Неучастие в дебатах. Судите не по словам, а по делам

Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков на старте президентской кампании несколько косноязычно объяснил его неучастие в дебатах тем, что он действующий президент: «В его случае его кандидатство, конечно, протекает по иным законам. Хотя по таким же законам, как для всех остальных. Но отпечаток вот этого президентства действующего, он, конечно, совсем, скажем так, меняет ситуацию». К этому довольно косноязычному объяснению Песков добавил, что такие дебаты «достаточно бессмысленны по своей сути».

В свою очередь, Милош Земан заявил: «Короче говоря, я решил не вести никакой президентской кампании. Я буду выполнять свои президентские обязанности до последнего момента, но не собираюсь формулировать, каким образом я должен их выполнять. С какой стати? Все остальные кандидаты логично объясняют свои позиции. Если бы я начал говорить, что думаю о президентстве, выглядел бы чокнутым. Я уже все сказал четыре года назад и с тех пор стараюсь этому следовать. Так что избиратели сравнят идеи конкретных кандидатов с тем, что делает на посту действующий президент, и сделают свой выбор».

Таким образом, оба лидера (явно или скрыто, сами или через посредников) отсылают избирателей к максиме «Дела говорят лучше слов». Это типичная черта патерналистского популизма, подразумевающего превосходство правящего кандидата; аналогичную стратегию наблюдал исследователь Ян-Вернер Мюллер у премьер-министра Венгрии Виктора Орбана.

Риторика угрозы. Вы что, хотите как в Париже?

Земан пугает народ исламским терроризмом, используя пресуппозицию, обобщение и гиперболу и фактически ставя знак равенства между исламом и преступными доктринами. Еще в 2013 году, накануне второго тура президентских выборов, он рассуждал следующим образом: «Идеологическая основа ислама — это, безусловно, Коран. Мусульманина можно назвать приверженцем Корана, точно так же как нациста — приверженцем теории расового превосходства и антисемитизма, а коммуниста — приверженцем классовой борьбы и диктатуры пролетариата. В Коране есть немало сур, призывающих к пленению, порабощению и даже уничтожению неверных. В этом смысле ислам несравнимо более агрессивная и нетерпимая религия, чем христианство, буддизм, конфуцианство, синтоизм и другие мировые религии».

В 2017 году, в разгар своей кампании, Земан фактически всех террористов объявляет мусульманами: «Ну и поскольку я совсем неполиткорректен, я буду говорить не о международном терроризме, а об исламском терроризме». Чешский президент идет дальше, пугая граждан утратой идентичности: «В любом случае мы должны настаивать на сохранении ценностей нашего общества, которые основаны на иудеохристианских ценностях. Я не хочу создавать в Праге никакие гетто, куда бы люди боялись пойти».

У Путина во время последней предвыборной кампании есть несколько жупелов: Майдан, Париж с протестами «желтых жилетов», «лихие 90-е». Отвечая на вопрос Ксении Собчак, почему российская оппозиция, в частности Алексей Навальный, не допускается к выборам, он ни разу не называет фамилию Навального (как считается, чтобы не делиться с ним своей популярностью). Используя антономазию, Путин делает фамилию бывшего президента Грузии Михаила Саакашвили нарицательной:

«По поводу персонажей, которых Вы упомянули. Уже ставили здесь вопрос про Украину. Вы хотите, чтобы у нас по площадям бегали десятки таких, извините, Саакашвили? Вот те, кого Вы назвали, это Саакашвили, только в российском издании. И Вы хотите, чтобы такие Саакашвили дестабилизировали ситуацию в стране? Вы хотите, чтобы мы переживали от одного майдана к другому? Чтобы у нас были попытки государственных переворотов? Мы все это уже проходили. Вы что, хотите все это вернуть? Я уверен, что абсолютное, подавляющее большинство граждан России этого не хочет и этого не допустит (Аплодисменты)».

В этих примерах мы видим некоторое сходство риторических стратегий. Так, Земан использует нерелигиозный, цивилизационный подход к религии (как известно, чехи в подавляющем большинстве атеисты), связывая ислам с системой ценностей, чуждой европейцам. Пугая избирателей исламом и угрожая им утратой ценностей и идентичности, Земан разжигает в людях страх. Он формирует чешскую национальную идентичность через концепт суверенного государства (не надо слушать Брюссель и пускать мигрантов). Путин же использует в качестве угрозы образ врага — Саакашвили — и формирует российскую национальную идентичность через концепт стабильности (не надо расшатывать лодку). Оба лидера эксплуатируют базовую потребность людей — потребность в безопасности.

Положительная самопрезентация. Кто молодец? Я молодец!

Конечно, очень важно похвалить себя и своих сотрудников, показать избирателю, как хорошо они работают, сколько всего делают для людей. В устах политика-популиста рассказ о достижениях может стать дополнительным аргументом, чтобы либо не слушать другие стороны, либо даже диктовать им свои условия.

В Рождественской речи 2017 года Милош Земан говорит о достижениях: «Чешская Республика — шестая по безопасности страна в мире. Мы даже лучше Швейцарии. У нас самый низкий уровень безработицы в Евросоюзе и самая низкая разница в уровне доходов соответственно, то есть самый низкий уровень бедности в ЕС. Наш экономический рост самый высокий, а долг — самый низкий. Так на что нам жаловаться? Мы должны быть гордой и уверенной в себе страной, которая ценит свои достижения». Далее Земан развивает свою мысль: «Мы часть Евросоюза, мы часть НАТО, и мы должны участвовать в обеих организациях в качестве энергичного и уверенного в себе партнера, который, если ему что-то не нравится, может это продемонстрировать. Что касается Евросоюза, вы знаете, что я постоянно критикую его за неспособность защитить свои внешние границы. И что касается НАТО, я думаю, что оно должно быть гораздо более активно в борьбе с исламским терроризмом. Самая болезненная проблема у нас на сегодняшний день — миграционные квоты — должна решаться в соответствии с чешскими национальными интересами. А наш национальный интерес, конечно, состоит в том, чтобы сохранить суверенность Чешской Республики. Никто не должен диктовать нам, кого нам пускать на свою территорию. И я уверен, что концепция квот на мигрантов канет в Лету — через год ее уже и обсуждать не будут».

Путин тоже не забывает себя похвалить:

«У нас сегодня много проблем. Мы собрались прежде всего для того здесь сегодня, чтобы поговорить об этих проблемах, и будем говорить без всякой лакировки обо всех проблемах. Но все-таки у нас ВВП вырос на 75 процентов с 2000 года; промышленное производство — на 60; перерабатывающая промышленность росла ускоренными темпами. Соответственно, 70 процентов. Реальная заработная плата сейчас припала, и мы тоже об этом поговорим, в результате кризисных явлений последних трех лет, но все-таки с начала 2000-х реальная заработная плата выросла в 3,5 раза, пенсия реальная — в 3,6 раза, младенческая смертность сократилась в 2,6 раза, материнская — в четыре раза. Уходили из жизни — и мы сокращались, Россия сокращалась — почти миллион граждан в год. Мы переломили демографическую ситуацию — здесь тоже есть проблема, сейчас об этом будем говорить наверняка, — тем не менее мы переломили. Сейчас столкнулись с проблемами двух спадов, демографической ямы. Дополнительные меры будут приняты. Я сейчас об этом скажу еще в ходе нашей встречи. Уверен, что мы с этим тоже справимся. Продолжительность жизни у нас была 65 лет, 65,3, а сейчас — почти 73. Мы жили в условиях гражданской войны в течение долгого периода времени, несколько лет, шесть лет практически это все продолжалось, если не больше. Больше — десять почти что. Когда неготовых, необученных пацанов 18—19 лет под пули страна вынуждена была направлять, потому что ничего другого не было. Сейчас у нас посмотрите какая армия. У нас долги сократились в три раза, а резервы страны выросли в 30 раз. Ведь это о чем-то говорит!» Дальше Путин, как и Земан, использует эту информацию, чтобы лишний раз лягнуть оппонентов:

«Когда мы говорим об оппозиции, важно ведь не только шуметь на площадях или в более кулуарной обстановке и говорить об антинародном режиме. Важно что-то предложить, для того чтобы сделать еще лучше. А люди-то, конечно, очень многим недовольны на сегодняшний день, и правы, что они недовольны, потому что можно было бы лучших результатов добиваться. Но когда начинают сравнивать и смотреть, а что же предлагают лидеры оппозиции так называемой, особенно несистемной, возникают большие сомнения.

В этом, мне кажется, самая главная проблема тех, кто хотел бы быть конкурентоспособной оппозицией, — нужно предложить реальную, не эфемерную, не крикливую повестку дня, а реальную — такую, в которую люди бы поверили. Надеюсь, что это все‑таки у нас возникнет, и чем раньше, тем лучше на самом деле».

Иными словами, оба лидера говорят о своих заслугах не в духе торжественного красноречия, но полемически — чтобы указать Чужим, Другим на их ошибки, то есть подсознательно увязать позитивную самопрезентацию с негативной презентацией других и утвердить свою правоту и силу.

Аргумент к толпе. Весь народ в едином порыве…

Обобщение, или аргумент к толпе, — излюбленный прием Путина. «Мы» в его риторике — это часто «весь народ». Так, о возможной «оранжевой революции» он говорит: «Вы что, хотите все это вернуть? Я уверен, что абсолютное, подавляющее большинство граждан России этого не хочет и этого не допустит». Аналогичный пример — «Мы же не хотим второго издания сегодняшней Украины для России? Нет, не хотим и не допустим».

Точно так же и Земан говорит о неприятии мигрантов от лица всех чехов: «Любой президент должен защищать национальные интересы своей страны. В нашем случае мы находимся под некоторым давлением ЕС по поводу так называемых миграционных квот. Мы не хотим никаких исламских мигрантов на нашей территории. Это тоже относится к защите национальных интересов. Мы сейчас говорим исключительно об исламских мигрантах. Значит, национальный интерес состоит в том, чтобы не пустить этих мигрантов, потому что они разрушают нашу культуру».

Аргумент к толпе — очень традиционный популистский прием, предполагающий отождествление лидера с народом: спикер говорит от лица всех. Предполагается, что при этом он опирается на какие-то данные соцопросов, но на самом деле обобщает и упрощает.

Лучший способ защиты — нападение. А судьи кто?

Оба лидера используют тактику самооправдания и готовы перейти в контратаку при первой возможности. Так, Земан отвечает на обвинения в популизме: «Однако я хотел бы сказать вам, что не люблю навешивания ярлыков. Не люблю, когда некоторые партии называют себя демократическими и в то же время называют других популистами. Кстати, это свидетельство языкового невежества, потому что «демос» по-гречески «народ» и «популус» по-латыни «народ», то есть на самом деле все партии — это партии, которые борются за интересы народа. И когда я слышу этих псевдоэлитистов, которые говорят, что их избиратели — толпа, иногда я вспоминаю очень красивую фразу из оперы Сметаны „Браниборы в Чехии“: „Мы не толпа, мы народ“».

Путин, отвечая Ксении Собчак на ее упреки, что власть боится оппозиции, переходит в наступление: «По поводу конкуренции и по поводу того, где у нас дееспособная оппозиция, я уже достаточно развернуто отвечал. Смысл этого ответа заключается не в том, что кто-то не созрел для чего-то, а смысл ответа заключается в том, что оппозиция должна выйти с ясной, понятной людям программой позитивных действий. Вот Вы идете под лозунгом „Против всех“. Это что, позитивная программа действий? А что Вы предлагаете для решения тех проблем, которые мы сегодня обсуждаем? (Аплодисменты.) <…> Я Вас уверяю, власть никого не боялась и никого не боится. Но власть не должна [молча смотреть] на то, как государство превращается в какую-то мутную лужу <…>, как это было у нас в 90-х годах и как сегодня это на Украине происходит».

Иными словами, Земан объясняет, что популизм означает заботу о людях, и идентифицирует себя с национальным лидером, тогда как Путин оправдывает себя и власть, отрицая, что Кремль боится оппозиции и протестов.

Дома, которые построили популисты

Чему же служат все эти риторические приемы? Пожалуй, главная их цель — легитимизация политики лидера. Вернемся к отправной точке — когда задолго до выборов президенты обозначили главные темы своих кампаний. Как мы помним, на митинге в Альбертове Земан обрушился не только на беженцев, но и, прежде всего, на неких «опинион мейкеров» — манипуляторов, формирующих общественное мнение: «Это самый чудовищный вид людей. Они презирают граждан, считая их чем-то вроде пластилина или глины, которую можно формировать в любую форму, которая устраивает манипулятора. Мы не глина, мы не пластилин, все, кто здесь собрался, стараются думать независимо. Мы наблюдали многочисленные медиамассажи, и один из них я хотел бы упомянуть отдельно, потому что он затрагивает целую страну. Это медиамассаж по отношению к миграционному кризису».

Как видим, здесь Земан, во-первых, не называет противника прямо, а лишь намекает (прием, характерный и для Путина, и для советских лидеров); во-вторых, он навязывает точку зрения, что вся миграционная волна — это тщательно спланированная кампания, по-видимому, подогретая прозападными СМИ.

Главный посыл Путина после 2014 года — легитимность действий Кремля по отношению к Крыму и Украине. В Крымской речи, используя излюбленный аргумент к толпе, он заявил: «В сердце, в сознании людей Крым всегда был и остается неотъемлемой частью России. Эта убежденность, основанная на правде и справедливости, была непоколебимой, передавалась из поколения в поколение, перед ней были бессильны и время, и обстоятельства, бессильны все драматические перемены, которые мы переживали, переживала наша страна в течение всего ХХ века».

Как мы уже говорили в самом начале, именно эти дискурсивные точки дали символический старт обеим кампаниям. Используя метафоры массажа, глины и пластилина, Земан говорит от лица чешского народа, которым нельзя манипулировать, навязывая ему чуждые взгляды. При этом далее в этой речи Земан отрицает обвинения чехов в ксенофобии и недоумевает, почему молодые мусульманские мужчины бегут из своих стран, вместо того чтобы работать и сражаться там. Обобщая, можно сказать, что Земан и в этой речи, и на протяжении всей последней кампании предстает как консервативный национальный лидер, риторика которого имеет легкий налет конспирологии и который связывает национальную идентичность с суверенностью и независимостью от чужих мнений. По его мнению, мусульманские ценности угрожают как ценностям страны, так и европейским ценностям, а миграционная волна спланирована некими третьими силами.

Путин же своей речью утвердил моральное право на то, чтобы нарушить закон и «вернуть Крым в родную гавань». Он поставил справедливость (как он ее понимает) выше закона, провозгласив защиту святой земли от бандеровцев и войск НАТО.

Итак, к каким архетипам, мифам, ценностям и представлениям о национальной идентичности апеллируют два маститых восточноевропейских консервативных политика патерналистского типа через популистские приемы? В случае с Земаном это представление о маленькой гордой суверенной стране, пережившей две оккупации, нацистскую и коммунистическую, и потому больше всего боящейся утратить свою самобытность, растворившись в европейской толерантности или в исламском фундаментализме. В случае с Путиным это представление о консервативной супердержаве, советской или досоветской; о сильной империи, чуждой европейским либеральным ценностям, с которой при этом все должны считаться; о народе-победителе, одолевшем в свое время и французов, и немцев (а еще, как нам недавно напомнили, и печенегов, и половцев). В риторике российского президента прошлого больше, чем будущего. И оба лидера любят патриотично апеллировать к славным датам прошлого, а главными врагами объявляют либералов, провозглашающих новые ценности.

Что интересно, обоим лидерам нравится рассуждать с позиции всезнания и морального превосходства, подчеркивать свою осведомленность (Земан часто ссылается на важные для чешской культуры произведения или на актуальные интересные труды, Путин — на цифры и точные данные) и большой профессиональный опыт, что характеризует их как патерналистских лидеров, принадлежащих к элите, а не к «плебсу»: мы, мол, образованные и лучше знаем, как надо. И в то же время парадоксальным образом оба кичатся своей простотой, неполиткорректностью, склонностью к грубоватому юмору — это стремление быть ближе к той части народа, которая не хочет думать, а предпочитает простые объяснения. В итоге получается адский риторический замес — так вот ты какой, патерналистский элитистский популизм!

Насколько искренни при этом сами политики в своей критике Запада (обоих при этом явно больше привлекает Китай), действительно ли они думают так, как говорят, или просто играют на чувствах консервативных избирателей — нельзя сказать наверняка, да и не в этом наша задача. Важно, что подобный комплекс популистских приемов взывает к чувствам и чаяниям «глубинного народа» и находит у него отклик — по крайней мере, нашел на минувших выборах. Что будет с рейтингами наших героев после такого «черного лебедя»¹, как коронавирус? Поживем — увидим.