Свяжи мне шарф — обратный путь на родину...

«Сибирские хайку» — светлый рассказ об одной из самых зловещих глав истории Литвы, увиденной глазами ребенка.

Если открыть комикс, иллюстрированный Линой Итагаки, наугад, может случиться, что первым вам попадется лирический эпизод о дружбе главного героя Альгюкаса с мертвым гусем Мартином или трогательные письма, которые пишут своим близким дети — сибирские ссыльные. Но вот уже над ними вырастает зловещая тень Картофельщика, одного из конвоиров, сторожащих чужаков, говорящих на непонятном языке, и надзирателей, смотрящих на них как на падаль, немчуру, вражеский элемент. Фашистами и паразитами обзывают маленьких литовцев и местные русские ребята, Лева, Вова и Жора, которых пытается вразумить добрая тетя Маргарета. Картинки двигаются, соединяясь в согревающий шарф надежды, который вяжет Даля — он превращается в обратный путь на родину, куда депортированные дети однажды вернутся поездом сирот.

Книга создана для детей старшего возраста, однако им, скорее всего, потребуется помощь родителей в освоении взаимосвязей, немыслимых в сегодняшней Европе. Или вновь мыслимых, если посмотреть в сторону многострадальной Украины, откуда силой вывозят детей на «перевоспитание» в российских учреждениях, утверждая, что спасают? От чего спасали людей в начале 1940-х в Литве и в соседних янтарных странах, загружая в вагоны для скота, увозя за тысячи километров от родных яблонь, костелов и домов, обращаясь с недобровольными пассажирами так, что многие старики и дети так и не добрались до нового места жительства? До бараков, тьму которых их земляки долгие годы будут разделять с вездесущими тараканами и вшами.

«Я — Альгис, но чаще меня называют Альгюкас. Я всегда мечтал путешествовать. Вот только случилось это совсем не так, как я себе представлял. На рассвете 14 июня 1941 года к нам в дом ворвались солдаты и приказали собираться в дорогу. Покидая родную Литву, мы не знали, что впереди нас ждут тяжелая работа, голод и злющие кусачие паразиты в холодном бараке в Сибири. Как сложится здесь наша жизнь? Папа учил нас замечать чудеса мира, поддерживать друг друга. И мы стараемся: организуем хор „Яблоки“, учимся играть на музыкальных инструментах и даже влюбляемся. И не перестаем надеяться на возвращение домой».

Маленьким хористам, сопровождаемым взрослыми, велено выступить на концерте, для чего им предстоит добираться по морозу километров десять. До места назначения они так и не дойдут, не узнав и вкуса обещанных им пельменей. Их застанет пурга, и те, кто чудом не замерз в сугробах, будут смотреть, как бросает озлобленный конвоир окоченевшие тела их друзей в прорубь. Оттуда их лица через стекло льда навсегда будут высвечиваться в памяти ссыльных.

Книги, написанные из-за долго сдерживаемой боли

Юрга Виле много прочитала о ссылках, прежде чем взялась за книгу, воссоздающую историю семьи своего отца. Историю об испытаниях, выпавших на долю тысяч литовцев, латышей, эстонцев, поляков, армян и представителей других народов. Да и самих русских, которые подверглись целенаправленным советским репрессиям.

— Это наш общий литовский опыт, объединяющая нас коллективная память, — считает Юрга Виле. — Я прошла длинный путь, прежде чем добралась до подробностей истории своей семьи, еще вовсе не думая о написании книги. Мое знакомство с литературой о ссыльных началось, когда мне было 13 лет. Тогда появились первые издания об этом, в большинстве своем тяжелые и сложные. Книги, которые кричат, написанные из-за долго сдерживаемой боли и невозможности об этом рассказать. Я вначале не знала, что мне со всем этим делать. То, что в моем детстве мне рассказывал отец, было несколько туманным — видимо, из-за желания меня оберегать. Он рассказывал об историях, пережитых им в мальчишеском возрасте, стараясь подать их как некие приключения.

Альгиса, отца Юрги, сослали с его семьей в Сибирь в 1941 году. Там он пробыл пять лет и вернулся на родину в 1946 году.

— Мой отец был тогда моложе, чем герой книги, прообразом которого он стал. Папе было всего три годика, а в Литву он вернулся в восьмилетнем возрасте. Персонажу моей книги, когда ему приходится покинуть родину, восемь лет, а возвращается он домой в тринадцать. Мы преднамеренно прибавили ему годков: надо было, чтобы наш герой был более деятельным. Мой папа из-за этого чувствовал себя неловко, затрудняясь принять тот факт, что в данном случае мы работаем все-таки над художественной книгой, а не над сугубо документальной.

Свет бабушкиной тетради

Свои воспоминания о времени, проведенном в сибирской ссылке, записала и бабушка Юрги, но только после того, как Литва восстановила свою независимость.

— Хотя я к тому времени прочитала многие источники об этом, бабушкина тетрадь означала для меня многое — прежде всего потому, что это касалось моей семьи. Там было много эпизодов, связанных как раз с моим папой, а также раскрывающих ее подлинные чувства. Ее описание меня глубоко затронуло и потому, что бабушка рассказывала о пережитом иначе, чем мне доводилось об этом прежде читать, большое внимание уделяла описанию природы и доброты людей, которых она повстречала. Именно это и подтолкнуло меня написать книгу, пусть и непохожую на бабушкину тетрадь, однако передающую тот свет, который я обнаружила в ее повествовании.

В названии книги удивительным образом скрестились пути слов «Сибирь» и «хайку», но, как оказалось, неслучайно.

— Хайку родился как раз из этой небольшой бабушкиной тетради, исписанной обычным карандашом, обложка которой была утеряна, — а может, ее и вовсе не было. И мне пришло в голову слово «хайку»: внутренне я поражалась тому, что можно так кратко и в то же время так много сказать. Позже уже выстроилась и другая японская линия. Литовский режиссер Йонас Вайткус поставил в Японии пьесу «И в Сибири сакура цветет». Это история любви депортированной литовки и военнопленного японца в Сибири. Я стала искать информацию о ссыльных в районе Барнаула. Ее оказалось немало, и тогда я спросила отца, и он вспомнил, хотя и не сразу, что литовцы жили отдельно от японцев, но рядом с ними. Японцы в качестве военнопленных там появились после войны, в 1945-м, мой папа был уже постарше и поэтому мог помнить примерно год такого их соседства.

Когда мы еще могли об этом говорить…

Права на книгу были проданы в тринадцать стран, вскоре она также выйдет в испанском переводе. «Сибирские хайку» были опубликованы и на русском языке в издательстве «Самокат», хотя для того, чтобы она могла выйти в соответствии с требованиями цензуры в России, в текст были внесены изменения.

— Она была издана в России еще до войны. Мы представили книгу через программу ZOOM на одном из российских фестивалей. На самом деле, у нас были планы совершить летом поездку по тем местам в Сибири, где остались потомки наших депортированных граждан. Однако началась война в Украине, и все пришлось отменить. В контексте происходящего судьба «Сибирских хайку» в России довольно туманна. Я точно не знаю, продается ли она там до сих пор. Но она вызвала у россиян очень большой интерес в то время, когда мы еще могли об этом говорить.

Поезд сирот: одни, без родителей

На момент выхода книги в Литве там жило еще много бывших ссыльных, переживших в детском возрасте депортацию.

— Мой отец переживал, что выбранный мной для такой больной темы жанр комикса может быть неприемлем для представителей его поколения, которое считается более консервативным, но его опасения не сбылись. Мы получили очень положительные отзывы, книгу приняли и благословили. Комикс был создан для детей, но когда он оказывается в домашней библиотеке, его прочитывают все члены семьи. Как мы узнаем, общаясь с нашими юными читателями, они говорят о поднятой в книге теме со своими близкими, что в целом побуждает их к семейным разговорам об истории.

Мечтания Альгюкаса переплетаются со сновидениями так же, как и явь с голосами душ умерших. Под стук колес поезда ему привидится, как отец, привычно закрутив усы и подняв глаза к небу (или скорее — к потолку), произносит за обедом благодарственную молитву за дар друг друга, за то, что в доме есть еда, за то, чтобы жене Уршуле вернулся голос, который она потеряла со смертью младшей дочки. «Спасибо пчелкам за мед, благодаря им наша жизнь слаще», — говорит он.

— Мой отец вернулся из Сибири еще мальчиком вместе со своей сестрой одним из официально организованных поездов, — продолжает свой рассказ Юрга Виле. — Ситуация тогда сложилась особенная: дети возвращались на родину одни, без родителей. Были и случаи, когда детей отказывались забрать из детдомов другие родственники, опасаясь ярлыка депортированных. То есть возвращение не было радостным: их отца расстреляли, а мама осталась в ссылке. К слову, прежде я думала, что сопровождавшие этих детей в поездке взрослые были прислужниками режима, и в моей первой рукописи они являлись отрицательными героями, но когда мой папа ее прочитал, то воскликнул: «Господи, да эти люди были святыми! Невзирая на риск, они стольким пожертвовали, чтобы спасти детей». С одной стороны, возвращение в Литву для детей было долгожданным, но в то же время они ехали туда, где уже не осталось их дома, родители их там не ждали. Туда, где на них будут смотреть как на прокаженных. И рассказать-то об этом никому нельзя, чтобы на тебя не взглянули косо. Таким детям еще предстояло пережить немало тягот. Но все же их надежда вернуться домой сбылась, и мой главный посыл юным читателям — не поддаваться слабости, не сдаваться в трудных ситуациях, сохранить внутреннее мужество и свою веру, вдохновлять других людей.

Оптимистов сегодня мало

Писатель и журналист Чесловас Ишкаускас в статье «Депортации могут случиться и сегодня» отмечает: «В целом во время первой оккупации (1940—1941 гг.) из Литвы было депортировано, заключено в тюрьмы или расстреляно около 35 000 человек. Для нашей маленькой страны это просто огромные цифры. Среди депортированных в основном были представители политической, военной и экономической элиты Литвы». Как воспринимают сегодняшние литовские школьники перспективы своей страны в свете войны в Украине?

— Когда я прямо спрашиваю у школьников: «Сколько среди вас оптимистов, пессимистов и реалистов?» — выясняется, что оптимистов совсем мало, — говорит Юрга Виле. — Больше всего реалистов — по крайней мере, с точки зрения самих учащихся, как они понимают смысл этих понятий. Но немало и пессимистов, так как на них очень сильно влияет то, что сейчас происходит. У них нет полной уверенности, что нам гарантированы тишина и спокойствие, раз мы являемся суверенным и свободным государством, они чувствуют определенное беспокойство.

О человечности в любые времена

Инициатором издания книги на чешском языке, как и ее переводчицей, стала Вера Коцианова. Ранее она выбрала из фольклорных сборников и художественно пересказала на чешском «Литовские сказки», перевела удостоенную наград книгу литовского писателя Юргиса Кунчинаса «Тула». В 2014 году основала небольшое издательство Venkovský dílo в городе Пецка. Оно, помимо прочего, публикует переводы литовской литературы. Благодаря Вере Коциановой был издан сборник стихов Томаса Венцловы Čas rozpůlil se... / Įpusėja para («Время — надвое») в зеркальном литовско-чешском варианте. По ее мнению, чешскому читателю стоило бы ознакомиться с сибирским опытом литовцев.

— Во-первых, это не только литовский опыт, а в значительной мере и общий накопленный опыт, — считает Вера Коцианова. — Я имею в виду преследования, депортации в не столь отдаленные времена. И, как мы сейчас видим, актуальная политическая ситуация — совсем не такая, как мы могли бы ожидать еще пять лет назад. Осознание исторических взаимосвязей остается важным во все времена. Мы должны знать свою историю, чтобы извлечь из нее уроки, если, конечно, мы на это способны. Однако «Сибирские хайку» — история, рассказывающая не только о преследованиях, но в целом также о человечности, которая может быть проявлена даже в такие трудные времена. И это для меня является главным.

Как сообщила Юрга Виле, по имеющимся у нее данным, из сибирской ссылки в Литву вернулось около 500 детей.

— Вдохновившись экспедициями в Сибирь, организованными с целью возвращения детей литовцев на родину, фотограф нашей книги Тадас Казакявичус разыскал немало детей-сирот, которые тогда вернулись, как и мой отец. В итоге он сделал свой фотопроект «Прошлогодний снег», чтобы показать, как те дети выглядят сегодня, какую долгую жизнь они прожили и какие это светлые люди. Про это говорится и в книге: Сибирь измучила депортированных, но сделала их и более сильными. Те, кто выжил и вернулся, приехали оттуда внутренне окрепшими. Они боролись за свою жизнь, но и жили долго, и наконец дождались независимости своей родины, что для них было очень важно.

В конце графической новеллы оставлено место, где можно написать свое хайку. Но очень хотелось бы, чтобы история не дала возникнуть потребности в очередной светло-горькой исповеди ребенка.