Знаменитый дед

Михаил Федорович Шемякин родился 21 октября 1875 года в Москве. Его отец, Федор Михайлович, человек от искусства далекий, владел московской деревообделочной фабрикой, на которой среди прочего изготовлялась красочная жестяная упаковка для кондитерских изделий знаменитого производства Абрикосовых. Художественные способности Михаил Шемякин, вероятно, унаследовал от своего деда по отцовской линии — М. И. Шемякина, талантливого художника-самоучки.

А по материнской линии его дедом был сам Алексей Иванович Абрикосов, фабрикант и предприниматель, основавший «Фабрично-торговое товарищество А. И. Абрикосова сыновей», владелец кондитерских и чайных магазинов в Москве, Поставщик Двора Его Императорского Величества, потомственный почетный гражданин. Алексей Иванович много занимался не только коммерцией, но и благотворительностью, как и его жена, Агриппина Александровна Абрикосова, несмотря на то, что ей довелось стать матерью 22 детей и семейные дела составляли большую часть жизни. По ее завещанию 100 тысяч рублей были перечислены на устройство бесплатного родильного дома на 2-й Миусской улице в Москве.

Надо ли напоминать печальный факт, что семейная фабрика Абрикосовых в 1918 году была национализирована новой властью. По злой иронии, а вернее, вполне в соответствии с беззастенчивой большевистской логикой, предприятие Абрикосовых было переименовано в честь революционера азербайджанского происхождения П. А. Бабаева, а роддому А. А. Абрикосовой присвоено имя Н. К. Крупской (к счастью, в 1994 году справедливость хотя бы частично была восстановлена, и теперь по адресу 2-я Миусская, д. 1/10 расположен Городской родильный дом имени А. А. Абрикосовой).

Но, по-видимому, советская власть посчитала и это недостаточным.  В 20-е годы был уничтожен Ново-Алексеевский монастырь, а вместе с ним кладбище с захоронением четы Абрикосовых. На этом же кладбище находился семейный склеп фон Мекк с могилой Надежды Филаретовны, там же был погребен Илларион Михайлович Прянишников, замечательный художник, один из первых преподавателей Михаила Федоровича Шемякина в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.

В Третьяковской галерее хранится портрет А. И. Абрикосова, созданный его внуком Михаилом. О том, как была воспринята эта художественная работа Алексеем Ивановичем, о его весьма необычном «деловом» отзыве о портрете в своих воспоминаниях рассказывает сын М. Ф. Шемякина Михаил Михайлович Шемякин¹:

Когда Михаил Федорович решил написать портрет своего деда, Абрикосов согласился, но спросил, сколько часов ему нужно сидеть, позируя. «Двадцать». «Хорошо, но ни часу больше». Когда портрет был окончен, Абрикосов встал, взял правой рукой со стола аршин и медленно, заложив левую руку за спину, подошел к зеркалу и измерил аршином свою голову, от макушки до конца седой окладистой бороды. Потом подошел к портрету и, измерив соответствующую его часть, сказал: «Молодец, Миша. Точь-в-точь».

Еще более практический взгляд на искусство и художественную деятельность внука имела «бабка» художника Агриппина Александровна. Как-то Алексей Иванович Абрикосов узнал из газет, что на выставке ученических работ, устроенной в Училище живописи, ваяния и зодчества, одну из картин его внука приобрел сам генерал-губернатор.

Бабка Агриппина Александровна тоже поехала на выставку, желая купить и себе что-нибудь из Мишиных работ. Непроданным оставался лишь написанный в серебристых тонах этюд «Балкон зимой». Бабушке картина не понравилась: «Эта? Да она — белая, некрашеная! Нет! Я не возьму. Только рамку портить! Поехали домой».

После прохождения домашнего курса обучения Михаил Федорович поступил в 4-ю московскую гимназию, располагавшуюся первоначально в доме Пашкова на Воздвиженке, а затем, после того как здание было отдано Румянцевскому музею, — в знаменитом доме князей Трубецких на Покровке. Среди известных учащихся гимназии можно назвать театрального режиссера, музыканта и художника Н. Н. Евреинова, создателя аэродинамики и аэромеханики Н. Е. Жуковского, мецената С. Т. Морозова, крупного филолога-лингвиста А. А. Шахматова. Но несмотря на прославленные традиции 4-й гимназии, в которую принято было отдавать детей из интеллигентных купеческих семей, учеба в ней не доставляла Михаилу Шемякину никакой радости, а «чиновничья бездушная дисциплина, державшая в страхе», вызывала ненависть. Светлые воспоминания были связаны только с учителем рисования Александром Родионовичем Артемьевым и, как ни странно, с надзирателем Кузьмой Ивановичем и швейцаром Петром.

Первые учителя

Осенью 1893 года Шемякин успешно сдал конкурсный экзамен в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Его подготовкой занимался ученик В. Г. Перова В. И. Ачуев.

Помню, как до поступления моего в Училище ваяния и зодчества моя мать повела меня к директору Училища Евграфу Семеновичу Сорокину, который приходился ей дальним родственником, чтобы посоветоваться с ним о моих способностях к изобразительному искусству.

Е. С. Сорокин жил в здании Училища. <…> Он ласково подозвал меня к себе и внимательно стал рассматривать мои работы, рисунки и живопись. «Способности, несомненно, есть, — обратился он к моей матери и, положив мне на плечо широченную руку, сказал строго: «А трудиться будешь? Будешь трудиться? Труд и в искусстве прежде всего!» Я прошептал: «Буду».

О Е. С. Сорокине ходили легенды, что он умел поправить ученический рисунок одной линией — по контуру. Среди первых учителей Шемякина были также выдающиеся художники И. М. Прянишников, В. Д. Поленов, А. Е. Архипов, К. А. Савицкий, Л. О. Пастернак.

В Училище преподавал и старший брат Константина Коровина Сергей Алексеевич Коровин, «высокий, худощавый цыганского типа брюнет, с желтым смуглым лицом и с золотыми искрами в глазах», художник совершенно иной творческой манеры, более близкой к передвижникам. Его «реалистический» метод преподавания Шемякин очень ценил, хотя и получал за свои рисунки «последние номера» и даже оставался на второй год, чем был очень доволен, потому что на второй год ему удавалось получать за свои работы и «первые номера»².

Обучение у С. А. Коровина начиналось с копирования литографий. Затем выполнялись рисунки с черепа или гипсового барельефа. Когда Шемякину однажды досталось рисование с черепа, он слишком увлекся черной полированной подставкой, на которой стоял череп, и пружинками, скрепляющими ее, и вырисовал все эти аксессуары детально и отточенно, однако учитель не рассердился, а, «улыбнувшись через усы, стал критиковать ласково и советовал рисовать, как он выразился, „в общем“».

Раннее творчество Михаила Шемякина отмечено несомненным влиянием русского «реалистического» искусства. Прекрасной живописной школой для Шемякина стали уроки Иллариона Михайловича Прянишникова, талантливейшего художника, одного из основателей товарищества передвижников.

Однажды Шемякину пришлось писать этюд — голову девочки, склоненную на белую подушку.

Задача была исключительно нежной и скромной по цвету, а у меня на палитре был, кажется, весь набор красок из художественного магазина Брокмана. Грубоватым голосом, акцентируя на «о» по-чистяковски, он велел «убрать» все краски с палитры, и оставить только белила, охру светлую, жженую сиену и черную жженую кость, и дать кисть пошире. Я был поражен и с жалостью и любопытством исполнил его требование. Я стал свидетелем чуда — Илларион Михайлович в течение какого-нибудь получаса, увлеченный работой, лепил нежной светотенью, строя ракурс формы светоцветом, передавая широким мазком тончайшие черты лица ребенка до психологического сходства. Я стоял зачарованный. Он молча передал мне палитру и кисть и молча, спокойно и важно отошел, попыхивая папиросой через золотистые длинные волосы усов.

От Василия Дмитриевича Поленова Шемякин усвоил главные художественные принципы: «Рисунок — это живопись карандашом», «Живопись — это рисунок кистью». А за успехи в обучении даже удостоен был чести приветствовать Поленова в день его юбилея, получив от самого художника в подарок один из этюдов палестинской серии, изображавший юношу в белой ермолке на фоне голубого неба.

В мастерской Серова и Коровина

Завершил свое образование в училище живописи Михаил Шемякин в 1899 году в мастерской В. А. Серова и К. А. Коровина. Влияние Серова на молодого художника было громадным. Лаконизм и в то же время изящество графических работ учителя, возможно, уже тогда определили будущий стиль ученика и его уникальный импрессионистический минимализм.

Все занимавшиеся в мастерской Серова должны были писать портрет натурщицы Веры Ивановны Калашниковой (вспомним «Натурщицу, снимающую туфлю» самого Серова). И для этого необходимо было пользоваться лишь тремя красками: светлой охрой, белилами и жженой костью, которыми нужно было передать разнообразные телесные оттенки. Особенным талантом использовать эти три цвета обладали три ученика: Мартирос Сарьян, Владимир Половинкин и Михаил Шемякин.

Тут я заслужил от К. Коровина на ухо: «Рафаэль!», но Серов услышал (он стоял рядом) и с сердитым лицом отошел. <…> После замечания Коровина я признал сам, что рисунок исключительно тонкий, а это всегда являлось моей целью (когда рисунок или живопись были «лучше», «вернее» натуры). Я работал над этим этюдом еще месяц. И все же я довел его до конца, но совершенно по-новому. Я понес Серову показывать этюд. Серов взглянул и сказал только одно слово: «Хорошо». И добавил, глядя в упор на меня, и зло, и одобряюще: «А все-таки не то, что было».

По мнению И. Грабаря, в портрете натурщицы, выполненном Шемякиным, особенно хорошо виден метод Серова.

Скамьи в классе располагались амфитеатром по кругу перед моделью, за одной из парт всегда сидел Серов, участвуя в общей работе, так же тщательно работая над рисунком, как и остальные, делая исправления или стирая неудачные линии. Необычайное трудолюбие Серова, стремление довести каждую работу до совершенства и несомненный педагогический талант отмечали многие его современники.

Когда вошел в класс Серов, то мы почувствовали, что в Училище все изменилось, хотя он и вошел молча, глядя исподлобья, развалистой походкой тяжелого тела, низкий, с большой белокурой головой, с тяжелыми красивыми формами и чертам лба и носа Зевса. Он как-то принужденно раскланивался по сторонам. Видно, он был сконфужен своей ролью профессора. Директор кн. Львов стоял в дверях. Серов движением руки как бы просил оставаться всех за мольбертами.

<…>

Серов обошел всех и делал короткие замечания: «сыро», «мыльно», «не бликуйте», «а где же форма?», или: «хорошо», «похоже», и эти слова, как пули, попадали прямо в цель, и ученик, может быть в первый раз, увидел себя с верной правдивой ясностью, с плохой или хорошей стороны.

Кроме преподавателей-художников Московское училище живописи, ваяния и зодчества славилось и замечательными педагогами по другим дисциплинам. Там вели свои курсы профессора Московского университета: историки В. О. Ключевский, Д. М. Петрушевский и Р. Ю. Виппер, искусствовед В. Е. Гиацинтов.

Каждый год в училище устраивались выставки, на которых ученики показывали свои лучшие работы, какие-то из них даже выставлялись на продажу. Среди гостей можно было увидеть московского губернатора, известных художественных критиков, а также меценатов, в числе которых неизменно появлялся П. М. Третьяков.

Школа Ашбе

После окончания училища Шемякин едет в Мюнхен к знаменитому Антону Ашбе³, одному из самых выдающихся европейских преподавателей живописи конца XIX — начала XX века, с которым занимается рисунком в течение двух лет. Шемякин был не единственным русским художником, учившимся у Ашбе. В Мюнхен приезжали М. В. Добужинский, И. Э. Грабарь, В. Кандинский, И. Я. Билибин.

Методика обучения концептуально была очень проста и заключалась в построении формы любого предмета с помощью простых геометрических форм. В русской художественной школе похожий метод в преподавании использовал П. П. Чистяков (учитель В. Э. Борисова-Мусатова, В. М. Васнецова, М. А. Врубеля, В. Д. Поленова, И. Е. Репина, В. А. Серова). По воспоминаниям М. Добужинского, «Ашбе заставлял смотреть на голову, как на шар, из которого выступают и в который вдавливаются отдельные части лица — „маски“, и учил светотень распределять на рисунке головы соответственно распределениям силы теней и рефлексов на шаре. При этом, анализируя форму человеческой головы, Ашбе трактовал ее как многогранник <…> геометричность заключала в себе уже зачатки будущего кубизма (хотя это слово еще не произносилось). Я помню в школе работы некоторых учеников, рисовавших одними прямыми линиями, — подобие будущих кубических рисунков».

Здесь как раз уместно вспомнить характеристику, которую позже Михаилу Шемякину дал Маяковский, весьма ценивший его талант: «Вы реалист-импрессионист-кубист».

В музеях Мюнхена Шемякин делает копии известных картин, в частности «Юного испанца» Веласкеса. Среди созданных в мастерской Ашбе одним из лучших рисунков Шемякина был «Католический монах» (1901—1902). Эта замечательная работа едва не оказалась в личном собрании Ф. И. Шаляпина. Однажды, придя в гости к художнику и заметив рисунок на стене, Шаляпин весьма похоже повторил выражение лица персонажа и воскликнул: «Здорово!», едва не получив за это сам рисунок в подарок. И, надо сказать, повел себя умно и деликатно, отказавшись от роскошного подарка и попросив оставить эту «кавказскую манеру» дарить гостю все, что ему понравится в доме хозяина.

Обучение у Ашбе было настолько плодотворным, что Шемякин, вернувшись в Россию, решил продолжать учебу. В 1902 году он обратился в дирекцию московского училища с просьбой разрешить ему заниматься в мастерской Серова и Коровина. Сохранилось очень доброжелательное письмо Серова Шемякину, в котором он сообщает о своем согласии:

Многоуважаемый Михаил Федорович!

<…>

Никто ничего не имеет против поступления Вашего опять в Училище — наоборот, очень рады, но жаль, что Вы не подали прошения в срок (в августе), и теперь, оказывается, разрешить Вам быть в школе, т. е. вступить в нее среди учебного года, может лишь… один государь, как утвердитель устава, — ни больше ни меньше, — на высочайшее имя которого Вам нужно подать прошение… Продлится эта история (по словам князя) недели полторы, а пока попробуйте, т<ак> сказать, ходить в класс, негласным образом.

В. Серов

Прекрасным итогом трехлетней работы в мастерской Серова можно считать портрет солистки Большого театра Н. В. Салиной, за который Шемякин был удостоен первой премии на конкурсе Московского общества любителей художеств в 1905 году.

Шемякин и Чехия

Еще учась в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, Шемякин познакомился там с талантливой Людмилой Гржимали, дочерью известнейшего музыканта и скрипача, преподавателя Московской консерватории Ивана Гржимали, чеха по национальности. В 1900 году они поженились и долгие годы жили в квартире Ивана Войтеховича, прямо в здании консерватории. В 1905 году у них родился сын Федор, в будущем ученый-химик, профессор, доктор химических наук, заведующий кафедрой аналитической химии в Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова, а в 1908 году — сын Михаил, позднее ставший художником.

Так начался период знакомства и общения Михаила Федоровича с известными русскими музыкантами, посещавшими дом Гржимали: С. В. Рахманиновым, А. Н. Скрябиным, К. Н. Игумновым, А. Б. Гольденвейзером, С. И. Танеевым, Ф. И. Шаляпиным, А. В. Неждановой.

Ежегодно (с 1907 года по 1915-й) вся семья ездила в Чехию, где талант художника ценили очень высоко и в 1908 году избрали почетным членом объединения Spolek výtvarných umělců Mánes, а в 1912 году организовали выставку русского импрессиониста. До революции это же общество устраивало немало выставок художников из России, в частности, Н. Рериха и мирискусников, после революции — выставки Б. Григорьева, И. Е. Репина.

Кроме двух портретов Ивана Гржимали Шемякин создает портреты и других чешских музыкантов — скрипача Яна Кубелика и композитора Оскара Недбала, а также картину «Чешский квартет», на которой изображены К. Гофман, И. Сук, Г. Виган и И. Герольд. Портрет Франтишека Ондржичка был написан в 1910 году, когда скрипач приехал из Чехии в Россию на гастроли.

На прекрасном портрете «Дама в светлом» (1909) художник запечатлел Анну (Анду) Ивановну Гржимали-Егорову, сестру своей жены, супругу известного математика, профессора Д. Ф. Егорова. Как и Людмила, Анна была очень талантливым музыкантом и занималась вокалом в Московской консерватории в классе В. М. Зарудной. Кроме того, прекрасно переводила поэзию: ей принадлежат переводы на русский язык стихов Ярослава Врхлицкого, с которым Шемякин встречался во время поездки в Чехию в 1907 году и чей портрет можно признать одним из его лучших художественных достижений. Семидесятилетний поэт бы очень экспансивным человеком и не мог подолгу позировать, бесконечно вскакивал и бросался к окну, то завидев на крыше дома напротив трубочиста, то что-то еще на улице, потом возвращался на место, но всякий раз садился совершенно в другой позе. В результате у Шемякина оказалось 16 вариантов портрета.

Именно за эту работу в 1908 году Шемякин был избран в члены Товарищества передвижных художественных выставок, куда годом раньше его рекомендовал И. Е. Репин. А 2 февраля 1909 года И. Е. Репин дарит Михаилу Федоровичу свою фотографию с инскриптом: «Огненному художнику, истинному темпераменту, хватающему жизнь лиц-звезд с небес». Об «огненном» таланте и темпераменте Шемякина Репин еще раз упомянет в письме Шемякину, отправленном из «Пенатов» 6 августа 1913 года:

Дорогой Михаил Федорович.

<…> Вы знаете, как Вы мне симпатичны и как я Вас давно люблю как художника. С самых первых дебютов Ваших у нас, на Передвижных выставках, я не переставал интересоваться Вашими трудами. Особенно первые вещи очаровывали меня: я еще не знал Вас — говорили, что это Шемякин, ученик Серова... С тех пор сделаны Вами большие эволюции в размахе Вашего темперамента; иногда они озадачивали меня — признаюсь, до непонимания Вас, до неприятного страдания, необъяснимого в искусстве... Но все же, что бы Вы ни выставили, во всем несомненный признак большого таланта, который огнем горит, и пламя его колеблется ветром, иногда даже сильным и беспощадным сквозняком; и раздувает его энергичные языки в страшные фигуры и все же это огонь, огонь темперамента истинного художника...

Ваш Ил. Репин.

Художник-педагог

С 1913 года Михаил Шемякин, создав собственную студию, начал серьезную педагогическую работу. До 1917 года преподавал рисунок в школе С. Ю. Жуковского, а с 1917-го — в Строгановском художественно-промышленном училище. С 1918 года он профессор первых Свободных государственных мастерских, Вхутемаса и Вхутеина. В 1920—1929 гг. участвовал в организации в Москве рабфака искусств (занимал должность заведующего изоотделением и преподавателя рисунка и живописи). С 1929 по 1934 год — доцент Московского высшего инженерно-строительного училища, Московского института инженеров транспорта и Военно-инженерной академии РККА. С 1934 года преподавал в Московском полиграфическом институте, затем в Художественном институте вместе с И. Э. Грабарем, С. В. Герасимовым и Б. В. Иогансоном.

Во время войны в эвакуации в Ташкенте заведовал кафедрой рисунка в Московском архитектурном институте. Вернулся в Москву в 1943 году, преподавал в Московском государственном художественном институте.

Умер Михаил Федорович Шемякин 2 декабря 1944 года после тяжелой болезни.

Несмотря на то, что в мае 1938 года в выставочном зале на Кузнецком мосту состоялась персональная выставка Михаила Шемякина, можно сказать, что при советской власти его работы не были особенно востребованы: сюжеты его картин почти не «отражали» советскую действительность и не превозносили «успехи» индустриализации и коллективизации. Михаил Федорович Шемякин имел свой удивительный импрессионистический почерк. И одной из особенностей его художественного стиля нужно признать совершенное чувство вкуса и меры. Это можно отнести не только к его уникальному таланту эффективно использовать минимум цвета, но и к умению виртуозно минимальными средствами находить точные живописные решения. Он очень любил чистый холст, когда тот «еще не испорчен красками», и самое начало работы, когда на полотно наносится только самое необходимое. Оттого, быть может, многие картины его кажутся как будто не до конца завершенными. Сын художника рассказывает о том, как рождались картины его отца:

Михаил Федорович так начинал работу: углем или кистью динамично обозначал напряженные основные направления, строящие композицию. Внутри холста как бы появлялось пространство, постепенно вырисовывались все более оживавшие формы; они обогащались цветом, детали органически возникали из больших, главных форм. Его произведениям присуща четко построенная композиция, где нет ничего случайного. В картине, по определению самого художника, все должно быть подчинено трем неразрывно связанным в единое целое элементам — композиции, конструкции и характеру…

Рисуйте так, как стреляет снайпер: ни одной линии, ни одного мазка мимо цели, — завещал Шемякин своим ученикам.

Недавно в одном из лучших московских музеев — Музее русского импрессионизма — прошла выставка «Михаил Шемякин. Совсем другой художник», первая ретроспектива его работ за последние 40 лет. Приятный и неожиданный эффект на выставке произвел едва уловимый горьковатый цветочный аромат. Аромат живых гиацинтов, которые поместили в одном из выставочных залов и которые так любил Михаил Федорович Шемякин.

Литература:

Агеева М. В. «Огненный художник» // «Проблемы изучения и репрезентации художественного наследия в региональных музеях». Екатеринбург, 2006.

Борановский В. И., Хлебникова И. Б. Антон Ажбе и художники России. М., 2001.
«Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников» Л., 1971

Добужинский М. В. Воспоминания. М., 1987

Молева Н. М., Белютин Э. М. Школа Антона Ашбе. М., 1958.

Репин И. Е. Художественное наследство в 2 тт. М., 1949

Шемякин М. Ф. Воспоминания: К 100-летнему юбилею Московского училища живописи, ваяния и зодчества. 1845-1945 // Панорама искусств. 12. М., 1989.

Шемякин М. Ф. Мои учителя // Юный художник. 1939. № 7.

Шемякин М. М. Михаил Федорович Шемякин. Л., 1980.