В чешском и русском языке есть пласты лексики, настолько отличающиеся друг от друга, что и человек, хорошо владеющий обоими языками, неожиданно для себя возвращается чуть ли не на уровень начинающего. К ним относится, например, терминология из области химии и ботаники, но также и музыки.

И в славянских языках можно найти много свидетельств о тех временах, когда латынь доминировала в образованной Европе. Многие слова, начинающиеся на де- (de-), в русском и чешском имеют латинские корни. Конечно, заимствованы они были значительно позднее, не во времена античности, некоторые пришли из французского или итальянского, но наличие подобных выражений до определенной степени подтверждает общность словарного запаса индоевропейских языков, единство языкового и культурного мышления.

Нередко приходится слышать, что какой-то язык «невероятно богат, остроумен и только в нем…» Обычно это говорят или пишут люди, никаким другим языком, кроме собственного, в достаточной степени не владеющие, да и в собственном они обнаружили определенные качества недавно, отсюда и восторженное удивление.

Возможно, вы замечали, что в Чехии (да и в других странах) на многих зданиях, обычно в нише, стоит фигурка в латах и шлеме с плюмажем, похожая на римского воина. Человек выливает воду из кувшина или другого сосуда, иногда за его спиной виднеется контур мельницы, иногда город в пламени.

Думаю, многим в наши дни хочется отвлечься от тревожных мыслей и взяться за книгу, способную в этом помочь. В поисках такого чтения я случайно наткнулась на публикацию Ольги Кушлиной «Страстоцвет, или Петербургские подоконники» (СПб., 2023), в которой с юмором говорится о том, что многие поэты Серебряного века, да и более поздние, черпали вдохновение на подоконниках, заставленных бальзаминчиками, туберозами и даже фикусами. Хотя на первый взгляд мысль кажется несколько странной, но ведь известно, например, что французский художник-примитивист Анри Руссо «списывал» джунгли, где никогда не бывал, с цветочных горшков.

Все чаще я задумываюсь над тем, что для перевода на чешский язык (да и на любой другой) нужно прежде всего уяснить себе, с какого русского мы будем переводить. В наших статьях мы часто говорим не о подборе точных эквивалентов для конкретного текста, а стараемся понять и прочувствовать разницу между родным языком (исходим из того, что это русский) и чешским.

Сейчас, когда я пишу эту статью, запоздалая зеленая дымка намечается в перспективах садов Петербурга, города, где я выросла. Трудящиеся наконец-то выяснили, сколько нерабочих дней (так называют теперь выходные и праздники) предстоит в мае, что важно для садово-огородных работ.

В живых языках с течением времени значение слова может измениться на прямо противоположное. Все русисты на первом курсе знакомятся с классическим примером такого изменения, а именно с антонимами начало — конец, когда-то развившимися от одного корня. Сегодня мы рассмотрим интересную пару слов лихой — lichý: они происходят от одного славянского корня, но со временем значения их в русском и чешском языках существенно разошлись.

Когда Иона (по-чешски Jonáš) оказался внутри кита, то ни ему, ни киту это не понравилось. Иона роптал на судьбу и несправедливость наказания. Бог признал, что в принципе Иона прав, но все равно бедняга так и не получил титул мученика. И даже его изображения нередко вызывают улыбку, а не сострадание. Возможно, потому что сегодня мы знаем: попасть в нутро (nitro) кита довольно затруднительно, хотя, если воспринимать историю иносказательно, то, наверное, все мы когда-либо побывали внутри кита (velrybа). Иона (не путать с другим библейским персонажем по имени Иов) был внутри, но не в уютном и безопасном месте.

«День был предпраздничный, сутолочный, яркий, с криками торгашей, с воздушными шарами, с палатками у Страстного, где под елками продавали пряники, крымские яблоки, апель-цы-ны, и сыпали приговорками, приплясывая на морозе, сбитенщики, с вязками мерзлых калачей», — вспоминал в эмиграции автор «Путей небесных» Иван Шмелев.

В немецкой, австрийской и чешской культуре был относительно спокойный период, получивший несколько ироническое название бидермейер. Это художественное направление чаще всего ограничивают 1815―1848 годами, то есть временем после Наполеоновских войн и до начала революций в Европе. Ярче всего оно проявило себя в изобразительном искусстве (výtvarném umění), но и в литературе найдутся произведения, которые относят к бидермейеру.

Название этого цветка в русском языке, на первый взгляд, соответствует чешскому hvozdík. Но в живой чешской речи это слово употребляется редко, чаще говорят karafiát. Русское гвоздика и чешское hvozdík похожи, но русское напоминает слово гвоздь, тогда как по-чешски гвоздь — это hřebíček, hřeb, hřebík. Однако hřebíček (только эта из трех форм) — и название специи, которая по-русски называется… гвоздикой.