Оно состоялось на самой престижной столичной концертной площадке, в Испанском зале Пражского Града. Программа включала великолепный Концерт № 5 для скрипки с оркестром ля мажор K 219 В. А. Моцарта. Музыка Моцарта — лишь одна из граней широкого творческого диапазона исполнительницы, включающего в себя, к примеру, еще и скрипичный концерт Альбана Берга. Нельзя не согласиться с характеристикой, приведенной на сайте Чешского радио: «София Яффе очаровывает европейскую публику чистотой техники и глубиной эмоционального выражения».
«Классической» (в данном случае именно в значении классицизма как музыкального направления) была вся программа вечера, разработанная Вацлавом Рейдбахом, к сожалению, скончавшимся в ноябре 2017 года. Мне было очень интересно, как будет звучать Симфония № 2 ре мажор «Пасторальная» op. 4 Я. В. Стамица, композитора, стоявшего у истоков классицизма, рядом с произведениями Моцарта или Бетховена, который открывает следующую эпоху, отличающуюся от предыдущей «судьбоносной» монументальностью.
Оркестры эпохи Стамица были камерными, и довольно сложно приспособить легкую прозрачность их звучания к вкусам современного слушателя, ожидающего пышности и великолепия, особенно в роскошных интерьерах Испанского зала. Однако в самом названии Пражской камерной филармонии (PKF — Prague Philharmonia) звучит волшебное слово «камерный». Дирижера Петера Вронского мы уже видели в этом зале на фестивалях «Чешских прикосновений музыки» не раз. Мне вспоминается концерт к юбилею Вацлава Гудечека 6 декабря 2012 года, также открывавший фестиваль, когда Вронский дирижировал оркестром Моравской филармонии (Оломоуц), и с этой непростой задачей он прекрасно справился.
После приветственных слов ведущего Марека Вашуты и директора фестиваля Мирослава Матейки мы с нетерпением ждали звуков музыки Стамица и Моцарта, драматургически верно продолженной во второй части симфонией Бетховена, что позволило ощутить преемственность двух разных эпох. Ярмила Тауэрова, автор аннотации к каталогу, пишет: «Эта симфония является первой в ряду всемирно известных произведений Бетховена. Новаторство заключается не только в серьезности и глубине произведения, но и в единстве музыкальной мысли и совершенстве композиционного построения. В его основе медлительная фраза — печальное шествие, которое выводит нас за рамки всего, что было ранее создано в этой области».
Разумеется, у каждого из присутствовавших на концерте в Пражском Граде рождались собственные мысли и ассоциации по поводу прекрасной музыки. Я размышлял о европейской культуре, ее единстве и многочисленных пересечениях (чешско-немецкий контекст Стамица и немецко-чешские связи Софии Яффе; Стамиц — Моцарт — Бетховен как континуальный ряд музыкальной истории), об историческом фоне, на котором возникла и развивалась симфония, а в связи с этим — и о героичности («Sinfonia eroica, composta per festeggiare il sovvenire di un grand’uomo», «симфония героическая, сочинена в знак памяти об одном великом человеке», как писала Wiener Zeitung в связи с первым изданием 19 октября 1806), берущей начало в героико-аллегорическом балете «Творения Прометея» (Die Geschöpfe des Prometheus op. 43), музыкальные идеи которого легли в основу вариаций в четвертой части «Героической симфонии».
Однако подобные размышления представляются, возможно, несколько надуманными, не соответствующими эмоциональному впечатлению от выступления Софии Яффе, Петера Вронского и оркестра Пражской камерной филармонии, которое осталось у нас, зрителей, после окончания концерта и, возможно, сохранится и в будущем как результат исключительного аутентичного переживания, гораздо более сильного, чем удовольствие от понимания музыковедческих и культурологических взаимосвязей. Кроме чистого, искрящегося звучания игре немецкой исполнительницы присуща самобытность интерпретации, с одной стороны, очень стильной, с другой стороны (в каденции) — своеобразно расширяющей строгие границы классицизма. Пока не знаю, как это точнее определить, на ум приходит «лиризм» и «экспрессивность».
Яркая чувственность, интенсивность звучания, красочность исполнения солисткой концерта Моцарта были поддержаны бурным темпераментом дирижера Петера Вронского. Он персонально «обращался» к музыкантам, что не только мотивировало исполнителей (хотелось бы отметить бархатное звучание скрипки в пианиссимо, а также плотность форте, особенно замечательную при восьми первых скрипках; мелодичность виолончели и выразительную четкость контрабаса), но и вовлекало зрителей, особенно сидящих в первых рядах, в мир, созданный из звуков.