Генералы Михаил Алексеев, Антон Деникин и другие старшие начальники Добровольческой армии продолжали видеть в немцах врагов, чьи наемники установили однопартийную диктатуру в Петрограде, Москве и других крупных городах России. Таким образом, свержение большевистской власти рассматривалась как промежуточная цель для продолжения борьбы вместе с союзниками против держав австро-германского блока.

Война закончилась?..

Социальная усталость от Мировой войны стала одной из важнейших причин народного большевизма — победа белых означала новое участие России в Антанте. В значительной степени именно поэтому деникинцы встретили такое ожесточенное сопротивление на Северном Кавказе во втором Кубанском походе летом — осенью 1918 года: ни красногвардейцы, ни матросы, ни иногородние, ни бывшие солдаты Кавказского фронта не хотели новой мобилизации под «офицерскую палку».

Более прагматичную позицию занимал выборный атаман Всевеликого Войска Донского генерал от кавалерии Петр Краснов, заключивший с немцами «мир». Он полагал, что измученная Россия, как это ни прискорбно, закончила участие в Мировой войне. Теперь следовало думать, как избавиться от большевиков, представлявших более серьезную опасность, чем немцы. Германские оккупанты вдоль разграничительной линии сдерживали силы Красной армии, объективно защищая атаманский Дон и гетманскую Украину, позволяли контрреволюционерам воспользоваться временной передышкой, открывали возможности для создания воинских частей и постепенного укрепления своей государственности. Кроме того, многие монархисты, бежавшие в Киев из Петрограда и Москвы, не скрывали надежд на помощь Кайзеррейха в организации реставрации с целью возвращения династии Романовых. Подобные расчеты и прогерманские симпатии разных общественно-политических деятелей вызывали острые споры, обидные укоры и разногласия среди противников большевиков.

Но, как бы ни относились белые к Германии, факт ее военного присутствия в русских губерниях следовало учитывать. Поэтому неудивительно, что летом 1918 года слухи о формировании в Киеве монархической Южной армии достигли петроградского подполья и общественных кругов Пскова, находившегося с 24 февраля в зоне немецкой оккупации. В итоге среди группы офицеров в Пскове и Петрограде, в которую входили Л.-гв. полковник барон Николай Людинкгаузен-Вольф (финляндец), Л.-гв. ротмистры Георгий Гоштовт и Владимир фон Розенберг (кирасиры Ея Величества), ротмистр Алексей Гершельман (иркутский гусар) и их единомышленники, возник замысел о развертывании Северной армии.

«Есть запись в русскую армию»

Монархисты командировали из Петрограда в Псков Л.-гв. ротмистра фон Розенберга, установившего контакты с местными общественными деятелями: гласным Псковского земства, думцем Георгием Дерюгиным, псковским уездным предводителем дворянства Николаем Лавриновским и другими заинтересованными лицами. Наибольшую готовность к сотрудничеству показал бывший чиновник Эстляндского губернатора, губернский секретарь Борис Линде, служивший в Порховском земстве. Вопрос заключался в реакции и действиях оккупационных властей.

Поддержка со стороны местных командиров Рейхсхеера — Германской Имперской армии — в тот момент служила главным условием для военно-политической деятельности сил российской контрреволюции в данном регионе. С конца августа немецкие патрули на разграничительной линии с РСФСР (Нарва — восточный берег Псковско-Чудского озера, а также населенные пункты Торошино — Остров — Себеж) получили распоряжение пропускать отдельных русских офицеров, пробиравшихся в Псков из Петроградского района и называвших пароль Nördliche Abschnitt («Северный участок»), который получили петроградские подпольщики от представителей германского консульства.

Осенью 1918 года оккупационную службу в Пскове и занятых уездах Псковской губернии несли части 5-й запасной пехотной дивизии генерал-лейтенанта фон Штандена. При одном из германских штабов в Пскове открылось комендантское управление, принимавшее чинов старой русской армии, перешедших с территории РСФСР. Им выдавались удостоверения личности и предоставлялось право ношения формы, о чем свидетельствовал поручик Николай Минут: «Пришел в Псков с контрабандистами. Вышел на площадь базарную, где сказали, что есть запись в русскую армию, там сидит Сумского полка ротмистр [Александр Каширский. — К. М.], который делает аусвайс». Еще одним инициатором создания добровольческого корпуса в Пскове стал Генерального штаба генерал-лейтенант Пантелеймон Симанский — двоюродный брат будущего патриарха Алексея I.

22 октября в Псков из Ковно прибыла полномочная делегация от командования 8-й армии генерала пехоты Хуго фон Катена. Настроения в пользу белых прогерманской ориентации существовали и в штабе Главнокомандующего на Востоке генерал-фельдмаршала Леопольда Виттельсбаха, принца Баварского. На следующий день состоялось совещание смешанной русско-германской комиссии с участием Л.-гв. ротмистра фон Розенберга, ротмистра Гершельмана, капитана Тарановского и земского деятеля Линде по вопросу о создании Псковского корпуса. В ходе заседания были приняты условия формирования Русской добровольческой Северной армии. Датой ее создания объявлялось 23 октября, районами базирования — оккупированные части Псковской и Витебской губерний с городами Псков, Остров, Режица и Двинск.

На комплектование воинских частей поступали русские офицеры и добровольцы, перебежчики из РСФСР, добровольцы из других зон немецкой оккупации и военнопленные. На должность командующего с диктаторскими полномочиями предполагалось пригласить генерала от кавалерии графа Федора Келлера, находившегося в тот момент в Киеве. Денежные средства на содержание Северной армии отпускались правительством Рейха в качестве займа и направлялись командованием Рейхсхеера в русское полевое казначейство при армейском управлении.

Одновременно предоставлялось вооружение, технические средства и другое снаряжение из расчета на корпус в составе двух дивизий с частями усиления и кавалерийской бригады. По окончании формирования не менее чем через два с половиной месяца северяне приводились к присяге «законному царю и Русскому государству». При этом имя государя, наследника или местоблюстителя престола в связи с отсутствием в тот момент достоверных сведений о судьбе членов Дома Романовых не конкретизировалось, и данное обстоятельство служило серьезной проблемой для монархической пропаганды.

В случае отвода германских войск на новую линию демаркации старая линия передавалась для удержания Северной армии — тем самым немецкие оккупационные власти согласились оказать поддержку русским частям при условии арьергардного прикрытия Рейхсхеера в случае отступления в Прибалтику. Ранее оккупированные районы передавались русским властям. В случае наступления северян на Санкт-Петербург (в документах использовалось довоенное название бывшей российской столицы) участие немцев в «подавлении большевизма» не предусматривалось. После взятия Санкт-Петербурга провозглашалась диктатура генерала Келлера. Важнейшими задачами Северной армии объявлялись защита районов базирования от большевиков, наступление на Санкт-Петербург и поддержка законного русского правительства, которое еще предстояло создать.

«Против интернационала и большевистского разложения»

Роль организационного центра Белого движения на Северо-Западе России играл Псков: здесь осенью 1918 года сосредотачивались основные военные кадры и строевое ядро будущей армии. Северный корпус, как писал знаменитый прозаик Леонид Зуров, «в тяжелую годину начал свое правое дело».

Борис Линде обратился к горожанам с просьбой поддержать патриотическую инициативу, и псковитяне, преимущественно из торгово-промышленных кругов, пожертвовали на белое ополчение около 250 тыс. рублей. Средства поступали и из кассы городской управы. После возвращения в Псков советской власти общественные деятели — управляющий Псковской казенной палаты Эдуард Брок, член Псковского археологического общества Сергей Тюнегов, кандидат права Крейтер и купцы-меценаты, финансировавшие формирование корпуса, Петр Батов и Сергей Плюшкин — были расстреляны большевиками.

Первым корпусным командиром стал Георгиевский кавалер, Генерального штаба генерал-майор Алексей Вандам, проживавший в Ревеле. 25 октября он приехал в Псков и принял командование. Начальником штаба был назначен Генерального штаба генерал-майор Борис Малявин. Л.-гв. ротмистр фон Розенберг занял должность обер-квартирмейстера, а полковник барон Людинкгаузен-Вольф и ротмистр Гершельман — офицеров для поручений.

В тот же день Л.-гв. ротмистр Гоштовт открыл в Пскове бюро по приему добровольцев, в котором через десять дней зарегистрировались 1,5 тыс. человек. Затем вербовочные бюро открылись в Острове, Режице, Валке, Митаве, Нарве, Ревеле, Риге и Юрьеве. Один из северо-западников вспоминал о первых неделях формирования: «Солдаты идут неохотно, только из-за еды. Переизбыток штабных офицеров, все претендуют на командирские должности. Штаб в [Псковском. — К. М.] кадетском корпусе, 2 этаж. Там масса народу».

Вооружение и снаряжение, поступавшее от немецкой стороны, оставляло желать лучшего. «Из оружия доставлялись проржавевшие винтовки без штыков, изломанные пулеметы и старые испорченные пушки. Хуже обстояло дело с обмундированием, в котором ощущалась острая нужда, но которого немцы не дали», — писал Зуров. Так, например, из восьмисот выданных на первых порах винтовок боеготовыми оказались примерно двести, из обещанных двадцати шести легких и двадцати шести тяжелых орудий немцы выдали лишь шесть легких и 24 тяжелых, в т. ч. боеготовых всего девять.

Прием в корпус осуществлялся на следующих условиях: бессрочная служба до расформирования армии, признание воинских уставов и положений, действовавших до отречения Николая II с небольшими изменениями: в частности, офицерам следовало обращаться к рядовым на «вы», а титулование сохранялось только при обращении к генералам. Отличительными знаками русской армейской формы стали шеврон цветов национального флага, нашивавшийся на правом рукаве у плеча углом вверх, и белый равноугольный крест под ним. Добровольцы, по свидетельству генерал-майора Михаила Ярославцева, «были совершенно чужды монархических или республиканских идей, о партиях в то время не говорили, и над всем превалировало одно — это необходимость борьбы за свою Родину — национальную Россию, против интернационала и большевистского разложения».

Надо сказать, что в Пскове большая часть мужского населения призывного возраста осталась равнодушной к патриотическим призывам. В корпус охотно поступали учащиеся, юноши и подростки из интеллигентских семей — кадеты, гимназисты, реалисты, но псковичи, по словам Зурова, «их вышучивали, не веря, что совершается закладка большого русского дела». Проблемой оставалось разбухание штабов, практически неизбежное следствие любого импровизационного формирования.

Внешний вид чинов С. К. был разномастным: крестьяне ходили в лаптях и опорках, вольноопределяющиеся носили шинели учебных заведений, офицеры — полушубки с вшитыми погонами, штатские пальто или форму мирного времени. Три четверти чинов С. К. не имели шинелей, половина — обуви. Генерал-майор Александр Родзянко, побывавший в Пскове во время короткой командировки из Риги, писал: «Разнузданного, ободранного, невоинского вида солдат и офицеров, попадавшихся мне навстречу, было совершенно достаточно для того, чтобы я сразу решил, что Псковское формирование есть не более чем авантюра».

Наиболее здоровую часть среди нижних чинов представляли унтер-офицеры старой армии, сыновья зажиточных крестьян Псковской губернии и городская интеллигентская молодежь. Однако современники отмечали присутствие и «голодавших босяков, желавших подкормиться на военных хлебах», и провокаторов, скрытно занимавшихся просоветской агитацией.

Рождение Северного корпуса

3 ноября в германском офицерском казино состоялось совещание командного состава под председательством генерала Вандама, о котором подполковник Константин Смирнов писал: «Человек довольно крупного роста, спокойный, сдержанный, производил впечатление всегда чем-то недовольного… <…> Явился на совещание без погон, в весьма потертом кителе. Общий вид у него был весьма демократический». Вандам заявил о своем временном командовании, до прибытия в Псков графа Келлера, так из Киева и не приехавшего. Начальник штаба генерал Малявин запомнился Смирнову как «молодой еще человек, говорливый, франтоватый и манерный, несколько суетливый».

Старшие офицеры считали правильным создавать корпус на основе твердой дисциплины и правильной организации в качестве регулярного соединения. Необходимым шагом признавалась и мобилизация среди военнообязанного населения. Малявин возражал: «Нет надобности стремиться к регулярным формам», «надо дать право каждому формировать какие угодно отряды и под любыми лозунгами». Начальник штаба отказывал в признании Красной армии регулярной силой, полагая, что достаточно проникнуть вглубь России, переловить и перевешать «бандитов» — и «большевизм» будет ликвидирован. Поэтому Вандам и Малявин выступали против мобилизации в ряды Северного корпуса, но их взгляды вызвали несогласие других начальников.

Несмотря на трудности, в течение нескольких недель были созданы 1-й Псковский стрелковый полк (250—500 штыков) полковника Лебедева, 2-й Островский стрелковый полк (500—600 штыков) полковника Антона Дзерожинского, 3-й Режицкий стрелковый полк (200 штыков) Л.-гв. полковника Генриха фон Нефа, конный отряд (150 сабель) полковника Георгия Бибикова, артиллерийский дивизион (восемь орудий) подполковника Константина Смирнова, отряд внешней охраны (200 штыков) капитана Леонарда Микоши и другие подразделения. Из Южной армии прибыли кадры 53-го пехотного Волынского полка старой армии (175 штыков) под командованием Генерального штаба подполковника Даниила Ветренко. Три стрелковых полка были сведены в 1-ю стрелковую дивизию генерал-майора Никифорова (затем — генерал-лейтенанта Симанского).

Наиболее успешной операцией северян в псковский период стал десант добровольческой группы храброго штабс-ротмистра Бориса Пермикина на Талабские острова, расположенные в юго-восточной части Псковского озера (в 25—30 км северо-западнее Пскова), состоявшийся 3 ноября. В результате острова Талабск, Верхний и Талабенец были освобождены от красных, а из рыбаков-добровольцев сформирован Талабский батальон, позднее развернутый в знаменитый полк.

Слухи о создании на Северо-Западе белых частей вызвали брожение в частях Красной армии. На сторону северян перешли от большевиков 1-й эскадрон 3-го Петроградского кавалерийского полка, существенная часть Чудской флотилии (четыре парохода), часть особого конного полка 3-й Петроградской дивизии под командованием Станислава Булак-Балаховича. В середине ноября, по данным Зурова, в рядах отдельного Псковского корпуса насчитывались два генерала, 692 офицера, 2489 солдат (всего 3183 чина), имевших на вооружении девять орудий (300 снарядов), 36 пулеметов и 4850 винтовок.

Однако положение в Псковском районе (Псковский, Островский, Режицкий уезды) неизбежно ухудшалось в связи с поражением Германии и ее союзников в Великой войне. Части 5-й германской запасной дивизии стали покидать оккупационную зону, а немногочисленных и плохо вооруженных сил корпуса не хватало для того, чтобы остановить части 7-й красной армии во главе с «военспецом» Евгением Искрицким, бывшим генерал-лейтенантом, теперь служившим у большевиков. В связи с уходом немцев штаб корпуса выпустил «Обращение к русским людям», в котором призывал:

«Сбросьте свою растерянность, свое уныние, вспомните, что вы граждане России, и идите сюда, в Псков. Здесь, под сенью Святой Троицы, положено начало создания Северной армии, которая должна не только защищать Псковскую область, но и водворить в России правовой порядок и законность, обеспечить право всех на жизнь и спокойный труд <…>. Существование этой армии обеспечено оружием, хлебом, деньгами и военным довольствием. На наш призыв уже откликнулись те, которым дорога Россия. Идите сюда и доведите армию до грозной силы».

Но приток добровольцев закончился, а разногласия среди старших начальников по вопросу о мобилизации военнообязанных привели к смене командования. 16—17 ноября генералы Вандам и Малявин оставили свои должности. Временным командующим корпусом стал Георгиевский кавалер, Л.-гв. полковник Генрих фон Неф, а исполняющим должность начальника штаба — Л.-гв. ротмистр Владимир фон Розенберг. Вечером 25 ноября северяне вслед за немцами оставили Псков и отступили к Изборску.

При этом сводный отряд (600 штыков, 360 сабель) подполковника Ветренко, будучи отрезан от мостов через реку Великая, перешел на ее западный берег вброд у Выбутских порогов, люди шли по пояс в ледяной воде. «Из Острова и Пскова, в буран, шла горсть офицеров и солдат неизвестно куда, с врагом на пятах. Днями голодали и крепче завязывали на онучах телефонные провода, отставшие погибали. Без шинелей лежали на морозе и стреляли раненые с дровен, ледяные затворы горели в руках. Песенники выступали вперед и от стужи приплясывали, убитых хоронили сугробы», — писал об отступлении один из рядовых северян.

Новый союзник — Эстония

1 декабря в штабе 8-й германской армии в Риге полковник фон Неф получил уведомление о прекращении снабжения своего корпуса всеми видами довольствия в связи с кризисом в Германии. Крушение Германии вынуждало русское командование искать других союзников, готовых предоставить белым необходимые ресурсы для пополнения и возобновления вооруженной борьбы на Северо-Западе. И таким естественным союзником стали военно-политические круги Эстонской Республики, заинтересованные в отражении наступления Красной армии.

В первых числах декабря основные силы корпуса сосредоточились под Верро (район Рухья — Мыйзакюла — Тырва). 6 декабря фон Неф заключил договор с эстонским правительством в лице товарища военного министра Временного правительства Республики Тенниса Юринэ о совместной борьбе «с большевизмом и анархией» при условии сохранения Псковской области в качестве главного операционного направления. Эстонская сторона брала на себя обязательства по довольствию и снабжению корпуса в период его пребывания в пределах Республики. На это время корпус численностью в пределах 3,5 тыс. человек подчинялся эстонскому главнокомандованию во главе с полковником Йоханном Лайдонером.

20 декабря Северный корпус, сосредоточившийся на территории Эстонии, состоял из двух отрядов: Восточного под командованием ротмистра Булак-Балаховича (Георгиевский отряд, Талабский батальон, партизанский отряд) и Западного — полковника Дзерожинского (1-й Псковский, 2-й Островский, 3-й Режицкий стрелковые полки, кадры 53-го пехотного Волынского полка, конный отряд). Разграничительная линия между ними проходила по бассейнам Чудского и Псковского озер. К концу 1918 года северяне заняли линию Рапла — Кохила, чтобы поддержать эстонцев в борьбе с войсками 7-й красной армии, наступавшими с территории РСФСР.

Так возникло Белое движение на Северо-Западе России. Белые, несмотря на свою скромную численность, предполагали в скором времени перенести операции на русскую территорию. И командование 7-й армии допустило большую ошибку, недооценив их опасность для красного Петрограда.

Источники и литература:

Волков С. В. Энциклопедия Гражданской войны. Белое движение. СПб., 2003.

Белая гвардия (Москва). 2003. № 7. Белое движение на Северо-Западе России.

Корнатовский Н. А. Борьба за Красный Петроград. М., 2004.

Пермикин Б. С. Генерал, рожденный войной. М., 2011.

Родзянко А. П. Воспоминания о Северо-Западной армии. М., 2000.

Рутыч Н. Н. Белый фронт генерала Юденича. М., 2002.