В относительно цельном виде мифологическая трактовка российско-украинских отношений и исторических судеб двух народов сложилась к началу XIX века. Имперская элита, естественно, нуждалась в идеологических и пропагандистских аргументах, оправдывающих ликвидацию автономии территорий, населенных украинцами, и предотвращении национального украинского движения. Ключевое место среди них занимает доктрина, точнее, миф о «едином» или, как его иногда называют, «триедином народе».

I .

Доктрина «единого народа» исходит из того, что украинцы — не самостоятельная нация, но часть некоего общерусского или, иначе, единого народа, включающего в себя русских, украинцев и белорусов, сплоченных общими духовными ценностями, основанными на православии, и общим происхождением от единой древнерусской народности времен Киевской Руси. Эта концепция глубоко укоренилась в российском политическом мышлении, имела и имеет сегодня важное практическое применение. Из идеи «единого народа» идеологи Российской империи, затем руководители КПСС, а ныне российские лидеры, придворные кремлевские политологи и комментаторы выводили и выводят представление о едином государстве, объединяющем Россию, Украину и Белоруссию, во главе с единым вождем, будь то император, генеральный секретарь ЦК КПСС или президент Российской Федерации, как о естественной и неизбежной форме политической организации общерусской нации. А существование независимой Украины (и, заметим, Белоруссии) трактуется как исторический и политический нонсенс. Соответственно, украинская национальная самоидентификация и вытекающее из нее стремление к политической независимости воспринимались и воспринимаются российским массовым сознанием сегодня как нечто противоестественное, не имеющее права на существование. Неслучайно, оправдывая агрессию против Украины, Путин публично повторяет одну и ту же мысль: русские и украинцы — это «вообще один народ, разницы мы не делаем» ⁱ.

В своем первоначальном виде идея «единого народа» появилась во второй половине XVII века в среде киевской церковной иерархии. «Для того чтобы понять не лишенную некоторой иронии логику происходившего, — писал, например, известный российский историк Алексей Миллер, — нам придется обратиться в глубь истории, ко второй половине XVII в. В 1674 г., ровно через 20 лет после перехода Левобережной Украины под власть московского царя, в Киеве был впервые напечатан „Синопсис“, составленный одним из местных православных иерархов, предположительно архимандритом Киево-Печерской лавры Иннокентием Гизелем. В книге говорилось о единстве Великой и Малой Руси, о единой государственной традиции Киевской Руси, об общей династии Рюриковичей и даже о едином „русском“, или „православнороссийском“, народе» ⁱⁱ.

В относительно полном виде идея «триединого русского народа» и представление о российском монархе как самодержце Великой, Малой и Белой Руси была развита видным сподвижником Перта Первого, ректором Киево-Могилянской академии, впоследствии архиепископом Новгородским Феофаном Прокоповичем. Воспитанник иезуитской коллегии св. Афанасия в Риме, перешедший в православие, церковный реформатор и талантливый публицист, пропагандировавший неограниченное самодержавие и цезарепапизм, доказывавший верховенство светской власти над церковной, Феофан Прокопович был деятелем, мягко говоря, противоречивой репутации. «Феофан Прокопович был человек жуткий, — писал о нем протоиерей Георгий Флоровский. — Даже в наружности его было что-то зловещее. Это был типический наемник и авантюрист, — таких ученых наемников тогда много бывало на Западе. ... Он пишет всегда точно проданным пером. Во всем его душевном складе чувствуется нечестность.» ⁱⁱⁱ

Дело, однако, не в личности Феофана Прокоповича, хотя на него похожи многие сегодняшние московские интеллектуалы, сотрудничающие с Кремлем, а в политических и экономических интересах ее авторов. В том, что доктрина «единого народа» появилась на свет не в России, а в Украине, нет ничего удивительного. В XVII — первой половине XVIII века не в России, а в Украине, длительное время находившейся в мире европейской цивилизации, был сосредоточен интеллектуальный и культурный потенциал, способный выдвигать и формулировать не только религиозные, но и геополитические идеи и концепции. Но главное в том, что украинская церковная иерархия, как и часть тогдашней казацкой старшины (военной и административной верхушки), видела в интеграции Украины с Московским царством, а затем с Российской империей наилучшее средство обеспечения своих интересов. Деятелям украинской православной церкви это давало дополнительные возможности противодействия распространению католицизма или греко-католической унии на украинские земли, а старшине облегчало инкорпорацию в правящее сословие империи. Однако каким бы мотивами ни руководствовались эти круги, их стремление интегрировать в Российскую империю украинские территории, лежавшие к востоку от Днепра, никоим образом не свидетельствует о том, что русские и украинцы — единый народ. Напрашивается аналогия с Австро-Венгерской империей: венгерская аристократия, чешские предприниматели и интеллигенция играли видную роль в имперской элите, но это не означало и не означает, что чехи, венгры и австрийцы — один и тот же народ.

II.

В советский период концепция «единого народа» была переформулирована в доктрину «братских народов» — украинского, белорусского и русского, причем по умолчанию предполагалось, что русский народ является старшим братом, тогда как украинский (а также другие народы бывшего СССР) — младшим. Эта корректировка была результатом подъема национального движения в Украине в начале XX века, достигшего максимального размаха во время распада Российской империи и Гражданской войны 1918—22 годов. Учитывая стремление тогдашнего украинского общества к независимости, большевистское руководство сочло необходимым предоставить Украине, как, впрочем, и другим бывшим союзным республикам, декоративную государственность с тем, чтобы нейтрализовать национальные устремления, признав украинцев отдельным от русского, но «братским» народом, имеющим собственное государство. Правда, сколько-нибудь четкого и научно обоснованного определения самого термина «братский народ» так и не было разработано.

После краха Советского Союза и особенно после возвращения Путина в Кремль в 2012 году российская верхушка вернулась к концепции «единого народа». Так, в речи в Киеве в июле 2013 года, считающейся (и не без оснований) началом пропагандистской и политической подготовки к войне 2014—15 годов, Путин обратился именно к этой мифологеме. «На киевской купели был сделан выбор для всей Святой Руси, — заявил он. — Здесь был сделан выбор для всех нас. Наши с вами предки, которые жили на этих территориях, сделали этот выбор для всего нашего народа. „Для всего нашего народа“ — я говорю так, имея в виду, что, безусловно, мы понимаем сегодняшние реалии, есть и украинский народ, и белорусский, и другие есть народы, и мы с уважением ко всему этому наследию относимся, но в основе лежат, безусловно, наши общие духовные ценности, которые делают нас единым народом. ... Мысль о единстве запада и востока Руси, которая началась здесь, еще раз повторю, в киевской и днепровской купели, всегда присутствовала как на востоке, так и на западе, где проживал наш народ» ^iv.

Эта концепция дополняется несколькими тезисами, составляющими в совокупности идеологическую и пропагандистскую основу политики России в отношении Украины. Вкратце, они сводятся к следующему:

• После разгрома Киевской Руси в результате татаро-монгольского нашествия центр русской культуры, цивилизации и государственности переместился на северо-восток, в Суздальско-Владимирские земли, объединяющим началом которых стало Московское княжество, превратившееся со временем в Московское царство, которое имеет право собирать русские земли, главенствовать над ними и возвращать их под свой скипетр.

• Население западных и юго-западных территорий Киевской Руси, которые вошли в состав Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского, а затем — Речи Посполитой, подвергалось экономической, политической и религиозной дискриминации, оказалось под угрозой потери изначальной общерусской идентичности, и только присоединение этих земель к Московскому царству, затем к Российской империи и, наконец, к Советскому Союзу позволило украинцам и белорусам сохранить эту идентичность.

• Присоединение Украины к России (в советское время его назовут «воссоединением»), начавшееся с Переяславской рады в 1654 году, трактуется как принципиальный исторический выбор Богдана Хмельницкого и украинского народа, отражающий цивилизационное, культурное и этническое единство русских и украинцев.

Эти представления составляют в совокупности так называемый «операционный код» российской элиты и российского общества, то есть свойственную им систему установок и стереотипов, своего рода призму, сквозь которую в России воспринимают и интерпретируют события в Украине. Поскольку они имеют мало общего с действительностью, выстроенная на их основе политика постоянно порождала и порождает российско-украинский антагонизм, временами скрытый, латентный, временами открытый, доходящий до весьма высоких уровней.

III.

Доктрина «единого народа» исходит из предположения о том, что Киевскую Русь населяла единая «древнерусская народность», которая в результате татаро-монгольского нашествия искусственно распалась на русских, украинцев и белорусов. Эта концепция, окончательно оформившаяся в 1940-х годах, вызывает у многих ученых серьезные сомнения. Иногда сам термин «древнерусская народность» сравнивают с получившим в последние годы широкое распространения пресловутым словосочетанием «кавказская национальность», имея в виду, что территории, входившие в то или иное время в состав Киевской Руси, а точнее — бывшие владениями Рюриковичей, населяли различные этносы — славяне, балты, финно-угры и тюрки. В частности, северо-восточные земли Киевской Руси, где впоследствии возникло Московское княжество, были заселены угро-финскими племенами, подвергшимися славянской или славяно-скандинавской колонизации. Есть много свидетельств того, что «единый древнерусский язык», считающийся одним из важнейших атрибутов этой народности, на самом деле — старославянский книжный язык, созданный на староболгарской или старомакедонской основе, являлся своеобразным аналогом латыни в средневековой Европе.

В истории Киевской Руси, особенно ее ранних периодов, многое остается неясным. Ясно, однако, что она была слабо интегрированным раннесредневековым государственным образованием, сложившимся изначально вдоль речного торгового пути «из варяг в греки», связывающего Черноморский и Балтийский регионы, объединяющим началом которого была правящая династия Рюриковичей, видимо, скандинавская по своему происхождению. Оснований считать ее население единым народом, тем более в современном понимании этого термина, не больше, чем, например, предполагать, что единым народом было население Священной Римской империи Х—XIII веков, охватывавшей значительную часть Западной и Центральной Европы.

Но важнее другое. В середине XIV века исторические украинские земли были освобождены от Золотой Орды и вошли в состав Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского, крупнейшего восточно-европейского государства, впоследствии объединившегося с Польским королевством в Речь Посполитую. Иными словами, с середины XIV века украинские земли и их население стали элементами европейского политического и культурного ареала, причем элементом весьма специфическим, формировавшимся под влиянием «шляхетской демократии», свойственной Речи Посполитой, с одной стороны, и казацкой военной демократии, присущей Запорожской Сечи, с другой.

В свою очередь, политическая система Московской Руси, объединившей вокруг себя северо-восточные земли и остававшейся вплоть до 1480 года под властью Золотой Орды, сложилась под влиянием монголо-татарских политических институтов. Для нее характерна неограниченная центральная власть монарха, слабость представительных институтов, фактическое отсутствие самоуправления и частной собственности, сращение исполнительной и судебной власти, доминирование общинных коллективистских представлений. Азиатский и деспотический характер московской политической системы хорошо понимали и признавали российские интеллектуалы евразийской школы. «Московское государство возникло благодаря татарскому игу. … Русский царь явился наследником монгольского хана. Свержение татарского ига свелось к замене татарского хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву. Даже персонально значительный процент бояр и других служилых людей московского царя составляли представители татарской знати», — писал, например известный российский философ и политический мыслитель князь Николай Трубецкой ^v. Во многом эта политическая культура сохранилась в России до сих пор.

Глубокие различия политических культур России и Украины обычно игнорируются московскими политиками и пропагандистами, но их признают российские специалисты. Так, директор Центра по изучению истории Украины исторического факультета Санкт-Петербургского госуниверситета Татьяна Таирова-Яковлева подчеркнула: «Самое главное, что и Великое княжество Литовское, и Речь Посполитая были носителями совсем иной культуры, чем Московское государство, — западного барокко, шляхетской демократии, отсутствия крепостного права (его попытались принести на Украину только поляки после создания Речи Посполитой и в ответ получили казацкие бунты), главенства закона. Левобережье (украинские территории к востоку от Днепра, присоединенные к Московскому государству в XVII веке — ЮФ) жило по законам Литовского статута до конца XVIII века, а Правобережье (земли к западу от Днепра, присоединенные к России в результате второго и третьего разделов речи Речи Посполитой — ЮФ) — до первой четверти XIX века» ^vi. Расхождения русской и украинской политических культур сохранились до настоящего времени, несмотря на инкорпорацию Украины в Российскую империю, а затем в СССР и проводимую Москвой политику ассимиляции, во многих случаях насильственную, а также интеграцию конформистски настроенной части украинской старшины в общеимперскую аристократию.

IV.

Не соответствует действительности распространенное в России представление о «воссоединении» Украины с Россией как об осуществлении «вековых чаяний украинского народа», отражающих цивилизационное единство двух стран и народов. История свидетельствует о другом: на протяжении примерно 120—130 лет шел процесс постепенного поглощения Украины сначала Московским царством, а затем Российской империей. Началом этого процесса стало восстание 1649—53 годов под руководством гетмана Богдана Хмельницкого. В его итоге на значительной части территории Украины возникло фактически независимое от Речи Посполитой государственное образование, названное в то время Войско Запорожское, а после известное под названиями Гетманщина или Гетманат, имевшее государственный аппарат, административное деление, суды, армию, налоговую систему и так далее.

В 1654 году Богдан Хмельницкий и часть представителей казачества, всего 284 человека, закрепили присягой союз с Московским царством на состоявшейся в Переяславе Старшинской раде. Затем были определены взаимные обязательства в военной области, подтверждены права и привилегии украинской шляхты и городов, согласованы запреты на дипломатические отношения с Речью Посполитой и Османской империей, а также ограничения на связи с иностранными государствами, враждебными Московскому царству. В целом же, переход Гетманата в 1654 году в московское подданство был результатом сугубо прагматического выбора Хмельницким и частью украинской шляхты меньшего, как им тогда казалось, из зол. Как писал Александр Герцен, «Хмельницкий не из любви к Москве, а из нелюбви к Польше отдался царю... Москва, или, лучше, Петербург обманули Украину и заставили ее ненавидеть москалів» ^vii.

Сближение с Москвой было вызвано сложным стратегическим положением Гетманата. Восстановление вассальных отношений с Речью Посполитой было невозможно: к власти в Варшаве пришли сторонники жесткой линии в отношениях с Украиной. Османская империя и ее вассальное Крымское ханство были крайне ненадежными союзниками. В этой ситуации реальная военная помощь могла прийти только от Московского царства. Наконец, союз с Москвой позволял избавить украинцев от дискриминации по религиозному признаку, которой они подвергались в Речи Посполитой. В итоге, Гетманат стал своего рода московским протекторатом, при сохранении высокой степени автономии как во внутренних делах, так и во внешней политике.

Переяславская рада 1654 года стала началом длительного процесса российской колонизации Украины, сопровождавшегося прогрессирующим урезанием полномочий украинских властей, что вызывало вплоть до начала XVIII столетия сопротивление части украинской элиты, которое Москва подавляла военной силой. «Малая Россия, добровольно присоединившись к Великой, — писал, например, Герцен, — выговорила себе значительные права. Царь Алексей поклялся их соблюдать. Петр I, под предлогом измены Мазепы, оставил одну лишь тень от этих привилегий, а Елизавета и Екатерина ввели в ней крепостное право. Бедная страна протестовала, но как могла она воспротивиться роковой лавине, которая катилась с севера до Черного моря и покрывала все, что носило русское имя, одним и тем же саваном одного и того же леденящего порабощения. Украина претерпевает ту же судьбу, что Новгород и Псков, но гораздо позднее, и одно только столетие крепостной зависимости не могло стереть всего, что было независимого и поэтического у этого славного народа» ^viii.

В конечном итоге, в 1783 году Гетманат был ликвидирован и Украина была окончательно интегрирована в Российскую империю. Поглощение Украины включало в себя ее русификацию, в том числе отмену автономии украинской церкви и установление контроля московского патриарха не только над церковью, но и над системой образования; насильственное привлечение украинских крестьян к строительству Петербурга, обернувшееся гибелью многих из них; разгром Запорожской Сечи; запреты и ограничения на торговлю Украины с европейскими государствами; и, наконец, запрещение печатания книг и иных литературных произведений и преподавания в начальных учебных заведениях на украинском языке.

V.

Инкорпорация Украины в Российскую империю сопровождалась, с одной стороны, интеграцией значительной части украинской элиты в имперскую, но с другой — возникновением украинского национального движения, добивавшегося сначала сохранения и развития украинского языка и культуры, но постепенно включавшего в свои цели автономию и независимость Украины. Февральская революция 1917 года стимулировала мощное национально-революционное движение в Украине, ставящее своей целью как социальные демократические преобразования, так и, в первую очередь, воссоздание независимого украинского государства.

Гражданская война 1918—20 годов в Украине завершилась поражением сил, выступавших за ее независимость. На территориях, входивших до 1917 года в состав Российской империи, утвердилась власть большевиков, поставивших Украину под тотальный политический, полицейский, идеологический и экономический контроль Москвы. Иначе сложилась ситуация на западных украинских территориях, перешедших в XVIII веке в результате разделов Польши в состав Австро-Венгрии. После Первой мировой войны Закарпатье было передано Чехословакии, а Западная Волынь и Галичина, ставшие основной базой формирования и действий межвоенной волны украинского национального движения — Польше. А затем произошла цепь поистине страшных событий: Голодомор; массовые репрессии, обрушившиеся сначала на центральную и восточную, а после 1939 года — и на западную Украину; немецкая оккупация; гражданская война в западных областях, продолжавшаяся до начала 1950-х годов. Аннексия Крыма и «гибридная агрессия» на Донбассе продолжили эту череду преступлений, которую прикрывает лицемерная демагогия о «едином» или «братском народе». Москва сама, своими руками превращала и превращает соседний народ из дружественного во враждебный.