— слова из стихотворения (песни) Владимира Платоненко. А музы молчат? Или что-то говорят сейчас, еле слышно?..
Мы собрались в квартире, где сесть было почти некуда. Когда стемнело, получилось — почти при свечах....
Как всегда, кто-то опоздал, кто-то пришел раньше — в общем, шла обычная неразбериха. Но в этой неразберихе вдруг зазвучали прекрасные песни, стихи — и снова был слышен голос отважной «Музы Непокорных»!
Честно говоря, в этом году мы даже не планировали ее проводить. Уже и обычные сроки прошли — начало мая... А сколько нас отговаривали, когда мы все-таки решились! Но мы загорелись, и нас было уже не остановить...
Так получилось — некоторые из нас разными путями пришли из научной среды. Вот у Владимира Платоненко отец много лет преподавал физику в МГУ. А сегодня Владимир поет — на русском и украинском:
Музи й гармати
Як вже музи мовчать,
значить, йдуть десь бої.
Музи ждуть на свiй час,
бо вiйна — час не їх.
Та снаги в вiйн нема
вiсь свiт вiчно палить.
Час спливає гармат,
наступає час слiв.
I лунають слова —
в них — героям хвала.
I спiвак вже спiва
про колишнi дiла.
I, наслухавшись слiв,
часом мрiє слухач
ище запалить,
палахкотить нехай!
<…>
I вже новi бiйцi
йдуть на нову вiйну,
шоб завершити цикл,
шоби коло замкнуть.
I метал, гуркоча,
прагне ворога вбить.
Ну, а музи мовчать.
До майбутнiй доби.
Оля Терещенко
Без сознания
Вспышка! Я точка мысли.
Космос велик, а я в нем
Замысел чей-то явный,
И отголосок смысла:
Матрица, клетки, числа.
<…>
Кажется, там, где была я недавно, меня называли ребенком.
Нет, я еще играю!
Шаг и вернусь обратно...
Образы папы, брата...
Да, я стою у края,
Но дети не умирают.
И не закончено дело, и надо остаться, наладить порядок.
Эти ненужные страшные вещи накроем тетрадным листом,
Пусть их не трогают птицы и добрые люди, ах, кстати, о людях.
Есть же, я помню, такие, которые все это знали и так.
Здесь разместятся любовь, сострадание, радость, познание, надежда...
<…>
Это искусство любить...
Тонкие детские пальцы
Держат небесные пяльцы,
Но истончается нить...
— Мама, мне хочется пить.
Александр Мысленков
Двадцать третье. Рассвет. Воскресенье.
Этот долгий кровавый рассвет
Утверждает, что нет нам спасенья,
И прощения тоже нам нет.
Мы одни тут во всем виноваты.
Самый страшный — наш собственный суд.
Никакие рассветы, закаты
Не помогут нам и не спасут.
И как воск оплывает решенье
Отказаться от всяческих прав.
Двадцать третье. Рассвет. Воскресенье.
Слишком долог рассвет и кровав.
И еще его стихотворение — талантливые вариации на тему Бродского, «Дорога к Лабиринту» — публикация которого еще, верим, когда-нибудь впереди....
А вот и мои воспоминания — я готовлю документальную книгу «Встречи». Она, конечно, о Сергее Мохнаткине. Ну, и о нашем фестивале там тоже будет немного…
«Тогда (весна 2019) опять проходила наша замечательная „Муза“. И у нас, участников, родилась мысль: почему бы нам не выпустить сборник, почему бы не опубликоваться. Мы стали собирать деньги и готовить материалы к изданию. Но кроме денег надо было и тексты подобрать. А я, конечно, хотела расширить круг наших авторов за счет известных людей. Я хотела, чтобы одним из них стал, возможно, Сергей. И вот я позвонила ему. Я звонила ему из „Некрасовки“ — это, кстати, тоже недалеко от Бауманки. (Многие события нашей жизни связаны именно с этим районом, он мне очень нравится). И вот я позвонила ему и сказала: „Не хотите ли принять участие в сборнике?“ — ну и так далее. И он сказал: „Хорошо. Да, возможно“…»
В этом году наша «Муза» проходила 4 августа. А в это время уже произошел обмен пленными. Я переписывалась с некоторыми политзеками, в частности с Владимиром Кара-Мурзой. И тоже хотелось радоваться. Но почему-то на просторах Интернета ничто не задело меня в те дни так, как одно стихотворение — Лены Берсон...
Все в курсе, что ты перепуган и хрупок,
Что в памяти держишь, как в слабой горсти,
Моленье о чаше и список покупок,
И выкрик на лестнице: «Хлеб захвати».
Все эти, о ком ты тревожился, или
Все те, за кого не боялся, дурак,
Глядят на тебя, будто ты не всесилен.
А это не так.
Почему-то не хотелось присоединяться к общей волне понятной тогда радости, к рассуждениям, кто что из отпущенных сказал... Как-то тревожно было по-прежнему. И лишь день спустя после «Музы» стало широко известно о гибели Павла Кушнира…
Утром я качаю пресс. Я качаю его меньше 10 минут. Интервью Павла также меньше 10 минут. Слышу слова ведущего: «Музыканту тоже необходима предварительная черновая работа, это все равно что качать пресс»…
Что это было — простое совпадение? Да. Но хочется думать, что… Бог есть. И он все видит и слышит...
Пресс, пресса, прессовать, пресс-хата....
После которой человек не выжил. Погиб. И его больше нет…
А Музы молчат.
Нет, их голос слышен. И вот звучит Рахманинов — изгнанник, эмигрант. А вот знакомый с детства Моцарт, также в исполнении Павла Кушнира, в столь быстром темпе, что кажется: исполнитель чувствовал — ему не дадут допеть, доиграть, договорить... Жизнь окажется слишком короткой...
Короткой… Да, короткой. Лишь миг — и человека нет….
Но надо верить — просто верить, что голос Муз не заглушат пушки — и этот голос переживет века.
