Характеристика связей в третий периодⁱ

В третий период, начиная с зимы 1943 г., с ростом Русского освободительного движения [РОД]ⁱⁱ, партизаны сами стали искать связей с русской агентурой, работавшей с немцами. Все они интересовались РОД и очень многие желали бросить партизанщину и вступить в РОА. Конечно, русская агентура сообщала партизанам все, что она сама об этом знала. Следует отметить, что немецкое военное командование не учло значения этого [события] и партизан перешло сравнительно мало, гораздо меньше числа желавших. Все же к началу и весне 1944 г. появились целые русские части, почти сплошь состоявшие из бывших партизанⁱⁱⁱ. Так, например, полк ОД^iv под командой майора Герасимчука^v в местечке Ветрино^vi (Северная группа немецких армий^vii) на 50 % состоял из перешедших партизан.

Партизан, к переходу в ряды РОА, помимо чисто патриотических чувств и желания бороться с советским режимом, побуждало:

1. Во всех ранее оккупированных и оставленных немцами районах вновь пришедшей советской властью прежде всего восстанавливались колхозы. Крестьяне же, которых в партизанах было более 80 %^viii, яро ненавидели колхозы.

2. Слухи о расправе над населением органов НКВД и «Смерш», гл[авным] об[разом] на Украине и в Орле^ix. То же было и на Северном фронте^x, например, в г[ороде] Невель, который в октябре 1943 г. был взят с налету советскими войсками^xi. Все жители, как-либо соприкасавшиеся с немцами, например, судомойки или садовники, работавшие в комендатуре, служащие на железной дороге и т. д., были собраны на площадях и более половины из них расстреляли или повесили, а остальных арестовали и вывезли в тыл. Семьи русских полицейских и даже их отдаленные родственники были переколоты штыками^xii. Эти подробности произвели особое сильное впечатление на население и партизан.

3. Слухи о том, что партизаны, перешедшие через фронт обратно, вместо наград расформировывались и отправлялись в штрафные батальоны или специальные части.

Ввиду всего изложенного партизаны^xiii стали искать выход из создавшегося положения и нашли его в РОА. Поэтому приток желающих служить в РОА, несмотря на полную безнадежность [военного] положения немцев, до самого конца войны не прекращался. Одни надеялись, что РОА удастся прорваться в пределы СССР и поднять там всеобщее восстание, другие думали, что западные союзники, разбив немцев, будут воевать с Советами, и тогда РОА сыграет решительную роль^xiv.

Неудачные связи русской агентуры с партизанами

В конце я бы хотел остановиться на примере неудачной связи русской агентуры с партизанами в районе Витебска. Там летом 1942 г. был сформирован татарский отряд для борьбы с партизанами под командованием немецких офицеров. Немцы татарского языка не знали, и поэтому в отряде было несколько татар-переводчиков, из наиболее интеллигентных солдат. Некоторые из них были завербованы Абвером с тем, чтобы они освещали настроения людей и вели бы небольшую агентурную работу в отряде. В начале 1943 г. весь отряд перешел к партизанам. Характерно, что ни один немец, находившийся в отряде, не был убит, но кроме старого майора, командира отряда, татары перепороли всех немцев, связали и оставили их на месте. Майора же, сняв с него предварительно штаны, отправили в ближайшую комендатуру. Через месяц, при одной крупной антипартизанской акции, около сотни татар этого отряда были взяты немцами в плен. При расследовании выяснилось, что агенты-переводчики связались с партизанами и те убедили их перевести отряд на советскую сторону. При этом переходе немцы не были убиты, потому что татары-солдаты особенно ими не обижались и решили ограничиться только поркой^xv.

В заключение мы должны указать, что помешать, в условиях оккупации немцами областей СССР, связи русской агентуры с населением и партизанами — было нельзя. Поэтому можно было только использовать в большей или меньшей степени эту связь в свою пользу. Так и стремились поступать немецкие органы разведки и контрразведки, но этому мешала общая политика немцев на Востоке и даваемые немецкой верхушкой неправильные политические установки — по уничтожению русского населения, сохранению колхозов^xvi, вывозу русских в Германию и т. п.

Общеполитические ошибки^xvii

Главная ошибка лежала вне этих органов. Политические цели войны, общие установки национал-социалистической партии почти сразу же показали свое лицо в период войны с СССР и тем самым отвратили [местное] население от немцев. Но так как в мою задачу не входит критика общей политики Германии, я коснусь их только с точки зрения интересов разведки.

Основными ошибками были:

а) Завоевательные цели Германии.

б) Стремление натравить народы СССР друг на друга.

в) Расистская теория нацизма.

Помимо этого были допущены действия, с самого начала немецкой оккупации и до того, как их общая политика стала ясна населению СССР, вызвавшие его огромное неудовольствие и враждебную реакцию, а именно:

а) Немцы во многих оккупированных областях сохранили колхозы и совхозы, часто оставляя в них прежнее начальство.

б) Немцы совершенно не заботились о городском населении. Города, как большие, так и малые, во все время оккупации не снабжались ни продовольствием, ни товарами, ни отоплением, ни даже электрическим током^xviii.

в) Обращение с пленными в зиму 1941—[19]42 гг.^xix вызвало всеобщее возмущение населения СССР^xx.

г) Массовый вывоз в принудительном порядке населения СССР на работы в Германию и плохое отношение к нему также способствовал возрастанию ненависти к немцам.

Недостатки и ошибки немецких органов разведки и контрразведки

В органах немецкой разведки и контрразведки с самого начала [войны] обнаружилось отсутствие общей руководящей доктрины. Этих органов было очень много и все время отсутствовало общее руководство.

а) Абвер в лице центрального аппарата и ФАТ^xxi занимался чистой разведкой и контрразведкой. Его интересовала только советская и партизанская агентура, и бывали нередко случаи, когда в ходе [расследования] дел выяснялось, например, что советские агенты занимались только пропагандой — разработка этих дел прекращалась без передачи их в другие органы.

б) СД интересовалась главным образом политическими делами, причем одинаково преследовала [людей] и за просоветскую установку, и за патриотически-русскую антисоветскую. С лета 1942 г. СД занялась также борьбой с партизанами и под этим предлогом начала жечь деревни, уничтожать и вывозить [на работы] русское население.

в) О роли и задачах других низовых немецких органов разведки и контрразведки я уже говорил и возвращаться к ним не буду. Отмечу только комендатуры и их комендантов, единственной целью которых, за редким исключением, было собственное благополучие. Ради него они шли на все компромиссы и часто затрудняли этим работу других органов разведки и контрразведки.

Как следствие этого разнообразного устремления отдельных и независимых практически друг от друга [немецких] органов, советской агентуре было не особенно трудно ускользать от поисков и избегать арестов. Так, например, если установленный ФАТ агент успевал перейти в район, в котором данный ФАТ имел только одного резидента, но зато СД имела хорошо организованную и многочисленную агентурную сетку, то было много шансов, что он вообще успеет скрыться, так как ФАТ, как правило, должен был переслать затребование на установленного советского агента в главное «коммандо СД» на армию. СД обычно начинала изучать дело само[стоятельно] и только затем пересылала его в свой отряд, в место, где предполагался [установленный] агент^xxii.

Если же СД искала какого-нибудь человека, подозреваемого ею в слишком прорусской, хотя и антисоветской деятельности, то она даже не обращалась в Абвер, зная наперед, что ничего из этого не выйдет, и, прежде всего, русская агентура не станет работать в этом направлении. Конкретных примеров я приводить не буду, так как такие факты имели место почти каждый день.

г) С самого начала войны вмешательство национал-социалистической политики в техническую сторону разведки сильно затруднило ее работу. СД арестовывала агентов Абвера по своим, одной ей известным причинам. Не чисто арийское происхождение служило обычным предлогом [для ареста]. Предписания ОКВ^xxiii требовали совершенно неосуществимых практических мер: например, чтобы немецкие солдаты не имели никакого контакта с местным населением и жили в домах, где не было бы жителей. В условиях русской зимы и небольших деревень для этого следовало бы выгнать всех жителей данной деревни в лес, где при 40-градусном морозе они неминуемо бы к утру замерзли. Нельзя было запретить немецкому солдату отдать свое белье местной жительнице для стирки или спросить мужика, где можно достать топор и сухих дров и истопить баню и т. д. А раз контакт осуществлялся вопреки приказу и являлся преступным действием с точки зрения дисциплины, то оба лица, входящие в контакт в таких условиях, обязательно чувствовали себя соучастниками — а из этого советская агентура, несмотря на Абвер, делала свои выводы.

Нередко бывали случаи, когда при карательных экспедициях войск СС убивались или вывозились на работы в Германию среди [другого] населения и ценные агенты, и резиденты Абвера. Если же таковых и удавалось иногда получить живыми обратно, то после всего, что они пережили, охота к работе у них, понятно, пропадала.

Например, после убийства советскими диверсантами «гебитскомиссара» Белоруссии Кубе^xxiv в Минске в числе многих сотен заложников^xxv из населения погибли около 20 агентов и резидентов Абвера, не считая тех, кто потерял в этой акции своих родственников. Поэтому для расследования этого убийства немецкие органы контрразведки практически мало что сделали — они остались без агентуры.

д) Наконец, в самом начале войны довольно неудачную роль сыграла старая русская эмиграция, сидевшая, правда, в очень ограниченном числе, в немецких органах разведки и контрразведки. С одной стороны, эмигранты слишком хвалили старые порядки и проповедовали монархию среди [советского] населения, с другой — говорили о потерянных после революции имениях и др[угом] имуществе, которое надеялись скоро вернуть при помощи немцев. Достаточно было двух-трех таких людей, чтобы советская пропаганда начала действовать, утверждая, что немцы везут в своих обозах бывших помещиков, которые будут отбирать «все» у населения^xxvi.

Например, в сентябре 1941 г. при начальнике береговой охраны <звание неразборчиво> Гриеге, на Финском побережье, в его штабе, расположенном в деревне Систо-Палкино^xxvii, служил быв[ший] капитан Русской Императорской армии, эмигрант из Берлина — в роли переводчика. Я был вызван к Гриегу, так как там имелось сильное брожение среди населения. Агентурное расследование выяснило, что вышеуказанный капитан имел в этом районе небольшое имение, разграбленное во время революции. Теперь этот капитан ходил по крестьянам и расспрашивал (30 лет спустя!^xxviii), кто принимал участие в грабеже, и говорил, что имение отберет и грабителей накажет. Слухи об этом, конечно, очень преувеличенные, и взволновали население. Капитана-помещика убрали, но эти слухи доставили Абверу много неприятностей.

Ошибки при работе с русской агентурой

В технической работе все органы немецкой разведки и контрразведки с самого начала допустили две крупные ошибки при работе с русской агентурой.

1. При вербовке агентам не давались контрольные задания, благодаря чему сразу не проверялась их работа.

2. Ни в Абвере, ни в СД агент для начала не проводил обязывающих его заданий, т[о] е[сть] таких заданий, после выполнения которых всякий возврат к советчикам ему был навсегда отрезан. Обязывающие агента задания советскими органами разведки и контрразведки всегда давались своим агентам, и жаловаться на результаты этого мероприятия им не приходилось.

О школах для подготовки агентов

Отсутствие, или, вернее, плохая организация школ для агентов, давало всегда себя чувствовать. Все немецкие школы страдали общими дефектами: отсутствием политической подготовки и воспитания [курсантов], т[о] е[сть] агенту вследствие общей немецкой политики не внушалось, во имя чего он должен работать и рисковать жизнью. При работе же с русской агентурой, как я указывал в предыдущих лекциях, идейно-политическая сторона играла гораздо бо́льшую роль, чем материальная.

Лучше всего были поставлены школы (немецкие) по чистой разведке и особенно хорошо проводилась индивидуальная подготовка агента. Помимо других, чисто технических причин, [таких], как например, постоянная тренировка в ношении советской формы и т. п., полная изолированность слушателей школы от местного населения и пр[очее], агенты практически не имели возможности лично заметить полную противоположность той немецкой политики, о которой им говорилось в школе, с действительностью в оккупированных областях. Прямо из школы агент шел на задание через фронт, а когда возвращался, то под влиянием чувства, всегда очень сильного, прошедшей опасности, больше интересовался самим собою, чем окружающими. Но все же после выполнения второго задания он уже был не тот — поэтому более трех заданий агенту-разведчику обычно не давали.

Для актов саботажа [немцы] подбирали людей специально авантюристического типа, великолепно подготовляли их технически, но этим и ограничивались, не используя всех возможностей их, о чем я буду говорить дальше^xxix.

В советских агентурных школах, например, в высших — в Новосибирске, и в средних — быв[ший] монастырь в Звенигороде, и даже в спецшколе радистов в Ивано-Вознесенске^xxx, политическо-патриотическая подготовка агентуры была поставлена очень высоко и примерно занимала 20 % учебного времени.