И даже для такого заядлого путешественника 1962 год стал уникальным.

 

Давид Давидович и Мария Никифоровна начали планировать грандиозную поездку заранее. «Мы полны планами. В этом 1959-60 годах от октября до мая-июня совершить кругосветное путешествие. 2 плана: А) Германия, Болгария, Лондон, Австралия через Суэц и Коломбо проход, огибая Австралию с запада, южным путем на север к Melburn’y. Выставки там. Обратно через Панаму в Н.Й. Или же выставки в Калифорнии (осень 1959), в январе 1960 Флорида, февраль — через Панаму Австралия. Выставки в Мельбурне, Сиднее — пароходом через Коломбо и Суэц, Марсель, Лондон и Н. Й. Такая штука стоит больших денег, не знаем, как это можно сделать. Если бы на Родине были бы сильные друзья, могли бы вернуться через Владивосток—Москва—Рига!» — писали Бурлюки своему многолетнему другу по переписке, «духовному сыну», тамбовскому коллекционеру Николаю Алексеевичу Никифорову 25 июня 1959 года. Именно письма Бурлюков к Никифорову, которого они часто именовали НАНом — по первым буквам имени, отчества и фамилии, являются основным источником информации и о кругосветном путешествии Бурлюков и о втором визите в Прагу, который стал завершением путешествия — дневниковых записей осталось мало.

Однако же путешествие состоялось только в 1962 году. Правда, до этого неугомонные Бурлюки успели побывать в Европе (осенью 1959-го — Голландия, Германия с выставкой работ Бурлюка в Мюнхене, Швейцария, Испания, Франция); уже привычно — во Флориде; и еще — в Калифорнии, Новом Орлеане и в Нэшвилле.

К концу 1961 года финансовые возможности Бурлюков значительно улучшились: их ежегодные выставки проходили в Нью-Йорке с большим успехом, и большинство работ покупали коллекционеры. 25 сентября 1961-го они писали Николаю Алексеевичу Никифорову: «На нас стал валиться успех, очевидно, вокруг имени идет шум. Этого никогда не было ранее в таком размере! Выставка в Н.Й. 10 дек. 1961 г. 28 дек. на пароходе Orsova SS Po, 4500 тонн, плывем в Новую Зеландию. Затем, 2 недели там, в Сидней — Австралия. Там 2 мес., потом в Грецию через Индию. Океан (Бомбей) и Суэц!!»

«Мы серьезно собираемся на 9 мес.», — писал Бурлюк Никифорову 29 сентября того же года. «Путешествие вокруг света через Австралию».

План поездки корректировался постоянно. К маршруту добавились Неаполь, Прага, Франция и Англия: «Январь-февраль будем в Австралии. 27 марта Неаполь. Апрель Май Средиземное море. Июнь Франция, Прага. Июль пишем привидения в английских замках. Англия» (9 октября 1961).

И затем, на следующий день, Бурлюк пишет Никифорову: «Мы ждем нашего ам. паспорта. 10-го декабря откроется наша выставка в Нью-Йорке в АСА. 19-го или 28 уплываем Monterey SS или Orsova в Австралию. 7-го или 15-го января в Сиднее. В половине февраля моя выставка в Brisbane. 5-го марта мы плывем на чудо-пароходе Candelra via Colombo, Bombay — Suez — в Неаполь. 27-го марта в объятиях дяди Вани (живший в Позитано друг Бурлюков художник Иван Загоруйко — прим. автора). Конец апреля — май — Греция. Затем Прага, полет на родину? Если нет — июнь — Франция, июль 10 портретов привидений, призраков в развалинах английских замков (этот заказ я получил еще в 1902 г., когда писал на Дунае серию акварелей «Дунайские замки»).

<…> Первый раз в жизни мы имеем успех с нашим искусством, который дает возможность печатать (журнал Color and Rhyme — прим. автора) и совершить 10-месячное кругосветное путешествие — отметить 80-летие Папы Б., 40 лет в САСШ, 20 лет имение в деревне и дом в Бруклине, его продали в 1956 г., но мы держим на него закладную, 20 лет с АСА галл. и 50 лет Па Ма Бурлюка жизни — двое сыновей, 6 внуков!

Homo proposit Deus disposit. Да поможет нам Господь в наших планах».

Давид Давидович был решительно настроен ехать в Советский Союз: «Не знаю, кому писать, в апреле мы будем в Греции, до Одессы рукой подать, в какие двери стучать: хотел бы полечить свое 80-летнее сердце в Кисловодске. Если бы Горький был жив, он мигом бы нам помог».

Поездка на родину на этот раз не состоялась — Бурлюк не получил разрешения на въезд в СССР. Они с Марией Никифоровной смогут посетить Москву через три года, в 1965 году, через девять лет после первого, двухмесячного визита.

11 декабря 1961 года началось кругосветное путешествие Бурлюков. Автомобилем из Нью-Йорка они приехали во Флориду, в Брадентон, и новый 1962 год встретили на острове Ana Maria. «В начале июня будем в Праге», — писал Бурлюк Никифорову 1 января. Гений самопиара Бурлюк даже подготовил заранее очередной, 48-й номер журнала Color and Rhyme, где рассказывалось об их кругосветном путешествии; журнал вышел из печати до их отъезда из Флориды. 16 января Бурлюки прилетели в Калифорнию и 24 января на лайнере Orcades отплыли на юг. Первой остановкой стали Гавайские острова, откуда они отправили НАНу краткое сообщение: «Это завершение 3-го этапа нашего вокруг света марша победного. Первый 1300 м на колесах, второй 3300 м на крыльях. Третий Ноев ковчег 2200 м».

1 февраля 1962 года Бурлюки пересекли экватор. 5 февраля они прибыли на Фиджи. «Из всех русск. поэтов только Констант. Дмитриевич (Бальмонт — прим. автора) был здесь, а теперь Папа Бурлюк, — писала Маруся Никифорову. — Шлем вам, наш сын спиритуальный, привет и любовь с островов, соседних к тем, где 60 лет назад ковал свою бессмертную мировую славу великий отец искусства Бурлюка — Поль Гоген». 8 февраля Бурлюки провели в Новой Зеландии и посетили «музей войны и художественную галерею», а 11 февраля уже были в Австралии. «Австралия красавица фантастическая и горами и вечными линиями. Warning гора, приветящая облака и корабли, закрываясь кокетливо фатой тумана. А дали прибоя океана. На все эти красоты хочется смотреть не уставая и думать, как хорошо, что с Бурлюком мы пустились в далекий путь и судьба подарила нас таким удивлением», — писала в Тамбов Мария Никифоровна.

В Сиднее Бурлюков встретил их знакомый Винсент Дойл. Он отвез их в Брисбен, где должна была состояться выставка работ Давида Давидовича. «Выставка из 20 работ на десять дней 20 марта». Бурлюк записал передачу на национальном радио — «об искусстве, о дружбе, о Маяковском, Каменском и Коле Никифорове». Давид Давидович так много работал в Австралии, что на выставке было представлено больше работ, чем планировалось изначально. «Мы здесь, в Брисбейне, еще 2 недели. 20 марта директор мест. нац. музея откроет мою выставку — 29 масло, 15 акварелей. Все написано мной здесь! Размеры 8х10, 12х16, 24х30», — писал Бурлюк Никифорову 15 марта. Он подчеркивал неоднократно, что это первая выставка русского художника в Австралии.

Выставка продлилась до 2 июня — к этому времени Бурлюки уже были в Италии. 5 апреля из Брисбена они улетели в Сидней и 10 апреля на пароходе «Ориана» отправились дальше — с остановками в Перте, Коломбо и Адене. 30 апреля Бурлюки приплыли в Италию, в Позитано. 1 июня Бурлюк писал Никифорову: «Мы в Италии один месяц. Я написал около 20 маслом картин и 20 акварелей». Интересны фрагменты из письма от 11 июня: «Мы посетили Сорренто, и я зарисовал дачу княгини Марии Волконской, подруги и покровительницы Ал.М. Горького, когда он в советской контримиграции колебался, вернуться ли ему в СССР… С 1923 г. по 1929 Горький был в Италии, пока было возможно финансово жить вне Родины. Все, что я пишу, не является очернением А.М., только так, как это было. Горький был чересчур тесно, успешно, близко, связан с дореволюционной русской, с классом богатеев, скирмунтов и богачей, издателей и меценатов того времени».

Из Позитано Бурлюки переехали в Неаполь, откуда планировали отправиться в Грецию. Но, изменив в очередной раз планы, в последний день июня 1962 года Бурлюки прилетели в Прагу. Это был их второй — и последний — визит в Чехословакию после пятилетнего перерыва.

Утром 30 июня Давид Давидович и Мария Никифоровна еще были в Неаполе. Вот что писали они в Тамбов из отеля «Виктория»: «Мы 30-го июня вылетаем в 8-20 утра via Rome в Прагу, и в 2-15 после полудни с Божьей помощью надеемся быть там. 26 июля из Шербурга на Queen Elizabeth dec 10C. cabin 72 плывем домой, New York, куда прибудем 31 июля восвояси, где мы не были с 1-го декабря 1961 года. Мы потратили 6000 дол. на билеты вокруг света Нью-Йорк, Флорида, Лос-Анджелес, Австралия, Индия, Египет, Неаполь, Прага, Париж и Нью-Йорк и потратили 8000 долларов на жизнь. Все около 15000 долларов. Наконец искусство Бурлюка — Маяковского дало нам этот триумф, успех и признание».

А 2 июля Бурлюки пишут Никифорову уже из Праги, из отеля Yalta: «Дорогой сын Коля, НАН… Мы уже 3-й день в Чехии, проводим время с Фиалами, с нашим прошлым, его истоки — с Людм. Дав. С 1899-го года с Марьяной, с начала сего века и с проф. Вячеслав Фиала (с 1906-7 гг.), когда он впервые увидел мои работы на выставках в Москве и Питере. Личное знакомство с ним во Владивостоке в 1919 г. Увез его в Японию в 1920 году. После экватора, тропиков, Австралии, Италии — здесь опять опальтогены и осведерены. Серое небо. Сегодня надеюсь начать писать красками. Триумф Бурлюка и его искусства. Асеев. Памятник, воздвигнутый народом, а не правительством. Перелет в субб. 30-го июня из Неаполя с остановками в Риме, Вене в Прагу на высоте 24000 fut. был краток. Полет для нас, летавших 1954 г. из Танжера в Гибралтар, Майорка—Барселона, Мадрид—Париж, Москва—Харьков, Харьков—Симферополь, Ленинград—Рига, Рига—Стокгольм, Лос-Анджелес, Брисбейн—Сидней, теперь не был новинкой. 24-го июля мы летим отсюда Париж. 26-го на Квин Элизабет лек. С. Кабина 70 плывем домой. Обнимаем, целуем David Marussia Burliuk».

Как мы видим, по сравнению с первоначальным планом маршрут кругосветного путешествия существенно изменился. Из него исчезли Греция и Англия — привидения так и остались ненаписанными. Твердым осталось лишь желание встретить 80-летие в кругу семьи, с сестрами, в Праге.

6 июля Бурлюки писали Никифорову: «Дорогой сын Коля, Николай Алексеевич Никифоров… 7-й день пребывания Ма Феи (так Бурлюк называл Марусю — прим. автора) — Па Бурлюк в Чехии. <…> Дорогой НАН. Люблю красивый кусок бумаги — и этот покрываю бисером букв. Litera — отсюда литература, нашей переписки, нашего семейного общения. Переписка с Вами переписка с дорогой нашей, Советской ныне Родиной. <…> Ма-Фея вкладывает вам в конверт привет и листки своего дневника 1931 года. 22-го июля в воскресенье в 5 часов дня (нашего, пражского, времени) у вас это будет уже позже — звоните нам к Фиалам, мы будем ждать звонка от 5 до 7,8 ч. нашего времени».

Это был день рождения Бурлюка. Никифоров так и не позвонил. Давид Давидович напишет ему 28 июля с борта Queen Elizabeth: «Была возможность услышать вас по телефону Фиала, но… что могло остановить вас, а теперь мы „навсегда“ уплыли домой (какое хорошее слово домой) к Додику, Никише, крохотной Алисе. Ей 18 месяцев, она ходит, и я везу ей из Праги медведя белого».

Но это было немного позже, а пока Бурлюки пишут Николаю Алексеевичу из Праги почти каждый день. Письма Бурлюков — именно Бурлюков, ведь в каждом из них были страницы, написанные Марией Никифоровной, — это маленькие произведения искусства. Почти в каждом были рисунки и стихи. Письмо от 11-го июля начинается стихотворением:

 

Фиал Фиалковых небес

Над вешним лесом опрокинут

Его душа пригубит весь

Пока услады дней не минут…

 

Это первые четыре строки из стихотворения Бурлюка «Фиал небес», опубликованного в книге «Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу» уже в Америке, в 1924 году. Вот его полный текст:

Фиал небес

 

Фиал фиалковых небес

Над вешним лесом опрокинут.

Его земля пригубит весь,

Пока услады дней не минут.

Полна размашистая ель

Скользяще юного задора,

Природа — праздничный

отель

Франтящего избыток вздора.

Весны фиалковая суть,

Что мире сем тебя дороже,

Возвышенней, небрежней, строже,

Что действенней, смелей, громадней,

Пьянее влаги виноградной,

Налитой хрусталей сосуд??

 

Бурлюк очень любил и часто использовал в стихах слова «фиал», «фиаловый», «фиалковый» — и, надо же, его младшая сестра вышла замуж за художника с фамилией Фиала. Удивительно. Причем слово «фиал» любитель античности Бурлюк использовал в его забытом ныне значении — как «чаша» (греч. Phiale, лат. Phiala). Вот фрагмент «программного» стихотворения «Глубился в склепе, скрывался в башне…» из цикла «Доитель изнуренных жаб», опубликованного в футуристическом сборнике «Рыкающий Парнас» (1914). «Доителем изнуренных жаб» Бурлюк называл сам себя, его доклад с таким названием 1 октября 1913 года в зале Общества любителей художеств в Москве прочел брат Николай. Эту строку очень любил Хлебников.

 

Глубился в склепе, скрывался в башне…

 

…

Глубился в склепе, скрывался в

башне

И УЛОВЛЯЛ певучесть стрел,

Мечтал о нежной весенней пашне

И как костер ночной горел.

А в вышине УЗОР СОЗВЕЗДИЙ

Чуть трепетал, НО соблазнял

И приближал укор возмездий,

Даря отравленный фиал.

Была душа больна ПРОКАЗОЙ

О, пресмыкающийся раб,

Сатир несчастный, одноглазой,

ДОИТЕЛЬ ИЗНУРЕННЫХ ЖАБ

…

 

Фиал здесь, безусловно, чаша, в отличие от опубликованного в том же сборнике стихотворения «Скобли скребком своим луна…»:

 

Скобли скребком своим луна…

 

Скобли скребком своим луна

Ночей фиалковые пятна,

Ведь это не твоя вина,

Что ты прогоркла и невнятна.

И кто тебе поверит, знай!

Что, озаряя царство лжи,

Червями пышущей межи

Отходишь предрассветный край.

 

Общаясь с зятем, Вацлавом Фиалой, Бурлюк вспомнил свои старые строки — спустя почти сорок лет. Вот что он пишет Никифорову дальше все в том же письме от 11 июля: «Дорогой милый Николай Алексеевич, сын наш Коля. Ежедневно у Фиалов среди фиалок улыбок дружбы с фиалками в руках! <…> Вчера вечер провели с Taufer, книгу подарил — Маяковский и его полк. Также редактор журнала Cultura 1962. Они (Mr Ткач по-чешски) готовят статью к моему (оффиц.) 22 июля 80-летию. Но мы начали торжествовать уже с 10-го дек. 1961 года. Ежедневный праздник — вокруг мира, победа искусства Бурлюка, Маяковского. В. Фиалу хвалим. Он добрейший, мощный, рисовальщик — чудо. <…> Осталось 11 дней до нашего отлета в Париж. Арагоны и Брики ожидаются в Праге. Едут Карлсбад. Мы с ними, вероятно, разминемся».

20 июля Бурлюки пишут Никифорову — вновь из отеля «Ялта»: «Получили вчера на адрес Фиала твое письмо с описанием банкета 80-летия в твоем доме и твоих успехов в качестве главы Лит. музея (вероятно, Николай Алексеевич у себя в Тамбове также отмечал юбилей Бурлюка — прим. автора). <…> Нам остается всего 2 дня в Праге, 3 в Париже и 6 (5) на палубе SS Queen Elizabeth — Deck C. Cabin 70 и мы в объятиях родной нашей милой Америки, где нас любят и ценят, и понимают, равно в Италии. Пан Загоруйко устроил в Italiana Illustratione большую статью — Burliuk’и в Positano — с фото в пол листа Ра Ма на веранде отеля Margeurita. Ком. газеты L’Unita и Paese-Sera дали статью и упоминания, очень веские, в связи с крупнейшими именами века искусства нашего дня! В ком. Cultura 62 помещена статья Тауфера „Имя Давид Бурлюк, к его 80-летию“. Тебе сию важную улыбку власть держащих в раб. стране прилагаем».

Вместе с письмом Бурлюки отправили в Тамбов вырезку из газеты «Культура» и несколько семейных фотографий, сделанных в Праге, с подписями:

«22.VII. 62 Praha. Дорогой Николай Алексеевич. Славим великий юбилей Давида Давидовича. На снимке все мы в гостях у Горна. Сердечно В. Фиала. (Далее — рукой Бурлюка) Дорогой сын НАН. Сидим и пьем здоровье новорожденного дедушки Русск. сов. Футуризма и вспоминаем Родину, друзей и Вас, дорогой Коля!».

Профессора Эдуарда Хорна, в гостях у которого праздновали юбилей, Бурлюк упоминает в своих письмах несколько раз. Еще летом 1959 года, узнав от Николая Алексеевича Никифорова, что тот собирается в Прагу, заботливый Бурлюк написал ему адреса всех своих пражских знакомых и дал четкие инструкции: «А. Ник. Андр. Ольга Сергеевна Dr. N.A. Kelin Zeliv u Humpole. У них можете, как у русских помещиков, погостить. В. Также сестра Марианна Давид. Фиала Вас хорошо покормит. Звоните — там сестры Марианна и Людмила Давыдовна. Едьте туда трамваем — будьте там как дома, племянник Фиала вас сводит к доктору. Jiri Taufer Praha, ul. Lomena 54 Важный переводчик Маяковского. Jiri Weil (писатель) Praha II Pstrossova 12. Быв. богач меценат фотограф Eduard Horn Praha 12 Wriecka (Korunni) 53».

Вот у этого «бывшего богача» и мецената отметил Давид Давидович свое 80-летие. В том же письме он дает еще несколько наставлений Никифорову: «Людмила Давыдовна должна нарисовать вас для меня и для Вас (и для себя). Проф. Vaclav Fiala нарисует с вас тоже 3 рисунка — никто лучше его и быстрее не может нарисовать. Всем любовь привет. В Палас Отеле привет всем и высокому (ростом, милый) Покорни. Келину, казак донской, друг Шолохова. Милейшие люди! Любовь всем. Любовь Володе, Оле, Фиала».

НАН выполнил указания Бурлюка — его портрет работы Людмилы Давидовны до сих пор хранится в архиве семьи Фиала в Праге. Николай Алексеевич Никифоров побывал в Праге дважды — в августе 1959-го и июне 1961-го.

С писателем и журналистом Йиржи Тауфером Давид Давидович встречался в оба свои приезда в Прагу — и в 1957 (Бурлюк даже переслал Никифорову в октябре 1957-го книгу стихов Маяковского, переведенную Тауфером на чешский), и в 1962 году. Впечатления об этих встречах Тауфер описал в своем эссе «Давид Бурлюк», которое вошло в книгу «Портреты и силуэты», вышедшую на чешском и переведенную на русский язык. Вот несколько отрывков из эссе о Бурлюке:

«Осенью 1957 года из Москвы в Нью-Йорк возвращался художник и поэт Давид Бурлюк. Вместе со своей женой Марией Никифоровной (она же издатель его журнала „Цвет и рифма“ и директор его частной картинной галереи) он ненадолго задержался в Праге, чтобы навестить семью шурина, чешского художника Вацлава Фиалы. (Тауфер ошибся дважды — в Москве Бурлюк был в 1956 году, и мужа сестры называют зятем — прим. автора).

Человек, имя и судьба которого неотделимы от явления, вошедшего в историю современного искусства как русский футуризм, и который всегда гордился званием отца российского футуризма, как гордятся дипломом, всех нас, встречавшихся с ним, поразил и очаровал.

<…> В Прагу Бурлюк приехал совсем пожилым человеком. Но странная угловатость его широкоплечей фигуры и какая-то громоподобная энергия всех его жестов, движений, отмечавшаяся еще Лившицем, который писал о человеке едва ли тридцатилетнем, мешали, как и в те далекие времена, правильно определить его возраст.

<…> Он все время в работе. Даже когда принимает гостей. Его сестра, художница Людмила Кузнецова, писала в своих воспоминаниях о происхождении семейной фамилии из татарского слова, означающего „цветущий сад“. (Говорят, что в Крыму и сейчас есть селение с таким названием). Но, наблюдая за Давидом Давидовичем, начинаешь думать, что фамилия этого неугомонного человека произошла, как бывало в стародавние времена, из прозвища, что она образована от русского глагола „бурлить“, связанного с „бурей“, „бурлением“, „клокотанием“ (вспомним у Маяковского: «В Москве Хлебников. Его тихая гениальность тогда была для меня совершенно затемнена бурлящим Давидом», — прим. автора).

<…> Бурлюк все время чем-то занят. То он набрасывает карандашом и раскрашивает портрет кого-нибудь из присутствующих, то по памяти воспроизводит один из своих типичных рисунков двадцатых годов — кубистический пейзаж, разделенный на сегменты, полные домиков, прудиков, гусят, красочных коров и лошадей.

<…> Во второй половине пятидесятых годов Бурлюк приезжал в Советский Союз. В 1962 году вместе с женой он отправился в кругосветное путешествие, о котором в двадцатые годы мечтал Маяковский. В этой беспокойной тяге к странствиям было что-то юношеское, романтическое, напоминавшее мечты и грезы читателей Жюля Верна. Но это путешествие вокруг света заняло не восемьдесят дней. Восемь месяцев, но зато в восемьдесят лет».

Бурлюк действительно все время работал. За двадцать пражских дней он не только занимался живописью, но и написал несколько стихотворений. Они опубликованы в последнем, шестьдесят шестом номере журнала Color and Rhyme, который они с Марией Никифоровной выпускали в Америке. Номер это вышел уже в 1970 году, после смерти Давида Давидовича и Марии Никифоровны, и содержит в основном дневниковые записи Маруси за 1935—37 годы. Однако дневниковые записи перемежаются воспоминаниями и стихами, написанными в другие периоды, в том числе стихами, написанными в Праге в 1962 году. Вот они.

 

Маруся в Праге. 15.VII.1962.

Средневековья саге —

Где сотни крыш —

Немую тишь

Полеты крыл,

Забвенья пыл!

Бурлюк

 

НЕВИДИМЫЕ ЛИЦА

Это замок, —

Тени мрак…

В небе тучи, месяц…

Там зловестий птица

Мрачный знак

И невидимые лица.

Бурлюк, Прага 1962.

 

В этом же номере Color and Rhyme опубликованы стихи, которые Давид Давидович и Людмила Давидовна, брат и сестра, посвятили друг другу:

 

ПОЭТУ, УЧИТЕЛЮ ДАВИДУ БУРЛЮКУ

Рассечены мечом, отторгнуты судьбой

Преградой — бездна вод,

И год за годом, вал на вал невзгод

И снова вижу вас

Горения часы, работы, вдохновений,

То ясная тропа, которой ты идешь

А рядом друг, в чей синеве очей

Ты видишь повторение твоих идей

И ты живешь.

 

«ВЕЛИКОМУ БУРЛЮКУ»

Крупица времени

Блистающий кружок

Ты подарил мне —

Время ткет созвездья

Во времени,

Страницах бытия

Написанных рукою Велимира

 

Гигантский камень — твой портрет

Воздух на Андах,

На Альпах — Хайавата,

Поэт дерзает, создает

И воздвигает памятники бегу.

Кузнецова

 

Подруга дней моих далеких

Мы вновь у брега Элюбы

В кругу намерений высоких

Средь хлеба нив и грядок хмеля.

 

Нам снова мир воспоминаний

И выцветших миражей детства

На страсти унылой грани

Не много в общем — но мы рады

 

Согреться ночью у телеги

В степи в час отдыха отрадный

И быть под чарою элегий

Листая памяти тетради

 

На лет клавиатуре

Сестры и брата руки рады

Сплестись забыв былого будни».

 

Бурлюк 1962.

 

 

 

«Там, в Праге, около сестер Папы мы отдохнули. Папа написал несколько акварелей, послушали легенды о королевне Либуше, ездившей в Прагу купаться в бане, и о витязе Горимир, его лошади Шемик, бросившихся со скалы в реку…», — писала Маруся в Тамбов НАНу 28 июля, уже с борта парохода, идущего в Америку. На борт парохода они сели в Шербуре, побывав перед этим в Париже — как и в 1957 году, в первый свой приезд в Чехословакию. Вот что писали они Никифорову 25 июля:

«Дорогой милый НАН. Не забывай нас. Пиши нам! Мы 23 VII с 12-15 при скорости свыше 1000 кил. в час за 1-30 м. были из Праги в Париж. Здесь чудесная, теплая (после Праги) погода. Ходим по городу, садам, улицам историческ. значения. Сегодня проводим время в Лувре. Так как мы уже с 1950 г. 6-й раз в Париже (в 1904 году Бурлюк учился в Париже у Кормона — прим. автора), то знаем места, где мы едим или пьем наше кофе. Café de la Paix около Grand Opera — наши предвечерние часы».

26 июля на пароходе Queen Elizabeth Бурлюки отплыли в Нью-Йорк. 31 июля они уже были дома.

«В Европу ездили в 1949/50, 1953/4, 1955, 1956, 1959, 1962. Это наше шестое посещение Старого Света. Квин Элизабет — 83673 тонн, самый большой пароход в мире — 1031 фут длины (Эмпайр Билдинг 1248 ф. высоты). Эйфель (Париж) 984 ф. Пароход вмещает 2233 пассажиров: 867 1 класс, 66 кабин класс и 756 турист класс. Длина 14 палуб равна 5 городским кварталам», — писал Бурлюк НАНу с борта парохода.

Давид Давидович забыл о поездке в Германию, Чехословакию и Францию в 1957 году, так что это было седьмое путешествие Па и Ма Бурлюков в Европу и первое — кругосветное.

По итогам путешествия Бурлюки выпустили двойной номер своего «семейного» журнала Color and Rhyme — №№ 51 и 52. И, конечно же, продолжалась их переписка с Прагой — сестрами, Вацлавом Фиалой, Йиржи Тауфером. «От Тауфера получили и книгу, и письмо дружественное, — писал Бурлюк Никифорову 9 февраля 1965 года. — Мы уже к ним никогда не поедем (Прага)».

Брат и сестры действительно больше никогда не увидели друг друга. В 1965 году Бурлюки посетили СССР, в 1966-м ездили в Лондон на открытие выставки Давида Давидовича. Это были последние путешествия неугомонных Бурлюков — позволяли финансы, но уже не позволяло здоровье.

15 января 1967 года в 6 часов 10 минут вечера Давид Давидович Бурлюк умер. Ему было восемьдесят четыре года. Мария Никифоровна пережила его на полгода — она умерла 20 июля 1967 года, ровно через шесть месяцев и пять дней после Давида Давидовича. Их прах был развеян над Атлантикой.

Людмила Давидовна Кузнецова прожила долгую жизнь — она умерла в Праге 1 февраля 1968 года в возрасте 83 лет и похоронена на кладбище Liboc-Vokovice. Марианна Давидовна Фиала, в девичестве Бурлюк, прожила восемьдесят семь лет — она умерла 30 июня 1982 года. Можно предположить, что если бы не трагические обстоятельства, Владимир и Николай Бурлюки тоже стали бы долгожителями. Сегодня на кладбище Liboc-Vokovice в Праге похоронены четыре представителя семьи Фиала и Людмила Давидовна Кузнецова-Бурлюк.

 

В цитатах сохранена авторская орфография и пунктуация.