Начальник II (Германского) отдела[1] Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) в 1924—1938 гг. и Объединения Русских Воинских Союзов (ОРВС) в 1938—1947 гг., герой Великой войны и Георгиевский кавалер[2], Генерального штаба генерал-майор Алексей Александрович фон Лампе (1885—1967) на протяжении долгих десятилетий по праву считался одним из самых известных деятелей военной эмиграции. В 1925—1928 гг. он входил в ближайшее окружение генерал-лейтенанта Петра Врангеля, пользовался его абсолютным доверием и вместе с другими единомышленниками привлекался бароном к конспиративной деятельности[3], которую планировалось вести независимо от сотрудников Разведывательной части Собственной Канцелярии Великого князя Николая Николаевича (Младшего). Они работали под руководством Георгиевского кавалера, генерала от инфантерии Александра Кутепова, конфликтовавшего с Главнокомандующим по ряду принципиальных вопросов[4].

После ухода из жизни барона Врангеля († 1928), скончавшегося при неясных обстоятельствах[5] в должности председателя РОВС, фон Лампе продолжал руководить отделом Союза[6]. При этом он тяжело переживал преждевременную смерть близкого ему человека[7]. «Русская эмиграция никогда не была „счастливой“, да и самый факт пребывания в изгнании исключает всякий вопрос о счастье, — писал позднее Алексей Александрович. — Но у белой русской эмиграции при жизни генерала Врангеля был ее Д р у г, ее Г е р о й. В генерале Врангеле сама Б е л а я И д е я нашла свое воплощение, он как бы олицетворял ее… И о н ушел от эмиграции!»[8] Неудивительно, что фон Лампе сохранил добрые отношения с членами семьи Петра Николаевича, особенно с его матерью, баронессой Марией Дмитриевной Врангель (1856—1944)[9]. Она занималась систематизацией архивных материалов, вела обширную переписку со многими деятелями эмиграции, включая соратников и сослуживцев покойного сына.

В фондах Гуверовского института Стэнфордского университета в Пало-Альто (США) хранится богатая коллекция баронессы Марии Врангель. Избранные письма, принадлежащие перу Генерального штаба генерал-майора Алексея фон Лампе и написанные им в разные годы матери Главнокомандующего Русской армией и основателя РОВС, (Vrangel M.D. Collection) предлагаются вниманию читателей.

Письмо № 1[10]

Берлин 10/IV [1]928[11].

Глубокоуважаемая

Мария Дмитриевна,

Ясно представляю себя[12][,] как тяжело для Вас переживать тревожные дни болезни и ее осложнений у Петра Николаевича…[13]

Мне кажется, что Вам будет легче знать, что Вы не одна[14] — все единомышленники Петра Николаевича[15] с Вами и с Вами живут и волнуются одними и теми же мыслями, моля Бога и надеясь, что скоро пройдут дни осложнений и Петр Николаевич опять встанет таким же, каким мы все его знаем и за каким мы идем на все!

Я не ошибаюсь[,] оценивая так отношения близких — не говоря уже о нас[,] русских, я искренне был тронут отношением к болезни Петра Николаевича барона В[ильгельма фон] Врангеля[16], который совершенно растерялся и очень просил передать меня больному свои пожелания скорейшего выздоровления, стесняясь в тайке[17] дни писать на незнакомом всем языке[18].

Искренне предан[19],

А фон Лампе[20]

Письмо № 2[21]

Берлин, 4-го августа 1928 г.

Глубокоуважаемая Мария Дмитриевна, недостатки в присланных книгах[22] — явления случайного характера — в Вашей /в моей также/ — это произошло из-за того, что я не переждал примерно недели и поторопился послать книги[23] — за это время брошюровка подсохла бы /там есть клей/ и книга не разваливалась бы… но хотелось скорей послать книги, и в этом ошибка. В книге Ольги Михайловны[24] такой вещи, как порванная страницы[25], быть не должно. Я получаю именные экземпляры запечатанными и потом сделал сцену типографии — Ольге Михайловне будет выслан новый именной экземпляр в ближайшем времени.

Время для появления записок[,] конечно[,] глухое, но с грустью надо сказать, что для «читателя» это компенсируется нездоровой сенсацией в связи с недавней кончиной Петра Николаевича[26] и потому недостатки глухого времени меня не пугают. А кроме того[,] я сам очень непрочен в Берлине и я чувствую[,] что мне необходимо было спешить для того[,] чтобы желание Петра Николаевича было выполнено и записки вышли в свет.

У меня есть несколько отзывов, порою для меня неожиданных: заведывающий[27] складом издания полковник Д.[28] говорил мне, что[,] начав читать книгу, он читал ее три ночи, не отрываясь, «испортив себе глаза»… От моей сестры[29] получил несколько строк в письме: «Я прочла ее одним духом и почти не отрываясь. Впечатление прямо колоссальное. Ведь знаешь, я слышала обо всем урывками, а тут увидела всю картину полностью. Тяжело было читать нестерпимо. В некоторых местах рыдала… Да, это[,] пожалуй[,] и друг[,] и враг прочтет с интересом». Сестра моя моих же настроений и не пишет о самом Петре Николаевиче, так как это уже переговорено… ее муж[30] был на Севере у Миллера[,]  и она с ним.

Я человек не склонный к сентиментальности и не преувеличиваю — общее отношение к кончине Петра Николаевича именно таково[,] и это так и есть.

А раз это так, то не надо останавливаться на том, была ли сказана Петром Николаевичем эта последняя фраза или не была[31] — при кончине замечательных людей всегда нарождаются легенды, которые разрушать не надо… была ли эта фраза сказана или не была — безразлично! Кто ее произнес в первый раз — сам ли Петр Николаевич или кто другой, теперь не важно — в нее все п о в е р и л и[32] и в с е считали[,] что именно Петр Николаевич ее м о г сказать… сколько тысяч людей сейчас в е р я т в эту фразу и[,] веря в нее, веря в почившего именно как в г е р о я — теперь н а д е ю т с я на то[,] что е г о фраза есть пророчество… мне кажется, что если Петр Николаевич этой фразы не сказал и она родилась из легенды, которая его не раз уже окружала на Босфоре, когда ему приписывали деяния и слова в защиту армии, которые он не мог сказать по обстановке — то никто из нас не вправе разрушать той благоговейной легенды, которая у ж е сложилась около его кончины… вот как я, совершенно откровенно, думаю о той фразе, которая обошла всю печать, запала во много тысяч сердец и повторялась неоднократно. Я тоже в моем слове на заседании памяти Петра Николаевича — слове очень коротком и очень трудно мне давшемся из[-]за волнения, вспомнил о той фразе, о которой мы сейчас говорим…! Она н у ж н а и потому она с о з д а л а с ь…! Значит так н а д о! (Я слышу благовест![33])

Мне кажется, что Вы не можете не разделить этих моих мыслей и что именно поэтому Вы не выступили в печати[34].

Мне очень горько все то, что Вы пишете о Н. Н. Чебышеве[35] — поверьте, что в той переписке, которая[,] конечно[,] возникла между людьми близкими к почившему, он много и ярко писал мне о своих переживаниях… мне хочется верить[,] что во всем происшедшем есть недоразумение, которое я, в мере моих сил и отношения с Н[иколаем] Н[иколаевичем,] постараюсь выяснить.

Теперь мне также хочется ответить Вам и по вопросу о похоронах[36], по которому я до сих пор не считал себя вправе вмешиваться, но[,] конечно[,] очень много думал, в особенности потому, что не попал на похороны в Брюссель и очень рассчитываю попасть в Белград.

Насколько я понимаю, желание Петра Николаевича быть похороненным «в ограде русской церкви», говорит именно о самой церкви и ее знаменах… а не о Белграде![37] Я не знаю[,] где Новое кладбище в Белграде[38], но само его название «Новое» говорит о том, что оно далеко… и вот мне рисовалась могила Петра Николаевича красивая и величественная, но… одинокая! Да, как это ни трагически — одинокая! Люди неблагодарны, люди все делают сгоряча, люди в повседневной жизни не хотят оторвать от себя ничего и потому — могила Петра Николаевича в церкви — это место паломничества, могила Петра Николаевича за городом — это могила[,] в недалеком будущем покинутая русскими[,] живущими трудно и тяжело в Белграде[,] и могила[,] удаленная от в с е х родных!

И еще у меня сомнение — идея часовни с несколькими знаменами красива, но исполнима ли она?[39] Петр Николаевич считал /и дай Бог[,] чтобы после его кончины это не изменилось/ — что знамена наши не музейные реликвии, а знамена д е й с т в у ю щ и х частей, а раз это так, то они нуждаются в постоянной охране… как быть с этим в часовне…!?

Я и на самом деле не был в полном курсе вопроса о похоронах в Белграде[,] и теперь, после того[,] что узнал от Вас — у меня большие сомнения[,] с м о г у т ли Король[40], Патриарх[41] и министры — и з м е н и т ь свое, именно так ими мотивированное, решение[42]… а раз н е л ь з я исполнить волю Петра Николаевича, то его надо хоронить около Вас, около семьи, где его могила будет близка его близким… г д е это, конечно[,] я не могу ни предположить, ни определить — это вопрос семейный и интимный! Его решить[,] конечно[,] могут только самые близкие к Петру Николаевичу люди. Вы пишете, что в Белград поедет Павел Николаевич[43] — тогда[,] вероятно[,] имеется какая[-]либо надежда и[,] быть может[,] все еще разрешится так, как это хотел Петр Николаевич сам…!

П. Н. Шатилов обещал мне взять из Парижа заказанный мною там венок от моей семьи[44] на могилу Петра Николаевича — если Шатилов до похорон уже не вернется в Париж, то[,] быть может[,] Вы разрешите[,] чтобы я устроил пересылку венка в Брюссель[,] и тогда я буду просить его взять вместе с Вашим поездом… венок очень небольшой, его заказала по моим указаниям моя сестра, которая живет в Париже — он такой же, какой был у нас в Петербурге на нашем месте на Смоленском лютеранском кладбище.

Еще раз искренне благодарю Вас за теплое письмо — как и обещал, совершенно искренне ответил на него подробно.

Искренне преданный и уважающий Вас[45]

А фон Лампе[46]

Продолжение следует

[1] Осенью 1938 г. начальник РОВС, Генерального штаба (далее по тексту примечаний: ГШ) генерал-лейтенант А. П. Архангельский выделил II отдел Союза в формально самостоятельную организацию: Объединение Русских Воинских Союзов (ОРВС). Причиной послужил запрет деятельности на территории рейха эмигрантских организаций, имевших заграничные органы управления. 24 октября 1938 г. в соответствии с приказом № 36 от 22 октября генерала Архангельского должность начальника ОРВС занял ГШ генерал-майор А. А. фон Лампе — бывший начальник II отдела. 7 сентября 1939 г. германские власти утвердили устав ОРВС (№ 12350). В 1939—1940 гг. по мере расширения зоны германской оккупации в состав Объединения вошел бывший VI (Чехословацкий) отдел РОВС, реорганизованный в Юго-Восточный отдел (ЮВО) ОРВС, далее возникли подразделения в Данциге (VII отдел ОРВС), Польше (Восточный отдел ОРВС), Остмарке, Люксембурге (Западный отдел ОРВС). К февралю 1941 г. на регистрации в семи отделах ОРВС числились более трехсот чинов, преимущественно генералов и офицеров. 25 сентября 1947 г. приказом № 1 генерала Архангельского бывший II отдел был вновь включен в состав РОВС с прежним наименованием. Его начальником стал полковник С. Д. Гегела-Швили, а фон Лампе занял должность помощника начальника РОВС.

[2] Описание боевых отличий А. А. фон Лампе см.: Александров К. М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А. А. Власова 1944—1945 / Биографический справочник. М., 2009. С. 555.

[3] Бортневский В. Г. Загадка смерти генерала Врангеля: Неизвестные материалы по истории русской эмиграции 1920-х годов. СПб., 1996. С. 55—56, 85—86; К двадцатипятилетию кончины генерала Врангеля // Лампе фон, А. А. Пути верных / Сб. статей. Париж, 1960. С. 119—120.

[4] Подробнее см.: Бортневский В. Г. Загадка смерти генерала Врангеля. С. 40—43, 58—63, 69—70.

[5] Там же. С. 83 (здесь: интенсивный туберкулез); Лампе фон, А.А. К двадцатипятилетию кончины генерала Врангеля. С. 114. Петербургский историк В. Г. Бортневский, который более 30 лет назад стоял у истоков систематического изучения жизни, деятельности и наследия П. Н. Врангеля, склонялся к версии о его отравлении в результате спецоперации органов ОГПУ, но категорических заключений избегал.

[6] По состоянию на 1 мая 1930 г. отдел включал воинские организации в Германии, Австрии, Данциге, Литве, Латвии, Эстонии. Подробнее о его работе см.: Семенов К. К. Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920—1945 гг. М., 2019. С. 126, 128—129, 145, 155—156, 169—171, 178—181 и др.

[7] Там же. С. 125.

[8] Лампе фон, А. А. К двадцатипятилетию кончины генерала Врангеля. С. 122. Разрядка автора цитаты.

[9] Врангель [урожденная Дементьева-Майкова, в браке с 1877] Мария Дмитриевна, баронесса (1856—1944) — вдова предпринимателя и коллекционера барона фон из Дома Тольсбург-Эллистфер Н. Е. Врангеля (1847—1923), общественный деятель, мемуарист. Получила образование домашней учительницы. После 1917 г. проживала и работала в советском Петрограде (1918—1920). В эмиграции с 1920 г. в Финляндии, затем в Германии, Королевстве СХС и Бельгии (с 1926). Поддерживала отношения и вела обширную переписку со многими представителями русской военно-политической эмиграции. Дети: Петр, Николай и Всеволод; внуки. Скончалась в Брюсселе 18 ноября 1944 г. Погребена на кладбище Uccle (Cimetière du Dieweg). Подробнее о ней см. например: Архангельский А. П. Памяти Баронессы Марии Дмитриевны Врангель // Александров К. М. Война и мир Русского Зарубежья. Исследования и материалы по истории военно-политической эмиграции. М., 2022. С. 677—684.

[10] Hoover Institution Archives, Stanford University (HIA). Vrangel M.D. Collection. Reel 8. Box 7. Folder 7. Письмо от 10 апреля 1928 г. ГШ генерал-майора А. А. фон Лампе — баронессе М. Д. Врангель. Машинопись с мелкими рукописными пометками и исправлениями, 1 с. Оригинал.

[11] Надпись от руки. В квадратные скобки публикатором заключены пропущенные знаки, слова, буквы и цифры. Все письма публикуются по новой орфографии, с исправлением очевидных ошибок и опечаток, с сохранением стилистических и орфографических особенностей источников.

[12] Так в оригинале. Правильно: себе.

[13] О свидетельствах современников см. например: «Петр Николаевич температуру переносит очень плохо». Письмо статского советника Николая Котляревского о болезни генерал-лейтенанта барона Петра Врангеля // Александров К. М. Война и мир Русского Зарубежья. С. 524—529 (первая публикация: Александров К. М. Из истории русской военной эмиграции. Письмо статского советника Н. М. Котляревского о болезни генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля // Русское слово (Прага). 2020. № 1. С. 12—17).

[14] В оригинале: однѣ

[15] По состоянию на 1925 г. в кадрах РОВС насчитывались 35 214 чинов, включая более 24 тыс. офицеров (см.: К истории русской военной эмиграции в Европе: офицеры «цветных» частей в Вооруженных Силах КОНР // Александров К. М. Война и мир Русского Зарубежья. С. 357).

[16] Командир кирасирского полка Имперской Германской армии в годы Великой войны. Подробнее о нем см.: Лампе фон, А. А. К двадцатипятилетию кончины генерала Врангеля. С. 116. Может быть, о нем А. А. фон Лампе докладывал П. Н. Врангелю (см.: Бортневский В. Г. Загадка смерти генерала Врангеля. С. 71—72, 81—82).

[17] Так в источнике. Возможно, следует читать: в такие.

[18] Очевидно, речь идет о немецком языке.

[19] Слова написаны автором от руки.

[20] Росчерк.

[21] HIA. Vrangel M.D. Collection. Reel 8. Box 7. Folder 7. Письмо от 4 августа 1928 г. ГШ генерал-майора А. А. фон Лампе — баронессе М. Д. Врангель. Машинопись с мелкими рукописными пометками и исправлениями, 4 с. Оригинал.

[22] Записки (Ноябрь 1916 г. — Ноябрь 1920 г.). Генерал П. Н. Врангель. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ // Белое Дело. Летопись Белой Борьбы. Материалы, собранные и разработанные бароном П. Н. Врангелем†, герцогом Г. Н. Лейхтенбергским и Светл[ейшим] князем А. П. Ливеном, под ред. А. А. фон-Лампе. Т. V. Берлин: Медный Всадник, 1928. — 311, [5] с.: схем., 5 л. портр., 3 л. схем; ЧАСТЬ ВТОРАЯ // Белое Дело. Т. VI. Берлин: Медный Всадник, 1928. — 265, [7] с.: схем., 7 л. портр., 1 л. схем. При подготовке окончательной редакции рукописи к печати зимой 1928 г. П. Н. Врангель сократил примерно на 1/8 оригинальный текст, в первую очередь за счет полемических возражений ГШ генерал-лейтенанту А. И. Деникину (см.: Бортневский В. Г. Загадка смерти генерала Врангеля. С. 80).

[23] «Записки» П. Н. Врангеля вышли из печати в июле 1928 г.

[24] Врангель [урожденная Иваненко] Ольга Михайловна (1883—1968) — сестра милосердия, жена (в браке с 1908, баронесса; вдова с 1928) генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля, участница Белого движения на Юге России (1918—1920). Дочь камергера Высочайшего Двора. В годы Великой и Гражданской войн служила в госпиталях. В эмиграции в Турции, Королевстве СХС, Бельгии, США (после 1945). Похоронена на кладбище Успенского монастыря Ново-Дивеево в Спринг-Валлей (шт. Нью-Йорк) в США (см. также: Врангель П. Н. Из фронтовых писем жене: 1918—1920 гг. // Русское прошлое (СПб.). 1996. № 7. С. 21—42). После смерти П. Н. Врангеля его вдова и мать считали для себя возможным получать небольшие пенсии лишь от РОВС, решительно отказываясь от каких-либо др. пожертвований, сборов и вспомоществований. Вдова Ольга Михайловна, четверо детей (Елена, Петр, Наталья, Алексей), Мария Дмитриевна Врангель и теща покойного Наталья Михайловна Иваненко (урожденная Каткова, дочь публициста и издателя М. Н. Каткова) жили в Брюсселе (на 1928) по адресу: рю Белль-Эйр, 17.

[25] Так в источнике.

[26] П. Н. Врангель скончался в Брюсселе 25 апреля 1928 г.

[27] Так в источнике.

[28] Не установлен.

[29] Мельницкая [урожденная фон Лампе] Вера Александровна (1889—1960) — в эмиграции во Франции.

[30] Мельницкий Николай Михайлович (1887—1965) — участник Великой войны и Белого движения на Севере России, Л.-гв. капитан Семеновского полка, военный летчик. В эмиграции в Норвегии, Венгрии, Франции.

[31] По утверждению ГШ генерал-майора А. А. фон Лампе, последние слова умиравшего барона П. Н. Врангеля звучали так: «Я с л ы ш у б л а г о в е с т… Б о ж е с п а с и А р м и ю» (цит. по: Лампе фон, А. А. К двадцатипятилетию кончины генерала Врангеля. С. 122. Разрядка в тексте). Однако, как следует из дальнейшего содержания письма, скорее всего, речь идет о красивой легенде.

[32] Здесь и далее разрядка в словах по тексту — автора письма.

[33] Слова в скобках написаны от руки автором письма или баронессой М. Д. Врангель. Рядом справа на полях рукописная пометка.

[34] Очевидно, с опровержением создавшейся легенды.

[35] Чебышев Николай Николаевич (1865—1937) — юрист, прокурор Московской судебной палаты (1916—1917), сенатор уголовно-кассационного департамента Правительствующего Сената (1917), участник антибольшевистского подполья (1918) и Белого движения на Юге России (1918—1920). В эмиграции в Турции, Болгарии, Франции. Входил в близкое окружение генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля, пользовался его доверием, в том числе в конспиративной деятельности (1926—1928). Причины недовольства, высказанного баронессой М. Д. Врангель в отношении Н. Н. Чебышева в письме к А. А. фон Лампе (не выявлено), публикатору выяснить не удалось.

[36] 28 апреля 1928 г. тело барона П. Н. Врангеля — торжественно и со всеми почестями, при большом стечении прощавшихся — похоронили во временном склепе на кладбище Икселя (Cimetière d'Ixelles) в южном пригороде Брюсселя. 22 июля останки председателя РОВС перенесли в постоянный склеп на кладбище Сен-Жиль (Cimetière de Saint Gilles) в южной части бельгийской столицы. При этом, по сообщению сотрудников Русской дипломатической миссии в Белграде, сам генерал перед смертью выразил «свою последнюю волю, чтобы прах его был погребен в Белградском русском православном храме [Св. Троицы], воздвигнутом на горсти русской земли, вывезенной из Крыма, под сенью русских боевых знамен» (цит. по: Никифоров К. В. Последняя воля барона Врангеля // Славянский мир в третьем тысячелетии: Соглашение (согласие), договор, компромисс в истории, языках и культуре славянских народов. М., 2016. С. 252). Очевидно, как следует из дальнейшего текста письма, А. А. фон Лампе сомневался в том, насколько воля почившего передана и будет исполнена точно.

[37] Напротив, из сообщения сотрудников миссии следует, что речь шла именно о русской церкви в Белграде.

[38] Сербск. Ново гробље — построено в 1886 г. С 1920-х гг. на Новом кладбище хоронили русских эмигрантов, в том числе чинов Русской армии и РОВС. Современный адрес: улица Рузвельтова, 50. Здесь погребен основатель Белого движения в России, Георгиевский кавалер, генерал от инфантерии М. В. Алексеев († 1918), останки которого были вывезены из России.

[39] В 1924 г. по проекту инженер-полковника В. В. Сташевского в Белграде была построена церковь Св. Троицы, а в 1930—1931 гг. на русском участке Нового кладбища — Иверская часовня (храм-часовня), после того как в 1929 г. одноименную часовню у Воскресенских ворот в Москве уничтожили большевики. 22 апреля 1930 г. Первоиерарх РПЦЗ митрополит Антоний (Храповицкий) заложил здание Иверской часовни с горстью русской земли в ее фундаменте. 5 июля 1931 г. Сербский Патриарх Варнава (Росич) и митрополит Антоний освятили часовню. Однако П. Н. Врангеля предполагалось хоронить в церкви Св. Троицы, которая служила кафедральным храмом митрополиту Антонию. Здесь хранились более 200 знамен и штандартов полков Русской Императорской и Белых армий, включая гвардейские части.

[40] Александр I Карагеоргиевич (1888—1934) — король сербов, хорватов и словенцев (1921—1929), Югославии (1929—1934), много сделавший для попечения о нуждах русских эмигрантов. Убит террористом.

[41] Димитрий (Павлович) — Патриарх Сербский (1920—1930).

[42] Власти Королевства СХС согласились на перезахоронение останков барона П. Н. Врангеля в Белграде, но считали целесообразным, чтобы оно было осуществлено не в Свято-Троицкой церкви, а на Новом кладбище. Напротив, баронесса О. М. Врангель настаивала на захоронении в русском храме под сенью русских боевых знамен (подробнее см.: Никифоров К. В. Последняя воля барона Врангеля. С. 253—254).

[43] Шатилов Павел Николаевич (1881—1962) — участник русско-японской и Великой войн, Белого движения на Юге России (1918—1920), генерал от кавалерии (1920), Георгиевский кавалер (1915, 1915, 1918). Близкий друг и соратник генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля, начальник: штаба Русской армии (1920—1922), I (Французского) отдела РОВС (1930—1934).

[44] Лампе фон [в браке с 1912], Наталья Михайловна (1890—1974) — жена (с 1967 вдова) ГШ генерал-майора А. А. фон Лампе; дочь Евгения (1913/14 н. ст. — 1933).

[45] Слова написаны автором от руки.

[46] Росчерк.