В богатой коллекции Генерального штаба генерал-майора Алексея фон Лампеi из собрания Гуверовского архива Стэнфордского университета (Hoover Institution Archives, Stanford University) в Пало-Альто (США) особое место занимают источники, связанные с его служебной деятельностью в качестве начальника делегации по делам военнопленных и беженцев в Дании, Венгрии и Германииii. В осведомительных целях в распоряжение фон Лампе поступали сводки материалов из советской России, составлявшиеся в зарубежных военно-дипломатических представительствах Русской армии генерал-лейтенанта барона Петра Врангеля на основании донесений и свидетельств беженцев, сумевших покинуть РСФСР.
Настоящие сведения позволяют составить впечатление о реалиях политики «военного коммунизма», которая привела к разрушению хозяйственной жизни, резкому падению производительности трудаiii и сверхсмертности населения, в том числе в столичных центрахiv. Так, например, на 1 февраля 1917 года население Москвы составляло 2,017 тыс. человек, а на 26 августа 1920 года — 1,028 тыс.v По заявлению члена Политбюро ЦК РКП(б) и председателя Совнаркома РСФСР Владимира Ленина, выступавшего на IX съезде Советов в декабре 1921 года, военно-коммунистический опыт «был великолепен, высок, величественен, имел всемирное значение»vi. Однако прямым следствием социалистического экспериментирования стало резкое ухудшение условий жизни и падение ее качества, в результате чего в 1918—1920 гг. погибли миллионы людей.
Вниманию читателей «Русского слова» предлагается описание бытового положения Петроградаvii, находившегося летом 1920 года под властью председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, кандидата в члены Политбюро ЦК РКП(б) Григория Зиновьеваviii, входившего в ленинское окружение. Стойкостью и мужеством революционный трибун не отличался. Будучи одним из вождей большевистской партии, Зиновьев легко впадал в панику, когда требовалось рисковать. В октябре 1917 года он не только голосовал против решения ЦК о вооруженном восстании, но и исчез в ночь переворота, пытаясь на всякий случай создать себе алиби на случай поражения ленинцевix.
Петроградский диктатор чувствовал себя уверенно, лишь опираясь на грубую силу, и тогда его жестокость не знала границ. 17 сентября 1918 года газета «Северная Коммуна» опубликовала кровожадное заявление председателя Петросовета: «Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить — их надо уничтожить»x. По распоряжениям Зиновьева сотнями расстреливались бывшие офицеры, представители интеллигенции и «буржуазно-эксплуататорских классов», он требовал брать заложников не только из числа монархистов и либералов, но и социалистовxi, выступал инициатором «насильственного переселения пролетариев из подвалов в барские квартиры»xii. Любая критика и несогласие беспощадно подавлялись.
Петроград под властью Зиновьева переживал тяжелое расстройство всей социальной жизни. «Опять пошла полоса голода, разрухи и вместе с ней полоса диких реформ, которые не исполняются, разрушая только старое, — записал в дневнике 9 января 1919 года магистр японской словесности в должности приват-доцента Петроградского университета Сергей Елисеев, служивший ассистентом и секретарем в отделе восточных древностей Археологической комиссии. — История углубления революции и социализации нашего строя, по моим наблюдениям, идет скачками. Так весной [1918] обострился продовольственный вопрос, и затем посыпались реформы на высшую школу. Теперь мы наблюдаем то же самое. С продовольствием катастрофически, потому что даже мешочникиxiii не хотят продавать за деньги, а выменивают хлеб на папиросы и т. п., а власть, захватывая Эстляндию, запрещает оттуда вывоз»xiv.
Зиновьев выступал за стратификацию и политическое разделение петроградцев по продовольственному снабжению. Представителям бывших имущих классов — людям «третьей категории» — выдавался ничтожный паек (1/16, 1/8, 1/32 фунтаxv), «чтобы, нюхая его, они не забывали запах хлеба»xvi.
Публикуемый источник описывает санитарно-бытовое состояние Петрограда полтора года спустя, когда падение жизненного уровня горожан достигло критического уровня. К сожалению, нам не удалось установить имя врача-беженца, чьи свидетельства послужили основой для отчета.
Санитарное состояние Петрограда
(Сведения от прибывшего из Петрограда практикующего врача, от начала июня [1920])
Так как официальные сведения о заболеваемости в Петрограде неточны и не соответствуют действительности, то сведения о пятнистом и возвратном тифе отсутствуют в руководящих санитарных учреждениях. Это можно объяснить тем, что состояние санитарных учреждений столицы совершенно невероятно. С другой стороны, население города это хорошо знает и всячески старается перенести болезнь дома, ибо советская власть не настаивает на обязательной перевозке тифозных в больницы. Часто врачи сами оставляют больных дома, ибо условия питания там лучше. Такие больные вообще не регистрируются, или им ставится диагноз, не соответствующий действительности. Число таких незарегистрированных больных весьма велико.
Судить о положении госпиталей в Петрограде можно по Центрально-Красноармейскому госпиталю (бывший Николаевский военный госпитальxvii), который, пожалуй, находится еще в более привилегированном положении у окружного военного начальства. С 1-го февраля этот госпиталь специально приспособлен для больных пятнистым тифом и рассчитан на 2300 больных. В конце января в Петроград прибыли с фронта 10 000 тифозных, для которых не хватило места в госпиталях. Положение их в вагонах, [стоящих] на путях под Петроградом, было неописуемо: больных едва кормили, и они были лишены всякой медицинской и санитарной помощи. Врачей совершенно при них не было. Больных не мыли, и никого не было, чтобы подать им даже воды. Многие отморозили себе руки и ноги и заболели воспалением легкихxviii. Не только [бойцы] прибывающие с фронта, но и принадлежащие к петроградскому гарнизону тифозные больные содержатся грязно. Чесотка меж ними очень распространена. Почти все переболели пятнистым тифом. Поступающие в госпиталь должны подвергнуться основательному обмыванию, но таковое затрудняется [в связи с] отсутствием мыла и горячей воды. Потому большинство больных поступают покрытые паразитами, благодаря чему болезнь переносится и на санитарный персонал.
Больные получают в сутки полтора фунта черного хлеба, плохо пропеченного, с примесью овса или кукурузной муки. К обеду дают суп из капусты (мороженой) с картофелем и треской (или селедкой). Тяжелые больные получают водянистый мясной суп из конины и немного пшеничной или ячменной каши. К ужину больным дают разбавленный обеденный суп.
Кофе и чай выдаются только в виде суррогатов. Белого хлеба, молока и яиц совершенно не дают.
Заметен полный недостаток предметов необходимости для ухода за больными, так, напр[имер], на полтораста-двести больных имеется 1-2 термометра. Лекарств имеется очень мало, многие совершенно отсутствуют, как, напр[имер], двууглекислая сода, пирамидон, фенацетин, касторовое масло. Хинин, камфарное масло имеются в очень ограниченном количестве. Последнее приготовляется вместе с минеральными маслами, что имеет следствием нарывы в местах впрыскивания.
Операции производятся при очень невыгодных условиях: стерилизация инструментов и перевязочных материалов производится лишь поверхностно, ввиду отсутствия спирта и кипятка. Температура в операционной достигает 3—6 град[усов] Реом[юра]xix, так что члены больных застывают при операции. Ваннами пользоваться нельзя ввиду того, что водопроводы не действуют. Прачечная и дезинфекционная камера действуют очень неравномерно. Температура в палатах для больных редко поднимается выше 6 град[усов] Реом[юра].
В покойницкой анатомического отделения собирается много тел ввиду отсутствия гробов и средств для их вывоза.
Личный состав госпиталей, особенно сиделок, работает исключительно ввиду более значительного пайка, который, однако ж, все же недостаточен. Сиделки совершенно не подготовлены и не годятся для ухода за больными: они голодные, грубые и ленивые, равно обкрадывают больных и госпиталь.
Врачи совершенно переутомлены, имея каждый от 150—300 больных. Работа во многих госпиталях, недостаточное питание, холод на службе и дома, постоянное недоверие [властей] и контроль, личная небезопасность и опасность заразиться — все это подорвало последние силы врачей и расстроило нервы. Заболеваемость между врачами весьма велика. Санитарное положение петроградского гарнизона граничит с катастрофой. Довольствие солдат недостаточно. Недостаток топлива, мыла, бань привел казармы в неописуемо грязное состояние: они переполнены паразитамиxx. Солдаты болтаются на улицах, переполняют трамваи, толкутся на рынках, торгуют из-под полы и этим распространяют болезни.
Научная жизнь совершенно замерлаxxi. Нет газа, спирта, керосина, лекарств и аппаратовxxii; дров можно получить в очень ограниченном количестве. Нельзя получить животных для опытов.
Голодные, мерзлые и нервные профессора и студенты, теряющие свои силы от больших расстояний, гонимые пешком с одного места службы на другое, не в состоянии отдаться полностью науке. Учебников получить нельзя, медицинских журналов не издается. На медицинском факультете 1 и 2 курсы мобилизованы для борьбы с пятнистым тифом, 5 курс выпущен раньше времени в январе, так что занятия происходят только на 3 и 4 курсах. Уже с 1915 года Медиц[инский] Факульт[ет] выпускает плохо подготовленных врачей.
По мнению осведомителя, все население Петрограда (при единичных исключениях) должно переболеть «испанкой» и пятнистым тифом, ибо все частные квартиры в Петрограде стали весьма антисанитарны и нездоровы. Ввиду отсутствия водоснабжения вся грязь выбрасывается на лестницу, дворы, а то и просто на улицу. Несмотря на дни недели, указанные для чистки домов и улиц, дома обратились в клоаки, а улицы очень загрязнены. Пока лежал снег и были морозы [по]следствия этого были незаметны, но с началом тепла эпидемии должны развиться с ужасающей силой.
Зимой во многих квартирах температура — ниже нуля. Обитатели [квартир] никогда не раздеваются, сидя дома в шубах, и на ночь закутываются в разные платки и одеяла. В течение многих месяцев обыватель не моется и не стирает своего белья. Следствием этого [становится] — множество паразитов и тяжелые осложнения при самых легких болезнях. В связи с холодом и голодом на коже детей и стариков образуются затвердения, часто переходящие в раны и очень плохо заживающие.
Для более или менее сносного питания надо зарабатывать в месяц десятки тысяч рублей. Яичного белка можно получить с трудом, хлеб, картофель и зерно получаются в ограниченном количестве и дурного качества. Потому население употребляет много суррогатов чаю и кофе или просто пьет горячую воду. Это вызывает опухание, меняющее лицо до неузнаваемости. Подкожная жировая подкладка [лица] исчезла, силы постепенно пропадают, сердечные мускулы истощаются, и достаточно небольшого физического напряжения или легкой болезни, чтобы совершенно прекратилась деятельность сердца. Мускулы отказываются действовать, и развивается сильнейшее малокровие, вызывающее частые обмороки. Все это отражается на нервной системе, что в свою очередь вызывает ослабление памяти, утомление, апатию, неврастению и невралгию. Психика человека меняется, а голод вызывает фантазию и меланхолию. Человек перестал быть высшим существом и постепенно обращается в «животное для экспериментов».
Новорожденные появляются на свет без жирового покрова и очень скоро умирают ввиду низкой температуры комнат и полного отсутствия молока у матери. Практикующему врачу приходится тяжело, т[ак] к[ак] он не может помочь своим пациентам. Приготовление лекарств требует 3—4 дня, причем их приготовляют небрежно, часто бывают ошибки, приводящие к печальным результатам. Для каждого повторения лекарства требуется новая подпись врача. Самые простые средства для домашнего употребления выдаются только по рецептам. Из провинции тоже доходят слухи, что почти все города в советской России находятся в таком же антисанитарном положении. Необходимо упомянуть, что все лица, проехавшие по железным дорогам, заболевают тифом. Мешочники и возвращающиеся с фронта солдаты являются главными распространителями эпидемий. Хотя советская власть принимает меры для борьбы с таковыми путем устройства бань, но одних их недостаточно, ибо нет мыла, топлива, дезинфекционных камер и прочего. Постоянные регистрации и перерегистрации, реквизиции и митинги не способствуют успеху мер по борьбе с эпидемиями. На конгрессе врачей, собравшемся с 16 по 18 февраля [1920] для обсуждения способов борьбы с тифом, было вынесено постановление, что одними мерами бороться с эпидемиями нельзя. Необходимо бороться с индифферентным отношением населения к паразитам, но ввиду отсутствия необходимых лекарств и препаратов это невыполнимо.
Смертность в Петрограде. Статистическое отделение Комиссариата Здравоохранения опубликовало нижеследующие цифры смертности на 1000 [человек]:
1914 г. — 23,5
1915 г. — 23,5
1916 г. — 23,5
1917 г. — 35,7
1918 г. — 43,6
1919 г. — 74,9xxiii
Чтобы не слишком преувеличивать цифр, отделение берет в основание цифру всего населения Петрограда, принимая ее в 1 000 000 человек, исходя из того, что Петроградская Коммуна выдала 979 280 продовольств[енных] карточекxxiv.
На самом деле число выданных карточек превышает число населения на 25—30 %xxv. Поэтому коэффициент смертности на тысячу [человек] должен быть увеличен и достигает таким образом 100. Чтобы [о]характеризовать эту цифру, необходимо заметить, что в 1848 г., когда в Петрограде была эпидемия холеры, коэффициент смертности достиг 66, и никогда потом до этой цифры не достигал.
То же отделение опубликовало сведения о числе рождения в Петрограде на 1000 [человек], именно:
1914 г. — 26,2
1915 г. — 22,8
1916 г. — 19,4
1917 г. — 15,3
1918 г. — 15,0
1919 г. — 13,0xxvi
Считаясь с тем, что цифры комиссариата достаточно точны, т[ак] к[ак] районные советы регистрируют смертность довольно аккуратно, и что не приводится никаких сведений о смертности в тюрьмах, надо признать, что приводимые цифры не достигают действительности.
До 1915 года число рождений было выше числа смертных случаев, а в 1919 году число смертных случаев [почти] в 6 раз превысило число рождений.
Цифра в 22 000 является нормальной смертностью в Петрограде; все же остальные случаи надо отнести к эпидемиям и к результатам тяжелых условий жизни.
i Лампе фон, Алексей Александрович (1885—1967) — участник русско-японской войны 1904—1905 гг., Великой войны 1914—1918 гг. и Белого движения на Юге России в 1918—1920 гг., Генерального штаба (ГШ): подполковник (1916), полковник (1918), генерал-майор (1923); Георгиевский кавалер (1915). В 1920—1924 гг. — на военно-дипломатической службе Русской армии. В эмиграции в Дании (1920), Венгрии (1921), Германии (1922), в западных оккупационных зонах Европы (1945—1946), во Франции (1946). Начальник II (Германского) отдела Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) (1924—1938), Объединения Русских Воинских Союзов (1938—1947). В годы Второй мировой войны поддерживал участие белых воинов в вооруженной борьбе против СССР, член КОНР и генерал-майор резерва войск КОНР (1945). Помощник (1947), 1-й помощник начальника (1954), начальник (1957—1967) РОВС. Подробнее о нем см. Александров К. М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А. А. Власова 1944—1945. М., 2009. С. 540—555.
ii В 1920—1922 гг. — в Дании. 1 мая 1922 г. в чине ГШ полковника прибыл в Берлин и принял должность начальника делегации по делам военнопленных и беженцев в Германии (с одновременным исполнением обязанностей в Венгрии), которую в 1920—1922 гг. занимал ГШ генерал-майор И. А. Хольмсен.
iii Сорокин П. А. Социология революции. М., 2005. С. 92—94.
iv «Люди мрут и мрут… От холода и голода, — записал 18 декабря 1918 г. петроградский архивист Г. А. Князев. — Из больниц вывозят мертвецов по ночам. Жуткая картина — на рассвете воз с пятью-шестью плохо сколоченными гробами, из которых торчат куски голого посиневшего человеческого трупа… Как на свалку везут на казенное кладбище. И лошаденка еле плетется. Завтра и она свалится, и десятки счастливчиков поделят ее между собою» (18 XII [1918] / Из записной книжки русского интеллигента за время войны и революции 1914—1922 гг. // Русское прошлое. СПб., 1993. Кн. 4. С. 129. Смертность населения на 1000 человек в губерниях, в которых не было голода и интенсивных боевых действий во время Гражданской войны (см. Сорокин П. А. С. 448):
Губернии РСФСР1914 год1920 годКостромская28,649,6Московская26,840,8Нижегородская29,133,8Орловская26,836,4Пензенская30,040,8Рязанская22,327,2Тверская25,727,0Смоленская28,333,4
v Сорокин П. А. С. 221. Статистики, на сведения которых ссылался ученый, фиксировали общую убыль, включавшую не только умерших и погибших горожан, но и тех, кто покидал города по разным причинам (миграция, мобилизация и т. п.). Тем не менее сверхсмертность была очевидной.
vi Цит. по: Валентинов Н. В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 37.
vii Hoover Institution Archives (HIA). Lampe von, A.A. General Archives. Box 2. Folder «Correspondence Military Agent in Denmark, 1918—1926». Сведения из Советской России. 10.VIII.1920 (дата написана красными чернилами от руки). Машинопись со штампом: «Военный агент в Дании». Л. 1—5. Публикуется по новой орфографии с исправлением очевидных опечаток. В квадратных скобках вставки публикатора. Подчеркивания в тексте оригинала.
viii Зиновьев (Радомысльский) Григорий Евсеевич [Евсей-Гершен Аронович] (1883—1936) — революционер, советский государственный и партийный деятель, соратник В. И. Ленина, один из организаторов красного террора (1918—1920). Член Коммунистической партии (1903—1927, 1928—1932, 1933—1934), Политбюро ЦК (1921—1926). Председатель Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (1917—1926), Исполкома Коминтерна (1919—1926). Публицист, участник внутрипартийной борьбы (1923—1927). Один из главных подсудимых на первом открытом Московском процессе по сфабрикованному делу «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Расстрелян органами НКВД, реабилитирован в СССР (1988).
ix Авторханов А. Г. Технология власти. Процесс образования КПСС (мемуарно-исторические очерки). Мюнхен, 1959. С. 84.
x 31 августа 1918 г. «Красная газета», орган Петросовета, писала: «Интересы революции требуют физического истребления буржуазного класса» (см. Пора начинать и нам // Красная газета (Пг.). 1918. 31 августа. Вечерний выпуск).
xi Плеханов А. М. ВЧК—ОГПУ в годы новой экономической политики 1921—1928. М., 2006. С. 128, 401.
xii Цит. по: 8.IX.[1918] / Из записной книжки русского интеллигента… С. 92.
xiii Частные лица, занимавшиеся торгово-обменными операциями и доставкой продовольствия из деревни в город. На фоне ленинской политики «военного коммунизма» мешочничество стало эффективной формой экономической самоорганизации населения.
xiv 9 января. Четверг / Елисеев С. Г. Из дневника 1919 года. // Русское прошлое. 2012. Кн. 12. С. 69. Зимой — весной 1919 г. автор дневника страдал от тяжелой болезни, вызванной последствиями голода и переутомления. Елисеев Сергей Григорьевич (1889—1975) — востоковед, репрессирован органами Петроградской ЧК (1919). 23 сентября 1920 г. вместе с семьей бежал с территории РСФСР в Финляндию. Затем в эмиграции в Швеции, Франции, США, профессор Гарвардского университета, «отец американской японистики». С 1957 г. вновь во Франции. Автор научных трудов, кавалер ордена Почетного легиона (1949) и др. наград (подробнее о нем см. Там же. С. 60—65).
xv Фунт = 409 г
xvi Цит. по: Сорокин П. А. С. 149.
xvii Суворовский проспект, 63.
xviii В схожем трагическом положении зимой 1919/20 гг. находились чины Северо-Западной армии генерал-лейтенанта П. В. Глазенапа, после отступления от Петрограда интернированные на территории Эстонской Республики (см. Зирин С. Г. Голгофа Северо-Западной Армии 1919—1920 гг. Венок памяти соотечественникам. СПб., 2011. С. 71—93).
xix Примерно 4—7,5°С.
xx Здесь уместно отметить, что зимой 1917 г. при всей скученности чинов запасных батальонов (см. Лучанинов 2-й С. Г. Мои воспоминания о первых днях революции // Военная Быль (Париж). 1965. Апрель. № 73. С. 2—3) удавалось избежать подобного антисанитарного состояния петроградских казарм.
xxi По оценкам П. А. Сорокина, в 1919—1920 гг. в РСФСР фиктивно существовали 177 высших учебных заведений, в 1921—1922 гг. их число сократилось до 24—27, профессура вымирала от голода и холода. О положении петроградской высшей школы социолог писал: «В 1918—1920 гг. число студентов было фактически ничтожным. В Петроградском университете за эти годы едва ли было более 300—400 фактически занимавшихся студентов, несмотря на то, что в 1919—1920 гг. в него были влиты Высшие женские курсы (Бестужевские) и Психоневрологический институт. Студенты ничего не получали и принуждены были добывать пропитание работой на стороне… В 1920—1921 гг. положение немного улучшилось. Значительная часть студентов стала получать паек от 0,5 до 1 фунта хлеба в день плюс 1 фунт сахару, 5 фунтов селедок, 1 фунт соли, 5 фунтов крупы и 0,5 фунтов масла на месяц. На это прожить трудно, но жили. <…> В специальном декрете в 1920 г. было объявлено, что „свобода научной мысли“ — предрассудок, что все преподавание должно вестись в духе марксизма и коммунизма как последней и единственной истины. Профессора и студенчество ответили на то протестом. Тогда власть подошла к делу иначе. Введены были шпионы, обязанные следить за лекциями, а вслед за тем решено было выгнать особенно непокорных профессоров и студентов. <…> Цензура времен Николая I — ничто по сравнению с современной» (см. Сорокин П. А. С. 510—511, 513—515). Скончались академики: археолог Я. И. Смирнов (1918) — от голода, минералог Е. С. Федоров (1919) — от холода и воспаления легких, египтолог Б. А. Тураев (1920) — от голода и тифа; и др. Покончил с собой выдающийся геолог А. А. Иностранцев (1919). В Москве повесился философ-правовед, профессор В. М. Хвостов (1920).
xxii Очевидно: приборов для опытов и научной работы.
xxiii П. А. Сорокин приводил несколько другие цифры смертности на 1000 человек по Петрограду: 1914 — 21,5; 1915 — 22,8; 1916 — 23,2; 1917 — 25,2; 1918 — 43,7; 1919 г. — 72,6 (Сорокин П. А. С. 447—448).
xxiv По оценкам экономиста С. Н. Прокоповича, численность населения Петрограда менялась следующим образом (округленно): 1914 — 2,2 млн; 1917 — 2,3 млн; 1918 — 1,47 млн; 1919 — 0,9 млн; 1920 — 0,74 млн. (см. Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР. Т. I. Нью-Йорк, 1952. С. 60). П. А. Сорокин приводит те же цифры, ссылаясь на советские статистические сборники (см. Сорокин П. А. С. 221). Журналист А. В. Амфитеатров, бежавший в 1921 г. в Финляндию, в первых же записках на свободе обратил внимание на колоссальную убыль населения бывшей российской столицы: «Опустошение, исторически беспримерное с древнейших времен, когда Навуходоносоры и Салманасары перегоняли завоеванные народы из царства в царство гуртами, как некую двуногую скотину. Но ведь Петрограда никто не завоевывал и жителей из него никто не уводил; напротив, их всеми правдами и неправдами старались прикрепить к месту, они потеряли счет закабаляющим регистрациям, над ними висел неусыпно бдительный и беспощадный террор запрещающих удаление мер, заградительных отрядов и т. п. И тем не менее, в три года неведомо куда расточились три четверти населения! Даже классический пример обезлюдения Древнего Рима на заре Средних веков, под бешеным прибоем Великого Переселения народов, бледнеет под темпом этого запустения. Что же, эти исчезнувшие два миллиона петроградцев вымерли, что ли? Да, смертность была значительная, даже чудовищная, но процент ее все-таки ничтожен в сравнении с процентом разброда. „А людишки твои, государь, в разброд пошли“, — жаловались царю Михаилу Федоровичу окраинные люди расшатанного Смутным временем Московского царства. К невенчанному государю Совдепии, Владимиру Ильичу Ленину-Ульянову, эту жалобу могли бы обратить уже не только окраины, где разброд сейчас, под давлением голода, принял размеры стихийные, баснословные, многомиллионные, но и правящие центры. Нельзя сказать, чтобы счастливый результат четырехлетнего царствования!» (цит. по: Амфитеатров А. В. Горестные заметы. I. Вымирающий Петроград // Красный террор в Петрограде. М., 2011. С. 368—369).
xxv Точнее — на 25 %, исходя из численности населения Петрограда в 740 тыс. человек на 1920 г.
xxvi П. А. Сорокин приводил несколько другие цифры рождений на 1000 человек по Петрограду: 1914 — 25,0; 1915 — 22,5; 1916 — 19,1; 1917 — 17,8; 1918 — 15,5; 1919 г. — 13,8 (Сорокин П. А. С. 449).