За прошедшие два года число подобных материалов увеличилось. Читая их, я невольно задавался вопросом: где были все эти люди в конце 1980-х, когда на волне горбачевской перестройки вещи стали называть своими именами, в частности, «оказание интернациональной помощи братскому народу ЧССР» было названо тем, чем оно и является, — позорной страницей советской истории.

В разные годы мне пришлось встретить несколько людей, которые были участниками и свидетелями подавления советскими войсками Пражской весны.

Во второй половине 1980-х я работал учителем истории в школе, расположенной в спальном районе на северо-востоке Москвы. В канун 20-й годовщины ввода советских (и не только советских) войск в ЧССР ученик 5-го класса, в котором я был классным руководителем, Саша З., видимо, в связи с передачами, посвященными этой дате, рассказал мне о том, что его отец во время службы в армии был в августе 1968 года в Чехословакии и там же получил ранение. Вот что мне запомнилось со слов Саши.

Отец моего ученика в конце 1960-х гг. проходил срочную службу в составе артиллерийского полка Группы советских войск в Германии (ГСВГ). Однажды ночью их часть была поднята по тревоге и двинулась походным порядком в ЧССР. В Чехословакии советских артиллеристов разместили в каком-то городе. В каком именно, мой ученик не знал. Регулярно солдат отправляли патрулировать город и его окрестности. Однажды ночью, когда их патруль шел по пустынному шоссе, откуда-то из темноты прогремела не то автоматная, не то пулеметная очередь. Сашин отец получил пулю в живот. Товарищи вынесли его на руках в расположение своей части. Там ему оказали первую помощь. Прооперировали или нет, я не знаю. Оттуда раненого солдата перевезли в ГДР, где в военном госпитале он прошел курс лечения. В положенный срок он демобилизовался и вернулся домой. В Чехословакии больше не был.

Поскольку в обязанности классного руководителя входило посещение учеников на дому, я побывал и у Саши, видел его родителей. Сашин отец, бывший солдат-артиллерист, помнится, был среднего роста и средней комплекции, с довольно длинными черными волосами, выглядел моложаво. Мы поздоровались и перекинулись одной-двумя общими фразами. Само собой, о Чехословакии я его расспрашивать не стал. Кажется, он работал в автосервисе.

Прошло три с небольшим года. На дворе стоял февраль 1992-го. Совсем недавно провалился августовский путч ГКЧП, а в канун нового 1992 года было объявлено о прекращении существования СССР. В центре Москвы, в Манеже, состоялось открытие выставки современных художников. В ней принимал участие мой одноклассник, художник Олег Блинов. На выставке был его однокурсник по худграфу Педагогического института им. В. И. Ленина, художник Сергей Крегжде, и их знакомый, художник Эрик из Киева, по национальности латыш, про него Сергей мне рассказывал и раньше. Эрик был старше нас лет на десять. Он бывший политзаключенный. В конце 1960-х Эрик проходил службу в Воздушно-десантных войсках. В августе 1968 года их подняли по тревоге и перебросили в Чехословакию. Как долго Эрик там находился, Сергей не знал. В какой-то день их подразделение получило приказ пресечь провокацию врагов социализма. Причем солдат предупредили о том, что провокаторы специально будут прикрываться женщинами и детьми. Поэтому было разрешено открывать огонь на поражение.

Когда на улице появилась толпа, прозвучала команда взять оружие на изготовку. Толпа приближалась. Напряжение росло. Тогда Эрик не то бросил свой автомат на мостовую, не то опустил ствол и твердо сказал офицеру о том, что в женщин и детей стрелять не будет. Его тут же разоружили. Он не сопротивлялся. Затем посадили под арест и первым же бортом, как говорят военные, депортировали в СССР. С ним в самолете под конвоем летели еще несколько молодых советских солдат, также отказавшихся стрелять в безоружных чехов. Судил их военный трибунал, они получили, кажется, по семь лет мордовских лагерей. Не то в лагере, не то после лагеря он познакомился с известной советской правозащитницей Ларисой Богораз, а потом с кем-то из ее единомышленников, тех, кто вышел на демонстрацию протеста в Москве на Красной площади 25 августа 1968 года.

Каким я запомнил бывшего солдата-десантника? Довольно высокого роста. Светлые глаза, светлые волосы, усы и борода. Набравшись смелости, я спросил его о Чехословакии. Он подтвердил то, что раньше я уже слышал от Сергея. Жаль, что рассказ Эрика я тогда не записал. Больше я его не встречал.

Уже в начале нынешнего века одна моя знакомая рассказала о том, что ее отец тоже служил в 1968 году в Чехословакии. Владимир, уроженец Волыни, украинец, в армии был военным шофером в звании рядового. Однажды ночью на грузовике он должен был отвезти какой-то груз, а может, просто перегнать автомобиль, как говорится, из пункта А в пункт Б. На улице незнакомого чешского города их машину в темноте обстреляли неизвестные. Напарник Владимира был ранен. В течение нескольких часов молодой советский солдат мотался по улицам незнакомого города в поисках больницы. Когда стало очевидным, что помощь его однополчанину уже не нужна, он решил сдать тело в морг. Но в больницах отказывались принимать тело. Демобилизовавшись из армии, он почти всю жизнь работал водителем автобуса по городским маршрутам Москвы.

В конце 1980-х, когда в перестроечных советских СМИ публиковались материалы, посвященные 20-летию ввода войск ОВД в Прагу, причем оценивалось это событие негативно, о своих впечатлениях мне поведал мой родственник из Петербурга, дядя Леша. О том, что он был когда-то в Праге, я вроде бы слышал. Но то, что поездка пришлась на август 1968 года, стало для меня откровением.

Итак, вскоре после свадьбы мой родственник вместе со своей женой в конце августа 1968 года прилетел в Прагу. Отправиться в свадебное путешествие за границу, даже в социалистическую страну, для большинства граждан СССР вплоть до конца 1980-х было несбыточной мечтой. Про так называемые капстраны я уже и не говорю.

Остановились молодожены в пражских Дейвицах, в знаменитом Профессорском доме на улице Rooseveltova, на квартире у родной тетушки молодожена Елены Евгеньевны Миловидовой (ур. Фон Колен) и ее супруга профессора П. Ф. Миловидова. Они встретили гостей в аэропорту Рузине, откуда приехали в Дейвице.

Они прилетели 19 августа, 20 августа еще смогли спокойно погулять по историческому центру Праги. А вот уже на второй день их пребывания в столице ЧССР профессор Миловидов с утра огорошил своих гостей новостью:

— Поздравляю! Вы нас сегодня ночью оккупировали!

— Как? Что такое?..

— А вы в окно посмотрите.

На улице вереницей стояли советские бронетранспортеры. Наскоро позавтракав, все вместе — и хозяева, и гости — поспешили на улицу. Действительно, там стояла советская бронетехника. На броне сидели советские солдаты, вооруженные автоматами. Чехи пытались с ними заговаривать, но не получалось: многие военнослужащие, по-видимому, были уроженцами Северного Кавказа или Центральной Азии и по-русски понимали очень плохо. На одном из БТРов оказался русский солдат. Его чехи стали осаждать вопросами: «Зачем вы сюда пришли? Что вам здесь нужно?» Простой русский парень твердил о том, что накануне замполит объявил, что они идут в Прагу, чтобы защитить трудящихся ЧССР от местных контрреволюционеров, на помощь которым должны прийти войска НАТО. В свою очередь он спрашивал чехов, действительно ли этот город — Прага?

Дальше русские пражане и их гости пошли в сторону центра. По пути они остановились у министерства обороны, занимающего целый квартал солидного здания, построенного во времена президента Т. Г. Масарика. По периметру вокруг него стояли советские танки и бронетранспортеры. Орудия и пулеметы были наведены на министерство. Однако здание было пустым. Это было видно, как говорится, невооруженным глазом.

Не знаю, дошли ли тогда мои родственники до Вацлавской площади. Но всюду они видели чехов, которые что-то кричали советским солдатам и офицерам, на броне своей техники передвигавшимся по городу.

Что еще запомнилось моему дяде? В Праге был объявлен комендантский час. И каждую ночь была слышна стрельба. К утру она стихала.

Когда пришло время возвращаться домой, дядя Леша с женой поехали в аэропорт Рузине. Их провожали Петр Филиппович и Елена Евгеньевна. На стене одного из зданий аэропорта большими буквами было написано по-русски: «Советские оккупанты, отправляйтесь домой!» или что-то в таком роде, рядом еще какие-то надписи аналогичного содержания. В здании аэропорта хозяйничали советские военнослужащие. Офицеры со знаками различия ВВС оформляли документы. Майор, взяв в руки советские паспорта, обрадовался: «О! Свои? Земляки! Откуда? Ленинградцы? Привет городу на Неве». И тут же без проволочек оформил им выезд. И уже пожелав им счастливого пути домой, поинтересовался, не осталось ли у них чешских денег. Какая-то мелочь у них была, и они без сожаления отдали ее офицеру.

Больше моему родственнику в Чехословакии побывать не удалось.

В 2019 году по интернету у меня наладилась переписка с русским корреспондентом, который уже много лет живет и работает на Британских островах. У него, как и у меня, родственник в годы Гражданской войны сражался в рядах Дроздовской дивизии на Юге России. Последние лет 10—15 ему приходится регулярно бывать в Праге. При первом же знакомстве чехи интересуются у него, как он оценивает вторжение войск ОВД в Чехословакию в августе 1968 года. Разумеется, как любой нормальный человек, он относится к этой странице истории однозначно отрицательно. Но совершенно очевидно, что отвечать на этот вопрос придется еще не одному поколению русских.