Замечательный ученый П. Г. Богатырев¹ где-то в конце 1950-х гг. на вопрос о том, каким человеком был Николай Сергеевич Трубецкой, ответил: «Он был настоящий аристократ!» А когда его попросили уточнить, в чем выражался его аристократизм, Богатырев ответил: «Он был настоящий демократ!» М. Л. Гаспаров в прекрасной своей книге «Записи и выписки» помещает этот эпизод под заголовком «Перестановка слагаемых» и завершает его репликой от себя: «Поддается ли этот парадокс перестановке слагаемых? Хотелось бы»².

Будучи гениальным ученым, Трубецкой никогда и ничем не показывал своей исключительности и превосходства, в то время как вся его жизнь и научная деятельность без преувеличения может быть названа истинным подвигом.

Даровитый юноша с громким именем

Принято считать, что общим предком всех Трубецких, если вести отсчет с середины XVIII века³, был Юрий Юрьевич Трубецкой (1668—1739) — сподвижник Петра I, при Екатерине I — генерал-поручик, во время царствования Анны Иоанновны — сенатор и тайный советник. Это в его честь назван Трубецкой бастион Петропавловской крепости, в строительстве которой он принимал участие. Среди его потомков были люди весьма значительные как по своему социальному статусу и роли в истории, так и по заслугам перед Отечеством: генералы, сенаторы, губернаторы, декабристы, писатели, философы, дипломаты, а также секундант Лермонтова на его дуэли с Мартыновым, директор Эрмитажа, создатель Московской консерватории и знаменитый скульптор.

Ближайшие родственники Николая Сергеевича Трубецкого, составлявшие его непосредственное окружение, также были личностями незаурядными и яркими.

Николай Сергеевич Трубецкой родился 4 (16) апреля 1890 года. И его отец, Сергей Николаевич, и его дядя, Евгений Николаевич, профессора Московского университета, были известными религиозными философами и последователями Владимира Соловьева. Отец, убежденный либерал, в возрасте 43 (!) лет был избран ректором университета, но, увы, пробыл на этой должности меньше месяца⁴. Мягкий либерализм С. Н. Трубецкого до такой степени не давал покоя вождю большевиков, что даже о смерти молодого профессора он отозвался зло и ехидно: «Бедный Трубецкой! Стремиться к народной свободе и умереть от „сцены“ в передней царского министра. Мы готовы допустить, что это слишком жестокая казнь даже для российского либерала»⁵. Разумеется, с большевистской точки зрения, умирать следовало «в прямой, честной, открытой, просвещающей и воспитывающей народ уличной борьбе с этими гадами, без уничтожения которых невозможна действительная свобода»⁶.

Яркие воспоминания о С. Н. и Е. Н. Трубецких оставил Борис Пастернак в книге «Люди и положения»: «Старшие Трубецкие, отец и дядя студента Николая были — один профессором энциклопедии права, другой ректором университета и известным философом. Оба отличались крупной корпуленцией и, слонами в сюртуках без талий взгромоздясь на кафедру, тоном упрашивания глуховатыми, аристократически-картавыми, клянчащими голосами читали свои замечательные курсы»⁷. И далее у Пастернака уже о молодом поколении: «Сходной породы были молодые люди, неразлучной тройкой заглядывавшие в университет, рослые даровитые юноши со сросшимися бровями и громкими голосами и именами»⁸.

Интерес к научной деятельности, очевидно унаследованный, возник у Николая Трубецкого чрезвычайно рано. В тринадцатилетнем возрасте он уже серьезно занимается этнографией и этнологией, а также фольклором преимущественно на материале финно-угорских языков⁹. В 1904 году (в 14 лет) посещает заседания Московского этнографического общества и знакомится с профессорами В. Ф. Миллером¹⁰ и С. К. Кузнецовым¹¹. Следующие годы продолжает изучать историю финно-угорских народов, а в 1907 году начинает собирать сведения о камчадальском (ительменском) языке, а также занимается кавказскими языками, фактически став основоположником сравнительного метода изучения северо-кавказских и восточно-кавказских языков. Не лишним будет напомнить, что в это время Николай Трубецкой еще числился учащимся гимназии.

В 1908 году, не посещая занятия все предшествующие годы, Трубецкой экстерном оканчивает 5-ю мужскую гимназию¹², в которой в одно время с ним числятся его ровесник Борис Пастернак и тремя классами младше — Владимир Маяковский.

В том же году Николай Трубецкой поступает в Московский университет на историко-филологическое отделение, избрав философско-психологическое направление с изучением истории философии, этнопсихологии и т. д. Затем переходит на лингвистическое отделение, которое возглавлял В. К. Поржезинский¹³, где главным образом осваивает славянские и балтийские языки, а также изучает латинский, греческий, древневерхненемецкий и др. Уже тогда главной сферой интересов Трубецкого становится языкознание, располагающее, по его мнению, «подлинно научным методом», в то время как другие антропологические науки, как то «этнология, история религии, история культуры и т. п. в отношении метода находятся на „алхимической“ стадии развития и должны следовать примеру лингвистики»¹⁴. В это же время Трубецкой продолжает углубленно заниматься кавказскими языками. В 1911 году едет на Кавказ «с специальной целью собирания лингвистических материалов», живет в имении В. Ф. Миллера на побережье Черного моря, записывает черкесские тексты и составляет черкесскую грамматику и словарь.

В 1912—1913 гг. Н. Трубецкой готовит диссертацию по грамматике индоевропейских языков, одобренную В. К. Поржезинским. По результатам этой и всех предшествовавших ей работ Трубецкой рекомендован для продолжения научной деятельности в университете.

В 1913 году Трубецкой стажируется в Лейпцигском университете, а вернувшись в Россию, в 1914—1915 гг. готовится к сложнейшим экзаменам на приват-доцента, которые затем успешно сдает.

Рубежным для научной карьеры Трубецкого становится 1915 год. В этом году выходит «Очерк древнейшего периода истории русского языка», автором которого был А. А. Шахматов¹⁵. Трубецкой пишет «подробный критический обзор книги» и затем зачитывает его на заседании Московской Диалектологической Комиссии. По словам самого Н. С. Трубецкого, доклад производит «эффект разорвавшейся бомбы» и опрокидывает все прежние догмы и методологические принципы фортунатовской школы¹⁶: «это было первым выражением поворота от фортунатовского метода реконструкции». К сожалению, ни намерение написать книгу «Праистория славянских языков», ни дальнейшие исследования в области сравнительно-исторической грамматики оказались невозможны, т. к. вскоре происходит октябрьский переворот.

1917 год и эмиграция

Летом 1917 года Н. Трубецкой едет на Кавказ для научной практики, но октябрьские события катастрофически вмешиваются в жизнь и разрушают все планы. Трубецкой остается фактически без средств, скитается, бедствует, заболевает тифом, а выздоровев, никак не может добиться разрешения на выезд. Живет в Кисловодске, затем в Ростове, где в университете ему удается занять место доцента на кафедре сравнительного языковедения. За этим следует срочная эвакуация, практически все накопленные научные материалы при этом оказываются утерянными.

С 1920 года начинается новый этап жизни Н. Трубецкого — он эмигрирует в Болгарию, где преподает в Софийском университете. Какими бы невыносимыми ни были условия жизни русских эмигрантов, особенно в первые годы, для многих из них, обладающих талантом и способностями, бегство из России было единственной возможностью сохранить их (как и свою жизнь) и найти им применение. Всего за несколько лет имя Трубецкого становится всемирно известным. В 1928 году на Первом Международном конгрессе лингвистов в Гааге заслуги Н. С. Трубецкого-ученого высоко оценил французский лингвист А. Мейе: «Он [Трубецкой] — сильнейшая голова современного языкознания. «Сильная голова», ― подтвердил кто-то. ― «Сильнейшая», ― настойчиво повторил Мейе¹⁷.

Евразийство не дало мне стать тем, чем я должен был стать

28 июля 1921 года Н. Трубецкой пишет Роману Якобсону о новом «мироощущении», о «прощупывании и прокладывании путей для некоторого нового направления», определяя его термином «евразийство»: «Направление это носится в воздухе. Я чувствую его в стихах М. Волошина, А. Блока, Есенина». Термин «евразийство» пока еще кажется Трубецкому не вполне удачным, но весьма «подходящим для агитационных целей».

Новая евразийская теория утверждала существование Евразии как отдельной и целостной империи, противостоящей романо-германскому миру — воплощению эгоцентризма и эксцентризма. Единственный способ борьбы с ними, а также с захватническими стремлениями романо-германской цивилизации Трубецкой видит в революции сознания нероманогерманских народов, в переходе от абсолютизма к релятивизму¹⁸: «Понять, что ни „я“, ни кто другой не есть пуп земли, что все народы и культуры равноценны, что высших и низших нет…»

Но противоречие концепции Трубецкого уже и состояло в том, что, с одной стороны, утверждалась мысль о равноценности всех народов и культур¹⁹ и предъявлялось требование принципа безоценочности как в этнологии, так и в истории культуры, поскольку оценка всегда эгоцентрична, в то время как «нет высших и низших, есть только похожие и непохожие…»

С другой стороны, говорилось об особом положении России и ее исторической миссии, состоящей в объединении «братьев» славян, в христианизации и сплочении «в одно культурное целое» разнородных племен, называемое «славянством», т. е. за Россией таким образом закреплялись ее значительное превосходство и преимущественный статус в отношении других народов.

Важно, однако, учесть, что термин «славянство» понимался Н. Трубецким не как этнографический или культурный («не существует общеславянского физического, антропологического типа», «славянская культура — тоже миф, ибо каждый славянский народ вырабатывал свою культуру отдельно»), а как лингвистический. Язык, как он считал, — единственное, что объединяет славян.

Не вдаваясь в подробности изложения евразийской концепции, добавим лишь, что несколькими годами позже Н. Трубецкой разочаруется в прежних своих убеждениях. В письме к П. П. Сувчинскому²⁰ от 10 марта 1928 года он пишет: «Мое призвание — наука. Но к публицистике и философствованию у меня никакого призвания нет… Занимаясь писанием всего этого евразийского кошмара, я чувствую, что мог бы все это время и труд с гораздо большей пользой (и для себя, и для других) потратить на науку <…>. Евразийство для меня тяжелый крест, и притом совершенно без всяких компенсаций. Поймите, что в глубине души я его ненавижу и не могу не ненавидеть. Оно меня сломило, не дало мне стать тем, чем я мог бы и должен бы стать. Бросить его, уйти из него, забыть про него — было бы для меня высшим счастьем…»

А годом позже Трубецкой заявит о своем выходе из редакции газеты «Евразия» и из евразийской организации, сославшись на «невозможность примирения тех крупных идеологических разногласий, которые существуют в евразийской среде»²¹ и одним из которых было неприятие Трубецким распространения в евразийской идеологии марксизма и федоровства²².

Венский университет

В 1922 году Николай Трубецкой переезжает в Вену и начинает преподавать в Венском университете на кафедре славистики. И хотя в письме Р. Якобсону он пишет о предоставленных ему «прекрасных условиях» работы, на деле все оказывается не так благополучно. Прежде всего, самому назначению предшествовал период весьма беспокойного ожидания. Место на кафедре предполагалось отдать немецкому лингвисту Р. Траутману, но тот затягивал переговоры и запрашивал слишком высокий гонорар. Тогда обратились к Трубецкому, и, как потом выяснилось, только затем, чтобы таким образом повлиять на решение Траутмана. Траутман, однако, в конце концов предпочел Венскому Берлинский университет, и только тогда Трубецкой занял место на кафедре.

Позднее возникли трудности и другого плана: не хватало учебных пособий и книг не только в личном пользовании (все книжное имущество Трубецкого осталось в России), но и в библиотеках. Недоставало и времени на научные исследования, потому что загруженность в университете была запредельной: «Вы не можете себе представить, как тяжела та шапка Мономаха, которую я теперь на себя надел. Я обязан читать 5 часов в неделю, и курсы не должны повторяться раньше, чем на 7-й семестр. Т. о., надо подготовить курсы на 3 года, причем в число этих курсов должны войти 6 славянских языков (все кроме словенского, словацкого, лужицкого и полабского²³) и главнейшие литературы. Кроме того, надо экзаменовать „докторов“, читать их диссертации, прочитывать работы и экзаменовать готовящихся на звание учителя <…>. Таким образом, не то что на ближайшие месяцы, но даже на годы я настолько завален работой, что о писании книги и думать нечего: только статейки и могу пописывать. Это, конечно, очень обидно…» (из письма Р. Якобсону в феврале 1923 года).

Посмотрим на перечень языков, которые преподавал Н. Трубецкой: старославянский, польский, чешский, болгарский, сербо-хорватский, русский. Кроме того, он читал лекции по сравнительной грамматике славянских языков, по дескриптивной грамматике русского языка, введение в общую фонологию, а также вел общий курс истории русской литературы, отдельные курсы по XVIII веку, по Достоевскому, русской поэзии XVIII—XX вв. и многое другое. Загруженность в самом деле была сверхъестественной, но Трубецкой, хотя и сетовал в письме к Якобсону, что у него нет никакой возможности писать книги, а только лишь «статейки», продолжал заниматься научной работой. Наиболее значительными можно считать исследования полабского языка, в которых успешно применялся фонологический метод.

Пражский лингвистический кружок

В 1926 году несколько ученых — В. Матезиус²⁴, Б. Трнка²⁵, Р. Якобсон, Н. Трубецкой, С. Карцевский²⁶ и др. — на основе идей Ф. де Соссюра, Ф. Ф. Фортунатова, Л. В. Щербы и И. А. Бодуэна де Куртенэ создали лингвистическую школу. Новая языковая теория была изложена в «Тезисах Пражского лингвистического кружка», подготовленных для I Международного съезда славистов, который проходил в 1929 году в Праге. Их ключевая идея ― представление о языке как о функциональной системе, т. е. как о «системе средств выражения, служащей какой-либо определенной цели». Теория «языковых союзов» (а не «языковых семей», как раньше) и структурный метод исследования позволяли сравнивать неродственные языки, в процессе развития которых могли появляться общие черты. Идея системной организации языка снимала противопоставление синхронии и диахронии (один из постулатов языковой теории Ф. де Соссюра) и давала возможность эволюционного подхода в синхроническом описании языков. В синхронном плане при сравнении грамматических явлений как родственных, так и неродственных языков могут быть выявлены общие тенденции развития. Теорию «языковых союзов» и, в частности, понятие Балканского языкового союза предложил Н. Трубецкой.

Основным же вкладом Трубецкого в научную деятельность кружка была разработка особых лингвистических дисциплин ― фонологии и морфонологии. Главный труд Трубецкого-лингвиста ― «Основы фонологии» ― был издан уже после смерти автора, в 1939 году, на немецком языке, а переведен на русский только в 1960 году²⁷. В отличие от фонетики, изучающей звуки как таковые, фонология как наука, по мнению Трубецкого, должна заниматься только теми звуковыми различиями, которые одновременно различают и смыслы. Таким образом, фонема (минимальная смыслоразличительная единица языка) не является конкретным звуком, она может реализоваться в нескольких звуковых вариантах и представлена полным рядом чередующихся звуков.

Интересы Трубецкого-лингвиста распространялись на самые разные области функционирования языка. Так, например, он задавался вопросом, почему тот или иной язык, принадлежащий данному народу, выбирает каждый раз свой путь эволюции, и предлагал выделить для исследования этого вопроса даже особую науку — этнософию. «Для меня субъективно-интуитивно совершенно ясно, например, что между общим акустическим впечатлением чешской речи и чешским психическим (даже психофизическим) обликом („национальным характером“) существует какая-то связь. Это есть иррациональное впечатление, ― но кто знает, не скрывается ли за ним предчувствие какого-то рационального закона?»

Последние годы

Живя в Австрии, Николай Трубецкой тем не менее становится одним из главных фигурантов «дела о славистах», сфабрикованного ОГПУ в СССР. «В „деле о славистах“, первые аресты по которому проходили с конца 1933 года, все обвиняемые были признаны участниками контрреволюционной фашистской партии, ставившей главной целью свержение советской власти. Ее иностранные представители (Р. Якобсон, Н. Трубецкой и П. Богатырев) проходили по делу как руководители зарубежного русского фашистского центра Российской национальной партии»²⁸.

Последние годы Николай Трубецкой много болеет, все чаще случаются приступы стенокардии, время от времени он лечится в больницах. Общее недомогание переходит в крайнюю стадию в начале 1938 года, и так или иначе его причиной становятся сильнейшие переживания, в первую очередь из-за неизбежного аншлюса Австрии²⁹, в которой он жил. В начале апреля он пишет Р. Якобсону: «В связи с болезнью неврастения у меня разыгралась до полных пределов. Работать совсем не могу». Роман Якобсон, желая хоть как-то помочь в этой ситуации, предлагает Трубецкому переехать в Чехословакию и передает приглашение от князя Лобковича (Лобковица) поселиться в его замке в Роуднице³⁰. Трубецкой очень тронут этим приглашением, но отказывается от него, понимая, что Чехословакию ожидает в ближайшем будущем та же судьба, что и Австрию. Положение усугубляет статья Трубецкого «О расизме»³¹, в которой он жесточайшей критике подвергает расовую теорию. Статья заканчивается следующим образом:

«Немецкий расизм основан на антропологическом материализме, на убеждении, что человеческая воля не свободна, что все поступки человека в конечном счете определяются его телесными особенностями, передающимися по наследству, и что путем планомерного скрещивания можно выработать тип человека, особенно благоприятствующий торжеству данной антропологической единицы, именуемой народом». И далее Трубецкой, как это ни парадоксально в 1935 году, ссылается на евразийство, отвергавшее экономический материализм, и, соглашаясь с ним, категорически не желает принимать материализм антропологический: «В вопросах культуры, составляющей область свободного целеустремленного творчества человеческой воли, слово должно принадлежать не антропологии, а наукам о духе — психологии и социологии».

В случае выздоровления единственной возможностью избежать последствий написания такой статьи могла быть эмиграция в США. Но Трубецкой был тяжело болен, когда в его доме объявились гестаповцы и произвели обыск. Это вызвало сильнейший сердечный приступ, и Трубецкой вновь оказался в больнице, из которой вернуться домой ему уже не довелось. Рукописи, конфискованные во время обыска, были утрачены.

Николай Сергеевич Трубецкой скончался 25 июня 1938 года от инфаркта. Великий ученый похоронен в русской части Центрального кладбища в Вене.

1 Петр Григорьевич Богатырев (1893—1971) — выдающийся этнограф, фольклорист, доктор honoris causa Карлова университета в Праге и университета Коменского в Братиславе, переводчик книги Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». См. о нем в публикации О. Репиной «Петр Богатырев: ученый, подаривший русскому читателю Швейка» (Русское слово, № 11, 12/2016.)

2 Гаспаров М. Л. Записи и выписки. М., 2008. С. 365.

3 В целом род Трубецких происходил от великого князя литовского Гедимина.

4 29 сентября 1905 г. на приеме у министра народного просвещения во время заседания комиссии по проведению университетских реформ и выработке устава С. Н. Трубецкой скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг. Похоронен в Москве на Донском кладбище.

5 Ленин В. И. По поводу смерти Трубецкого // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Издание пятое. М., 1979. Т. 11. С. 333.

6 Там же.

7 Пастернак Б. Л. Люди и положения. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. М., 1991. С. 324.

8 Там же. «Тройка» — это сам Николай Трубецкой, историк Сергей Мансуров, родственник Трубецких, и Дмитрий Самарин. Всех троих объединяло, помимо прочего, увлечение неокантианством Марбургской школы.

9 Интерес к угро-финской этнографии, по словам самого Н. Трубецкого, появился еще в гимназии, когда он, будучи учеником 5 класса, очень увлекся Калевалой, карело-финским поэтическим эпосом.

10 Миллер Всеволод Федорович (1848―1913) ― этнограф, археолог, языковед, фольклорист, ученик Ф. И. Буслаева. Главные научные исследования Миллера посвящены иранистике и русскому эпосу.

11 Кузнецов Стефан Кирович (1854―1913) ― историк, археолог, этнограф, библиограф. Сфера его научных интересов ― история Сибири, Прикамья и Поволжья.

12 5-я Московская гимназия была создана в 1865 г. Располагалась на углу Поварской ул. и Большой Молчановки в доме князя Голицына.

13 Поржезинский Виктор Карлович (1870—1929) — русский и польский лингвист, профессор Московского университета на кафедре сравнительного языкознания и санскритского языка.

14 Письма и заметки Н. С. Трубецкого. М., 2004. С. 7. Здесь и далее все высказывания Н. Трубецкого цитируются по этому изданию.

15 Шахматов Алексей Александрович (1864—1920) — лингвист, основоположник исторического метода в изучении русского языка, академик Императорской Санкт-Петербургской АН.

16 Московская лингвистическая школа, или Московская фортунатовская школа, основана Ф. Ф. Фортунатовым, учителем А. А. Шахматова. Представители школы, изучая формальную структуру языка, стремились к математической точности в исследованиях. Одним из центральных аспектов новой языковой концепции было учение о форме слова, которое разграничивало реальные значения, относящиеся к обозначаемому, и формальные значения, относящиеся собственно к языку.

17 Из некролога Трубецкого, написанного Р. Якобсоном на чешском языке: Jakobson R. Nikolaj Trubeckoj zemrel. Geniální slavista // Lidové noviny. 1938. Rocnik 46. Cislo 324. 29 cervna. S. 2—3.

18 Здесь употребляется как в обиходном значении «относительности» познания в противоположность абсолютному знанию, так и в философском, предполагающем приоритет связи и отношений объектов над их сущностными признаками, приоритет целостности и системности над отдельными частями.

19 Эта мысль подробно изложена в работе Н. Трубецкого «Европа и человечество», изданной в Софии в 1920 г. и фактически являющейся идеологической платформой евразийства.

20 Петр Петрович Сувчинский (1892—1985) — философ, музыковед, пианист, литературный критик, публицист. Один из организаторов движения «Евразия» в 1921 г. в Софии наряду с Н. Трубецким, П. Савицким и Г. Фроловским.

21 Трубецкой Н. С. Письмо в редакцию // Евразия. 1929. № 7. 5 января.

22 Николай Федорович Федоров (1829―1903) ― религиозный мыслитель и философ-утопист, основоположник русского космизма. Его идея «совершенной идеократии» была близка левому, пробольшевистскому крылу евразийцев, которое возглавлял П. П. Сувчинский.

23 Полабский язык — от названия реки Лаба (Эльба) — один из мертвых западнославянских языков, на котором говорили потомки племени древлян, сохранялся до середины XVIII в.

24 Вилем Матезиус (Vilém Mathesius, 1882—1945) — чешский лингвист, глава Пражского лингвистического кружка. Основные труды по общему языкознанию и английскому языку.

25 Богумил Трнка (Bohumil Trnka, 1895―1984) ― чешский лингвист, историк литературы, первый секретарь Пражского лингвистического кружка. Основная сфера научных интересов ― германистика.

26 Сергей Иосифович Карцевский (1884―1955) ― швейцарский и русский лингвист. Основные труды посвящены теории языкознания и описательной грамматике русского языка.

27 Трубецкой Н. С. Основы фонологии. Пер. с нем. А. А. Холодовича, послесловие А. А. Реформатского. М., 1960.

28 Репина О. «Петр Богатырев: ученый, подаривший русскому читателю Швейка» // Русское слово, № 11/2016.

29 Аншлюс Австрии (включение ее в состав Германии) был осуществлен 12―13 марта 1938 г.

30 Лобковицы (нем. Lobkowitz, чеш. Lobkovicové) — один из знатнейших дворянских родов Богемии (Чехии). Известен с XIV в., в XV в. распался на несколько ветвей, которые обосновались в Роуднице-над-Лабем, Долни Берковице, Кржимице, Мельнике и Брюсселе. Замок в Роуднице был построен во второй половине XVII в. в стиле барокко.