24 августа 2017 года Иван Непомнящих, 33-й фигурант «Болотного дела», вышел на свободу. Он отсидел в ИК-1 по Ярославской области 1,5 года. Процесс был громким, о Ване писали и говорили СМИ — правда, далеко не все. Сегодня Иван уже не за решеткой, это значит, что мы можем рассказать о нем гораздо больше, и за публикацию его не изобьют и не посадят в ШИЗО.

22 декабря 2015 года Замоскворецкий суд Москвы приговорил Ивана Непомнящих к 2,5 годам колонии. Суд признал молодого человека виновным в участии в массовых беспорядках (ст. 212.2 УК РФ) и в применении насилия к полицейским (ст. 318 УК РФ) — один из них утверждает, что Ваня ударил его зонтом. Доказательств, кроме показаний сотрудников полиции, нет. Но это общая закономерность почти для всех осужденных по «Болотному делу».

Обычно политические заключенные сидят тихо: к ним приковано внимание СМИ, а ни одной колонии не нужен пиар. Во всяком случае, политических обычно хотя бы не бьют. Ване не повезло: 21 апреля 2017 года заключенных ИК-1, в том числе Ивана, избил спецназ ФСИН. Позже об этой истории его очень настойчиво попросят забыть, предложат сделку: взамен молчания администрация пообещает избиения прекратить, а Ване гарантирует, что он «спокойно досидит». Ваня не согласится.

Подобная тренировка у спецназа проходит регулярно почти во всех колониях: заключенных бьют руками, ногами, дубинками, а потом доходчиво объясняют, что жаловаться — себе дороже. Через несколько дней после случившегося Иван Непомнящих станет одним из немногих, кто при прокуроре не откажется от своих показаний и не заменит «нас били» на «я упал». С этого дня для Вани, его защитников и семьи начнется новая битва за правду и жизнь.

Адвоката к Ване пускать перестали. Сначала на все вопросы Сергея Шарова-Делоне администрация отвечала: «Ждите письменного ответа в течение 30 дней». Потом объявляла, что документы не заверены (хотя, кроме паспорта и заявления осужденного о желании увидеться со своим представителем, ничего не нужно) или что нет бумаг, подтверждающих, что адвокат представляет интересы кого-либо из заключенных, хотя раньше эти документы у колонии были. Позже Ваня расскажет: начальник УФСИН Ярославской области лично распорядился не пропускать Шарова-Делоне ни под каким предлогом — месть Ване за отказ от сотрудничества.

28 апреля ЕСПЧ постановил, что Россия обязана отчитаться о принятых срочных мерах по обеспечению безопасности заключенных, заявивших об избиениях. Российские власти должны были провести независимое медобследование, подтвердить, что у них есть возможность общаться со своими защитниками.

Увиделись Сергей Шаров-Делоне с Иваном Непомнящих только 24 августа, спустя пять месяцев, когда за Ваней закрылись зеленые ворота колонии и он был уже с этой, с нашей стороны, на свободе. Россия же тем временем ответила ЕСПЧ, что заключенные сопротивлялись при проведении обыска, поэтому «к ним пришлось применить силу», а адвокаты якобы не просили пропустить их к своим подзащитным.

Ситуация активно освещалась в СМИ, поэтому ИК-1 еще раз попробовала заключить с Иваном сделку. Начальник колонии Александр Чирва решил вести с ним переговоры: попросил перестать поднимать информационную волну вокруг истории с избиениями, а взамен заключенных перестанут бить. Иван снова не согласился, и его посадили в ШИЗО (штрафной изолятор).

В конце мая Чирву уволили, на его место пришел Дмитрий Николаев, подполковник внутренней службы. Ваню из ШИЗО отпустили в отряд, жизнь молодого человека, кажется, стала налаживаться. Правда, ненадолго. Новый начальник также попросил и осужденных, и защитников не шуметь, дать ему поменять команду, осмотреться.

Через две недели после разговора с защитниками Ваню снова определили в ШИЗО без проведения комиссий и медобследования — необходимых процедур для перевода в условия строгого содержания.

Сергей Шаров-Делоне тут же выехал в Ярославль. В электричке защитник снова и снова просматривал документы, которые, кажется, уже и так знал наизусть, рассказывал про начальника колонии, про Ваню. Потом долго вздыхал, барабаня пальцами по толстой папке с документами: «Он же там как заложник, понимаешь?»

***

— Меня все упрекают: «Зря ты его туда потащил. Ты, старый, сидишь дома спокойно, а с парнем вон чего происходит». А я его и не тащил. Я сказал: «Сын, будет Марш миллионов, митинг за честные выборы. Я туда пойду, потому что считаю, что должен там быть». И тогда он мне сказал: «Обязательно, пап, вместе пойдем». И мы пошли, — рассказывает отец Ивана Андрей Непомнящих, высокий седой мужчина.

6 мая 2012 года тысячи людей вышли на улицы Москвы в знак протеста против нарушений прав граждан Российской Федерации, в том числе права на честные выборы. Митингующие настаивали на том, что власть нелегитимна, те, кто управляет страной, опасны, и Владимир Путин должен покинуть пост президента.

Люди шли и скандировали: «Путин — вор». А потом их начали бить сотрудники ОМОН. Ваню и Андрея Непомнящих разделила толпа, задержали обоих — в разное время и в разных местах, обоих отпустили спустя сутки, не составив протоколов.

— У Вани вся рубаха была в крови. Потому что, когда его затаскивали в автозак, один из ментов ударил его по лицу дубинкой, нос сломали.

Ване тогда было 22 года, он заканчивал МГТУ им. Н. Э. Баумана по специальности инженер-гидравлик, работал по распределению в НПО «Родина». Ваня, активный и целеустремленный с детства, пытался развивать предприятие, в котором тогда работало около 70 человек, брался организовывать новые отделы, командировки. Но руководство молодого человека не поддержало, сказали: «Сиди спокойно и оцифровывай старые чертежи».

Андрей Непомнящих рассказывает о сыне не с напускным восхищением, но со спокойной гордостью.

— Он немногословный, очень сдержанный всегда был, даже в детстве. Я тогда думал, что это странно, но потом стал брать с него пример, — говорит Андрей Непомнящих, и серьезность на лице сменяется улыбкой. — Я не помню, чтобы он плакал. Даже в детстве. Я как-то его наказал, а он не заплакал: насупился (а ему года четыре было) и бурчит что-то, но слезы сдерживает. А еще он никогда не берет с тарелки последний кусок. Я не знаю, кто его научил. Если бы мне сказали «бери», я бы не задумываясь взял и съел бы. А он — никогда. Будет резать этот кусок до атома, но чтобы всем досталось.

Андрей Непомнящих по образованию инженер-электромеханик, по его совету Ваня тоже пошел учиться на инженера — потому что «это всегда хлеб». Андрей занимался с сыном с самого детства; когда Ване исполнилось семь лет, записал его в секцию карате. Мальчику там доставалось много, но он никогда не жаловался. Когда он поступал в университет, отец помогал ему готовиться к экзаменам: Ваня днями решал задачи по физике и математике, а Андрей проверял.

— Иногда что-то решить у него не получалось, и мы с ним договорились, что за ошибки он идет подтягиваться десять раз. Мы даже турник специально для этого сделали, — вспоминает Андрей. — Вот он знак какой-нибудь забыл, ответ не сходится. И я ему говорю: «Еще раз проверяй. Найдешь — хорошо. Не найдешь — идешь подтягиваться». А задачи непростые, глаз замыливается, он, конечно, ошибку не находит. Спрашиваю: «Подсказать?» — «Нет».

Ваня поступил в университет на бюджетное отделение и умел неплохо подтягиваться. А когда через несколько месяцев одного из его однокурсников хотели отчислить за неуспеваемость, Ваня организовал ребят, собрал подписи, и вся группа пошла просить за него проректора. Не отчислили. По рассказам Андрея Непомнящих, Ваня был активным, прямым и неуемным до справедливости всегда.

— Когда он учился на втором курсе, в Бауманский университет приехал выступать академик РАН Евгений Велихов. Он давал молодежи напутствие, что-то вроде «сейчас все плохо, вы должны поднимать промышленность, все возрождать» и т. д. Тогда встает Иван Непомнящих и спрашивает: «Скажите, а кто виноват в этом развале, который мы сейчас видим?» Ну с намеком на то, что Велихов был не последним человеком в этом всем деле, был соратником Горбачева. Ванин вопрос, конечно, замяли. Но сам факт, — улыбается Андрей Непомнящих.

Ваня окончил университет, нос зажил, про митинг на Болотной перестали думать, молодой человек продолжал работать в НПО «Родина».

А потом по месту регистрации Вани в Сергиевом Посаде — сам он в то время жил в общежитии в Москве — стал приходить участковый: «Иван Непомнящих здесь живет? Не волнуйтесь, ничего страшного, просто нам с ним поговорить надо».

— И приходили один раз, второй, третий. Ко мне тоже приходили: «Нам с ним поговорить надо». Я говорю: «Пиши повестку: по какому делу, в качестве кого. И он придет по официальной повестке». Мы как-то с Ваней сидели в бане, и я ему говорю: «Что ж такое, чего они от тебя хотят?»

Чего «они» от него хотели, Ваня не знал. Его отец начал спрашивать у знакомых сотрудников полиции в Сергиевом Посаде, и ему рассказали, что Ваней интересуются служивые из Москвы.

— Мне даже в голову не пришло, что спустя три года будет продолжаться это «Болотное дело», — говорит Андрей Непомнящих. — Нас же отпустили — ни штрафов, ни протоколов, потому что те менты, которых он якобы избил, никаких претензий к нему не высказали. А через три года им просто дали фотографию и сказали: «На этого покажете».

И они показали. В начале февраля 2015 года Ваня выходил с работы, к нему подошли несколько человек, взяли под руки, посадили в черный «воронок» и увезли в Следственный комитет. На следующий день судья Басманного суда Артур Карпов постановил, что Иван Непомнящих должен находиться под домашним арестом до апреля 2015 года, пока будет идти следствие. Его обвинили в том, что он ударил зонтом сотрудника полиции.

— Да, мы ожидали, что Ваню посадят. И он тоже все осознавал. Он прибавлял к своему возрасту 3,5 года (столько просил прокурор) — считал, когда выйдет, прикидывал, что будет делать дальше. Но ни он, ни я не паниковали. Я говорил: «Ребята сидят. Значит, и мы будем». Он кивал.

Ваня все осознавал, но сдаваться не хотел. Он отказался от адвоката, который настаивал на том, что молодой человек должен признать вину, чтобы снизить срок, и настойчиво не рекомендовал общаться с журналистами. Ваня же и его отец раздавали интервью, а вскоре нашли нового адвоката — Дмитрия Динзе из правозащитного центра «Агора», который помогает им и сегодня.

Через десять месяцев после первого задержания, 22 декабря 2015 года, Ваню приговорили к 2,5 годам колонии. Семья удивлялась и нерешительно радовалась: все-таки сидеть на целый год меньше, чем другим ребятам, проходившим по «Болотному делу». Ваню арестовали в зале суда.

Новый год Ваня встретил уже в спецблоке в «Бутырке». Настрой молодой человек сохранил — «что будет, то и будет». Он уехал сидеть, его семья стала ждать.

— Он мне рассказывал, что, когда сидел на карантине, к нему подошли опера и спросили: «Ну чего, будешь еще ходить на митинги?» Иван ответил: «Ходил и буду ходить». На этом опер захлопнул дело, говорит: «Иди». И больше они к нему не подходили. А он сразу подал заявление на работу и спокойно работал.

Ваня начал рассказывать защитникам и родным о систематических избиениях заключенных в колонии задолго до того, как это коснулось его лично. Он говорил о том, что в ШИЗО несколько лет была пробитая посуда, и люди, находившиеся в изоляторе, не могли есть: такую посуду «авторитеты» выделяют для заключенных, относящихся к низшей категории в тюремной иерархии. Только в ИК-1 эту посуду для заключенных годами определял не так называемый блаткомитет, а сотрудники колонии. Конечно, заключенные есть из нее отказывались.

20 апреля 2017 года, за четыре месяца до «звонка», Ваню посадили в ШИЗО на семь суток, до этого у него не было ни одного выговора, только поощрения. Формальный повод — не находился в кровати во время отбоя. Хотя Ваня говорит, что спал. Что именно так не понравилось сотрудникам колонии, сказать трудно: рассказы Вани о пытках? его независимость? поданное заявление на УДО?

На следующий день, 21 апреля, всех, кто находился в ШИЗО, избил спецназ ФСИН — так во многих колониях проходят плановые проверки. Избили и Ваню, правда, ему досталось меньше всех — политический. Ваня был одним из немногих, кто твердо стоял на своем: били. Через семь суток его из ШИЗО выпустили и в тот же день закрыли еще на пять суток. Так продолжалось больше трех недель.

Его снова выпустили, когда новый начальник колонии попросил перемирия. А потом опять закрыли, на этот раз в СУС (строгие условия содержания). Из СУСа Ваня не выходил больше месяца: срок содержания постоянно продлевали. Сотрудники колонии подали в суд, чтобы назначить Ване три года надзора после выхода из тюрьмы: в этом случае он в 10 вечера должен быть дома, уехать куда-то просто так он тоже не сможет, будет приходить к участковому отмечаться каждую пятницу. Или каждый вечер.

Я смотрю на отца Вани, он напряженно глядит в окно, поджимает губы.

— Как думаете, если бы Ваня знал, что все так будет, вышел бы 6 мая на Болотную?

— Вышел бы, — не задумываясь отвечает Андрей. — Может быть, он постарался бы не сделать какой-то шаг, постарался быть осторожнее. Ну ничего, жизнь на этом не заканчивается. Люди сидят. Я ему всегда говорил: политзеки — это люди, которые еще оправдывают существование этой страны. И раз так получилось, будем сидеть. Я вообще гоню от себя всякие мысли. Я перестал вычитать дни до его освобождения, я просто помню, что сегодня, например, остался месяц. Я полностью ему внутренне передоверился. Вот что будет, то и будет; как он решит, так и решит. Потому что я понял: после того, что он пережил, он перерос меня. И я просто должен наблюдать за ним, поддерживать. Я горжусь сыном.

***

За год в ИК-1 по Ярославской области умерли четыре человека. Последний, Важа Бочоришвили, — как раз после той тренировки спецназа ФСИН. Важу избили так сильно, что через несколько дней у него отказала печень. Когда его отправили в областную больницу, было поздно, врачи уже ничего не могли сделать. Важа умер. До конца срока оставалось полтора года. Никто не расследовал ситуацию с избиениями и причины смерти заключенных — это же всего лишь зеки.

Систематические жестокие избиения в колонии начались с приходом Чирвы. Его уволили несколько месяцев назад, но избиения продолжаются.

Из колонии мы едем в маленьком автобусе, в котором каждая следующая колдобина отзывается валом отчаянных скрипучих звуков, как будто в дополнение к пейзажу. Гул этой разваливающейся машины пытаются перекричать ее пассажиры. Это один из тех автобусов, в которых протекают окна, вода скапливается в лунке у стекла, и, когда автобус тормозит или поворачивает, она выливается тебе на куртку или рюкзак. Кажется, что эта конструкция вместе с полулежащими остановками на пути выехала откуда-то из прошлого, когда других автобусов не было, других дорог не было, когда другая жизнь была далекой надеждой, тюрьма была ГУЛАГом, а людей перевоспитывал НКВД — своими, только ему понятными и только для него приемлемыми методами.

Как и в те времена, люди в тюрьме (и не только) — заложники, которые становятся еще более бесправными, когда начинают бороться за свои права. Как и в те времена, они проходят через унижение и пытки, а их родные живут в неизвестности, иногда прорываемой звонками «оттуда». Как и во все времена, из глаз человека, пережившего действительно много и добивающегося справедливости, не смотрит поражение.

Ваня не пошел на сделку с колонией, и колония ему этого не простила. Но свободы достоин только тот, кто готов за нее бороться. Как и справедливости. Как и нормальной жизни в нормальной стране. Иван боролся, и не он является настоящим заложником. Настоящие заложники — это мы.