Вацлав Гавел был чешским интеллектуалом в самом лучшем смысле этого слова. Интеллигент, воспитанный в хорошей семье, осознававший свою ответственность как гражданин, как человек, уверенный в том, что индивидуальная свобода является условием демократического устройства общества, а диалог — путем к познанию, и при демократии он нескончаем. Именно дома ему привили способность отличать достойное от недостойного, что и является основой хорошего воспитания.
Чешский драматург, эссеист, поэт и организатор культурной жизни, а позже, по нашему свободному волеизъявлению, и президент республики прожил 75 лет. Он родился в 36-м году ХХ столетия. С числом 36 связан важный факт в жизни Гавела. Ему было 16 лет, когда вместе со своим одноклассником из вечерней гимназии Радимом Копецким и начинающим поэтом Йиржи Паукертом он основал сначала дискуссионный, а позднее литературный клуб тогда еще молодых писателей и поэтов — Šestatřicátníci (36-ники). Они внесли ощутимый вклад в историю чешской литературы и в историю борьбы за свободу творчества.
В начале 50-х годов минувшего столетия стремление к обновлению гражданской, творческой и личной свободы, подавленной коммунистическим путчем 1948 года, воспринималось как преступление против государства и строго преследовалось. Создание клуба молодых поэтов, жаждущих творческой свободы, было гораздо более общественно значимым актом, чем может сегодня показаться. Уже там и тогда, в том студенческом клубе, благодаря своей добросовестности, организаторским способностям и ответственности за все, что он делает, Вацлав Гавел завоевал ведущие позиции. Эти качества будут ему присущи до последних минут его жизни.
Еще в студенческий период, когда коммунистический режим изрядно затруднял жизнь Вацлава Гавела из-за его «буржуазного происхождения», молодой писатель начинает свои первые литературные опыты. В мире идеологической лжи он оказывается среди тех, кто создает чешскую литературу. Именно те, кто преследуется режимом, воспринимаются им как настоящие поэты и свободно творящие писатели. Он увлечен Бржезиной, Голаном, Коларжем, Ганчем, ему близок Галас и Группа 42. Он знакомится с теми, кто собирается у «коларжова стола» в кафе «Славия», и от них получает информацию о той части чешской истории, которую застал еще маленьким мальчиком; именно здесь он понимает значение свободы и может оценить уровень предвоенного и предкоммунистического искусства. Эти встречи возмещают ему школьное образование, в получении которого режим чинит ему препоны: молодой начинающий литератор, исключенный из школы, вынужден был стать химиком.
Я написал, что Вацлав Гавел происходил из хорошей семьи. Он получил воспитание в духе традиций и ценностей Масариковской Первой республики, ее демократического свободомыслия и толерантности взглядов на значение искусства и культуры в жизни общества и отдельной личности. Деды Гавела, так же как его отец и дядя, были среди тех, кто своим трудом и связью с демократией, своей предпринимательской и политической деятельностью внесли весомый вклад в дело Первой республики. Коммунистический режим, который после переворота 1949 года на 40 лет поработил страну, не только не оценил заслуги семьи Гавелов, но и наказал их конфискацией имущества и чинил препятствия в получении образования их детям.
На удивление, Вацлав Гавел в этой ситуации не только не опустил руки, не утратил надежду на возвращение к нормальному порядку вещей, но и с естественностью (более чем противоестественной) боролся за это всей своей деятельностью. Кроме прекрасного домашнего воспитания он для этой деятельности был вооружен исключительным литературным и критическим талантом и к тому же неуступчивостью, даже упрямством, с которым всю жизнь шел к осуществлению своих идеалов, среди которых главными являлись свобода и порядочность. С годами в гавеловских литературных текстах усиливается критика политического и идеологического давления, уродующего литературу.
Публика узнала его как автора театральных пьес, в которых образ эпохи предстает в совершенно новом виде — как лишенный нравственных ценностей абсурд. А тех, кто задолго до появления пьес Гавела ощущал невыносимость и ценностную пустоту коммунистического режима, его творчество объединяло. Гавеловские театральные пьесы, обнажающие тягостность режима, стали его творческим вступлением в политику. В политику неполитическую. Ценностная пустота эпохи, утрата значения слов, лживость коммунистического идеологического пустословия — все это драматург Гавел умел изобразить как истинный, но до времени скрытый подлинный образ эпохи, в которой мы жили и работали. Это раскрывали первые поставленные пьесы Гавела «Праздник в саду» и «Уведомление». Они могли показаться забавной сатирой, но это было правдивое зеркало своего времени. Гавеловский театр пробуждал людей от смертельной летаргии, в которую чешское общество еще больше погрузилось после августовской советской оккупации 1968 года.
Стремление Гавела называть вещи и ситуации своими именами и находить их взаимозависимость, причины и связи, его систематичность проявлялись в литературно-критических и общественно-критических эссе, в его заявлениях и деятельности в среде чешских писателей. Гавеловский язык, язык его пьес, а также язык его эссе и всех его публичных выступлений своей семантической ясностью, точностью и, наконец, красотой резко и провокационно отличался от языка, которым режим обращался к гражданам, и уже это само по себе воспринималось как критика режима.
Драматургическое, литературное и общественно-критическое творчество Гавела очень скоро привлекло к себе внимание и за границей. Его пьесы в переводах играли в странах свободного мира, что вызывало как литературно-критический интерес к автору, так и политический интерес к стране его происхождения. Этот интерес еще больше усилили эссе Гавела: он с небывалой точностью описывал состояние морального упадка, в котором находилось тогда чешское общество, на долгие годы лишенное права свободно выбирать своих политических представителей, а следовательно — и свободно творить и искать выходы из коммунистической диктатуры.
Густаву Гусаку, ставшему после русской оккупации Чехословакии из милости оккупантов президентом, Вацлав Гавел написал открытое письмо, где убедительно доказал лживость аргументов, которыми коммунисты обосновывают свою политическую власть. Гавел, исключительный знаток языка, в письме указывает на ощутимую деформацию слов, которыми правившие тогда коммунисты оправдывали свою деятельность. Объясняя значение слова «покой», который прославляла правительственная пропаганда, он пишет: «Да, в нашей стране покой. Не тот ли это покой, что в покойницкой или в могиле?» Письмо Гусаку заканчивается таким абзацем: «Как гражданин этой страны, я открыто и публично настаиваю, чтобы Вы и все остальные руководящие представители нынешнего режима обратили внимание на взаимосвязи, на которые я Вам попытался указать, и в свете этого осознали меру своей исторической ответственности и действовали в соответствии с этим».
На такой открытый шаг в полицейском коммунистическом государстве могли отважиться только люди мужественные, полностью осознававшие, что со стороны многих недовольных режимом граждан их ждет тихое согласие, а со стороны адресата и режима — скорее всего, тюрьма. Так и случилось с Вацлавом Гавелом. Не раз подвергаясь этому риску, он не остановился, а продолжил публичную критику в своем следующем эссе «Сила бессильных», в котором очень подробно и в то же время очень точно проанализировал процесс возникновения страха как инструмента деморализации общества.
Еще до написания и самиздатовской публикации «Силы бессильных» по инициативе Гавела появилась Хартия 77, призыв к представителям власти в соответствии с Хельсинским процессом уважать человеческие и гражданские права. Реакция правящих коммунистов была, как обычно, яростно-насильственной, и все подписавшие Хартию были вызваны на допрос, а ее создатели оказались в тюремных камерах. Вацлава Гавела это не остановило, и вместе с несколькими друзьями через год после выхода Хартии он создал Комитет по защите несправедливо преследуемых. Еще через год за эту деятельность Вацлав Гавел и пятеро его друзей и сотрудников были приговорены коммунистическим судом к пяти годам тюрьмы.
Это долгое заключение не сломило Вацлава Гавела, но сильно подорвало его здоровье. Комитет по защите несправедливо преследуемых не прекратил свою деятельность, только среди несправедливо преследуемых теперь оказались и его основатели. Так же и Хартия не исчезла, но, напротив, благодаря критической позиции в отношении коммунистического режима, в этой Хартии сформулированной, продолжала активно участвовать в том, от чего самого Вацлава Гавела на время отлучила тюрьма.
За полгода до окончания пятилетнего тюремного срока, к которому был приговорен Вацлав Гавел, он был досрочно освобожден в связи с тяжелой болезнью. Практически сразу после непродолжительной реконвалесценции он снова приступил к работе. Он писал и публиковал в самиздате новые пьесы. После освобождения из тюрьмы и до 1989 года он написал и издал пять пьес. Выходят «Письма Ольге» и «Слово о слове». «Письма Ольге», написанные жене из тюрьмы, дают понять, что он и в заключении не прекращал искать возможности заставить тоталитарную коммунистическую власть уважать хотя бы собственные законы и международные обязательства. Эссе «Слово о слове» — философское рассуждение об ответственности за все, что мы говорим и пишем, за последствия сказанного.
Уже в период своего заключения, да и задолго до этого, Вацлав Гавел был известен в мире как выдающийся драматург и как человек, восставший против коммунистической власти, которая изо всех сил стремилась ограничить гражданские и творческие свободы в Чехословакии. Он был известен и уважаем как мужественный гражданин в негражданских условиях тогдашней Чехословакии, и для всех нас, кто его знал и уважал, кто слышал, что он говорит и что отстаивает, он служил примером. И потому вскоре за тем, как после 17 ноября 1989 года он инициировал создание революционного Гражданского форума, по нашему свободному волеизъявлению он стал нашим президентом.
И это был хороший выбор: моральные качества Гавела и его предшествовавшая деятельность облегчили в тот период, когда он стал президентом, наше возвращение к свободе и демократии.
ВРЕЗКА
Лубош Добровский — чешский журналист, диссидент и политик, переводчик с русского и польского языков. В 1990—1992 гг. министр обороны Чехословакии, в 1992—1996 гг. канцлер президента Вацлава Гавела, в 1996—2000 гг. посол Чешской Республики в Российской Федерации.