Лишь через много лет директор Славянской библиотеки Лукаш Бабка показал мне оригинал этой книги, и я узнал, что цвет ее потертой обложки черно-алый. Нет ничего особенно странного в том, что среди сокровищ Славянки есть эта книга. Она вышла в Праге в издательстве «Воля России» в 1921 году — том самом, когда прогремело одно из последних организованных и героических народных восстаний против большевизма. Коммунисты много лет звали его «мятежом». А вообще — старались о нем молчать. Потому что при изучении даже советских документов становилось ясно, что в знаменитой крепости — как тогда говорили, «цитадели революции» — против них поднялись не «враждебный класс», не «офицерская белогвардейщина», не «кровопийца-капитал», а свой брат: матрос, рабочий, солдат.

Читал я с трепетом. Оно и понятно. В семье редко и шепотом рассказывали о прадеде со стороны отца — Михаиле, служившем на линкоре «Петропавловск». От него остались Георгиевский крест и серебряный мундштук. И погиб он в Кронштадте в 1921-м. Как — никто не знал. Не знает и теперь. А шепотом говорили потому, что команда «Петропавловска» — одна из главных сил восстания, и значит, значит…

Значит, если легенда верна, прадед мой бился с карателями, что по приказу «красного жандарма» (так звали в Кронштадте Троцкого) наступали на восставший город. А официоз именовал усмирителей героями. Борьба с ними означала контрреволюцию.

Но из книги следовало, что врагами революции — ее изменниками — были большевики! Так считали восставшие. И это становилось яснее с каждым новым снимком. Перебирая их, я ждал, что увижу в тексте имя и фамилию прадеда. Но нет. Впрочем, не беда. Сам рассказ о вольном Кронштадте 1921 года открывал мне, в сущности, мало знавшему советскому студенту, удивительные вещи. Тем более что имелось и приложение — 14 номеров повстанческой газеты «Известия временного Революционного Комитета матросов, красноармейцев и рабочих города Кронштадта», наглядно отражавшие отношения восставших и большевиков.

Вот так открытие! Ведь советские фильмы, спектакли, книги всегда рисовали балтийцев беззаветными бойцами красной власти. Это они штурмовали Зимний и арестовывали Временное правительство. Они брали Москву и разгоняли Учредительное собрание в Питере. Они пели «смело мы в бой пойдем» на полях Гражданской войны.

Что же заставило их восстать?

ВОССТАНИЕ

…Орлиное племя — матросы, матросы…

Владимир Кириллов

Выступление кронштадцев стало откликом на протесты рабочих Петрограда.

11 февраля 1921 года из-за нехватки топлива власти решили закрыть ряд заводов, в том числе Путиловский и Сестрорецкий, оставив без средств тысячи людей. В отчаянии покончил с собой рабочий Юрий Лутовинов. Он оставил записку: «И революция наша сволочная, и революционеры наши сволочи, честным людям ни жить, ни работать нельзя».

Предприятия «колыбели революции» забастовали. Рабочие вышли на демонстрацию, требуя хлеба и прекращения произвола. Но верные власти части — курсанты и чекисты — разогнали демонстрантов и забастовщиков, арестовали 300 активистов и окружили предприятия. Попытка рабочих защитить свои интересы перед лицом «пролетарской власти» была беспощадно подавлена.

Об этом узнали в Кронштадте, и линкор «Петропавловск» направил в Петроград делегатов узнать, что происходит. Они увидели заводы, окруженные курсантами, и, поговорив с рабочими, вернулись в крепость.

На следующий день команды линкоров «Петропавловск» и «Севастополь» собрались на митинги и поддержали петроградцев.

1 марта на Якорной площади прошел митинг против «самодержавия коммунистов». Собрались 16 000 матросов, бойцов и местных жителей. К этому времени в крепость прибыл председатель ВЦИК Михаил Калинин. Его встретили с оркестром и развернутыми знаменами. Его сопровождал комиссар Балтфлота Николай Кузьмин.

Речи делегатов, посетивших Питер, вызвали гнев площади. Была зачитана резолюция, принятая накануне командой «Петропавловска» — 15 требований к властям. Среди них: немедленно провести новые выборы советов; допустить свободу печати, собраний, профсоюзов и крестьянских объединений; освободить политзаключенных; распустить военные политотделы, «так как ни одна партия не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей»; снять заградотряды и разрешить свободное кустарное производство. Митинг потребовал широкой публикации резолюции.

Калинин и Кузьмин обрушились на документ с яростной критикой. Но площадь не слушала их. Требования приняли огромным большинством голосов. Против голосовал Калинин и председатель Исполкома Кронштадта Павел Васильев.

Полномочия Кронштадтского совета истекали. Поэтому митинг постановил: 2 марта провести в Доме просвещения собрание делегатов кораблей, гарнизона, предприятий, учреждений и профсоюзов, чтобы избрать его новый состав.

Отчет о собрании вышел в «Известиях временного революционного комитета». В нем участвовало 300 делегатов, а также Калинин, Васильев и Кузьмин, который заявил, что «если делегаты хотят открытой вооруженной борьбы, то она и будет — коммунисты от власти добровольно не откажутся». Тогда Васильева и Кузьмина задержали, но собрание решило продолжить работу вместе с другими делегатами-коммунистами. Тут же был избран Временный революционный комитет, его председатель — писарь линкора «Петропавловск» Степан Петриченко и заместитель — начальник артиллерии крепости — «военспец» (в прошлом генерал-майор) Александр Козловский.

ВРК отбыл на линкор «Петропавловск». Не пустая предосторожность! Местные партийные главари решили вооружить 2000 коммунистов, чтобы подавить «смуту». Но те частью перешли к восставшим, частью бежали, частью попрятались.

Так 2 марта 1921 года власть взял беспартийный ВРК. А 3 марта вышли «Известия» с воззванием, объявлявшем об утрате большевиками доверия, о поддержке требований питерцев и о том, что перемены, начатые в Кронштадте, должны пройти мирно.

Далее сообщалось: «К 9 часам вечера 2 марта к Временному Революционному Комитету присоединились большинство фортов и все… части крепости. Все учреждения, службы связи заняты караулами Революционного Комитета».

Меж тем прибывший в Питер Калинин в панике и ярости объявил о выступлении руководству. И оно немедля приступило к удушению движения.

16 ДНЕЙ ВОЛИ

«Поднимайтесь, товарищи, на борьбу с самодержавием коммунистов!»

«К рабочим и крестьянам», 11 марта 1921 года

«Всем, всем, всем!

Вся власть перешла в руки Временного Революционного Комитета без единого выстрела.

Трудящиеся Кронштадта решили больше не поддаваться краснобайству коммунистической партии, называющей себя якобы представителями народа, а на деле это выходит наоборот.

Товарищи! Не верьте словам самодержавных комиссаров, уверяющих, будто в Кронштадте действует штаб белых офицеров во главе с генералом Козловским. Это наглая ложь.

Кронштадтские товарищи предлагают вам немедленно присоединиться к Кронштадту и установить прочную связь, общими и другими усилиями достичь долгожданной свободы».

Такую радиограмму отправляют восставшие миру.

Красные вожди в ужасе и ярости. Их верная стража, образцовые буревестники революционных бурь, орлиное племя — матросы, матросы — бросает им вызов!

Они не учитывают: в минувшие с октября 1917-го годы в Кронштадте создали особую форму самоуправления: все свои главные решения местный совет выносил на обсуждение жителей, а руководство отчитывалось перед населением на митингах.

Как древние новгородцы, кронштадтцы ценили свое «вече». А к решениям центра относились равнодушно либо с подозрением. Опыт учил их: главное — воля граждан. Этот принцип действовал и на судах, и в воинских частях, а также в трудовых коллективах и кварталах города. В нищие годы они вместе возделывали каждый клочок земли и добывали топливо; вместе решали проблемы — от бытовых до политических.

Им был чужд тезис о безраздельной власти компартии. Как и попытки выстроить властную вертикаль, оставив местным советам исполнение воли всесильного центра. А ограбление крестьян продотрядами рождало злой вопрос: как так — революцию делали ради общей сытости; зачем коммунисты отбирают хлеб?

Эти темы на судах обсуждали давно и яростно. Так что митинг 1 марта вряд ли мог принять иные решения.

Восставшие знали свою силу: 135 орудий, 68 пулеметов, 26000 человек гарнизона. 3000 участвовать отказались. Принуждать их не стали. Ряд коммунистов арестовали, но не расстреливали. Меж тем они десятками публично объявляли о выходе из партии.

В городе и крепости сложилась особая, уникальная ситуация: гарнизон и жители создали модель самоуправления, которую сегодня ученые назвали бы либертарной.

«Движением управляли сами трудящиеся, которые выражали свои идеи и стремления без какого бы то ни было давления, — так пишет о социально-управленческом эксперименте в Кронштадте видный интеллектуал, идеолог анархизма Всеволод Волин в книге «Неизвестная революция». — Не столь важно, что… восставшие говорили о власти (Советов), вместо того, чтобы навсегда избавиться от самой идеи „власти“, заменив ее координацией, организацией управления. Тем самым они отдали последнюю дань прошлому. Завоевав полную свободу дискуссии, организации и деятельности, встав на истинный путь независимой активности [они] обязательно последовали бы по нему до конца». Волин подчеркивает временный характер ВРК, созданного лишь для организации сопротивления большевикам.

C ним согласна Мария Гольдсмит, считавшая кронштадтские события «попыткой советской либертарной революции».

В Кронштадте царил образцовый порядок. Улицы были оживлены. Предприятия работали. Соблюдался принцип: «равные права для всех — никаких привилегий». Матросы, прежде получавшие куда большие пайки, добровольно уравняли их с жителями. Больным и детям полагалось улучшенное питание.

Восставшие радировали, предлагая направить к ним беспартийных делегатов, которые, «видя на месте ход событий, могли бы открыть глаза питерскому трудовому населению». И каков же был ответ?

«Коммунисты… скрыли это от рабочих, — сообщают «Известия ВРК». — Перешедшие на нашу сторону части войск фельдмаршала Троцкого привезли нам петроградские газеты, и в них ни слова о наших радио! <…> Слушай, Троцкий! Ты можешь, пока не ушел от народного суда, расстреливать невинных… но правды расстрелять нельзя!»

БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ОТВЕТ

Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать

на милость Советской Республики.

Председатель РВС Троцкий, 5 марта 1921 г.

Правда же в том, что на сторону восставших и впрямь переходят красноармейцы, направленные для разведки боем.

Но есть у нее и другая — зловещая — сторона: 2 марта «Совет труда и обороны» объявляет Кронштадт вне закона. А Петроград — на военном положении. К столице стягивают лучшие части, любые собрания запрещают под страхом смерти. Теперь город не может выступить на помощь восставшим.

Власти расформировывают ораниенбаумский морской дивизион, поддержавший требования восставших, отказавшийся выступить против них 91-й полк и 187-ю бригаду.

Чекисты берут заложников — матросов и членов их семей. А пропаганда начинает кампанию лжи: на заводы шлют агитаторов — клеветать на восставших. В газетах в Питере и листовках, сброшенных с аэропланов над Кронштадтом, их зовут агентами Антанты. Вранье так бесстыдно, что «Известия» создают рубрику: «Как они лгут».

А власти уже господствуют на стратегических пунктах вокруг Кронштадта — Красной Горке, Лисьем носу, в Ораниенбауме и других. Прекращают его снабжение. А из курсантов, чекистов, китайцев и своего актива спешно формируют штурмовой кулак.

5 марта Троцкий предъявляет Кронштадту ультиматум, подписанный им, главнокомандующим Каменевым, командармом Тухачевским и начальником штаба республики Лебедевым: «Всем поднявшим руку против Социалистического Отечества немедленно сложить оружие. Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей…» Все требования коммунистов отвергнуты.

6 марта все готово к атаке. В Сестрорецке, Лисьем носу, Красной горке и в Питере сосредоточена 7 армия РККА — 20 000 бойцов (не считая чекистских и коммунистических отрядов). Операцией руководят лучшие военспецы во главе с Михаилом Тухачевским. Троцкий хочет скорее — страшным ударом — удушить восстание до X съезда ВКП(б), открытие которого намечено на 8 марта.

7-го в 18:45 противник открывает огнь по крепости и городу. Выпускает 5000 снарядов. Самолеты мечут не только листовки, но и бомбы. Обстрел не рождает паники, но ожесточает восставших. 8 марта «Известия ВРК» выходят с шапкой «Первый выстрел Троцкого — это сигнал бедствия коммунистов». Агитаторский оптимизм — неплохое дело. Но ситуация сложнее и страшнее.

Номер верстают накануне, а на рассвете этого дня — перед съездом — на штурм Кронштадта бросают 3000 курсантов. Хотят застигнуть врасплох: а вдруг защитники после митингов не успеют организовать оборону. А может, сдадутся, избегая крови…

Ленин заявляет съезду: «Не сомневаюсь, что восстание… будет ликвидировано в ближайшие… часы».

Но в «ближайшие часы» все иначе.

Наступлению противостоят, как вспоминает один из единиц доживших до 90-х годов повстанцев, матрос Иван Ермолаев «cтарые моряки-строевики… Все они были связаны с деревней, знали о ее тяжелом положении — кто по пребываниям в отпусках, кто по переписке. Мы знали, что наши семьи задавлены продразверсткой, терроризированы продотрядами, доведены до голода, и впереди не видно никакого просвета».

Терять им нечего, и дерутся они отчаянно, подавляют огнем батареи Тухачевского и отражают штурм. Уже вскоре все курсанты либо убиты, либо ранены или бегут.

За это троих «свои» расстреливают. Потом — еще семерых за уход в Питер. Затем еще 74 бойца. Так «взбодрив» войска, Тухачевский решает повторить штурм.

Но прежде, 11 марта, повстанцы шлют в Питер делегатов во главе с матросом Перепелкиным. Они надеются: после отражения первого штурма сговориться с Лениным проще. Тем более что Ильич ставит на съезде вопрос о замене продразверстки продналогом и разрешении свободной торговли. Но делегатов арестовывают, а ночью с 12 на 13 марта красные части, одетые в белые маскхалаты, вновь атакуют крепость с юга.

15 марта съезд одобряет предложение Ленина. Но этого ж и требуют повстанцы! И хотя товарищей не отпускают, в Кронштадте решают, что почти добились своего: ненавистных продотрядов больше нет, и осталось всего ничего до беспартийных советов.

Но в Ораниенбаум прибывают свежие части. Становится ясно: решения съезда не означают мира — будет расправа. Поэтому, хоть они и готовы стоять до конца, повстанцы выясняют: примут ли их финны в случае отступления. Те, пишет Ермолаев, согласны. Ревком решает: биться до крайности, а в случае поражения — идти в Финляндию.

Меж тем делегаты X съезда вливаются в готовые к атаке части, чтобы вести их в бой.

Приказ Тухачевского: «В ночь с 16 на 17 марта стремительным штурмом овладеть крепостью Кронштадт... Артиллерийский огонь открыть в 14 часов 16 марта и продолжать до вечера...» При этом использовать и химические снаряды. Но из-за тумана, снижающего действенность ядовитых веществ, от газов отказываются. Он применит их позже — губя крестьян Тамбовщины...

17 марта под ураганным обстрелом Кронштадт отбивает атаки. Огонь линкоров пробивает лед. Враги тонут, гибнут от осколков и меткой стрельбы. Телефонные провода перебиты, и управлять войсками Тухачевский не может. Но бежавшие из крепости коммунисты подсказывают уязвимые места в обороне. И к вечеру противник врывается в город со стороны гражданского порта.

В 21:50 Тухачевский приказывает: «Окончательно завладеть городом и ввести в нем железный порядок... Широко применять артиллерию в уличном бою». В секретной телеграмме он требует «расправиться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления... пленными не увлекаться».

Идут жестокие уличные бои. Но силы не равны. И утром 18 марта избежавшие окружения повстанцы уходят в Финляндию. Оборона прекращена. Ряд обескровленных боем групп сдается. Но победители «не увлекаются пленными».

Восставшие не убивали пленных коммунистов. В ходе боя тем удалось бежать и примкнуть к карателям. Кузьмина Тухачевский даже представил к ордену Красного Знамени. Они подружились. Во время провального польского похода Кузьмин командовал 12-й армией. Тухачевский стал вхож в его дом и соблазнил жену Юлию. Та оставила мужа ради красного маршала. В 1937-м арест «шпионки Кузьминой» станет прологом к его гибели. Но в марте 1921-го он своей судьбы не знает. Как и Кузьмин, а также Троцкий, Зиновьев, Дыбенко и тысячи других будущих жертв Сталина.

Восставшие презирают всех красных вождей. Ленин для них «лжец», Зиновьев — «провокатор», Троцкий — «коршун», «кровавый фельдмаршал», «новоявленный Трепов», «Малюта Скуратов». А их власть — «режим рабства и унижения».

«Восставший трудовой народ понял, — пишут «Известия ВРК», — что в борьбе с коммунистами, воздвигнутым ими обновленным крепостным правом, не может быть середины. Надо идти до конца».

ГЕРОИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Боевые лошади

Уносили нас,

На широкой площади

Убивали нас.

Эдуард Багрицкий

На той самой широкой площади, в военно-морском музее, что располагался на Якорной в здании Никольского собора, изучив одинокий скромный стенд, посвященный восстанию, и, в частности — указ президента Бориса Ельцина об увековечении памяти восставших, я спросил экскурсовода: а был ли выполнен указ? И если да, то где увидеть памятник повстанцам?

Ответ был странным.

— Да вот же он! — сказала дама, указывая на вечный огонь, зажженный советской властью в честь бунтовщиков 1905 и 1917 года и ее ударных отрядов, штурмовавших город в 1921-м.

— Как так? — удивился я.

— А как иначе? — профессионально улыбнулась она. — Ведь с обеих же сторон были матросы. Хоть и разные. Вот и хоронили их вместе. Столько трупов по городу валялось! И все — в одинаковой форме. Или в гражданском. Так что и не разобрать, кто за кого. Их и свалили в одну яму. Торопились — хотели скорее избыть из памяти эту битву. Ну, вот тут они все у нас и лежат.

Не хочу подозревать и, тем более, винить экскурсовода в лукавстве, но это удивительное объяснение. И еще более странное претворение в жизнь указа Ельцина, однако ясно отражающее эпоху, сквозь которую проходит Россия. Ведь очевидно: указ Ельцина не выполнен. Почему — можно только догадываться. А были ли выделены средства на постройку мемориала и куда они делись — неведомо.

Вот она — широкая Якорная площадь. Та ли, о которой писал красный поэт-романтик Багрицкий?

Здесь в 1917-м пьяные матросы истребляли офицеров. Из 76 убитых тогда морских командиров в Кронштадте пали 24, плюс не менее 12 офицеров берегового гарнизона.

В марте 1921-го на той же площади — строго по Багрицкому — снова убивали. Но теперь — их: матросов, солдат и рабочих. Восставших против тех, кто украл их мечту о свободе и справедливости. Против того, что они сами, еще не до конца смыв с собственных глаз кровавый туман, осознали игом комиссародержавия.

Официальные цифры говорят: при подавлении восстания пало более 1000 кронштадтцев, свыше 2000 ранено и 25 000 взято в плен. Потери советских войск — 527 убитых и 3285 раненых. То есть РККА теряет ранеными в полтора раза больше, чем защитники, а убитыми — вдвое меньше. Но при штурме такой укрепленной позиции «в лоб» они должны понести потери, многократно большие, чем обороняющиеся…

Эксперты считают: большинство из тысячи с лишним погибших повстанцев расстреляны после сдачи по приказу нового комиссара Кронштадта Дыбенко.

Впрочем, иных судили. В 1921—1922 годах по «делам о мятеже» проходило 10 001 человек. Из них к 1 мая 1921 года расстреляли 2168. В том числе — членов ВРК Валька, Вершинина и Перепелкина. Казнили и взятых с оружием в руках, и тех, кто подносил патроны, вел агитацию, нес караульную службу или помогал раненым.

1272 пленных отпустили, 2425 приговорили к заключению либо направили в ревтрибуналы воинских частей. 4 ноября 1921 года ВЦИК амнистировал ушедших в Финляндию. До 1923-го иные возвращались. Их сразу заключали под стражу.

Таков трагический финал мятежа попранной веры и обманутых надежд. Людей, принявших лозунги о республике рабочих и крестьян, а то и проливших за нее кровь, но столкнувшихся с диктатурой, видевшей в них рабов.

Они не хотели терпеть унижений и восстали. Но жажда воли и упоение ею обернулись для них горьким похмельем. А иллюзии их лидеров о «возможности договориться большевиками» привели их в могилу, тюрьму и за кордон.

Но там многие из них — левые эсеры, народные социалисты, анархисты — ощущали себя не в изгнании, а в послании (так писала о русских беглецах Нина Берберова), как и их идейные антиподы — контрреволюционеры.

Чувствуя себя эмиссарами другой, непонятой и трагической революции, они несли товарищам и миру все, что имели — слово. В том числе — об одной из последних попыток противопоставить тоталитарной тирании идеи народовластия. В 1921 году издательство эсеров «Воля России» выпустило в Праге книгу «Правда о Кронштадте» — ту самую, что досталась мне в самиздатовской версии в начале 80-х. Тогда же она вышла в Париже.

Этот текст стал основой раздела книги «Неизвестная революция» соратника Нестора Махно, узника большевиков, эмигранта и видного теоретика самоуправления Всеволода Волина, завершившего ее незадолго до смерти — в 1940 году.

Из уцелевших кронштадтцев, пытавшихся воплотить теорию о «беспартийных народных советах», мало кто пережил 30-е.

Председатель ВРК Степан Петриченко продолжил борьбу в Финляндии — был связан с «Петроградской боевой организацией». Потом, по некоторым сведениям, сотрудничал с советской разведкой. В 1945 году был выдан СССР, получил 10 лет лагерей и умер 2 июня 1947 года на этапе из Соликамска во Владимирскую тюрьму.

Начальник кронштадтской крепостной артиллерии Александр Козловский, объявленный большевиками «закулисным руководителем мятежа» и также ушедший в Финляндию, преподавал в русских школах в Териоках и Выборге. Скончался он в Хельсинки 7 марта 1940 года — за неделю до окончания Зимней войны. И похоронен на православном кладбище при храме Святителя Николая.