Книга имеет подзаголовок: «Судьбы караимской эмиграции в межвоенную Чехословакию». До начала Второй мировой войны на территории республики, по документам, находилось 49 караимов (к 1945 году — 55), из них большая часть — бывшие солдаты и офицеры Белой армии.
Не все знают о существовании такого этноса, как караимы. Однако в России до революции и при НЭПе они были богатейшими табакозаводчиками, а московская папиросная фабрика «Дукат» («Дуван и Катык») названа по именам ее владельцев Эзры Дувана и Абрама Катыка, выходцев из Евпатории. Наиболее известным представителем караимского народа был член-корреспондент АН СССР Иосиф Григулевич, который в 1930—1940-х гг. служил в советской разведке, участвовал в покушении на Троцкого и готовил по заданию Сталина убийство Иосипа Броз Тито. В Москве жили или живут художники Азарий Коджак (1905—1983) — мастер цвета, ученик Фаворского, и Владимир Любаров (Казас), утонченно трактующий еврейскую тему и продолжающий саркастически-умилительную художественную линию Марка Шагала; музыкант Александр Майкапар, который долгое время возглавлял Московское караимское общество. Известный советский и российский ученый, доктор биологических наук Валентин Кефели был директором Института фотосинтеза РАН в Пущино, сейчас он проживает в США; благодаря его энтузиазму существовал частный Институт крымских караимов.
Актуальность монографии чешского исследователя, вышедшей в 2015 году, придает история с «возвращением» Крыма России, которую часто называют аннексией. Эта книга показывает сложность демографических, исторических и этнических процессов, происходивших на полуострове в ХХ веке и ранее. Ученый напоминает, что в Крыму проживало огромное количество разных народов, в том числе крымские татары, греки, украинцы, евреи, армяне, цыгане, немцы, поляки и крымчаки. Калета начинает свое повествование с объяснения, кто такие караимы и в чем их религиозные, этнические и культурные особенности, и рассказывает о ныне почти исчезнувшем языке, относящемся к тюркской языковой семье. В Крыму, который караимы населяли со Средних веков, находится и город, почитавшийся ими за столицу, — Чуфут-Кале, что переводится с турецкого как Еврейский город.
Калета представляет обзор литературы, написанной на чешском языке о караимах, и отмечает разброс оценок, если не сказать путаницу, существующую в объяснении их этнического происхождения. В частности, чешский тюрколог и иранолог Ян Рыпка называл караимов «еврейской сектой», в то время как его польский визави Тадеуш Ковальский отвечал ему в 1929 году, что «караимы будут на вас обижены, если вы назовете их евреями: они не хотят, чтобы их считали евреями, и называют себя народом турецким».
Тем не менее вплоть до начала ХХ века караимские храмовые сооружения назывались синагогами. Переименование их в кенассы произошло по настоянию религиозного лидера гахама Самуила Моисеевича Пампулова (1831—1911), который проводил реформу караимизма, последовательно дистанцируясь от раввинизма, что было связано с ростом официального антисемитизма при правлении Александра III. Уместно в этой связи подчеркнуть, что на караимов царской империи не распространялись правила, запрещающие проживание вне пределов черты оседлости, и царские власти даже заигрывали с ними, считая их лояльными поданными.
Калета не только показывает себя добросовестным исследователем новейшей истории XX века, но и демонстрирует высокий уровень знаний как медиевист. В частности, он отмечает, что караимизм как религия возник в начале XVIII столетия в восточной провинции исламского Халифата, на территории нынешнего Ирака. Первым законодателем и учителем караимизма был Анан бен Давид из Басры, который создал общину противников раввинского иудаизма и принципов тогдашней еврейской общественной жизни. Слово «караим» происходит от еврейско-арабского слова «кара», что означает «читать». Довольно быстро караимизм превратился в ересь, не признающую авторитет раввинов и Талмуда.
Из открытых недавно архивов стали известны причудливые повороты судьбы этого малого народа, проживающего преимущественно в Крыму, Литве и Украине, некоторые представители которого добрались и до Чехословакии после того, как в России вспыхнула Гражданская война и установилась советская власть. Петр Калета проделал тщательную и кропотливую работу, собрав в архивах данные, в том числе и разнообразные фотографии, имеющие отношение к истории караимов как в Крыму, так и в Чехословакии. Это, как утверждает сам Калета, первая монография на чешском языке, которая должна ликвидировать пробел и «невежество чешской периодики» в отношении караимской тематики; она также является первой работой, которая показывает судьбы беженцев, как выражается автор, «в отдельно взятую страну».
Важным достижением исследования Петра Калеты стало то, что караимская эмиграция в Чехословакию представлена как составная часть русской (или, как сказали бы теперь, российской), ныне широко описанной и исследованной в современной историографии. Информация о караимах в Чехословакии оставалась разрозненной, и ему удалось обобщить ее благодаря описанию судеб проживавших здесь ученых и художников, таких как Михаил Айваз, Савелий Хаджи, Михаил Катык и Андрей Каракоз. Калета представляет подробную биографию художницы из Петербурга Жени Минаш, жившей и работавшей в Праге и перебравшейся впоследствии в Париж, которая создавала утонченные графические произведения с восточным флером.
Калета провел тщательную работу в различных городских архивах Чехии и Словакии (Прага, Брно, Братислава, Усти-над-Лабем), изучил похоронные документы. Автор отмечает особую роль в сборе необходимой информации польских караимологов Мариолы Абкович и Анны Сулимович. В книге есть специальные карты, наглядно показывающие места и институты, где караимы учились в высших школах и университетах, а также карты городов в России, где они родились и из которых прибыли на территорию Чехии и Моравии.
Книга состоит из трех частей. В первой освещается история и религиозная система караимов, а также дается характеристика их языка. Автор книги с ссылкой на польского исследователя караимизма Шимона Шишмана утверждает, что будто бы этнически и по языку караимы более всего близки чувашам, которых в свою очередь принято считать потомками хазар.
Заслуживает восхищения, с какой тщательной педантичностью описывает Калета отдельные биографии караимских семей, попавших в Чехословакию после бегства из Крыма вместе с армией генерала Петра Врангеля. Скажем, семье Коджаков-Катыков, Александре Аврамовне Катык и Илье Яковлевичу Коджаку, посвящен отдельный раздел. Илья Коджак родился в 1892 году в Севастополе, получил образование в реальном и техническом училищах, в 1914 году поступил на воинскую службу и окончил Александровское военное училище, хорошо известное по повести Александра Куприна «Юнкера». С 1917 года жил в Севастополе, где служил в офицерской школе авиации. В ноябре 1920 года Коджак покинул Россию вместе с армией Врангеля и находился в лагере в Галлиполи до мая 1921 года, затем семья отправилась в Константинополь.
В декабре 1921 года они уже были в Праге, где Илья поступил в Высшую торговую школу. Обучение ему закончить не удалось, так как он не смог выдержать второй экзамен. 26 ноября 1926 года у Коджаков родился сын Андрей, который в конце ХХ века станет профессором русской литературы в университете в Нью-Йорке (скончался в 2006 году в штате Вирджиния). В 1929 году Илья Коджак работал в фирме «Ильяшевич», а в январе 1930 года открыл магазин по импорту деликатесов на улице Krakovská 8. В 1931 году Илья Коджак умер от туберкулеза и был похоронен на Ольшанском кладбище в Праге.
Калета пишет, что после смерти мужа Александру Коджак ждали трудные времена, она содержала двух малолетних детей, давая уроки иностранных языков. В 1938 году она зарабатывала 350 крон в месяц. Проблемы усугубились в 1937 году из-за отказа советского консульства выдать ей новый загранпаспорт. Однако членам семьи удалось получить так называемые Нансеновские паспорта. После установления коммунистического режима в Чехословакии в 1948 году скитания семьи Коджаков продолжились: они отправились во Францию, а потом в Канаду. Окончательно, как обнаружил Петр Калета, они поселились в США, в Нью-Йорке.
В монографии Калеты приводится множество интереснейших историй из жизни караимов на чужбине. Он показывает, что многие из них отправились не только в Чехословакию времен президента Томаша Гаррига Масарика, но и в Германию и Францию. Калета особенно отмечает вклад небольшой национальной группы в развитие чешской культуры, науки и искусства. В частности, большое внимание в книге уделено создателю чешской мозаичной техники Михаилу Айвазу, который изготовил смальту для часовни памяти павших в Национальном памятнике на Витковском холме в Праге, над оформлением которой работал известный чешский художник Макс Швабинский. После окончания Второй мировой войны Михаил Айваз проявил себя как издатель и переводчик советской и русской литературы на чешский язык. Он перевел книги Константина Симонова, Леонида Леонова и Николая Носова.
Петр Калета пишет, что три брата Айваз — Михаил, Федор и Семен — были представителями богатого и многочисленного караимского рода из Евпатории, где они жили в большом доме на берегу Черного моря. Федор и Семен покинули Россию вместе с добровольческой армией Врангеля, а сестра Элеонора и младший брат Сергей остаток жизни провели в Москве. Михаил Айваз в 1950—1960-е гг. поддерживал связь с такими представителями советской культуры, как писатель Константин Паустовский (переводил его), художники Павел Корин и Александр Дейнека.
Особенно интересен второй раздел книги, посвященный истории караимов в период нацистской оккупации Чехословакии и Второй мировой войны. Караимов, исповедовавших иудаизм, в протекторате Чехия и Моравия не постигла судьба евреев, большинство которых погибло в концлагерях. Калета отмечает серьезные противоречия между приверженцами караимизма и раввинского иудаизма, что в большой степени проявилось во времена нацистской оккупации, с 1939-го по 1945 год.
Как известно, после прихода к власти в Германии нацистов, были приняты Нюренбергские законы, ограничивавшие права евреев на территории Третьего рейха — полноправным гражданином мог быть только «истинный ариец». В этой связи автор приводит письмо Юлии Ковшанли к главному гахаму караимов Серайи Шапшалу (жизненный путь которого в книге также подробно освещен), где она просит о написании на русском, а лучше на немецком языке обращения к германским властям, в котором объяснялось бы, что караимы не принадлежат к евреям. Караимы быстро поняли, что гражданин нееврейского происхождения (Nicht-Juden) имел в нацистской Германии гораздо больше прав, чем еврей (Juden).
Калета рассказывает, что на территории СССР за «решение еврейского вопроса» отвечала Айнcзатц группа СС Д (SS-Einsatzgruppe D), ее начальник Отто Олендорф считал караимов евреями. Позднее на Нюренбергском процессе он утверждал, что получил приказ из Берлина обходиться с крымскими караимами так же, как с литовскими, то есть не причислять их к евреям. Генерал-комиссар в Каунасе обратил внимание на просьбу Шапшала считать караимов на юге России и в Крыму неевреями. Нацисты долго решали, как поступить с караимами, и над древним крымским народом постоянно висела опасность быть отправленным в печи. В конце концов появилось решение от 12 июня 1943 года, принятое Георгом Лейбрандтом, начальником отдела I Politik рейхсминистерства по делам оккупированных восточных областей, но поддержанное далеко не всеми руководителями Третьего рейха: караимов евреями не считать.
По мнению Петра Калеты, роль Серайи Шапшала в спасении караимов в Протекторате Чехия и Моравия и других землях, оккупированных нацистской Германией, является совершенно бесспорной. Калета пишет: «Иронией судьбы можно считать то, что немцы в ходе длительного и тщательного поиска обращались к избранным еврейским документам, тогда уже запрещенным, которые также подтвердили нееврейское происхождение караимов».
К несомненным достоинствам книги Петра Калеты следует отнести также богатый иллюстративный материал: титульные листы караимских молитвенных книг, а также снимки несохранившейся караимской кенассы в Евпатории, девушек в национальных костюмах и представителей караимского народа, проживавших в Чехословакии. В книге опубликованы фотографии двух последних караимок, живших в Галиче в Украине и владевших луцко-галическим диалектом караимского языка, Ады Зарахович и Людмилы Шухуровой-Ешвович. Весьма интересны кадры, запечатлевшие посещение государем-императором Николаем II караимской кенассы в Евпатории в 1916 году. На последних двух фотографиях, которые публикует Калета в своей книге, изображен караим Алексей Бабаджан и православный священник отец Сергей Булгаков, который в Праге крестил в православие его и Б. Майкапара.
При внимательном чтении книги Петра Калеты возникает впечатление, что он изучил и узнал все возможное о караимах, воспользовавшись темой, в общем-то, незначительного присутствия этого народа в межвоенной Чехословакии. Историк проделал эту работу с такой тщательностью и основательностью, что остается только пожалеть о недоступности книги для тех, кто не владеет чешским языком. Поэтому есть смысл перевести эту монографию на русский, даже несмотря на то, что за последние годы в России издано немало трудов о караимах (самая запомнившаяся мне — «Караимы — сыновья и дочери Отчизны»). Петр Калета обработал огромный объем информации и заслуживает всяческого признания как автор, отразивший место российских народов в глобальном мире.