года правящие элиты США и европейских государств всеми силами стремились избежать конфронтации с Россией.

Психопатология агрессии

Вопрос, который нельзя не задать, — почему Россия начала агрессию именно против Украины, а, скажем, не Казахстана, в северных районах которого проживает немало этнических русских, или против Грузии, чтобы попытаться завершить то, что было начато в августе 2008 года?

Отвечая на него, объясняя, по какой причине в Кремле выбрали объектом агрессии Украину, чаще всего говорят о личной ненависти Путина к украинским народу и государству, которая превратилась в своего рода одержимость. Действительно, для Путина Украина стала символом его неудач. Он не сумел привести к власти Януковича в 2004 году, но при этом трижды поздравлял его с победой, хотя всем было ясно, что победил Виктор Ющенко. Путин не смог оставить Януковича у власти зимой 2014 года. Провалился его амбициозный проект Новороссии. Человеком, убежденным, как Путин, в своей великой исторической миссии, это воспринимается как унижение, исправить которое можно только уничтожив его источник, то есть Украину.

Ненависть Путина к Украине объясняется также тем, что оказались несостоятельными его исторические (точнее — псевдоисторические) взгляды и представления. На протяжении, как минимум, последних семнадцати лет после первого Майдана или, как его часто называют, «помаранчевой (оранжевой) революции», Путин многократно писал и говорил, что украинцев как народа не существует, что это русские, только испорченные польским влиянием, что Украина не имеет исторических корней, что это земли, когда-то отторгнутые от Великого княжества Московского, а затем Российской империи западными соседями. Будучи плохо образованным, Путин, как и его окружение, охотно впитывает концепции, разработанные идеологами русского империализма, прежде всего представления о некоем «триедином народе», искусственно разделенном столетия назад в результате интриг Варшавы и Ватикана, а сегодня Лондона и Вашингтона.

Геополитические доктрины начала ХХ века, евразийские догмы и рассуждения одного из основоположников современного русского фашизма Ивана Ильина причудливым образом переплелись в сознании русских политических и интеллектуальных кругов с идеей «триединого русского народа», состоящего из русских, украинцев и белорусов. «Я всегда об этом говорил, мы триединый народ: и Украина, и Белоруссия, и Россия», — заявил Путин². Трудно сказать, знают ли нынешние кремлевские мечтатели, что автором концепции «триединого народа» был весьма одиозный деятель петровского времени архиепископ Феофан Прокопович. Протоиерей Георгий Флоровский писал о нем: «Феофан Прокопович был человек жуткий. Даже в наружности его было что-то зловещее. Это был типический наемник и авантюрист <…>. Он пишет всегда точно проданным пером»³ (что заставляет вспомнить многих нынешних российских политологов). Но дело не в моральных качествах владыки Феофана. Если названные народы на самом деле части «триединого целого», рассуждал он, а вслед за ним и многие другие создатели российского имперского мифа, то им самим господом предназначено быть под рукой одного монарха.

Эта незатейливая логика до сих пор вдохновляет кремлевских обитателей. В итоге, как писал известный украинский историк Сергей Плохий, «идентичность „большой русской нации“, имперская в своих истоках и главных чертах, угрожает стабильности всего восточноевропейского региона — от Молдовы, где Москва поддерживает сепаратистскую республику Приднестровье, до Латвии и Эстонии, членов ЕС и НАТО со значительной долей русскоязычного населения». Возникают отчетливые «параллели между гитлеровской Германией и путинской Россией — в том, как обе державы используют национальную карту и с ее помощью дестабилизируют обстановку на прилегающих территориях и аннексируют их»⁴.

Идея «триединого народа», или, что то же самое, «большой русской нации», не имеет ничего общего с исторической реальностью. Цивилизационные, культурные и политические пути земель, населенных сегодня украинцами, белорусами и русскими, разошлись более 800 лет тому назад, после распада Киевской Руси под ударами монгольского нашествия. Украинская нация формировалась на территориях, вошедших в состав империи Ягеллонов, мощной центрально-европейской государственной системы, объединившей в XV веке польское, венгерское, чешское королевства и Великое княжество Литовское, а позже в состав Речи Посполитой. В итоге, вплоть до поглощения Украины Московским царством, а затем Российской империей украинцы были частью европейского политического и культурного ареала.

Русские же не столько как этническая общность (фактически люди, называющие себя «русскими», представляют собой не до конца перемешавшуюся совокупность различных этнических и субэтнических групп), но, что намного важнее, как носители глубоко укоренной политической культуры, формировались в результате более чем двухвекового пребывания в составе Золотой Орды, потом под влиянием византийской государственной и идеологической традиции. В итоге русская (или московская) политическая система и культура включают в себя деспотическую авторитарную персоналистскую власть, централизованное государство, иерархизированное милитаризованное общество, цезарепапизм, то есть доминирование власти над церковью, и совокупность догм, легитимизующих эту систему. Цезарепапизм в его современном варианте представляет собой подчинение идеологии и, в более широком контексте, концептуального осмысления социальной действительности утилитарным задачам сохранения и упрочения политического режима.

Эти, в общем, хорошо известные различия в политической культуре русского и украинского обществ дополняются различиями в национальной психологии и вытекающими из этого различиями в политическом поведении. Так, в постсоветский период украинцы дважды решительно отстаивали и отстояли демократию — в 2004 году, когда Янукович проиграл президентские выборы, но попытался сфальсифицировать их результаты, и в 2014 году, во время второго Майдана, известного как «революция достоинства». В России же население в массе своей покорно и, как правило, с готовностью восприняло и воспринимает установление авторитарного режима и его перерастание в тоталитарную систему.

Геополитика империи

Личные эмоции Путина действуют в унисон с геополитическими установками значительной части российской бюрократической номенклатуры, деятелей культуры, да и большинства образованного класса и населения. Эти круги разделяют идеи Путина о необходимости восстановления великой евразийской империи, известной как СССР или империя Романовых. Ощущение причастности к чему-то большому, влиятельному, пугающему мир военной мощью помогает им преодолевать острый комплекс неполноценности, вызванный крахом Советского Союза и превращением России из мировой в региональную державу, а у большинства — связанный также с собственным ущемленным положением в общественной системе.

<…>

К великому сожалению, российские верхи, в том числе их либеральная часть, не смогли или не захотели понять, что Россия могла бы восстановить свой мировой статус не путем военно-политической или экономической экспансии, а в результате экономического и культурного возрождения. Между тем возможность такая была. Страна имела крупный промышленный и научно-технический потенциал, образованную и достаточно квалифицированную рабочую силу, а после 2000 года, когда возобновился рост цен на нефть и газ, крупные экспортные доходы. Если бы эти средства были вложены в образование, науку, здравоохранение, инновации, поддержку бизнеса и так далее, к настоящему времени Россия могла бы превратиться в мощный центр международного влияния, основанного не на военной силе, а на экономической и интеллектуальной мощи. Но произошло то, что произошло. Москва выбрала путь военно-политической экспансии, запугивания всех и вся ядерным оружием и строительства новой империи.

<…>

Без поглощения Украины мечты о новой Российской империи остаются мечтами. Это прекрасно понимают и Путин, и высший круг российской элиты. Украина занимает ключевое стратегическое положение в Восточной Европе и в Черноморском регионе. Присоединив Беларусь и Украину, считают в Москве, Россия получила бы выход к протяженной границе с Польшей, к восточным Балканам, создала бы прямую угрозу Румынии и Болгарии, а через Закарпатье — Венгрии. Военно-политическая ситуация на огромном пространстве от Черного до Балтийского моря изменилась бы. После этого можно было перейти к реализации второй фазы этого фантасмагорического замысла — захвату государств Балтии и бывших советских сателлитов: Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Румынии и Болгарии.

Вернемся, однако, к Украине. Документы, захваченные украинской армией в штабах нескольких разгромленных российских соединений, свидетельствуют, что подлинной целью Путина было вовсе не спасение населения ОРДЛО от вымышленной угрозы со стороны Киева, а полное поглощение Украины. Например, были найдены листовки, призывающие украинцев голосовать на референдуме о вхождении их страны в состав Российской Федерации.

<…>

Политические интриги, военные угрозы и гибридная агрессия

Вплоть до конца 2010-х гг. захватить Украину военным путем Кремль не мог: после краха СССР российская армия на протяжении почти 20 лет постоянно деградировала. Во второй чеченской войне, по словам Путина, требовалось послать 65 тысяч солдат, но «во всех сухопутных войсках в боеготовых подразделениях было 55 тысяч, и те разбросаны по всей стране. Армия — 1400 тысяч человек, а воевать некому», — признавал он в 2006 году⁵.

Соответственно, в 2000-е гг. в Москве сделали ставку на политические интриги, нацеленные на приход к власти в Украине пророссийской пятой колонны, и на экономическую экспансию. Особые надежды связывались с победой Виктора Януковича на президентских выборах зимой 2004 года. Путин требовал от тогдашнего президента Украины Леонида Кучмы любыми средствами, вплоть до применения силы против сторонников Виктора Ющенко и Юлии Тимошенко, обеспечить избрание Януковича. В Киев были отправлены российские политтехнологи во главе с близким к Кремлю Глебом Павловским, считавшимся в Москве непревзойденным мастером интриг и манипуляций, и, как можно предположить, бригады сотрудников госбезопасности. Ющенко, вероятно, получил за ужином большую дозу диоксина и был спасен только благодаря экстренному лечению в Австрии. Но усилия Кремля и его эмиссаров оказались безуспешными. Янукович проиграл выборы, а массовые протесты сорвали попытки фальсифицировать их результаты. Эти события были названы «помаранчевой революцией» — сторонники европейского выбора Украины выбрали своим символом оранжевый цвет. 

Для Путина «помаранчевая революция» 2004 года была крупнейшим за всю его карьеру политическим поражением и личным унижением, писал хорошо знакомый с украинскими делами Станислав Белковский⁶. С этого момента Украина и украинцы стали злейшими врагами Путина, а уничтожение украинской государственности и этнической идентификации — idée fixe, устойчивой иррациональной целью кремлевского властителя.

<…>

Но военных сил для прямого крупномасштабного нападения на Украину у России было недостаточно. И поэтому была сформулирована, а затем и включена в Военную доктрину концепция гибридной войны. Авторство ее приписывают начальнику российского Генерального штаба Валерию Герасимову. Действительно, в 2013 году на заседании Академии военных наук он сделал доклад, представляющий собой достаточно эклектическую смесь положений, заимствованных у западных теоретиков «ассиметричных войн», обобщений опыта контрпартизанских операций и взглядов русского военного теоретика Евгения Месснера, написавшего в эмиграции в Аргентине классический труд «Всемирная мятежевойна». В лапидарном виде концепция гибридной войны была включена в Военную доктрину России, утвержденную в декабре 2014 года. Среди особенностей современных военных конфликтов ее авторы упомянули:

• создание на территориях противоборствующих сторон постоянной зоны военных действий;

• участие в военных действиях иррегулярных вооруженных формирований и частных военных компаний;

• использование финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений.

Именно такой очаг постоянных военных действий, в которых участвовали с российской стороны иррегулярные формирования, так называемые народные милиции ДНР и ЛНР и группа Вагнера, Москва создала на востоке Украины. А кум Путина Виктор Медведчук и связанные с ним круги, главным образом «Оппозиционная платформа — За жизнь», полностью попадали в категорию «финансируемых и управляемых извне политических сил».

Подготовка армии к войне

К войне с Украиной в России готовились, как минимум, с 2015 года после того, как провалился план создания того, что в Москве окрестили Новороссией. С середины прошлого десятилетия российские власти стали форсированными темпами наращивать ударные соединения в Южном военном округе. Постепенно накапливались силы в приграничных с Украиной областях, строились рокадные дороги для переброски войск вдоль будущей линии фронта, развертывалась военная инфраструктура.

Российское вторжение в Грузию в 2008 году выявило множество слабых мест российских вооруженных сил. Была начата военная реформа. Тогдашний министр обороны Анатолий Сердюков и его немногочисленные сторонники пытались сломать огромную, неповоротливую и неэффективную военную машину, доставшуюся России в наследство от распавшегося Советского Союза, и превратить ее в более или менее боеспособные вооруженные силы. Сменивший Сердюкова в 2012 году Шойгу отменил раздражавшие военную касту нововведения своего предшественника, но продолжил курс на возрождение российской военной мощи. Как оказалось, однако, Сердюков, а затем Шойгу с Герасимовым создали не «вторую армию мира», а ее имитацию. Но выяснилось это только в ходе русско-украинской войны. А до февраля 2022 года многие и в России, и в западных странах были убеждены, что Москва обладает боеспособным инструментом достижения стратегических целей в регионах, прилегающих к российским границам.

<…>

Готовясь к войне с Украиной, Москва сосредоточила усилия на трех направлениях:

• укомплектование армии личным составом;

• частичное восстановление дивизионной структуры с тем, чтобы усилить наступательный потенциал российских сухопутных войск;

• повышение боевой готовности войск, их способности к быстрой переброске на большие расстояния и совместным действиям авиации, сухопутных войск, ВДВ и так далее.

Для того чтобы российская армия была полностью укомплектована, ее численность, по довоенным планам, должна была составлять чуть более одного миллиона человек. Но летом 2012 года в СМИ попал документ, подписанный заместителем министра обороны Николаем Панковым. В нем говорилось, что в апреле 2012 года в вооруженных силах имелось 160 тысяч офицеров, около 190 тысяч контрактников и 317 тысяч призывников, иными словами, всего 667 тысяч человек⁷.

Ставка была сделана на максимальное привлечение контрактников, что позволило хотя бы частично решить проблему комплектования. Так, на начало 2022 года, то есть перед войной, по данным Международного института стратегических исследований в Лондоне, численность достигла 900 тысяч человек, в том числе 280 тысяч человек в сухопутных войсках и около 40 тысяч в ВДВ, то есть в тех частях и соединениях, на которые выпадет основная тяжесть войны в Украине⁸.

Однако наиболее убедительным свидетельством подготовки к войне против Украины стало частичное восстановление дивизионной структуры, начатое вскоре после замены Сердюкова на Шойгу. Оно было признаком принципиальных изменений в стратегическом мышлении и планировании «большой войны». Если бригады создавались с ориентацией на «малые», главным образом локальные войны по периферии российских границ, то возрождение дивизий означало, что в Москве разрабатываются планы «больших» войн. Дивизии, насыщенные танками и другой бронетехникой, представляют собой тяжелую ударную мощь сухопутных сил и предназначены для молниеносных крупномасштабных наступательных операций против стран-членов НАТО в Балтийском регионе и Украины с прорывом обороны противника и глубоким проникновением в тыловые районы. Других задач для них просто нет. И, видимо, неслучайно в середине февраля 2013 года Герасимов говорил, что после 2020 года ожидается «либо серия крупномасштабных региональных войн, либо глобальная ядерная война, Россия должна к этому готовиться»⁹.

Первыми в 2013 году из бригад в дивизии были переведены Таманская мотострелковая и Кантемировская танковая бригады. В 2016 году было начато формирование нескольких новых дивизий, к концу 2017 года в российской армии насчитывалось две танковые и пять мотострелковых дивизий, а также пулеметно-артиллерийская дивизия на Курильских островах. В конце 2018 года началось формирование еще двух мотострелковых дивизий в составе 58-й армии, входящей в Южный военный округ. За исключением 90-й танковой дивизии, сформированной в 2016—2017 гг. в Центральном военном округе, все остальные дивизии, созданные или восстановленные в 2013—2017 гг., развернуты в Западном и Южном военных округах.

<…>

К 2017—2018 гг. в результате военной реформы в России была создана внушительная по размерам и, на первый взгляд, вполне боеспособная и мощная армия. В Западном и Южном военных округах появились соединения, специально предназначенные для вторжения в Украину и для захвата государств Балтии.

Так, в Западном военном округе были созданы три группировки. К первой относилась 6-я армия и развернутый в Калининградском эксклаве 11-й армейский корпус. Судя по дислокации, они были предназначены для «молниеносной» оккупации государств Балтии и выхода к польской границе в районе Сувалки. В совокупности в них могло насчитываться примерно 30 тысяч солдат и офицеров, около 160 танков, 650—680 боевых бронированных машин, 200—220 артиллерийских установок большого калибра, 15—20 РСЗО и 24 пусковые установки оперативно-тактических ракет Искандер.

Вторая группировка ЗВО включала в себя силы первого эшелона, нацеленные против Украины, входящие в состав 20-й общевойсковой армии. К ним относились две мотострелковые дивизии: 3-я, дислоцированная в Воронежской и Белгородской областях, и 144-я, развернутая в Смоленской и Брянской областях, а также артиллерийская и ракетная бригады. Эти войска полукольцом охватывали украинскую территорию с севера и северо-востока. Их задача — прорыв украинской обороны в соответствующих секторах и затем наступление по линиям Чернигов — Киев, Сумы — Киев, Харьков — Полтава и/или Харьков— Днипро.

Помимо сухопутных войск к силам первого эшелона ЗВО, предназначенным для действий против стран НАТО, Украины, Финляндии и, возможно, Швеции, относились также несколько соединений воздушно-десантных войск: две воздушно-десантные дивизии, 98-я и 106-я, дислоцированные в Иваново и Туле, 76-я десантно-штурмовая дивизия со штабом в Пскове, бригада и отдельный полк ВДВ, две бригады специального назначения и разведки. Их задача, как можно было предположить, — захват в кратчайшие сроки Киева и столиц трех государств Балтии, находящихся в этих странах аэродромов, центров политического и военного управления и т. д. с тем, чтобы парализовать командование вооруженными силами и облегчить максимально быстрое наступление мотострелковых соединений.

Наконец, третья группировка ЗВО — это силы второго эшелона, предназначенные для операций как против стран НАТО на западном, так и против Украины на южном и юго-западном направлениях. Она включала в себя соединения 1-й гвардейской танковой армии: дислоцированные вблизи Москвы Таманскую и Кантемировскую дивизии и 27-ю мотострелковую бригаду; 6-ю танковую и 288-ю артиллерийскую бригады, развернутые в Нижегородской области, а также 112-ю ракетную бригаду в Ивановской области.

В Южном военном округе в 2017 году была сформирована 8-я армия, чьей единственной задачей была определена война против Украины. В нее входила расположенная в Ростовской области, вблизи украинской границы, 150-я мотострелковая дивизия. Она имела уникальную структуру: вместо трех мотострелковых и одного танкового полка в ней было два танковых и два мотострелковых полка¹⁰. В итоге это соединение, как предполагалось, обладало повышенной маневренностью и огневой мощью, которые позволяли взламывать оборону противника, совершать прорывы и вести бои в его тылу. Кроме того, в оперативном подчинении 8-й армии была крупная группировка, расположенная на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей и находящаяся под командованием российских офицеров. Это два армейских корпуса, состоящих примерно на две трети из членов местных террористических бандгрупп, сведенных в войсковые формирования, и на одну треть из российских военнослужащих. По разным оценкам, эта группировка насчитывает от 400 до 600 танков, примерно столько же боевых бронированных машин, до 200 РСЗО и т. д. Если судить по вооружению и численности личного состава, это две-три полноценных танковых дивизии с частями усиления.

Соединения 20-й и 8-й армий представляли собой ядро сил первого эшелона, задача которого — разгромить украинскую оборону и вместе с силами второго эшелона нанести глубокие рассекающие удары, окружить и уничтожить находящиеся вблизи линии фронта войска противника и выйти в его оперативный тыл. В феврале — марте 2022 года эти амбициозные планы московских политиков и генералов, примерявших на себя лавры Петра Первого, Наполеона или маршала Жукова, были сорваны Вооруженными силами Украины.

Важное место в российской военной инфраструктуре, созданной после 2014 года в южной части страны и бассейне Черного моря, занимает группировка, дислоцированная на оккупированном Крымском полуострове. Ее ключевая стратегическая задача — усилить боевую мощь Черноморского флота, создать в акватории Черного моря так называемую «зону запрета доступа» (anti-access and area denial zone — A2/AD), в которой войскам потенциального противника должен быть гарантированно нанесен неприемлемый ущерб, а также сосредоточить на полуострове авиационные силы, способные поражать цели на территории Румынии, Болгарии, стран Южного Кавказа и Балкан, Греции, Турции и государств Восточного Средиземноморья.

Ее главной ударной силой являются авиационные части, базирующиеся на аэродромах Кача, Саки, Гвардейское и Бельбек; зенитно-ракетные комплексы С-300 и С-400; 810-я бригада и отдельный батальон морской пехоты; а также 126-я бригада береговой обороны. В районе Феодосии был сформирован 97-й десантно-штурмовой полк, входящий в состав 7-й десантно-штурмовой дивизии, дислоцированной в основном в Новороссийске и Ставропольском крае. На полуострове к началу войны находились около 32 тысяч российских военнослужащих, 113 боевых самолетов, около 60 ударных вертолетов и береговые ракетные комплексы. В случае войны с Украиной войска, развернутые на Крымском полуострове, должны, как можно предположить, высаживать морские и воздушные десанты и наносить авиаудары по украинским войскам.

Последние недели: визит Уильяма Бернса в Москву и российский ультиматум Западу

Когда конкретно в Кремле было принято решение о войне против Украины, точно неизвестно. Возможно, мы никогда не узнаем, какие обсуждения шли в московских коридорах власти на протяжении 2021 года. А может, российские военные преступники расскажут о своих замыслах на суде, а международные следователи внимательно изучат трофейные документы. Называют, однако, две даты. Одни считают, что это произошло в начале 2021 года, когда под предлогом учений в марте ― апреле на подступах к Украине были развернуты ударные группировки российских войск. Другие уверены, что, скорее всего, весной 2021 года отрабатывалась переброска в зону будущих военных действий крупных контингентов войск со всей территории России, а решение о вторжении состоялось где-то в конце лета — начале осени 2021 года.

Последнее похоже на правду. Известно, что в конце октября 2021 года в западных СМИ со ссылками на американскую разведку появились первые сообщения не только о концентрации российских войск вблизи украинских границ, но и о том, что в Москве принято решение о войне, которая должна начаться в конце января или в феврале 2022 года. В апреле 2022 года директор ЦРУ Уильям Бернс рассказал: «К началу прошлой осени (то есть осени 2021 года. — Ю. Ф.) мы и наши партнеры из разведывательного сообщества США начали получать тревожные сведения и подробные разведданные о планах Путина о новом крупном вторжении в Украину. Ни Путин, ни многие из его окружения не могли представить Россию крупной державой без послушной Украины, чья внешняя политика контролировалась бы Кремлем». В начале ноября, продолжал Бернс, президент Байден попросил его приехать в Россию, чтобы передать Путину и нескольким его ближайшим советникам беспокойство по этому поводу и проинформировать о последствиях для России, если он попытается выполнить этот план. Однако «Путин демонстративно склонялся к этому (вторжению в Украину. — Ю. Ф.)»¹¹.

<…>

Однако полученной американскими разведслужбами информации о готовящемся вторжении поздней осенью 2021-го и зимой 2022 года поверили немногие, в том числе в политическом и военном истеблишменте европейских государств. Большинству казалось, что при всей своей очевидной психопатии Путин все же не рискнет ввязаться в военную авантюру, которая при любом исходе чревата для России тяжелыми, если не фатальными последствиями. Похоже, что аналитики и политики недооценили глубоко зашедшую фашизацию и дебилизацию российского общества и правящего класса. В Москве, в частности, были уверены в том, что украинская армия рассыплется после первых же ударов российских войск, Украина превратится в российский протекторат и вместе с лукашенковской Беларусью составит ядро возрождаемой великой евразийской империи. Путин, вполне возможно, видел себя властителем если не мира, то, по крайней мере, всего европейского континента.

О далеко идущих планах кремлевского руководства свидетельствует выдвижение незадолго до вторжения в Украину требований стратегических уступок от НАТО и Соединенных Штатов. <…> 15 декабря МИД РФ передал в Вашингтон и Брюссель проекты договоров, содержащих российские требования.

Так, от Соединенных Штатов, помимо всего прочего, Москва, согласно проекту представленного ею Договора¹², добивалась обязательства «исключить дальнейшее расширение» НАТО; отказаться от приема в альянс государств, ранее входивших в СССР; не создавать на территории этих государств военных баз, не использовать их инфраструктуру для ведения любой военной деятельности, а также не развивать с ними двустороннее военное сотрудничество. <…> Таким образом, от США требовали не только полностью отказаться от любого военного сотрудничества со странами бывшего СССР, но кардинально ограничить свою военную деятельность в районах, где она может восприниматься Россией «как угроза», то есть практически в любом регионе северного полушария. Фактически речь шла о том, что Россия может диктовать США, что те могут и что не могут делать в военной области.

Не менее одиозным был проект Соглашения России и НАТО о мерах обеспечения безопасности¹³. Его ключевое положение было сформулировано в статье 4. Участники Соглашения, говорилось в ней, «являвшиеся по состоянию на 27 мая 1997 года государствами-членами Организации Североатлантического договора, соответственно, не размещают свои вооруженные силы и вооружения на территории всех других государств Европы в дополнение к силам, размещенным на этой территории по состоянию на 27 мая 1997 года». Поскольку на 27 мая 1997 года членами НАТО не были ни государства Балтии, ни страны, в прошлом состоявшие в Организации Варшавского договора, ни государства Балканского региона за исключением Греции, данное положение означало не что иное, как требование вывести с территории вновь вступивших в Североатлантический альянс стран вооруженные силы и вооружения, оставив их фактически без защиты от российской военной экспансии. Кроме того, от Альянса требовали обязательств, исключающих «дальнейшее расширение НАТО, в том числе присоединение Украины, а также других государств», и отказа от «ведения любой военной деятельности на территории Украины, а также других государств Восточной Европы, Закавказья и Центральной Азии».

Несмотря на откровенно вызывающие и хамские тон и содержание российских требований, США и страны-члены Североатлантического альянса попытались выделить в представленных Россией документах какие-нибудь пункты, которые могли бы стать предметом переговоров. В западных столицах тогда были иллюзии, что Москва выдвинула так называемые запросные позиции с тем, чтобы подтолкнуть США и НАТО к переговорам по европейской безопасности и в их процессе добиться тех или иных решений, улучшающих военно-политические позиции России. Были люди, всерьез воспринимавшие московскую риторику относительно угроз безопасности страны и считавшие необходимым пойти на какие-то уступки Кремлю, чтобы продемонстрировать миролюбие Запада и снять российские озабоченности. Ответ Москвы был обескураживающим: «российские предложения носят пакетный характер и должны рассматриваться в комплексе без выделения отдельных его составляющих»¹⁴. Это означало, что в обязательном порядке должны быть приняты все требования. А заместитель министра иностранных дел России Сергей Рябков высказался в отношении НАТО без дипломатических экивоков: «Так что НАТО надо собирать манатки и отправляться на рубежи 1997 года»¹⁵.

Для того чтобы понять логику Путина, выдвинувшего заведомо неприемлемые для Запада требования, надо учесть, что решение о вторжении в Украину было уже принято и в Кремле рассчитывали на быструю и убедительную победу. Там, скорее всего, не без удовольствия предвкушали, что, когда русские ударные дивизии, воодушевленные победой, выйдут на польско-украинскую и румыно-украинскую границу, в Москве будет сформулирован еще более жесткий ультиматум, например о роспуске НАТО. А если будет получен отказ, русские войска двинутся дальше. Иными словами, оккупация Украины рассматривалась как первый этап эскалации третьей мировой войны из холодной фазы в горячую.

Это недвусмысленно подтвердил в конце июля 2023 года командующий группой войск «Центр» генерал Мордвичев. В ответ на вопрос «Война надолго?», он публично и не скрывая планов Москвы сказал в телеинтервью: «Я думаю, что еще достаточно времени придется потратить. Говорить об определенных сроках бессмысленно. Если мы говорим о Восточной Европе, которую нам придется… Конечно, будет дольше». Ведущий продолжал: «Украина — только промежуточный этап?» И генерал поставил точки над i: «Да, совершенно верно. Это только начало. Я думаю, что всякие идеологи этой войны, они на этом не остановятся»¹⁶.