Однако эта проблема становится все более актуальной как в концептуальном, так и в политическом отношении. Так, в июне 2019 года, выступая на Санкт-Петербургском экономическом форуме, Путин в очередной раз сформулировал свое видение отношений между Россией и Украиной. «Я считаю, что белорусы, русские и украинцы — единый народ, — заявил он, — много раз об этом говорил. В свое время не было никакой Украины. Когда Запорожская Сечь вошла в состав Российской империи, они же не входили как украинцы, а как русские. Там определялось что? История, язык, вера, религия. И все считали себя русскими». Затем он добавил, что перед Первой мировой войной страны, готовившиеся к конфликту с Россией, «начали развивать идею украинской идентичности, расшатывая своего потенциального противника, старались его разделить, что-то от него отодрать»². Иными словами, по мнению российского президента, становление украинской идентичности — искусственный процесс, вызванный кознями врагов России. В Украине в последнее время активизировались пророссийские силы, также апеллирующие к общей вере, языку и истории. Поэтому «Русское слово» решило вновь вернуться к вопросу о «едином», или, как его еще называют, «триедином народе».

Рождение идеи

Лозунг Ein Volk, ein Reich, ein Führer принадлежит к ключевым идеологическим клише нацистской Германии³. Кто его придумал — Гитлер, Геббельс или Розенберг — так до сих пор и неясно, но все трое его активно использовали. На деле же идея «единого народа», которому полагается жить в едином государстве под властью единого правителя, появилась задолго до прихода к власти нацистов. Ее авторы жили не в Германии, а в Российской империи. Это, заметим, не единственная концепция, заимствованная нацистами у русских идеологов реакционного толка. Так, фейк о мировом еврейском заговоре, крайне популярный в 1930-х гг. в Германии, был изобретен в недрах российского Охранного отделения и опубликован в печально известном опусе Протоколы сионских мудрецов.

Идея неразрывного, сакрального единства вождя (монарха) и народа была сформулирована в консервативно-монархических кругах Российской империи, доведена до абсурда теоретиками черносотенного движения и затем инкорпорирована в нацистскую доктрину в виде принципа фюрерства. Можно найти и другие проявления того, что Союз русского народа, Общество Михаила Архангела и подобные им группировки были если не первыми, то одними из первых протонацистских организаций в Европе. Но это не та тема, которой посвящена данная статья. К ней мы, возможно, обратимся позже.

А пока вернемся к «триединому народу». В самом кратком виде смысл этой теории сводится к тому, что если русские, украинцы и белорусы — один и тот же народ, то они должны жить в общем государстве, главную роль в котором призван играть самый многочисленный и экономически мощный народ, то есть русские, а возглавлять эту империю будет русский монарх.

Динамика исторических событий и политических идей далеко не всегда проста и прямолинейна, она обретает подчас парадоксальные и неожиданные формы. И все же в ней всегда присутствует своя, иногда неожиданная логика. Так, идея «триединого народа», ставшая концептуальной основой для русской колонизации Украины, появилась в Киеве примерно через двадцать лет после включения украинских земель к востоку от Днепра в Московское царство. Впервые она была сформулирована в книге «Синопсис, или краткое описание о начале русского народа», напечатанной в 1674 году в Киево-Печерской лавре. Обычно ее автором называют архимандрита Иннокентия Гизеля, хотя есть и другая версия: «Синопсис» составляли постепенно, его первая версия на польском языке увидела свет в 1632 году для того, чтобы убедить верхушку Речи Посполитой в исторических правах православной церковной иерархии. Важно другое: в книге говорилось о единстве Великой и Малой Руси, общей государственной традиции Киевской Руси, общей династии Рюриковичей и даже о едином «православно-российском» народе. Вплоть до 1760-х гг. «Синопсис» являлся единственной в России книгой по истории страны, а его влияние на формирование исторической мысли и государственной идеологии в Российской империи было огромным.

О причинах появления «Синопсиса» и сформулированных в нем идеях историки спорят до сих пор. Но большинство специалистов считает, что они связаны с процессами, происходившими в православной церкви и православной шляхте Речи Посполитой. Положению Киевской метрополии Константинопольской православной церкви угрожала униатская церковь, возникшая после принятия Брестской унии 1596 года. Часть православных священнослужителей признала Римского первосвященника главой всех христиан. Ватикан, в свою очередь, согласился с правом белого духовенства на брак, сохранением византийского обряда и богослужений на церковнославянском языке. Униатская церковь пользовалась покровительством и поддержкой светских властей Речи Посполитой. Были и другие проявления дискриминации православной церкви и православного населения на украинских землях польской короны.

Религиозная дискриминация, с одной стороны, подтолкнула часть украинского духовенства и шляхты искать политической поддержки Московского царства, а с другой, говоря современным языком, вызвала модернизацию православной церкви. И то, и другое было необходимо, чтобы противостоять давлению католицизма. Ключевая роль в модернизации и некоторой «вестернизации» украинского православия принадлежит выдающемуся церковному деятелю Украины, Киевскому митрополиту Петру Могиле. Сын румынского господаря, в прошлом офицер польской армии, блестяще образованный, он сумел превратить Киев в интеллектуальный центр православия, затмивший не только Москву, но и Константинополь.

Одновременно «восточная реформация», как иногда называют деятельность митрополита Петра, подтолкнула часть украинской церковной иерархии к простой мысли: расставание с Речью Посполитой и интеграция с Московским царством могут помочь выходцам из Украины занять господствующее положение в Московской патриархии, где доминировали священнослужители провинциального уровня, подчас просто малограмотные. «Киевское духовенство, — пишет директор Украинского научного института Гарвардского университета Сергей Плохий, — несло в Москву западные тренды <...>. Интеллектуалы „греческой веры“ из Речи Посполитой, давно прозябавшие без монарха, ухватились за возможность примкнуть к „идеальному“ миру, построенному по образу византийской симфонии (согласия) между православным василевсом и единственной истинной церковью»⁴.

Попытка занять ведущие позиции в Московской патриархии была частично реализована. Сотни православных священников и епископов уехали в Россию и получили там высокие должности. Главным идеологом петровского режима стал Феофан Прокопович, в прошлом ректор Киевской академии, назвавший Петра I «отцом отечества». Он и многие его коллеги пропагандировали идею «триединого русского народа». Но конечные результаты оказались вовсе не теми, на которые рассчитывали киевские интеллектуалы. Петр I ликвидировал патриаршество, заменил его синодом и превратил церковь в придаток политической власти. Ему нужна была не блестящая и интеллектуальная, а послушная церковная иерархия. Однако идея исторического единства Великой, Малой и Белой Руси, процветающих под скипетром общего монарха, очень понравилась властителям империи и стала одной из концептуальных основ политики Санкт-Петербурга в Украине.

Язык, вера и история

Общие язык, вера и история — классический набор аргументов, точнее — штампов, используемых полуобразованными людьми в России, чтобы доказать единство русского и украинского народов. И не один из них не работает.

Так, украинский и русский — два разных языка. Кто не верит, может попробовать прочитать и перевести текст, написанный на украинском языке, или, например, с ходу понять передачу киевского радио. Другое дело, что Украина — практически двуязычная страна, подавляющее большинство ее населения свободно говорит на обоих языках. Главное исключение составляет часть этнических русских, живущих в Крыму или на Донбассе. В массе своей они являются переселенцами из России, не захотевшими учить язык, что типично и для других бывших советских республик: приезжавшие туда русские не считали нужным осваивать местные языки и после краха СССР оказались в не очень удобном положении. Но двуязычие, появившееся в результате длительного пребывания Украины в составе Российской империи и Советского Союза и настойчивой, но в целом неудавшейся русификации, не является аргументом в пользу поглощения Украины Россией. И к тому же для многих украинцев русский язык сегодня ассоциируется не столько с Пушкиным или Буниным, сколько с Мотороллой, Стрелковым, другими бандитами и российскими оккупационными войсками в Крыму, ДНР и ЛНР.

Впрочем, даже если бы украинский и русский языки были бы неотличимы друг от друга, это не дает обитателям Кремля никаких оснований считать русских и украинцев одним народом. Американцы и англичане, например, говорят на одном и том же языке, но можно себе представить, как жители этих стран отнеслись бы к предложению «воссоединить США с Великобританией». В Ирландии английский язык является одним из двух государственных языков, но в ответ на предложение войти в состав Соединенного Королевства граждане Ирландской Республики ответят выражениями, никак не предназначенными для средств массовой информации.

Общая вера также не дает оснований считать украинцев и русских одним народом. Конечно, дискриминация православия и православных была одним из ключевых факторов, подтолкнувших в 1654 году переход Левобережной Украины под протекторат Московского царства: XVI—XVII вв. вообще были периодом жестоких религиозных войн в Европе. Но сегодня апелляция к религиозной общности России и Украины, к которой часто прибегает Путин, свидетельствует об историческом и политическом невежестве. С таким же успехом можно доказывать, что, например, бразильцы и австрийцы — один и тот же народ, потому что в этих странах много католиков. Другой пример — аргентинцы и чилийцы: оба народа принадлежат к католическому миру, говорят на испанском языке, живут рядом. Но вряд ли кому-нибудь придет в голову призывать к их объединению.

Обратимся теперь к «общей истории». Путин как минимум дважды ошибся, утверждая: «Когда Запорожская Сечь вошла в состав Российской империи, они же не входили как украинцы, а как русские. <...> Все считали себя русскими». Во-первых, согласно Переяславским статьям 1654 года, под московский протекторат переходило Войско Запорожское, известное также как Гетманат, государство, возникшее в результате казацкого восстания 1648—54 гг., но никак не Запорожская Сечь. А во-вторых, украинцы того времени считали себя не «русскими», а «руськими». И не случайно: «руськие» — название нескольких этносов, живших на территории государства, известного сегодня как Киевская Русь, а во время его существования нередко называвшееся просто Русь. «Большинство ученых сходится на том, что слово „русь“ скандинавского происхождения, — пишет Сергей Плохий. — Греческие авторы IX и позднейших веков, очевидно, заимствовали его у славян, а те в свою очередь — у финнов. Финское слово ruotsi (и однокоренные в родственных языках) обозначает шведов и происходит, видимо, от скандинавского со значением „грести“. <...> Конгломерат, известный под именем руси, сложился из шведских, норвежских и, возможно, финских викингов и на север Восточной Европы проник прежде всего ради торговли, а не завоеваний»⁵.

Формирование украинцев и русских не только как различных этносов, но и как различных политических наций, имеющих разную политическую культуру, началось вскоре после крушения Руси под ударами татаро-монгольских войск. На ее месте образовались два независимых центра: Галицко-Волынская земля, включавшая в себя Киевское княжество, на юго-западе и Владимиро-Суздальская на северо-востоке. С середины XIII века и та, и другая были под властью Золотой орды. Но их геополитическое положение было различным. Ордынское доминирование над северо-восточными княжествами было намного жестче и длилось дольше, чем над юго-западными, в том числе и потому, что Москва, Тверь, Владимир и Рязань были намного ближе к центру Орды, чем Волынь и Галичина.

Последние сумели освободиться от ордынской власти в середине XIV века во многом благодаря объединению с Польшей и Великим княжеством Литовским. Северо-восток, где Московское княжество шаг за шагом поглощало соседние территории, оставался в составе Орды до второй половины XV века и вышел из него не столько в результате освободительной борьбы, сколько вследствие распада ордынской империи на несколько государств: Крымское, Казанское, Астраханское ханства и Великое княжество Московское уже как самостоятельный международно-политический субъект.

Не углубляясь в историю Украины, остановимся на нескольких ключевых моментах, критически важных для понимания происходивших там событий. Во второй половине XIV века Галичина и западное Подолье вошли в состав Польши, Волынь — Великого княжества Литовского. В 30-х годах XV века на землях, присоединившихся к Польше, утвердилась «шляхетская демократия», а в городах — самоуправление на основе магдебургского права. К концу XVI века в результате объединения Польши и Литвы в Речь Посполитую эта политическая модель распространилась на все украинские земли, которые перешли к польским коронным землям. Территория, примерно совпадающая с современной Беларусью, осталась у Великого княжества Литовского.

Принципиально важным был также процесс формирования в Украине специфического сословия — казачества. С начала XVI века на земли к югу от Киева, разоренные и опустошенные в результате нашествия степняков, устремился поток переселенцев, главным образом украинцев, называвшихся тогда обычно «русинами», которые уходили из латифундий и шляхетских поместий, чтобы избежать «второго крепостного права»; к ним присоединялись беглецы из других этнических групп: татары, русские, поляки... И хотя сам термин «казак» тюркского происхождения («стражник», «свободный человек»), говорили они на украинском языке и исповедовали православие. За полтора столетия казачество превратилось из конгломерата вольных ватаг, живших охотой, рыболовством и грабежом в военно-земледельческое сословие, социально структурированное, имевшее выборную власть. Часть казаков, входившая в реестр, находилась на военной службе у польской короны.

В первой половине XVII века между казачеством и Речью Посполитой нарастали противоречия, вызванные религиозной дискриминацией. Казацкое восстание 1648—54 гг. под командованием гетмана Богдана Хмельницкого завершилось созданием Войска Запорожского, его переходом под протекторат Кремля, но никак не «воссоединением» с ним. Затем последовало несколько восстаний против Москвы, последнее из которых возглавил гетман Иван Мазепа. Все они были подавлены русскими войсками, гетманы Войска Запорожского шаг за шагом теряли полномочия. В конце XVIII века Украина окончательно утратила остатки самоуправления и началась эпоха русификации.

Люди фронтира и подданные самодержца

Принципиальная разница между Украиной и Россией, между украинцами и русскими, порождается тем, что различия в исторических траекториях двух народов сформировали во многом несовместимые политические культуры, то есть традиции, ценности, установки и мотивы политического поведения.

Украинская политическая культура складывалась под влиянием «шляхетской демократии», типичной для Речи Посполитой, городского самоуправления и казацкой военной демократии. Первая включала в себя наличие законодательной власти в виде сейма, то есть представительного собрания шляхты с участием депутатов от более мелких собраний — земских сеймиков, а также выборность монарха. Власть короля ограничивалась не только сеймом, но и сенатом, состоявшим из высших светских и духовных сановников. В украинских городах вплоть до конца XVIII века действовало магдебургское право, регулировавшее экономическую деятельность, имущественные отношения и общественно-политическую жизнь, в том числе порядок избрания и работы городского самоуправления.

Казачество, сформировавшееся к концу XVI века в виде отдельного сословия, имело свои институты: Генеральную Раду, собиравшуюся трижды в год, и выборных военных командующих — гетманов. На Раде избирались или переизбирались гетманы, решались вопросы войны и мира, рассматривались судебные дела. Запорожская Сечь, созданная в 50-х годах XVI века, была типичным раннедемократическим образованием. «Главной причиной, по которой исследователи считают казацкую республику демократическим образованием, было то, что каждый казак, находившийся на Сечи, мог принять участие в Генеральной Раде. Впрочем, подобная традиция была обычной для всех автономных квазимилитаристских образований», — отмечал украинский ученый Иван Гаврилюк⁶.

Глубокая ориентация на демократические или протодемократические политические институты и процедуры была характерна для структур, возникавших в зонах фронтира, между устоявшимися государственными формированиями и пространствами, заселенными кочевыми племенами или этносами, находившимися на уровне первобытнообщинного строя. К типичным «людям фронтира» относятся не только украинские, но и российские казаки, завоевывавшие Сибирь, американские пионеры, двигавшиеся на запад и осваивавшие прерии, и многие другие. При всех различиях их объединяло одно: восприятие личной свободы как одной из главных ценностей и умение защищать свои права. Все они могли бы согласиться с известной фразой «Бог создал людей сильными и слабыми, Сэмюэл Кольт сделал их равными».

Наследие Речи Посполитой и Запорожской Сечи стало одним из ключевых факторов формирования политической культуры, доминирующей в Украине. Ее часто называют «западной», имея в виду ориентацию на европейские нормы и модели, отрицание и отторжение византийских традиций, неприятие ограничений индивидуальной свободы, идей самодержавного деспотизма и экспансионизма⁷. Любопытное обстоятельство отмечает украинский социолог Ирина Головко: «Парадокс Украины состоит в том, что несмотря на определенное неприятие либерализма на официальном уровне и уровне общественного сознания, он (либерализм. — Г. Г.) существует на уровне повседневных практик. Наблюдается воплощение либеральных практик на обыденном уровне. Украинцам на ментальном уровне свойственны индивидуализм, свободолюбие, неприятие авторитарного начала, типичные для всего либерального дискурса. Можно сказать, что украинцы выжили благодаря либерально-демократическим практикам, не осознавая, что они не определяются как либеральные»⁸.

Совершенно иная, антилиберальная политическая культура свойственна России. Ее основой являются политический режим Золотой Орды, типичной восточной деспотии, и политическое мышление Византии с ее слиянием государственного и религиозного начал. «Внимание индивидов переориентируется на государя — возникает персонификация власти. Вера сводится к верности государству, что способствует зарождению настроений подданничества, поклонения и служения. Идет процесс огосударствления православия. <...> Происходит вытеснение языческой культуры и договорной традиции государственности. Отсюда берет начало одна из главных доминант политической культуры — патернализм. Потребность в сильном лидере, в „сильной руке“ государства постепенно стала необходимостью для россиян. Настроения подданничества возникали на фоне сведения религии к формализму, доминирование национально-государственных задач над личностным началом повлекло за собой обнищание духовной жизни»⁹. Государственная власть и ее высший носитель стали сакральными, повиновение им — необходимостью не только физического выживания (нелояльность в России обычно имеет весьма нежелательные и печальные последствия), но и психологической потребностью. В массовом сознании утвердилась наивная, но непоколебимая уверенность в обладании истинными ценностями, мессианизм, архаичность мышления. Идея Третьего Рима получила геополитическое выражение, преобразовалась в мысль о вселенской православной империи.

Такие общества и политические режимы, как доказал известный исследователь восточных деспотических систем Карл Виттфогель, неспособны к модернизации. Критики азиатского деспотического государства, писал он, обычно жалуются «лишь на злоупотребления отдельных чиновников или на специфические акции правительства». Но они добивались «лишь оздоровления тотальной власти, принципиальную желательность которой они не оспаривали». В конце концов они неизменно возрождали «деспотизм, некомпетентных представителей которого они устранили»¹⁰. Такова, увы, судьба России. В свою очередь, Украина, хотя и с огромным трудом, встраивается в евроатлантическую систему. И поэтому проект «одного народа, одного государства и одного вождя» обречен. По крайней мере, очень хочется в это верить.