Желая долголетия, евреи говорят: «До 120-ти!». В нынешнем июле ему исполнилось бы 130, но из них он прожил лишь 45…

Так что живого Бабеля никто из нас не видел. Оттого мы так доверчивы к маститым очевидцам. Средь них пострадавший от Сталина Каплер: он с Бабелем будто бы столкнулся на Лубянке — Каплера привели на допрос, а Бабеля с допроса выводили. Ничего не сказал Бабель Каплеру, только посмотрел со значением. Даже думать не хочется, что Каплера посадили (за растление несовершеннолетней Светланы Сталиной) в 1943 году, а Бабеля — расстреляли в 1940-м.

«Поговорим о Бене Крике»

Что же еще, кроме ужасного конца, представляем мы сегодня, услышав имя писателя? Ну, конечно, Одессу! Море, солнце и на этом фоне — колоритнейших бандитов с их неописуемой речью:

— Закусывайте и выпивайте, пусть вас не волнует этих глупостей!

— Маня, вы не на работе, холоднокровней, Маня…

— У вас невыносимый грязь, папаша, но я выведу этот грязь!

Но историки в один голос твердят, что ничего подобного быть не могло. То есть был город Одесса, и треть его жителей составляли евреи. Вот только в Одессе участие евреев в преступной жизни было ниже, чем в Нижнем Новгороде!

А что касается вооруженных ограблений (налетов), так этот вид уголовных преступлений одесские евреи вообще не практиковали. Евреи-налетчики в Одессе все-таки имелись — только были они не уголовники, а анархисты, и действия их назывались не грабеж, а экспроприация.

Именно таким анархистом-экспроприатором и был Мойше Винницкий, которому (под кличкой Мишки Япончика) судьба определила стать прототипом Бени Крика. На самом деле, в образе Крика и биографии Япончика совпадают лишь два момента: оба были евреи и проживали в Одессе. Во всем остальном — ничего общего: один уголовник, другой политический, один — лидер преступного мира, другой — рядовой обитатель тюрьмы…

В тюрьму Япончик попал в 17 лет, ничем особенным не прославившись. Ничего замечательного не совершил он и за 10 лет отсидки. А освободила его Февральская революция. Что было дальше — это лишь слухи и хвастливые рассказы самого Япончика. Он будто бы совершал вооруженные налеты на склады и учреждения сменявших друг друга немцев, интервентов, петлюровцев и белогвардейцев, что вполне вписывалось в образ террориста-экспроприатора.

А затем последовал весьма необычный шаг: в мае 1919 года Япончик предложил большевистским властям Одессы сформировать полк под своим командованием. И 23 июля отряд Япончика — под именем «54-й Советский полк» — отбыл на петлюровский фронт. Известно, что в полк были направлены новобранцы, прежде всего студенты, но литературоведы по сей день уверены, что служили в полку уголовники. С этим можно было бы согласиться, кабы уголовников поставили перед выбором: отправка на фронт либо расстрел… Но факты говорят, что, кроме новобранцев, в полку служили исключительно добровольцы. А это значит, что все слова об «уголовном» полку Япончика ни малейшего доверия не заслуживают.

Дальнейшая жизнь Япончика заняла меньше двух недель: полк прибыл на фронт, вступил в бой, атаковал противника и принудил к бегству. После чего, по показаниям сотрудников особого отдела 45-й дивизии, поддался необъяснимой панике и на захваченных паровозах рванулся в тыл… Мишка Япончик вскочил на паровоз, чтобы догнать и остановить бегущих. Но сотрудники особого отдела остановили паровоз, Япончик вышел из кабины и тут же был застрелен. Вся эта информация исходит от особого отдела. Именно на нее Бабель и опирался, когда писал свою киноповесть «Беня Крик».

Так что не катались по Молдаванке в роскошных ландо живописные евреи-бандиты. А раз не было таких бандитов, то не было и такой еврейской Одессы. Но ведь никакой другой Одессы у Бабеля и нет!.. Значит, всю ту Одессу, что мы знаем и повторяем в анекдотах, Бабель придумал. Не будь Бабеля, не было ни анекдотов, ни Жванецкого…

Для того, чтобы придумать целый город и заставить в него поверить миллионы людей, надо быть гением. То есть — Бабелем.

А тогда возникает вопрос: зачем эта сказка понадобилась Бабелю? Поэтому вернемся к началу:

Начал я.

— Реб Арье Лейб, — сказал я старику, — поговорим о Бене Крике. Поговорим о молниеносном его начале и об ужасном конце.

Это что такое? А это — ключ! Потому что каждый грамотный современник Бабеля сразу понимал, на что намекает писатель:

— Смотрите и слушайте, пришедшие сюда для забавы и смеха. Вот пройдет перед вами вся жизнь Человека, с ее темным началом и темным концом.

Эти фразы в прологе пьесы Леонида Андреева «Жизнь Человека» произносит Некто в сером. Из чего следует: «Одесские рассказы» задумывались как пародия на унылую серьезность русской литературы. Поверить в такое нелегко: Леонид Андреев все-таки не Лев Толстой…

Но кроме русской литературы существовала еще одна — русско-еврейская. Писали ее евреи о евреях, но для русского читателя, которому рассказывали про то, какие евреи замечательные люди: добрые, чуткие, ранимые… И такие обездоленные!

Бабель и сам приложил руку к таким русско-еврейским стенаниям — в рассказе «Старый Шлойме». Но только в самом начале своего литературного пути — в 1913 году — и один единственный раз. А потом всех уверял, что печататься начал в… 1916 году!

Так вот одесские евреи Бабеля — это не униженные и оскорбленные жертвы. Не твари, дрожащие при виде городового… Нет, полиция кончается там, где начинается Беня. Потому что Беня и ему подобные — хозяева жизни. Почти боги! И гений Бабеля заставил всех в них поверить.

«Конармия»: Начало и Конец

Одновременно с этим Бабель написал главную свою книгу — «Конармия». Составляют ее в основном жизнеописания бойцов и командиров 1-й Конной армии. Большинство их — простолюдины, часто жестокие и неприглядные, весьма далекие от лубочной картинки. Настолько далекие, что Семен Буденный обозвал Бабеля дегенератом. Но проза Бабеля столь великолепна, что красного героя никто не стал слушать.

Книга — это не сборник рассказов, а нечто единое. Вот только такого «единого», кроме темы — 1-я конная армия Буденного, — никто в книге пока не отыскал.

Впрочем, есть вещи несомненные: в любой книге обязательно имеются начало и конец. Открывается книга новеллой «Переход через Збруч». Но в том месте, о котором идет речь (в городе Новоград-Волынск), протекает река Случь. И ошибка эта давно была отмечена критиками. Они и объяснили, в чем дело: Бабель мистифицировал читателя.

Вопрос: зачем? Читателю-то какая разница — Збруч, Случь? Есть разница — и существенная! По реке Збруч с 1815-го по 1918 год проходила граница между двумя империями — Австрийской и Российской. И 17 августа 1914 года переход 5-й австрийской кавалерийской дивизии через Збруч ознаменовал начало боев Первой мировой на Юго-Западном фронте русской армии.

Части 5-й кавалерийской дивизии рвались к Каменец-Подольску, туда, где стоял тогда штаб Юго-Западного фронта. Австрийская конница подошла к местечку под названием Городок (две православных церкви, один костел, семь синагог) и столкнулась с казаками. Подвергнув местечко жесточайшему артобстрелу, эскадроны венгерских гусар пошли в лихую атаку. Дошло до рукопашной. После чего 18 августа беспорядочная толпа австрийцев форсировала Збруч в обратном направлении и покинула российскую территорию. В ту же ночь командир 5-й австро-венгерской кавалерийской дивизии генерал Фройрайх-Шабо застрелился.

В России 1914 года 17 августа наступило уже 4-го числа (по старому стилю). Так тот день и запомнился.

Новелла «Переход через Збруч» впервые была напечатана в «Правде» 3 августа 1924 года, в номере, посвященном Первой мировой войне. Современники и восприняли эту новеллу как напоминание о десятилетней годовщине начала Первой мировой. Символ катастрофы — переход через Рубикон, шаг безвозвратный и непоправимый.

Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова, нежный свет загорается в ущельях туч, штандарты заката веют над нашими головами. Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу. Почерневший Збруч шумит и закручивает пенистые узлы своих порогов. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд. Величавая луна лежит на волнах. Лошади по спину уходят в воду, звучные потоки сочатся между сотнями лошадиных ног. Кто-то тонет и звонко порочит богородицу.

Что это? Книга Исход, переход через Чермное море. Оттого в Новоград-Волынске, в еврейском доме, автор увидел не просто следы погрома — «развороченные шкафы <…> обрывки женских шуб на полу, человеческий кал…», но главное: «черепки сокровенной посуды, употребляющейся у евреев раз в году — на Пасху». Еврейская пасха — Песах — это празднование Исхода из Египта. И если всадники тонут, то перед нами — войско Фараона.

«Переход через Збруч» открывает книгу. А потому вступление содержит в себе не просто намеки на некоторые моменты дальнейшего повествования, но и указание на финал. И то, что солнце катится по небу отрубленной головой, и то, что тонущие звонко порочат Богородицу, раскрывает все смыслы события — настоящий и будущий. Началось все переходом через Збруч, а кончится головой Крестителя и распятием.

Поэтому совсем иначе надо читать и финальную новеллу — «Сын рабби». В ней рассказано о смерти Ильи Браславского — большевика и сына раввина Мотале Брацлавского.

Он курил и вздрагивал, как беглец, приведенный в тюрьму после погони. Оборванный Мордхэ подкрался к нему сзади, вырвал папиросу изо рта и отбежал ко мне.

— Это сын равви, Илья, — прохрипел Мордхэ <…> — проклятый сын, последний сын, непокорный сын…

В субботу категорически запрещено зажигать огонь, и курением своим сын рабби демонстративно святотатствует — оскверняет субботу. В дальнейшем в новелле «Сын рабби» мы узнаем, что на момент осквернения субботнего ритуала юный Илья Браславский уже состоял членом РКП(б). Так он атеист? Не всякого, преступившего заповедь, следует причислять к безбожникам. Вспомним заповедь другого законоучителя: «суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы» (Мк 2:27―28).

Слово «рабби» писать можно по-разному. И различие это зависит от того, о ком идет речь. Если о Моталэ Браславском, то титул его всегда и только: «рабби». Но стоит заговорить о сыне, Бабель в рукописи титулует его: «сын равви».

Разница между «равви» и «рабби» весьма и весьма чувствительна. Еврейского духовного авторитета в текстах на русском языке первой половины ХХ века называли по-разному: рабби, ребе, реб... А вот «равви» можно было встретить исключительно в славянских и русских переводах Библии и только в Новом Завете. В Евангелии от Иоанна (1:38 — первое упоминание сопровождается переводом: «Равви, что значит учитель»; 1:49; 3:2, 26; 4:31; 6:25; 9:2; 11:8); Мк (1:5; 11:21; 14:45) и Мф (26:25, 48). И во всех без исключения случаях — при обращении: один раз к Иоанну Крестителю (Ин 3:26) и 11 раз — к Иисусу Христу.

Так что «равви» в бабелевском тексте — это не ошибка и не описка, а указание. Как и упоминание евреев, похожих «на рыбаков и на апостолов», — прямое указание на учеников Иисуса — апостолов Андрея и Петра, которые до встречи с Иисусом были рыбаками. Встретив братьев, Иисус сказал им: «Идите за Мной, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф 4:19).

Вот и получается, сын рабби и есть Иисус Христос. Теперь понятно, что такое «Конармия» — это Заветы: Ветхий и Новый, начало и конец.

Надо ли удивляться, что больше Бабель ни одной книги не написал?.. Хуже не хотелось, а лучше Библии — не получится.

Впрочем, Бабель еще пытался написать роман, для чего специально поехал в украинскую деревню, чтобы самолично увидать коллективизацию. От романа этого остались две главы («Гапа Гужва», «Колывушка») и название третьей — «Адриян Моринец». Роман назывался «Великая Криница», и картины, описанные в нем, ужасны. Первая глава («Гапа Гужва») явно вдохновлена «Божественной комедией», но будь эта книга дописана, то более всего она походила бы на Апокалипсис.

Рукописи не горят?

То, что Бабель стал жертвой сталинского террора, знают все. Загадки начинаются с момента ареста, поскольку все известные очевидцы (Антонина Пирожкова, Татьяна Стах, Григорий Марьямов) противоречат друг другу и доступным документам.

Не больше ясности и с тем, что стало причиной ареста. Кто-то просто считает, что террор был массовый и в силу этого безличный.

Но у массового террора была своя особенность — он шел волнами. В августе 1938 года Маленков подал Сталину докладную записку «О перегибах» в деятельности НКВД, а Лаврентий Берия стал заместителем Ежова. С этого времени террор резко пошел на спад. Ответственность за «перегибы» возложили на исполнителей, и вчерашние следователи заняли камеры своих недавних подследственных.

9 декабря 1938 года Ежов был снят с поста наркома внутренних дел, а 10 апреля 1939 года его арестовали. 11 мая на допросе Ежов впервые упомянул имя Бабеля, и в ночь на 15 мая Бабеля взяли... Вполне достаточное основание, чтобы связать «дело» Бабеля с ежовским.

А вот сам Ежов валил все на жену, уже покойную: «Особая дружба у Е. С. Ежовой была с Бабелем. <…> Я знаю со слов моей жены, что с Бабелем она знакома примерно с 1925 года. Всегда она уверяла, что никаких интимных связей с Бабелем не имела. <…>

Я наблюдал, что во взаимоотношениях с моей женой Бабель проявлял требовательность и грубость. Я видел, что жена его просто побаивается. <…> На мои вопросы к жене, нет ли у нее с Бабелем такого же рода отношений, как с Кольцовым [т. е. интимных. — З. Б-С.], она отмалчивалась либо слабо отрицала. Я всегда предполагал, что этим неопределенным ответом она просто хотела от меня скрыть свою шпионскую связь с Бабелем…»

Неужели только неясные подозрения Ежова стали причиной ареста? А если не они, что тогда?

Судьба Бабеля решилась 16 января 1940 года. В этот день на стол Сталина лег подготовленный Берией список лиц, следствие по делам которых было закончено. В отношении 346 из них нарком предлагал применить ВМН — высшую меру наказания. 17 января ЦК ВКП(б) список утвердил, и роль будущего суда свелась к оформлению уже вынесенного приговора.

26 января 1940 года Военная коллегия Верховного Суда СССР в составе председательствующего (В. В. Ульрих) и двух членов (Д. Я. Кандыбин и Л. Д. Дмитриев) дело рассмотрела. В протоколе судебного заседания указано, что от всех показаний, данных в ходе следствия, подсудимый отказался. Бабелю предоставили последнее слово, и он повторил, что ничего из того, в чем его обвиняют, он не совершал и виновным себя не признает. Суд удалился на совещание, после чего огласил приговор — расстрел.

27 января 1940 года, в половине второго ночи, Бабель и с ним еще 16 человек были расстреляны.

Вглядимся еще раз в «сталинский список» от 16 января. Среди обреченных на смерть мы находим И. Бабеля, Б. Калмыкова, М. Кольцова, М. Лукина, Н. Лукину-Бухарину, В. Мейерхольда (в списке: Мейерхольд-Райх). А остальные 340 человек — это сотрудники НКВД и члены их семей. Вот они действительно подельники Ежова — жертвы бериевской чистки органов от виновников «перегибов».

А что можно сказать о первой шестерке? Н. М. Лукина-Бухарина, первая жена Бухарина, после суда над ним стала донимать т. Сталина письмами, заявляя о полной своей убежденности в невиновности бывшего мужа. Посадили ее 30 апреля 1938 года, когда террор был в самом разгаре.

Ее брат, Михаил Михайлович Лукин, военврач 1-го ранга, пом. начальника Санитарного управления РККА, арестован и вовсе 22 декабря 1937 года, еще по «делу о заговоре военных».

Остаются четверо…

Калмыков Бетал Эдыкович арестован 12 ноября 1938 года. Уникальная личность: единственный на весь СССР секретарь обкома, переживший 1934, 1936 и 1937 годы. Бессменный секретарь Кабардино-Балкарского обкома с 1920 года! Кабардино-Балкарскую республику держал в стальной узде. Число репрессированных за время его правления — не менее 15 тысяч. Для республики, все население которой — 204 тысячи (1926), выглядит внушительно.

С Беталом Калмыковым были знакомы Бабель и Кольцов. Бабель даже собирался писать о Бетале книгу — о совместных поездках на охоту, до которых Калмыков был весьма охоч. В Кабарде Бабель бывал часто, даже возил туда Антонину Пирожкову… Кольцова Калмыков тоже привечал, а Кольцов назвал его лучшим делегатом XVII съезда ВКП(б). А вместе с Бабелем Кольцов один раз побывал на даче у Ежова. Вот в какой узел все стягивается…

И стянулось бы, не помешай тому Всеволод Мейерхольд. С Ежовым не встречался, охотой не увлекался, в Кабарде не бывал… Даже с Бабелем был едва знаком. Или он в этой компании лишний, или связывало их всех что-то другое. И опасное.

Когда Бабеля уводили из дому, он тихо, чтобы не слышали конвоиры, сказал жене: «Сообщите Андрею!..» Та сразу поняла о ком идет речь: «Андрюхой» или «Андрюшкой» Бабель называл французского писателя Андре Мальро, когда тот посещал их дом в Москве. О каких-либо попытках известить Мальро об аресте мужа Пирожкова не упоминает.

Кто же такой Андре Мальро? Знаменитый писатель, лауреат Гонкуровской премии, антифашист, создатель интернациональной авиаэскадрильи, воевавшей на стороне Испанской республики. Взгляды откровенно левые, воспевал Китайскую революцию, объявил, что в Советском Союзе родилась новая цивилизация, не скрывая при этом восхищения фигурой Льва Троцкого… Удивительно, но троцкистских симпатий этих для советской пропаганды словно и не существовало — книги Мальро принимались с неизменным восторгом, общественная деятельность безоговорочно одобрялась. Писатель приезжал в СССР, расточал изящные французские похвалы стране гостеприимных хозяев, бурлил проектами… И вот оказывается, что с Мальро были связаны все трое — Бабель, Кольцов и Мейерхольд.

На следствии, отвечая на вопрос: «<…> когда и при каких обстоятельствах вы стали агентом французской разведки и какую предательскую работу в СССР вы вели по ее заданию?», Кольцов показал:

«Летом 1934 года, на съезде писателей в Москве, ЭРЕНБУРГ И. Г. познакомил меня с французским писателем Андре МАЛЬРО <…>. ЭРЕНБУРГ отрекомендовал его как „исключительного человека“, расписывал его популярность и влияние во Франции и очень рекомендовал с ним подружиться. <…>

<…> МАЛЬРО развивал широчайшие планы мировой ассоциации писателей и всей интеллигенции, которая будет оказывать огромное влияние на политическую и культурную жизнь всего мира, устраивать „интеллектуальные забастовки“, диктовать свою волю правительствам, не исключая и Советского государства.

Видя мое увлечение всеми этими планами, МАЛЬРО <…> пожаловался на отсутствие поддержки ему со стороны французской компартии, на грубость и узость МАРТИ, ДЮКЛО, БАРБЮСА, на препятствия, которые они ему ставят, на отсутствие поддержки полпреда (ПОТЕМКИНА) и т. д.

В ответ на это я предложил ему работать рука об руку, обещал все уладить, „уломать всех чиновников“ в компартии и в полпредстве <…>.

МАЛЬРО слушал очень внимательно и, наконец, сказал: „Все это мне очень полезно знать. Ведь недаром про меня болтают, что я секретный агент Кэ Дорсэй (министерства иностранных дел). — И добавил: Теперь такое время, что каждый писатель должен быть разведчиком“».

Бабель на допросе показал, что Мальро его завербовал в шпионы еще в 1933 году. А познакомил их Эренбург. После чего Бабель стал снабжать Мальро шпионской информацией: о советской морали, семейном быте, парашютном спорте и свободе творчества. Когда же брат Мальро, Ролан, переехал в Москву, Бабель поселил его в своей квартире.

Всеволод Мейерхольд познакомился с Мальро в Париже и немедленно пожелал инсценировать его роман «Условия человеческого существования» (о китайской революции 1920-х гг.). И в 1936 году, когда Мальро приехал в Москву, они живо обсуждали будущую постановку. На следствии Мейерхольд показал: «Илья Эренбург, как он сам мне говорил, являлся участником троцкистской организации <…>. Он лично говорил мне, что во Франции по троцкистской линии поддерживает регулярную связь с Андре Мальро. В 1936 году он и Мальро были у меня на квартире и вели оживленную беседу на политические темы».

Мальро был кумиром левой интеллигенции на Западе. Но сегодня он восторгов уже не вызывает, поскольку стало ясно, что был он авантюристом и отъявленным лжецом. Рассказывал, что отец его банкир, а оказалось — мелкий чиновник. Уверял, что получил высшее образование в Лицее, куда и поступить не мог — выгнали из средней школы. Объявил себя очевидцем китайской революции и писал о ней романы, а в Китае не бывал. Рассказывал о встречах со Сталиным, которого в глаза не видел. Правда, общался с Троцким и обладал великой силой убеждения. Поэтому стал командиром интернациональной авиаэскадрильи, не умея не то что летать, а даже водить машину. Тем не менее уверял, что совершил 70 боевых вылетов и дважды был подбит. Вообще обладал редкой способностью оказаться вовремя в нужном месте. Например, просидев всю войну в провинции, в 1944 году, после высадки союзников в Нормандии, сколотил военный отряд и объявил себя участником Сопротивления.

Но чем же занимался Мальро на самом деле?

Бросим взгляд на Европу. 30 января 1934 года рейхсканцлером Германии стал Адольф Гитлер. А уже в июле социалисты и коммунисты Франции договорились о совместных действиях против фашизма.

В сентябре 1938 года Англия и Франция подписали в Мюнхене договор о передаче Германии чехословацкой Судетской области, в обмен на что Германия согласилась поставить свою подпись под декларацией о взаимном ненападении. Первой этот документ подписала Англия, а затем Франция.

1 апреля 1939 года пала Испанская республика, а Англия и Франция начали тайные переговоры с СССР о создании антигитлеровской коалиции. Прогресса в переговорах достичь не удалось, и 23 августа Советский Союз подписал советско-германский Пакт о ненападении.

Влияли ли все эти перипетии на судьбы наших фигурантов? С полной уверенностью сказать трудно, но присутствие в их жизни Андре Мальро позволяет предположить причастность этих людей к тайной дипломатии, ведущейся по неофициальным («частным») каналам. В чем конкретно заключалась такая деятельность, сказать еще труднее — диапазон велик: от передачи сообщений до вербовки сторонников и тайных агентов. Одно ясно: шпионажем, то есть добычей секретных документов или иных сведений разведывательного свойства, они не занимались. Но обладали сведениями, утечка которых при перемене политического вектора могла оказаться опасной.

Имеется и очень странный документ от 7 июня 1939 года, из которого ясно, что за ходом следствия по делу Бабеля пристально следил секретарь ЦК Жданов. А три недели спустя он напечатал в «Правде» статью, где обвинил Англию и Францию в срыве переговоров. Статья эта свидетельствует: Жданов входил в самую узкую группу в окружении Сталина, ту, которая определяла внешнеполитический курс СССР и готовила страну к подписанию с Германией пакта о ненападении.

Что же искал Жданов в протоколах допросов Бабеля? Видимо, только одно: не сболтнул ли Бабель чего лишнего.

Из всего сказанного следует вывод: «дела» Бабеля, Калмыкова, Кольцова и Мейерхольда действительно были сфабрикованы. За ширмой разоблачения антисоветской и шпионской деятельности скрывалась подлинная цель операции — зачистка свидетелей.

И еще о документах: в опубликованных фрагментах дела Бабеля нет ни одной ссылки хотя бы на один изъятый у Бабеля документ, ни на одну строчку, написанную его рукой. Но ведь при обыске только писем было изъято не меньше семисот. И еще 13 записных книжек с адресами и телефонами и 10 блокнотов «с записью».

А Татьяна Стах вспоминала, что при обыске была обнаружена книга Л. Д. Троцкого с трогательной надписью: «Лучшему русскому писателю Ис. Эм. Бабелю» — готовый билет на тот свет.

Но абсолютно никакого следа этих материалов в протоколах следствия не отыскать! Словно следователи их и не видали никогда…

Что, кроме невнятной описи («Разных рукописей — 15 (пятнадцать) папок»; «Рукопись разная <sic!> — 9 папок»), известно нам об изъятом архиве Бабеля? В ФСБ уверяют, что он у них не числится — видимо, уничтожен. Но акта об уничтожении тоже нет. Значит, не уничтожен. В данном конкретном случае архивистам ФСБ я верю.

Итак, как все происходило… Оперативники проводят обыск, писателя арестовывают и архив изымают. Бумаги с дачи складывают в два холщовых мешка, а бумаги из московской квартиры упаковывают в пять свертков. Мешки и свертки скрепляются сургучной печатью 3-го спецотдела НКВД (порядковый номер печати — 30), а затем передаются сотруднику 3-го отделения 2-го отдела младшему лейтенанту Г. Кутыреву. И он их увозит. Куда? На Лубянке о получении этих мешков и свертков никаких записей нет.

Антонина Пирожкова в интервью 1999 года обмолвилась: «Все рукописи при аресте были опечатаны и увезены, как мне говорили позже, даже не в НКВД, а куда-то повыше, в ЦК. Они могли попасть в руки Жданова, может, даже самого Сталина, мне это неизвестно. <…> Может быть, в архиве президента когда-нибудь и найдутся рукописи Бабеля, но я в это уже не верю».

Да, поверить, конечно, трудно… Но Бабель заставлял нас верить и не в такое!

[1] Печатается с сокращениями.