В 1943 году, в связи с отступлением войск Вермахта на Восточном фронте, началом массового исхода беженцев с оккупированных территорий СССР и широкой пропагандистской кампанией вокруг Власовского движения, в Европе встретились «две России» — эмигранты «первой волны» и «подсоветские» люди, покинувшие родину под влиянием обстоятельств военного времени. Обе стороны уже приобрели первый опыт взаимного узнавания, поиска общего языка и сотрудничестваi, восходившего, вероятно, к известной акции РОВС по созданию добровольческих отрядов Русской народной армии (РНА) в Финляндии зимой 1940 года. Начальник Союза, Генерального штаба генерал-лейтенант А. П. Архангельский высоко оценил результаты работы своих подчиненных с красноармейцами, находившимися в финских лагеряхii. В 1941—1942 гг. некоторые эмигранты контактировали с советскими военнопленнымиiii. Остарбайтеры, оказавшиеся в Европе, иногда посещали богослужения в местных православных приходах, несмотря на противодействие нацистовiv. Сотни эмигрантов уехали на Восток в качестве военнослужащих разных формирований германских Вооруженных Сил или для ведения нелегальной политической деятельности по линии Национально-Трудового Союза нового поколения (НТСНП), другие побывали на родине в качестве переводчиков, журналистов, миссионеров, инженеров, служащих частных технических фирмv и т. д. Их письма, сообщения и воспоминания об увиденном «за чертополохом» до сих пор привлекают внимание исследователей и представляют ценность в качестве важного исторического источникаvi.
После перелома в войне в 1943 году в Западную Европу стали прибывать не только военнопленные и остарбайтеры, но и беженцы, а за ними — тысячи солдат и офицеров из состава отдельных батальонов РОА, переведенных из тыловых районов Восточного фронта на «Атлантический вал». Зимой — весной 1944 года на строительстве укреплений и охране побережья использовались 72 восточных батальона общей численностью 65 тыс. человек, а еще 50 тыс. добровольцев служили в разных национальных частях и соединениях в центральных областях Францииvii. Генерал-лейтенант А. И. Деникин, проживавший в Мимизане под Биаррицем и принципиально осуждавший любое военно-политическое сотрудничество с немцами, тем не менее с прискорбно-сочувственным интересом отнесся к русским добровольцам Вермахта. «Не знаю, как и назвать [их], — писала в дневнике супруга генерала К. В. Деникина, — „наши“, когда они не „наши“, немецкие, когда они не немецкие, а наймитами звать язык не поворачивается, да и по сущности это неправда»viii. Благодаря завязавшимся личным знакомствам, Деникины не только лучше поняли трагическое положение своих собеседников в германской форме, но и осознали катастрофический характер сталинской социальной политики предвоенного десятилетия.
Русские эмигранты в Бельгии и Франции открыли для себя Власовское движение летом 1943 года. Из Германии в Брюссель и Париж приезжали власовские офицеры, в том числе бывшие командиры Красной армии, знакомившиеся теперь со своими противниками по полям сражений Гражданской войныix. Большой резонанс, включавший и негативную реакцию нацистских властей, вызвал доклад генерал-майора РОА В. Ф. Малышкина, с успехом выступившего 24 июля на одном из самых многочисленных собраний в истории парижской эмиграцииx.
Вниманию читателей журнала «Русское слово» предлагаются несколько малоизвестных источников из материалов I (Французского) отдела РОВС, описывающих впечатления белых воинов от встреч с военнопленными и военнослужащими РОА. Значение начавшегося диалога в полной мере понимали уже современники. «Войска Освободительного Движения прибывают теперь в Западную Европу, где встречаются с русскими эмигрантами, перемешиваются с рабочими колоннами наших соотечественников с Востока. Происходит взаимное намагничивание, рождающее нечто новое, формирующее какую-то иную, посвежевшую, помолодевшую антикоммунистическую силу, соединяющую в себе понимание прошлого (эмиграция) со знанием настоящего (бывшие подъяремные советские люди), — писал автор передовицы «Парижского Вестника», объясняя читателям в канун нового 1944 года целесообразность перехода газеты на новую орфографию. — Одним словом создается какой-то новый синтез того нового неведомого, которым будет строиться Новая Россия»xi.
По возрасту многие из «подсоветских» людей не помнили и ничего не знали о дореволюционной России, с живыми представителями которой они теперь разговаривали и общались. Коммуникация между старыми эмигрантами и власовцами складывалась непросто, однако вопреки всем стереотипам живой и искренний интерес представителей «двух Россий» друг к другу, очевидно, преобладал над их религиозным, культурным и психологическим разделением. Его постепенное преодоление продолжалось в рядах власовской армии, где весной 1945 года служили многие белые генералы и офицеры, а затем и в послевоенной эмиграции.
№ 1. Приложение к информации № 63/4 [Тулузского района РОВС]xii.
Из письма русского, недавно вернувшегося из <…>енаxiii; служившего там в лагерн.[ой] комендатуре.
«…Через мои руки прошло около 12—13 т.[ысяч] наших соотечественников самых разнообразных положений, рангов и возрастов: были среди них и великороссы, и украинцы, и черемисы, и мордва, и даже какие-то марийцы, и каракалпаки. Что сказать об этих людях?.. Заключение мое, что России той, какую мы видели и любили — такой России больше нетxiv. Большевики поработали основательно в этом направлении. Даже старое поколение, поскольку оно сохранилось, и то кажется каким-то ненормальным с нашей точки зрения. Ненормальность — не в психическом отношении, а в признании советской власти как власти законной и нормальной. Пропаганда сделала свое дело. Батюшка (49 л.[ет]) — в советской действительности бухгалтер — никак не верил мне, что Литвиновxv — жидxvi, что Сталин в свое время ограбил Тифлисское казначействоxvii, и страшно смущался, когда я сравнивал вершителей судеб России с разбойникамиxviii. Что большевики ограбили и осквернили храмы — он считал жестоким и безобразным явлением, но все же старался смягчить их историческими предпосылками. После гражданской войны, после всевозможных чисток и процессовxix — советский обыватель рад всякой благополучной минуте и искренне радуется, если его оставят в покое, и считает такое случайное благополучие, как эволюцию и прогресс в социалистическом строительстве. Строительство и индустрия — это какой-то гипноз. Неважно, что все население [СССР], с точки зрения европейца, ведет жизнь в недостаткахxx, но зато построен Днепрострой, начал строиться Дворец Советов. До сих пор очереди за мануфактурой, не достать селедки или что-нибудь, но зато индустрия и производство «перегнало Америку». Общение русских с французами произвело на первых самое неожиданное впечатление. Между прочим, преподаватель истории в среднем учебном заведении ничего не знал о Жанне д'Арк. Они никак не могли усвоить и понять, как это так можно свободно жить, покупать все, что угодно, не стоя в очереди и не подвергаясь обвинению в спекуляцииxxi. Французы со своей стороны, наслушавшись и напитавшись в свое время советской пропаганды, были поражены серым видом советских граждан. Это был лучший документальный фильм, какой только пришлось мне видеть за все время. Впечатлений очень много, и их можно изложить в целой книге. Чем объяснить, что русские дерутся?.. Русские дерутся за коммуну, дерутся за советскую власть. Родина, Россия, Кутузов, Суворов и пр. — все это временная шумиха, но русская молодежь считает, что она, борясь за Россию, спасает этим культурную ценность человечества — капитал Карла Маркса. Для нас, эмигрантов, это так дико и несуразно, но это реальность. Красная армия живет еще этим изуверским, сектантским духом. И кроме того, партийцы прекрасно знают, что в случае поражения им несдобровать — вот почему общая спайка и вынужденный „энтузиазм“. Моя формировкаxxii такова: ехать в Россию, чтобы устроиться сделать карьеру — тяжелое, неоправдывающее дело, в Россию можно ехать во имя высшей идеи служения. Только в этом свете можно обрести смысл возвращения и понести горькие минуты разочарования и несбыточных надежд. Где-то глубоко, под спудом, бьются тайные ключи русской исторической культуры русской души. Но надо время, чтобы они вышли на поверхностность и оросили опустошенную большевиками землю. И для этого еще надо самому отречься от себя, и идти к своим с христианским смирением и любовью. Оружия, насилия, крови русский человек видел много, за эти 25 лет он не слыхал слова любви, не знал, что такое милосердие, что такое простое ласковое слово. Все это так просто на словах, но так трудно исполнить в жизни»xxiii.
№ 2. Из приложений к приказу № 8 от 31 мая 1944 г. начальника Изерского района РОВСxxiv.
Выдержка из письма подпоручика [М. С.] Мартыноваxxv (Гренобль) от 29 мая с.[его] г.[ода]
«…Мое общение с русскими пленнымиxxvi продолжается, и теперь я уверен, что мы и они одно целое, они доверяют мне, я отвечаю им тем же. При наших встречах первый тост мы всегда поднимаем за Россию, это вошло уже в привычку. Беседы о прошлом нашей Родины, о Ея величии и славе, о великом исходе, о Галлиполиxxvii, о наших гонениях, о наших страданиях нашли горячий отклик у этих молодых русских людей. Однажды я вернулся с работы домой с оторванной подметкой на ботинке и застал у себя гостей — пленных. Увидя мою беду, они мне посочувствовали, и в тот же день они мне подарили новые ботинки со словами: „Марк Степанович, у Вас нет ботинок, а у нас есть, мы их случайно купили, и они нам не нужны, так пусть это будет Вам от нас подарок“. Я запротестовал было, но ничего не помогло, нужно было брать. Растроганный, я крепко поцеловал своих новых друзей. Сейчас я ношу эти ботинки по праздникам, они мне немного великоваты, но обменять я их не согласился бы ни на какие другие. Рад я, что родился русским, как хорошо быть Русским. За 9 месяцев знакомства с ними я их узнал, полюбил, привязались и они ко мне. Ходят в церковь и своей скромностью, простотой и песнями покорили русских девушек, которые от них в восторге, теперь они из недавних полуфранцуженок стали ярыми русскими, говорят только по-русски, поют новые русские песни, учат [им] старых солдат и мечтают о России».
Выдержки из писем капитана [Б. И.] Трушевичаxxviii.
Письмо от 21-го мая с.[его] г.[ода]
«…Сегодня вечером РОА устраивает концерт для русской эмиграции. Готовились они целый месяц. Большого труда стоило мне добиться у нашего председателя русских организаций устройства этого концерта в русском доме. Было много трений и неприятностей, но преодолели все. Подробности сообщу Вамxxix потом. Если бы везде были налажены такие сердечные отношения как здесь на юге [Франции], то можно было бы сказать, что нет больше русской эмиграции и бывших красноармейцев, а есть Зарубежная Россия единая, словами их новой песни „могучая, непобедимая, единая, любимая“xxx.
Вчера со службы я ездил в батальон, провел там полдня и провожаемый до вокзала, как близкий и родной, услышал такие слова: „Наш Император Николай Второй… был русским патриотом и т. д.“ Все мои книжные богатства в распоряжении наших солдат. (Они все прекрасно отдают себе отчет, за что боролась русская эмиграция). Многие из них интересуются нашим прошлым и видят в нашем лице русских патриотов, у которых можно и должно учиться. Мне нужен журнал „Часовой“xxxi. Выпусков двадцать, сохранившихся здесь у меня и Д. Д. Тарасевича, я предоставил в их [власовцев. — К. А.] распоряжение. Читают с удовольствием и гордятся нашим великим прошлым. Если кто-либо смог бы прислать мне „Часового“, была бы большая радость…».
Письмо от 22-го мая с.[его] г.[ода]
«…Вчера не успел отправить письмо. Вечер прошел блестяще. Все, что могли дать наши чудные русские солдаты, доморощенные артисты, дали. Сначала представитель немецкого командования обратился к нам с речью. „Мы знаем, что вы думаете так же, как и мы, а потому мы к вам и пришли, чтобы еще теснее слиться в общей борьбе с коммунизмом. Вы услышите из уст ваших соотечественников об ужасах Советского режима, который они вынесли на своей спине, а потом они вам споют и потанцуют“.
Потом говорил солдат: „Мы пришли к вам потому, что вы сделались нашими, близкими и дорогими, потому что вы первые подняли меч против извергов рода человеческого“ и т. д.
До поздней ночи затянулся праздник. Председатель, о котором я писал, был тронут до слез русской песней и здесь же в присутствии всех меня расцеловал и попросил его простить. Я преподнес солдатам букет из свежих роз…».
№ 3. Б. [И.] Трушевич. 24-го мая 1944 г.
«Возвещайте людям славушку…»xxxii.
«Семь месяцев тому назад прибыли первые части РОА на южное побережье Франции. В лице русской эмиграции [власовцы] ожидали встретить „врагов русского народа“, [а] встретили друзей. Ехали к „чужим“, нашли „своих“. Церковь в их представлении была орудием пропаганды в руках помещиков и царских офицеров. Священники — чиновники, избравшие легкий способ добывания средств к жизни. Всего 2-3 процента из общей массы военнопленных, дети крестьян и духовенства, смотрели на церковь, как на иной мир, как на что-то высшее, цели которой совсем иные, чем обыкновенных человеческих организаций и учреждений.
Встреча с верующими эмигрантами, посещение эмигрантского храма, общественная молитва, а особенно ОТПЕВАНИЕ ПО ХРИСТИАНСКОМУ ОБРЯДУxxxiii новопреставленных воинов РОА (схоронили троих) вызвали в сердцах прибывших новые чувства, новые потребности. „Там, в России, к покойникам было другое отношение, чем здесь у вас, в эмиграции. Там их не хоронили. Автомобили, танки и обозы ездили по трупам солдат, как по трупам околевших животных. Здесь же и в покойнике видят человека, и оказывают ему уважение, и провожают его, как будто не в могилу, а в далекий путь, к новой жизни, где нет ни слез, ни воздыханий“.
К празднику Св. Троицы батальонная военная машина отправится в горы, чтобы привезти отдыхающего там каннского старика-архиереяxxxiv. Солдатам хочется видеть архиерея и архиерейскую службуxxxv.
Третьего дня начался мой отпуск, взятый мною специально с целью уделить больше времени солдатам. Я еще не успел утром выйти по своим делам, как раздался стук в дверь. Входит четыре молодца. Один, почти мальчик, Толя, уже бывал у меня. Привел троих товарищей.
— Откуда сами, молодцы…
— Из Ленинграда, из Куйбышева, а я Кировский.
— Садитесь, хлопцы. Побалакаем. Я с Украины. Из Киева…
— Знаем ваш город, бывали. Разбит весь. Вернетесь, не узнаете.
— Вернусь ли я…кто знает. Я — эмигрант…
— Ну что же, что эмигрант. С нами поедете. Довольно сидеть на чужих хлебах. Вы и там нужны будете.
<…>
— Мне вот хотелось, — говорит плотный, коренастый блондин, — поговорить с Вами о Церкви и о службе. Я из Ленинградской области. В церкви не бывал, да и здесь еще не пришлось побывать. Давеча была у нас в батальоне ваш поп Николайxxxvi. Служил там. И так, знаете, мне все это понравилось. Как-то все это ново для нас, а главное на сердце становилось легко от его молитвы.
Таких признаний, исходящих из тайников русской души, мне приходилось за эти полгода слышать не один раз. Еще в предыдущие годы я высказывал предположение, что души, Бога утратившие, должны искать сближение с душами, Бога сохранившими. Вере нельзя научиться, верой можно заразиться. Так было в первые века христианства, так было во времена гонений, так было во все эпохи великих народных потрясений.
Имея семимесячный опыт в деле сближения с бывшими красноармейцами, а особенно в вопросах переработки красной психологии наших соотечественников, я хотел бы обратить внимание эмиграции, что есть один только способ перевоспитания, и есть, однако, только возможность заставить их нам поверить и нас полюбить (чего боится ген.[ерал] А.[ндрей] В.[ласов]xxxvii), это — воцерковление нашей и ихней жизни. Когда-то еще Грибоедов сказал: „Мы русские только в Церкви, — а я хочу быть русским“xxxviii.
[1)] Т.[аким] об.[разом] мне кажется, что только вера и Церковь и могут быть тем крепким цементом, который может нас всех связать в одно целое, в один народ, где не будет ни партий, ни пасынков. Нам необходимо всем войти в Церковь, как Дом Божий, как Святилище Русской Государственностиxxxix.
2) Пусть не кажется Вам странным подобное обращение к эмигрантам. В эмиграции, как и в России, очень много безбожников, да еще более <…> стныхxl, чем там. Там с Богом борются, — здесь Бога игнорируют или оскорбляют. Возьму для примера городок N… Там до войны насчитывалось до 400 человек русских эмигрантов. Шесть организаций, вечно враждующих между собой. Есть приход и церковь. Прихожу как-то в семью, расстрелянную ныне недавней бомбардировкой, и спрашиваю, будут ли они в церкви. „Вам что, деньги нужны? Вот вам пять франков членского взноса, а до того, что мы в церковь не ходим, вам никакого дела нет“. Каждую субботу вечеринка и лотоxli, а под большие праздники (Крестовоздвижения и Преображения) бал с танцами и буфетом до утра. Говорю как-то председателю, что из-за их бала церковь была пуста и вечером, и утром. „Помилуйте, говорит [он] мне, да и в старой России так было…“ „Да. Было. И чем же все кончилось. Неужели вам мало того, что с Россией сталось. Разве вы не видите, что Россию Бог покарал?“ „Что там… пустые бредни“.
Как-то в один из далеких и печальных дней я смотрел с корабля на очертания крымских берегов, тонущих в красно-багровых лучах заходящего Русского Солнца. Впереди нас было бушующее море и чужие берега. Было так тяжело на сердце. Кто-то говорил рядом о близком перевороте, о помощи союзников, которым невыгодно иметь в Европе очаг мировой революции, о скором возвращении в Россию. Я же видел пред собою долгий и трудный зарубежный поход…
При эвакуации Новороссийска попал я в плен к красным. Много пережил, много видел. Бежал из ЧК и пробрался в Крым. Все, что я видел в Красной России, все, что я видел в Крыму, привело меня к убеждению, что, несмотря на героизм Русского Офицерства, России предстоит долгий и тяжелый путь очищения. В моем представлении русская революция была явлением чисто религиозного характера. Русская интеллигенция, оторвавшаяся от Церкви, утратившая символическое сознание Святой Руси, перестала понимать религиозный смысл РУССКОГО САМОДЕРЖАВИЯxlii, каким оно существовало в России, и шарахнулась в сторону революции или в сторону контрреволюции, но ни в Дом Божий, ни в Храм Христов.
Источник русского самодержавия в его абсолютной святыне, в помазании Божием. „Мною цари царствуют и сильные пишут правду“xliii, — вот чеканка русского догмата самодержавия. В древнем народном понятии даже сам Царь не может ограничить своей власти, источник которой в абсолютной святыне Христовой святого МИРОПОМАЗАНИЯxliv.
„<…>xlv ославляешь токмо доблести“, — говорит Грозныйxlvi Курбскомуxlvii: „А Богом цари царствуют. Судиться же приводиши Христа Бога и аз сего суда не отметаются. Верую, яко суд приятии ми, яко рабу, и не только о своих (прегрешениях), но и о подвластных мне дать ответ“xlviii… Помазанник может быть только самодержцем. Больше всех и лучше всех понимал это покойный Государь. Нося в кармане манифест в 1916 г. (о даровании конституции), он его уничтожилxlix, сознавая, что в России конституция менее возможна, чем республика и революция. Народная Голгофа очистила религиозное сознание русского человека, и перед его совестью встает вопрос о самодержавии: „Что есть САМОДЕРЖАВИЕl“. Русской революцией обнажилось мистическое ядро самодержавия. Пока не было Бога, не было и Царя. Русское царство может быть только БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКИМli. К этому придет народ после перенесенных пыток. Дайте народу Бога, он даст вам Царя.
Готовы ли мы были в двадцатых годах, готовы ли мы теперь воспринять эту истину. Если готовы, то быть нам с народом, если же нет, то народ нас не примет. А слыхали ли вы из уст красного офицера обвинение в том, что русская эмиграция продала РУССКОГО ЦАРЯlii, а теперь повесила его портрет. А видали ли вы (русская эмиграция) как недавно приехал советский молодой генерал, начальник русской офицерской школыliii, чтобы поклониться праху Вел.[икого] Кн.[язя] Николая Николаевича [Младшего]liv. Никуда не пошел, ни к кому не зашел, а только в склеп представителя Дома Романовых. Пришел, щелкнул шпорами, вытянулся как Павловский юнкерlv и умолк. Там, в гробу, он ощутил биение своего русского сердца. Эмигранты так не щелкают в массе своей. Есть, конечно, но не о них и речь моя. Тех я чувствую, и они знают, о ком мы говорим.
3) Возвращаясь к началу своего письма, где я говорил о большом движении чинов РОА в сторону Церкви, я ощущаю потребность пожелать русской эмиграции войти в Церковь по-новому, пересмотреть свой духовный багаж, и если нельзя каждому стать миссионером, то постараться быть хотя бы прихожанином.
Получил ваши деньгиlvi. Выражаю Вам свою глубокую благодарность за Ваше внимание и глубоко-патриотический порыв. Трудно мне убедить себя принять эти деньги, собранные среди русских людей. Заслуживаю ли я такой жертвы? Хочу поэтому употребить их исключительно на расходы по моим поездкам к солдатам и другие дела, связанные с моей деятельностью среди чинов РОА. Говоря откровенно, мне приходится часто стесняться тратить гроши, которых не хватает на жизнь при современных условиях. Но теперь ведь всем трудно.
Прошу Вас выразить Вашим друзьям, русскому трудовому офицерству и всем русским патриотам мою глубокую благодарность за моральную и материальную поддержку, и за присланные книги. Ваш „Часовой“ перечитывается и просматривается у меня на дому. Большое спасибо. Пока мне больше в Канн не пишите. Надеюсь выехать через несколько дней. Слышал, что в Изер трудно проехать по причине облав. Бумаги у меня в порядке. Попытаюсь.
В нашем батальоне получено сообщение, что в Нормандии первые удары Англо-американцев пришлось принять русскому батальону. Дрались превосходно и удержали свой участок до прибытия немецких подкреплений. Высшее командование отметило прекрасную боеспособность РОАlvii.
!!!!!!!!!!!!!!!!!lviii
i См. например: Б. С. Советские пленные // Часовой (Брюссель). 1940. 15-го апреля. № 251. С. 11; Выводы из финско-советской войны // Там же. С. 3—4; Зензинов В. М. Встреча с Россией. Как и чем живут в Советском Союзе. Письма в Красную армию 1939—1940. Нью-Йорк, 1944. С. 12—22; Маевский А. Советские пленные в Финляндии // Часовой. 1940. 1-го марта. № 250. С. 6—9; Рапорт Б. Г. Бажанова от 12 февраля 1940 г. о результатах агитации среди пленных красноармейцев на советско-финляндском фронте // Александров К. М. Русские солдаты Вермахта / Сб. статей и материалов. М., 2005. С. 500—503.
ii Александров К. М. Антисталинский протест в период советско-финляндской войны 1939—1940 гг. // Александров К. М. Русские солдаты Вермахта. С. 45.
iii Александров К. М. Генерал-майор Федор Иванович Трухин: судьба, сломанная временем // Военно-исторический архив (Москва). 2008. Июль. № 7(103). С. 183; Казанцев А. С. Третья сила. История одной попытки. Франкфурт-на-Майне, 1952. С. 81—84; Кромиади К. Г. За землю, за волю… На путях Русской Освободительной борьбы 1941—1947 гг. Сан-Франциско, 1980. С. 29—35; Палий П. Н. В немецком плену // Палий П. Н. В немецком плену. Ващенко Н. В. Из жизни военнопленного. ВМБ. Серия «Наше недавнее». Кн. 7. Париж, 1987. С. 131—132; Шкаровский М. В. Нацистская Германия и Православная Церковь. Нацистская политика в отношении Православной Церкви и религиозное возрождение на оккупированной территории СССР. М., 2002. С. 290—297; и др.
iv Шкаровский М. В. С. 304.
v Там же. С. 409—410; Бутков П. Н. За Россию. Русские «белые» в борьбе против русских «красных», сталинского террора, нацизма и коммунизма (1917—1994). СПб., 2001. С. 41—43; Дробязко С. И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских Вооруженных Сил 1941—1945. М., 2004. С. 87, 97—98; Михайлов К. «Солдаты у нас все бывшие красноармейцы». Из писем офицеров Русской армии и чинов РОВС с Восточного фронта в Париж в июне 1942 года // Русское слово № 9/2019. С. 22; НТС. Мысль и дело 1930—2000 / Под ред. Б. С. Пушкарева. М., 2000. С. 21—22; Светлов О. Братство Белого Креста // Борьба (Лондон, Онтарио). 1979. Ноябрь. № 75—76. С. 79—81; Февр Н. Солнце восходит на Западе. Буэнос-Айрес, 1950. С. 42—56, 107—227; и др.
vi См. например: А. Письмо из России от уехавшего со второй группой // Парижский Вестник. 1942. 28 июня. № 3. С. 5; Из писем белых эмигрантов, служивших в частях Вермахта на Восточном фронте, а также работавших в органах самоуправления // Александров К. М. Русские солдаты Вермахта. С. 512—534; Письма оттуда // Парижский Вестник. 1942. 5 июля. № 4. С. 4; 12 июля. № 5. С. 4; 19 июля. № 6. С. 4; 26 июля. № 7. С. 4; и др. 13 апреля 1943 группа бывших чинов Белых армий, служивших в Вермахте, вместе с многими жителями Симферополя молилась на панихиде по генералу от инфантерии Л. Г. Корнилову, совершенной по случаю 25-летия его гибели в бою с большевиками под Екатеринодаром (см. Общественная панихида по генерале Л. Г. Корнилове // Голос Крыма (Симферополь). 1943. 16 апреля. № 46).
vii Дробязко С. И. С. 219—221.
viii Цит. по: Лехович Д. В. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. М., 1992. С. 340.
ix Офицеры Русской Освободительной Армии в Брюсселе на анти-большевицкой манифестации // Парижский Вестник. 1943. 3 июля. № 55. С. 2; Выступления представителей генерала Власова // Там же. 10 июля. № 56. С. 1—2; Представители Русской Освободительной Армии в Париже // Там же. 17 июля. № 57. С. 1; «Русские дни» в Париже // Там же. 24 июля. № 58. С. 1; 31 июля. № 59. С. 1—3.
x Александров К. М. «Свержение власти Сталина и его клики — это первая и ближайшая задача». Жизнь и трагедия генерал-майора Василия Малышкина // Военно-исторический архив. 2007. № 2(86). С. 38—40; Михайлов К. «Время безвозвратно упущено». Из писем 1943 года капитана I ранга Якова Подгорного — Генерального штаба генерал-лейтенанту Алексею Архангельскому // Русское слово № 4/2019. С. 29—30.
xi Ѣ-I-Ъ // Парижский Вестник. 1943. 11 декабря. № 78. С. 1.
xii Columbia University Libraries, Rare book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive (ВАR). ROVS Collection. Box 140. Folder «ROVS Organizational Records. I otdel / 1940—1946; concerning French provinces». Машинопись. Предположительная датировка Информации № 63/4: май 1943. Начальник района — капитан А. С. Шторх. Источники публикуются по новой орфографии с исправлением очевидных опечаток и ошибок, дополнительные необходимые слова заключены в квадратные скобки.
xiii Угол листа в оригинале оторван, предположительно: Лувена.
xiv Сравним настоящий тезис с рассуждениями главного редактора симферопольской газеты «Голос Крыма» поэта и литературоведа А. И. Булдеева (по его собственным словам — офицер Сибирской армии и участник Белого движения на Востоке России, в межвоенный период отбывший срок в советских тюрьмах и лагерях): «Есть Россия, и есть СССР. СССР — это не наша родина. СССР — это вечно кипящий котел взаимной вражды людей, это страна всех оттенков лжи. Это страна рабства. Не так страшно политическое рабство народов СССР, как рабство духовное, когда обманутые и развращенные большевизмом люди уже не замечают надетых на них цепей, когда в своем ослеплении они целуют их и принимают звон своих кандалов за лучшую в мире музыку. <…> Так умирают они сейчас на полях сражений за мираж Родины. <…> Россия же, наша Россия за двадцать с лишним лет большевизма сделалась только идеальным понятием. Мы таили в глубине сердец молитвенную любовь к России и прятали эту любовь. Теперь мы обретаем вновь свою Родину. Новая Россия будет построена на предоставлении действительных прав всему нашему народу» (см. Плоть и кровь Новой России // Голос Крыма. 1943. 25 июня. № 75. С. 3).
xv Литвинов Максим Максимович [при рождении Меер-Генох Моисеевич Валлах] (1876—1951) — член Коммунистической партии с 1898 г., нарком по иностранным делам (с 1936 иностранных дел) СССР (1930—1939), заместитель наркома иностранных дел (1941—1946), посол СССР в США (1941—1943). 3 мая 1939 г. смещен И. В. Сталиным с должности наркома и фактически отстранен от дипломатической деятельности по причине своего национального происхождения, чтобы не служить препятствием для сближения СССР и нацистской Германии. Впоследствии Сталин подозревал Литвинова в государственной измене и, возможно, планировал его ликвидацию.
xvi Антисемитские эпитеты иногда встречаются во внутренних документах I отдела РОВС, в первую очередь в качестве бранных отзывов отдельных современников. Некоторые белоэмигранты — в соответствии с давней традицией — придавали преувеличенное значение положению и влиянию евреев среди руководителей ВКП(б). Так, например, вышеупомянутый М. М. Литвинов зимой 1941 г. по воле Сталина покинул ЦК ВКП(б) и высший эшелон партийной номенклатуры. Среди членов Государственного комитета обороны (ГКО), чрезвычайного органа управления СССР в 1941—1945 гг., был единственный еврей — член Политбюро ЦК Л. М. Каганович (с 1942).
xvii По распространенной версии, И. В. Сталин («Коба») участвовал в планировании и организации большевистских «экспроприаций» на Кавказе, в частности — знаменитого ограбления инкассаторской кареты на Эриванской площади в Тифлисе, произошедшего 13 июня 1907 г., когда боевики С. А. Тер-Петросяна («Камо») захватили более 250 тыс. золотых рублей (более $ 125 тыс. или более $ 3 млн. по нынешнему курсу). При налете с использованием ручных бомб три человека погибли, более пятидесяти получили ранения. «Камо» доставил захваченные в результате грабежа деньги В. И. Ленину и Л. Б. Красину (см. Авторханов А. Г. Происхождение партократии. Т. I. ЦК и Ленин. Франкфурт-на-Майне, 1981. С. 176—184; Измозик В. С., Старков Б. А., Павлов Б. А., Рудник С. Н. Подлинная история РСДРП—РКПб—ВКПб. Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций. СПб., 2010. С. 220—221).
xviii Инженер и поэт Ф. И. Чуев описал свой разговор с пенсионером В. М. Молотовым в 1984 г.: «Один мой знакомый писатель привез из Парижа книжку А. Авторханова „Загадка смерти Сталина“ и дал мне почитать. Я, в свою очередь, дал ее Молотову, а через несколько дней пришел послушать его мнение. — Она такая грязная, — говорит Молотов. — Он всех рисует в каком разбойничьем виде! Доля правды, конечно, тут есть» (Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 322—323).
xix Оценки прямых демографических потерь по основным категориям довоенного периода (1917—1940): Гражданская война 1917—1922 гг. (включая жертвы голода 1921—1922) — более 12 млн; жертвы Голодомора (1933) — 6,5 млн; раскулаченные крестьяне и члены их семей, погибшие на этапах депортаций и в спецпоселках для раскулаченных (1930—1940) — около 1 млн; расстрелянные органами ОГПУ—НКВД «враги народа» и «контрреволюционеры» (1923—1940) — не менее 750 тыс.; погибшие в тюрьмах, колониях, лагерях, на этапах и на следствии (1923—1940) — более 600 тыс. Итого: более 20,8 млн человек. Подробнее об оценках потерь см. Александров К. М. Хроника уничтожения. Сколько жизней стоил России большевизм и почему споры о Сталине — это дискуссия о будущем? // Дары (Москва). 2018. Альманах современной христианской культуры. С. 154—169.
xx Сравним настоящий тезис с воспоминаниями заведующего кафедрой иностранных языков, доцента Киевского университета Л. В. Дудина, приехавшего в Берлин в 1942 г.: «Зажиточность германских крестьян казалась нам невероятной, и все они, по советским понятиям, должны были быть отнесены к категории кулаков. Ведь даже одна корова и два десятка голов домашней птицы считались у нас громадным богатством. А тут мы видели у крестьян двухэтажные дома с электрическим освещением и водопроводом, радиоаппараты, хорошую мебель и всевозможную посуду, большое количество одежды и обуви, почти ничем не отличающейся от одежды и обуви горожан. Состояние коров, лошадей и прочего домашнего скота, даже в последние годы войны, было превосходным и вызывало у нас зависть и восхищение. Невольно у каждого из нас постоянно возникал один и тот же вопрос: зачем было делать революцию, когда при частной собственности можно жить так хорошо?» (Дудин Л. В. Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы / Сост. К. М. Александров. СПб., 2011. С. 515).
xxi Сравним настоящий тезис с воспоминаниями Л. В. Дудина: «Мы никак не могли привыкнуть, что, приходя в магазины, покупатели здороваются с продавцами и тот благодарит их за совершенную покупку. Такая вежливость казалась нам совершенно излишней и даже несколько приторной. Мы хорошо помнили, как всегда ругались и стремились обмануть друг друга наши продавцы и покупатели, и нам становилось смешно при одной мысли, что наш продавец мог поблагодарить за совершенную у него покупку. Смешно и немного больно. Это заставляло нас смотреть иными глазами на частную торговлю, которая, как нам внушали годами, основана будто бы только на взаимном обмане. Нам казалось непонятным, как могут магазины, рестораны, кино, театры и даже оптовая торговля принадлежать частным лицам и благополучно вести свои дела. Ведь нам внушали годами, что в эпоху империализма тресты и картели почти задушили во всех капиталистических странах и, в том числе, и в Германии, всю мелкую и крупную частную торговлю и инициативу, а те мелкочастники, которые еще не задушены, стоят на грани полного разорения. Только гораздо позже мы оценили все преимущества частной торговли и поняли, что без нее немцам никогда бы не удалось так идеально наладить свою карточную систему во время войны» (Там же. С. 514).
xxii Так в текст машинописи. Возможно, в оригинале было: формулировка.
xxiii Выделенные курсивом словам в машинописи написаны карандашом.
xxiv ВАR. ROVS Collection. Box 140. Folder «ROVS Organizational Records. I otdel / 1940—1946; concerning French provinces». Машинопись. Начальник района — полковник Б. Н. Гонорский.
xxv Ibid. Л. 2—3. Слева на полях текст письма отмечен синим карандашом квадратной скобкой. Вероятно, имеется в виду: Мартынов Марк Степанович (? — после 1943) — участник Белого движения на Юге России, хорунжий (здесь подпоручик) Донской армии.
xxvi Вероятно, речь идет о бывших пленных, ныне служивших в подразделениях РОА.
xxvii Военно-полевой лагерь и место пребывания в 1920—1921 гг. частей I армейского корпуса Русской армии под командованием генерала от инфантерии А. П. Кутепова на Галлиполийском полуострове в европейской части Турции.
xxviii Ibid. Л. 3. Подчеркивания в машинописи дат синим карандашом, слева на полях текст писем отмечен квадратной скобкой. Трушевич Борис Иванович (1887—1987) — участник Великой войны 1914—1918 гг. и Белого движения на Юге России, капитан Русской армии (на 1924), чин РОВС. В эмиграции на Юге Франции. В 1943—1944 гг. по собственной инициативе поддерживал контакты и взаимодействие с военнослужащими подразделений РОА, отличался энергией, личным подвижничеством и высокими моральными качествами. После войны принял монашеский постриг с именем Феодосий, совершал служение в Тунисе, Франции и Бельгии. Архимандрит РПЦЗ.
xxix Полковнику Б. Н. Гонорскому.
xxx Вероятно, вольный пересказ автором письма слов («Кипучая, могучая, никем непобедимая, — страна моя, Москва моя — ты самая любимая!») из популярной песни «Москва» (1937) братьев Д. Я. и Д. Я. Покрасс на стихи В. И. Лебедева-Кумача.
xxxi Орган связи русского воинства и национального движения за рубежом журнал «Часовой» издавался с 1929 г. в Париже (с декабря 1936 — в Брюсселе) до 10 мая 1941 г. (редактор-издатель: капитан Марковской железнодорожной роты В. В. Орехов, последний № 262-й), когда был закрыт оккупационными властями. Следующий номер (263(1)-й) вышел в свет в мае 1947 г.
xxxii ВАR. ROVS Collection. Box 140. Folder «ROVS Organizational Records. I otdel / 1940—1946; concerning French provinces». Машинопись. Приложение к одной из Информаций по РОВС (Л. 3—5).
xxxiii Курсив в тексте.
xxxiv Григорий (Остроумов) (1856—1947) — епископ Каннский и Марсельский РПЦЗ (1938—1945). Осенью 1945 г. перешел в юрисдикцию Московской Патриархии, Алексием I возведен в сан архиепископа (1946).
xxxv В 1944 г. праздник Св. Троицы приходился на 4 июня (22 мая ст. ст.).
xxxvi Не установлен.
xxxvii Очевидно, автор письма представлял себе позицию генерал-лейтенанта А. А. Власова по отношению к русской эмиграции с чужих слов или по недостоверным источникам. К лету 1944 г. он поддерживал отношения с начальником ОРВС Генерального штаба генерал-майором А. А. фон Лампе, должность коменданта Главной квартиры Власова в Далеме занимал Георгиевский кавалер, полковник К. Г. Кромиади, в Дабендорфской школе РОА служила группа белых воинов (подполковник А. Д. Архипов, штабс-капитан В. С. Григор и др.).
xxxviii Булгарин Ф. В. Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове // Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1929. С. 31.
xxxix Распространенное заблуждение, в соответствии с которым миссия христианской Церкви связывалась с государственным институтом.
xl Часть слова утрачена.
xli Во время всенощной.
xlii Курсив в тексте. Русское самодержавие в его классической форме прекратило существование в Российской империи в 1906 г. После вступления в силу новой редакции Свода основных государственных законов (СОГЗ) законодательная власть царя утратила абсолютный характер, и с тех пор государь осуществлял ее «в единении с Государственным Советом и Государственной Думою» (ст. 7 главы I СОГЗ). Тем самым исполнительная власть императора ограничивалась законами, существовавшими независимо от Высочайшего волеизъявления, и обновленный государственный строй принял форму ограниченной конституционной монархии.
xliii Притчи Соломона 8, 15.
xliv Курсив в тексте.
xlv В машинописи первое слово не пропечаталось целиком.
xlvi Иван IV (Грозный) Васильевич (1530—1584) — государь, Великий князь Московский (1533), царь и Великий князь всея Руси (1547—1575, 1576—1584).
xlvii Курбский Андрей Михайлович (1528—1583) — князь, полководец, публицист, перебежчик (1563/64).
xlviii Б. И. Трушевич пересказывает одно из посланий Ивана Грозного князю А. М. Курбскому.
xlix Легендарное утверждение. Поздним вечером 1 марта 1917 г., находясь в Пскове, Николай II даровал Государственной Думе право формировать Кабинет министров (см. Телеграмма № 1223/Б от 2 марта 1917 г. царя — ген. М. В. Алексееву в: Февральская революция 1917 года / Подготовка текста А. А. Сергеева // Красный Архив. Т. II (XXI). М. — Л., 1927. С. 62). Таким образом, Российская империя стала полностью конституционно-монархическим государством.
l Курсив в тексте.
li Курсив в тексте.
lii Курсив в тексте. По смыслу и сути утверждение носит фантастический характер. Вероятно, речь идет о позиции семи старших начальников Действующей армии и флота, высказывавших 2 марта 1917 г. Николаю II в той или иной форме свое мнение о целесообразности царского отречения и передачи престола наследнику Алексею Николаевичу ради умиротворения смуты в тылу и успешного продолжения борьбы с внешним врагом на фронте. Однако из них в эмиграции оказался лишь один Великий князь Николай Николаевич (Младший).
liii Возможно, речь идет не о генерал-майоре, а о полковнике РККА и РОА В. Г. Киселеве (на 1917 — прапорщик русской службы), который в 1944 г. занимал должности начальника учебной части и начальника офицерской школы для народов Востока, эвакуированной из Литвы во Францию.
liv Николай Николаевич (Младший), Великий князь (1856—1929) — на февраль 1917 г.: наместник на Кавказе, главнокомандующий отдельной Кавказской армией, генерал от кавалерии (1900), генерал-адъютант (1894), Георгиевский кавалер (1877, 1877, 1914, 1915, 1915). Верховный Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находившимися на театре военных действий (2—11 марта 1917). В эмиграции (с 1919) руководил РОВС (1924—1929). Погребен в крипте церкви св. Архангела Михаила в Каннах, в 2015 г. вместе с супругой Великой княгиней Анастасией Николаевной перезахоронен в Москве.
lv В Русской Императорской армии юнкера столичного Павловского военного училища отличались особенной отчетливостью и подтянутостью.
lvi Пожертвования от эмигрантов, поступившие через начальника Изерского района РОВС.
lvii Публикатору не удалось установить, о каком боестолкновении шла речь: письмо Б. И. Трушевича датировано 24 мая 1944 г., в то время как высадка союзников в Нормандии началась почти через две недели. Тем не менее ряд немецких текстов содержит положительные отзывы о боевых качествах отдельных русских батальонов, сражавшихся летом 1944 г. во Франции (см. например: Док. № № 228, 231, 233 // Генерал Власов: история предательства. Т. I / Сост. Т. В. Царевская-Дякина и др. М., 2015. С. 682, 686, 688; Очерки к истории Освободительного Движения Народов России. По кн. Ю. Торвальда / Изд. СБОНР. Пер. М. В. Томашевского. [Лондон, Канада], 1965. С. 70—71; и др.).
