Сергей Водов³

 

Скромная годовщина

 

Январь, если бы не бесконечные «елки» и вечера в начале его и не 12-е число — день св. Татьяны, прошел бы почти никем из студентов не замеченный.

Между тем этот месяц заслуживает большего внимания. С этим месяцем связана судьба не одной сотни сейчас находящихся в Праге студентов.

Правда, немногие из них помнят январь 1921 года. Одни потому, что еще не знали о том, что происходило тогда в небольших комнатах Русского Лицея в Константинополе, другие потому, что не хотели этого знать.

Тем сильнее хочется вспомнить то, что уже прошло, но что все же никогда не следует забывать.

В январе 1921 года зародился в Константинополе Союз Русских Студентов.

Как сейчас помню первые сходки студентов на чужбине. Было тяжело смотреть на этих людей, приходивших с разных концов грязного международного вертепа в маленькую полутемную комнатушку Лицея, освещенную двумя-тремя стеариновыми свечами, после тяжелых, подчас унизительных дневных трудов, чтобы совместно с другими, себе подобными страдальцами, организовать студенческую семью, которой судьба дала возможность разрастись в один из самых мощных союзов студентов.

Сама жизнь выдвигала вопрос о создании подобного союза. Большинству, во всяком случае, из его учредителей было ясно, что вернувшееся бы при других обстоятельствах в свои высшие школы студенчество должно приложить и на чужбине максимум энергии и труда, чтобы найти более подходящие для своего звания и образования пути существования.

Таким образом, задачи и цели Союза говорили ясно, что он жизнеспособен.

Надо было только его поставить на правильные рельсы, а у власти — способных и энергичных людей.

И это сделало студенчество тогда, в январе 1921 года. Дело было начато решительно, смело.

Но не богат молодой Союз был числом своих членов — 40, 50 человек. Сперва неохотно, сказали бы мы, недоверчиво шли студенты в его ряды. Да и не удивительно: Бог знает, сколько различных союзов открывалось в то время в потерявшем уже давно свою поэтичность и сказочность Константинополе и также неожиданно умирали, с неизвестно куда скрывшимися учредителями вместе с общественной кассой. Но с течением времени и его ряды стали пополняться все новыми и новыми членами, пока общее их число не возросло до громадной цифры 1700 человек. <…>

Очень тяжело вспоминать о самой тяжелой, выпавшей на его долю, борьбе — за свое общественное бытие. Тяжело не потому, что и пишущему эти строки приходилось подолгу вместе с другими студентами простаивать у порогов кабинетов сильных мира сего, не потому, что нужно было всякий пустяк вымаливать чуть ли не именем Бога и не потому даже, что иногда приходилось выслушивать различные «ласки» вроде того, что «много вас тут всяких студентов», — а потому, что краска жгучего стыда выступает на щеках при воспоминании о тех «русских» людях, которые, «обремененные» своими делишками, увлеченные погоней за легкой наживой, борьбой за теплые места и поедаемые взаимной мелкопартийной грызней и дрязгами, — не замечали, как гибнет русская молодежь и как постепенно она опускается на вонючее дно Константинополя. <…>

Только два, заметьте себе, два, на весь русский Константинополь человека из среды общественных деятелей, сразу поняли свой долг по отношению к русской молодежи. Никогда студенчество не должно забывать их имена, как людей, которые первыми пошли к нему навстречу. Это были — чл[ен] Гл[авного] Ком[итета] В[сероссийского] З[емского] С[оюза]⁴ Г. П. Шпилевой⁵ и предс[едатель] Ком[итета] С[оюза] Г[ородов]⁶ П. П. Юренев⁷. Несколько позже к ним присоединила свой голос и поддержку А. В. Жекулина⁸. <…>

И вот, наконец, сделан крупный шаг в этом направлении, и студенчество находит тех, с кем давно оно рассталось — родную и близкую русскую профессуру. <…>

Как сейчас помню мою первую трогательную встречу все в том же кабинете Г. П. Шпилевого с проф. С. К. Гогелем⁹ и его первую фразу: «Наконец-то профессор нашел студента!» Но в тот вечер и студенты нашли своих учителей.

Потом встречи с проф. Н. Н. Салтыковым¹⁰, Н. Н. Алексеевым¹¹ и, наконец, с предс[едателем] Акад[емической] Гр[уппы]¹² проф. В. А. Юревичем¹³.

Тогда во весь рост был выдвинут вопрос о продолжении образования студентами. Сперва думали наладить школу в Константинополе, но при более близком знакомстве с обстановкой и принимая во внимание нулевое значение этого города в культурном отношении, пришлось скоро оставить подобную мысль и ограничиться открытием кратких повторительных общеобразовательных курсов. <…>

И вот зарождается мысль о возможности получить помощь от единственных друзей России — славян, и в частности, от наиболее культурной славянской страны — Чехии.

В это время ближе других к стоявшим к студенческим делам был проф. А. А. Копылов¹⁴, заведовавший курсами иностранных языков. Совместно с Правлением Союза он и осуществляет эту идею, отправляя в Прагу проф. А. С. Ломшакову¹⁵ соответствующее письмо.

Русская профессура и студенчество, показавшие всей разрозненной и ссорящейся эмигрантской Руси редкую в наши дни сплоченность и единение, доказали на деле, к чему может повести подобная дружная работа. Результаты ее мы можем без конца наблюдать здесь, в Праге.

Если велика заслуга проф. Копылова перед студенчеством, то как можно назвать заслугу перед будущей Россией того человека, который, получив указанное письмо, не спрятал его в карман, как принято делать в подобных случаях, а приложил колоссальные усилия воли и труда, чтобы добиться осуществления не только просимого в нем, но и значительно большего? Мы, во всяком случае, затрудняемся найти соответствующие наименования для подобного небывалого в современной эмигрантской жизни поступка этого человека.

И это был профессор Алексей Степанович Ломшаков.

Он с немногими из своих знакомых и друзей совершил чудо, давшее возможность многим сотням русских студентов продолжить свое образование в нормальных условиях жизни. <…>

Но вот мечта превратилась в действительность. Пришла, наконец, радостная весть: Чехия согласилась принять тысячу русских студентов. <…>

Благородный чешский народ исполнил свой долг, сделал то, что не сделал бы ни один другой народ — принял, обогрел и окружил симпатиями небольшой, но самый ценный и дорогой осколок будущей России — молодую интеллигенцию.

И если Москва — сердце славянства — всегда болезненно чутко отзывалась на все несчастия своих братьев, то Прага — голова славянства — не менее чутко отнеслась к горю сынов великой России. Маленькая Чехия, сильная своим духом, запечатлела на деле свои симпатии к нашей Родине.

Сейчас в Праге находится свыше 1600 студентов, которые почти все зачислены в высшие школы. Кажется, от них требуется одно — учиться.

Нам же кажется, что нет.

Мы бы хотели, чтобы студенчество всегда — и на лекциях, и за обедом, и на вечерах, в вихре танцев — всюду, где только возможно, вспоминало о других, о тех, кто остался продавать пончики и чистить обувь на мокрых, грязных и гнилых улицах Константинополя. Именно Константинополя, т. к. нигде в Европе нет худшего города, чем эта поистине международная яма. <…>

Им не деньги нужны. Им нужно то, чего вы и сами не так давно хотели — увидеть Золотую Прагу, где так ослепительно сверкают огни образования и культуры.

Они ведь надеются на вас и не должны они в этом быть обмануты.

Помните, что только славянский мир поймет ваши просьбы, ваше горе и ваши чаяния.

Однажды уже совершилось чудо.

Веруйте, что оно совершится вторично.

Только надо веровать искренно и пламенно, и ваша вера совершит это чудо.

Славянство не умерло, оно живет, т. к., хотя почти и перестало биться его могучее сердце, но живет его голова, его мудрый разум.

 

Павел Новгородцев¹⁶

 

Заветы Московского Университета

(Из речи на собрании профессоров и студентов 12/25 января 1922 года в Праге)

 

Давно уже Татьянин день, праздник Московского Университета, стал праздником просвещения для всей России, давно уже при имени Московского Университета сердце каждого русского согревается особой теплотой, особой нежностью.

Почему? Что сделало из этого именно университета общерусский центр? Почему в этот день мы обращаем к этому университету свои лучшие пожелания и связываем с ним свои лучшие воспоминания? Неужели только потому, что это старейший наш университет, связанный своим возникновением еще с памятью первого богатыря русского просвещения Ломоносова? Неужели потому, что в этом университете училось наибольшее число студентов, и что всего больше и до сих пор рассеяно их по лицу русской земли? <…>

И я думаю, что и слава, и значение Московского Университета объясняются тем, что за это время своего существования он успел выработать свои особые пути, свои заветы, что в нем создался особый дух, направлявший его просветительную деятельность. Что же это за дух и какие это заветы?

Первый завет, который мы воспринимали, вступая в Московский университет, заключался в том, что университет есть храм науки, это место торжественное и священное, что здесь не место ни для будничной суеты, ни для дешевых эффектов. <…>

Этот торжественный взгляд на университет и науку отражался и на всем отношении к жизни и к миру. Университет есть храм, но и мир есть храм, и человек призван в этом храме прежде всего к служению, к труду, а потом уже ко всему другому. Позднее стали говорить, что мир есть не храм, а мастерская. Конечно, в известном смысле мир есть и мастерская, но если бы он был только ею, если бы над человеком простирался не сияющий купол неба, а закоптелый свод мастерской, если бы человек был только работником, бессильным поднять сердце и взоры к небу, вечно прикованный к станку, к тачке, к земле, как бы мог удержаться он над бездной страданья и горя, которые по временам над ним нависают, которые разбивают иногда лучшие мечты? Откуда бы мог он взять свои надежды и силы в минуты уныния и отчаяния?

Но если университет есть храм и мир есть храм, то значит, задача университета — таков был наш третий завет — воспитать своих питомцев к служению в этом храме, сделать их людьми идеала, так чтобы они имели перед собой высшие цели, умели связывать настоящее с прошлым и будущим, умели понимать свой труд, свою жизнь, как долг, как обязанность. <…>

И, наконец, был в Московском Университете и еще один завет — он заключался в том, чтобы любить Россию, родину-мать, любить русскую культуру и русский народ. Университет, основанный в Москве, — в сердце России, всегда хотел стоять в центре русской жизни, быть прежде всего русским университетом, передовым носителем русской культуры. И это сознание он передавал своим питомцам. <…>

Помните, что учиться — это значит служить истине и искать истину, что это служение требует самого серьезного напряжения сил и величайшего уважения к знанию.

Помните, что мир есть не только мастерская, но и храм, и что жизнь ваша в нем есть служение, есть выполнение долга.

Помните, что вы должны быть не только людьми дела, но и людьми идеала.

И, наконец, помните, что ни при каких условиях вы не должны забывать вашу родину-мать, Россию.

И если вы примете все эти заветы в сердце свое, тогда обычный возглас наш, обращаемый в этот день к Московскому Университету — Vivat, crescat, floreat¹⁷! — раздастся со всей силой своего смысла и значения.

 

 

Сергей Гогель¹⁸

 

Чему может поучиться русская молодежь у чехов

 

Чешский народ оказывает широкое гостеприимство русской студенческой молодежи, он взял на себя все материальные расходы молодежи и раскрыл перед ней двери всех высших чешских учебных заведений.

Не сомневаюсь, что чувство благодарности останется у этих молодых людей на всю жизнь, что из прекрасных чешских школ они увезут обширные познания.

Но все же этого мало.

Надо, чтобы наши молодые люди вдумались в культуру чешского народа, в самый народ и в его государственный строй так, как он действует в жизни. Только тогда они увезут из Чехии настоящее богатство и при том именно то, которое им необходимо.

В чехах мы видим редкий для нас пример. Сохранив всю широту мысли, всю ласковость сердца, свойственные славянам, они сумели под игом немецким в течение нескольких столетий сковать себе железный настойчивый характер.

Они не только не утратили своей национальности, но в борьбе упорной, объединенной, добились равноправия с немцами еще гораздо ранее, чем случился развал австрийской империи; они заставили себя уважать, уважать свою культуру, взрощенную при столь неблагоприятных условиях. <…>

Здесь в Чехословакии национальное чувство пылает. Здесь помнят твердо и притом все каждого выдающегося чеха. Весь город, каждая улица, каждая площадь — это национальный музей, это чешский пантеон. А чешское славное сокольство, в котором плоть укрепляется только для того, чтобы бодр и ясен был дух, конечно, чешский национальный дух.

Вся страна, весь народ преисполнены этой любви к своему славному прошлому, ко всему своему. Прага не только столица, это гордость национальная и со всех концов страны везут детишек из народных школ посмотреть Прагу, чтобы каждый будущий гражданин чешский знал бы, что у него на родине есть чем ему гордиться, за что платить, а может быть, и умирать.

Неудивительно, что такой выкованный, сложившийся, одухотворенный любовью к родине народ создал себе и достойный его государственный строй — конституцию 29 февраля 1920 года¹⁹.

В нее стоит вдуматься, всмотреться, здесь все прочно, обдуманно и честно. Я именно говорю честно, и честность эта состоит в том, что в конституции нет слов, которые бы не осуществлялись в жизни. Это надо твердо запомнить тем, которые желают строить новое отечество. <…>

А выше начал честного демократизма, т. е. действительного равенства всех и господства действительного большинства в народе, пока человечество не придумало, от него не могли отказаться ни новая германская, ни новая польская конституции. Поэтому и слова первой статьи «Народ есть единственный источник государственной власти в Ч.-С. Р.» не украшение на фронтоне, а правда. <…>

Честный демократизм, особенно выгодно отличающий новый строй от прежнего, проявляется и в высшей степени бережном отношении к национальным меньшинствам. <…>

 

 

Б. Л.²⁰

 

Студенческое Общество Славянского Единения

Очерк

 

1921-й год будет несомненно знаменательной датой в жизни русского эмиграционного студенчества. В этом году большей части русского студенчества удалось вернуться к своим занятиям, столь жестоко прерванным в России. После долгих месяцев странствований, тяжелых разочарований, лишений и бедствий, — со всех уголков света, из далекой Африки, Бизерты и Туниса, из грязных переулков Галаты²¹, «беженских лагерей» — стало собираться русское студенчество на гостеприимный зов чехословацкого народа в центр Славянства, в Золотую Прагу. Многое было за это время пережито, многое передумано. Знойной ночью, в палатках, под рев шакалов — чуть ли не на краю Сахары, и во время мучительных и бесплодных поисков работы по узким улицам Константинополя, и в лагерях интернированных красноармейцев думало свою думу русское студенчество. Что случилось? Почему пришлось оставить родину? Почему погибла Россия? И что надо делать, чтобы спасти ее? Кто наши враги и кто наши друзья? И вот, в этот период тяжелой умственной работы, разочарований и коротких надежд пришло приглашение ехать в Чехословакию продолжать свое образование. Оно поразило всех. Почему маленькая Чехословакия приглашает русских студентов? Ведь есть же большая культурная Франция, могущественная Англия, Германия, где так много университетов, Италия и т. д. Почему же такую большую жертву несет молодая, сравнительно маленькая Чехословакия? И невольно пришел ответ:

Ведь там наши братья по крови — славяне!

Значит, не одни грубые материальные чувства, меркантильные выгоды — факторы, довлеющие в нашем мире. Есть еще братские узы духа и крови, есть еще в мире любовь.

Значит, с нами можно не только торговать, но можно нас и любить. И в эту тяжелую минуту, в минуту горести, когда познаются друзья и враги, мы почувствовали всю глубину оказываемой нам братьями-славянами помощи. <…>

Когда студенчеству по дороге в Чехословакию пришлось проезжать через ряд славянских стран, более чем когда-либо стало ясно, что много есть уз, связующих нас со славянством. У нас общий язык, общие обычаи, песни и нравы.

Увидя, как велико в славянских странах и особенно в Чехии национальное самосознание — как гордятся они тем, что они — славяне, и сколько мощи, сколько веры в будущее они вкладывают в эти слова, мы почувствовали себя среди братьев!

И вот после 14 ноября 1921 г. в Праге — когда улеглось первое волнение после приезда, инициативной группой студенчества был поднят вопрос о создании «Русского Славянского Общества».

И как была велика радость инициаторов, когда после совещания с рядом студентов, ранее живших в Праге, они узнали, что эта мысль уже не новая. Еще осенью 1919 года в Загребе происходил первый съезд Славянской молодежи, на котором присутствовали представители юго-славянской, чехословацкой и польской учащейся молодежи. <…>

Далее, в апреле месяце 1921 г. состоялась II конференция славянского студенчества, на которой присутствовали чехословаки, югославяне, русские, лужицкие сербы, карпатороссы и украинцы. <…>

11 декабря состоялось Инициативное Собрание, в котором участвовали представители чехословацкого, югославянского, русского, лужицко-сербского, польского, карпаторусского, галицкорусского и украинского студенчества, и на этом-то собрании и было образовано «Студенческое Общество Славянского Единения». <…>

В принятом уставе цели и задачи Общества определились таким образом:

1) Объединение студентов славян на почве великой идеи Всеславянского единения

2) Пропаганда идей Всеславянского единения

3) Подготовка деятельных, знающих и государственно мыслящих работников для дела всеславянского единения и строительства новой России, носительницы общеславянских идеалов

4) Изучение истории, культуры и национального быта славян <…>

Образованы комиссии лекционно-экскурсионная, театральная, редакционная, секция изучения и преподавания русской истории, литературы и языка. Цикл лекций по славянскому вопросу открыл проф. Вергун²². Обещаны лекции д-ра Крамаржа, проф. Францева²³, Ястребова²⁴ и прив[ат]-доц[ента] Панаса²⁵.

Наряду с этим устраиваются экскурсии по Праге, а в летнее время предполагается поездка в славянские страны, в глубь Чехии, в Карпатскую Русь.

Литературно-художественная комиссия обсуждает вопросы об издании ряда брошюр и журналов, посвященных идее Всеславянства, а также устройстве ряда вечеров, где предполагается возможно полно представить русскую музыку, пение и искусство. <…>

Только славяне, а не другие расы, зараженные материализмом в крайней его степени, поймут Россию и ее роль в историческом процессе всего мира. <…>

В близком единении с представителями других славянских народностей, в ряде культурных собеседований и споров, в разборе произведений русских и славянских писателей, во внимательном изучении истории и быта славян, мы, освобожденные от старых партийных шор, должны найти новое мировоззрение, то, которое помогло бы нам выйти на дорогу спасения и возрождения России.

С твердой верой в правоту своего дела, с искренним желанием выполнить все, что задумано, вступает русское студенчество на новый путь. <…>

 

 

Подготовка публикации и комментарии О. Репиной