Случается, что люди, которым самой судьбой было предназначено творить и радовать зрителей, идут к этому путем непрямым, отвлекаясь на рутину повседневных дел. Именно это произошло с Ладиславом Смоляком, и ему потребовались годы и немалое упорство, чтобы стать тем, кого так полюбили зрители. Он смог реализовать планы и мечты в театре и кинематографе, его спектакли и фильмы, персонажи и роли — национальное достояние чешского народа. О нем помнят, его произведения живут, и люди смотрят их, улыбаясь.

Хочу быть режиссером!

Ладислав Смоляк родился 9 декабря 1931 года в Праге в семье портного и работницы шоколадной фабрики. Казалось бы, среда не слишком способствовала увлечению театром. Однако уже в школьные годы он сыграл в двух постановках драматического кружка своей гимназии в пражском районе Михле, а начиная с 1951 года как актер и режиссер сотрудничал с Драматическим отделом Чехословацкой гуситской церкви.

По окончании гимназии в 1952 году Смоляк без малейшего колебания подал документы на отделение режиссуры DAMU, но принят не был. Формулировка отказа звучала жестко: «Недостаток воображения и понимания глубины художественного замысла». Неудачная попытка не отвратила его ни от учебы (он поступает в Педагогический университет, причем выбирает довольно неожиданную специализацию — математика и физика), ни от театра: все годы в университете Смоляк был режиссером-постановщиком и актером драматического кружка. Там он познакомился с будущими коллегами и друзьями Зденеком Свераком и Милонем Чепелкой, поступившими несколькими годами позже.

Во время учебы и после получения диплома в 1957 году Смоляк работал ассистентом на факультете технической и ядерной физики Карлова университета, затем полностью посвятил себя преподаванию в школе: в 1960—1961 гг. в Брандисе-над-Лабем был учителем в средней школе, а потом в вечерней для работников машиностроительного и литейного заводов. Работа учителя оказалась не такой уж далекой от сферы его основных интересов. «В преподавании, — утверждал Смоляк, — мне понравилось то же, что и в театре: общение с людьми, радость, когда делишься с кем-то своими переживаниями и знаниями. Если вы кого-то учили, то не можете с этим не согласиться. Преподавание во многом сродни актерскому мастерству. Перед вами группа людей, и вам нужно сделать так, чтобы они не спускали с вас глаз. Мне казалось важным, чтобы не было ни одного ученика, на меня не смотрящего. Но, конечно, одним стуком указки по столу этого не добиться. Важно не просто пересказать содержание материала, но сделать это в занимательной форме».

Любитель или профессионал?

Может сложиться впечатление, что во время работы в Брандисе-над-Лабем Ладислав Смоляк уже отказался от мечты стать режиссером, но все было как раз наоборот: «…Во всех школах, где я учился или преподавал, я создавал драматические кружки. У меня играли Милонь Чепелка, Зденек Сверак и Антонин Гардт». Со своими учениками он поставил современную сказку-фантазию Людвика Ашкенази «Украденный месяц», с которой коллектив выиграл ежегодный конкурс экспериментальных театров Šrámkův Písek, а затем стал участником и победителем международного фестиваля любительских театров Jiráskov Hronov.

С этого спектакля началась творческая карьера Ладислава Смоляка. Постановку отметил писатель, драматург, авторитетный критик и редактор ежемесячника Literární noviny Милан Шульц. Он и предложил режиссеру-любителю повторить инсценировку на сцене пражского театра Semafor уже с профессиональными артистами. Премьера «Украденного месяца» в постановке Ладислава Смоляка и Йиржи Брожека состоялась 2 апреля 1960 года. Йиржи Сухи и Йиржи Шлитр написали к ней песни, в том числе «Арию Месяца», ставшую хитом.

В книге «Моим зрителям» (Mým divákům) Смоляк вспоминает тот первый опыт: «Ашкенази, посмотрев постановку, сказал: „Ну, для школьной сцены это сойдет, но тут нам эта чепуха не нужна“. Он полагал, что все это и рядом не лежало с настоящим театром. И был прав. Я ставил пьесу для детей, в репертуаре она продержалась всего год. Все равно для меня это был успех! К тому же я познакомился с Сухим и мог ходить в театр бесплатно. Наш спектакль показывали в основном днем, а я оставался на вечернее представление, смотрел, разговаривал после спектакля с актерами. Стал там завсегдатаем, но скромно держался позади, на балконе». Исследователи творчества Ладислава Смоляка полагают, что восхищение основателями, труппой и постановками театра Semafor впоследствии нашли отражение и в его драматургии, и в режиссуре в Театре Яры Цимрмана.

Между школой, прессой и театром

Параллельно с учительством и руководством театральными кружками Ладислав Смоляк сотрудничал с рядом периодических изданий как внештатный корреспондент и редактор. Он писал рецензии на фильмы, телевизионные программы и театральные постановки для журналов Kultura и Kulturní tvorba, а с 1961 по 1963 год был редактором раздела «Культура» в журнале Mladý svět и стал инициатором конкурса «Золотая глотка», который впоследствии был переименован и по сей день известен как «Золотой соловей». В 1963 году Смоляк принял предложенное ему место редактора в издательстве Mladá fronta, где работал до 1975 года.

После приглашения в Semafor вторым и самым значимым моментом в театральной карьере Смоляка стало участие в учреждении Театра Яры Цимрмана (DJC). На встречу основателей его привели друзья Зденек Сверак и Милонь Чепелка, заручившись согласием Йиржи Шебанека. По воспоминаниям Сверака, Ладислав большого энтузиазма не проявил — не поверил в успех начинания. Но постепенно втянулся, стал самым активным автором, а после ухода в 1969 году из театра Шебанека и Филипповой они с Свераком стали его ведущими фигурами.

Прежде чем перейти к рассказу о DJC, где многие годы шло профессиональное становление Ладислава Смоляка как драматурга, постановщика и актера, следует упомянуть, что писал и режиссировал он и в других театрах. Вместе со Свераком были написаны для детей Lochneska («Лохнесское чудовище»), которая была показана в Южноморавском театре в 1966 году, и Hrachová polévka z pytlíku («Гороховый суп из пакетика»), поставленная в 1977 году пражском Театре ABC самим Смоляком. Продолжилось и его сотрудничество с театром Semafor, где он режиссировал рождественское музыкальное шоу Purpura na plotně (1994), музыкальную комедию Víkend s Krausovou (1995), V hlavní roli písnička (1995). В том же году в театре Na tahu Смоляк сыграл в пьесе Вацлава Гавела «Опера нищих» и получил премию Dřevěný Andrej за роль Мэкхита, а несколько лет спустя для театра Na zábradlí написал пьесу Malý Říjen (1999).

В конце 1990-х гг. Смоляк создал собственную театральную студию, которую без лишней скромности назвал Studio Láďa Ladislava Smoljaka (известна сейчас как Studio Lad’a), допустил на сцену женщин и попытался отойти от стиля DJC. В 1998 году там состоялась премьера авторской пьесы Hymna aneb Urfidlovačka — эксцентричная музыкальная постановка о происхождении чешского национального гимна.

Театр Яры Цимрмана

У Театра Яры Цимрмана была предыстория. В 1965 году Зденек Сверак и Йиржи Шебанек запустили на радио сериальное шоу — то, что сейчас бы мы назвали подкастом. Новая программа из жизни заведения Nealkoholická vinárna «U Pavouka» — вымышленного безалкогольного винного бара «У Паука» — была совершенно новаторской. Благодаря неизменной серьезности, с которой ее авторы вели свои «репортажи», им долгое время удавалась сохранять у слушателей иллюзию реальности происходящих событий, будь то выступление в баре пловчих-синхронисток, появление там конструктора боевой повозки Яна Жижки или интервью с шеф-поваром на несуществующей кухне. В этом радиошоу 16 сентября 1966 года впервые появился новый персонаж — Яра Цимрман.

Театр был основан в октябре того же года, его эксцентрично-комедийная труппа следовала традициям любительских театральных коллективов. В книге «Прославивший себя Театр Яры Цимрмана» (Divadlo Járy Cimrmana: divadlo, které se proslavilo) Ладислав Смоляк вспоминал об этом так: «Чепелка напился и заявил, что купит занавес, а мы — Зденек Сверак, Йиржи Шебанек и я — что готовы написать по пьеске». Что и было сделано даже быстрее, чем ныне известный писатель, сценарист, певец и актер Милонь Чепелка успел приобрести занавес.

В состав труппы входили исключительно мужчины, ни один из которых не имел актерского образования. Единственной дамой, связанной с театром, была Гелена Филиппова — известный режиссер, автор радиопьес и соосновательница театров Semafor и Na zábradlí. Собственно, без ее участия и финансовой поддержки сценической площадки не было бы.

Назвать театр именем несуществующего человека было идеей Йиржи Шебанека. Он довольно цинично объяснил это тем, что лучше пусть недовольство зрителя обрушится на придуманного ими Яру, чем на них. Изначально никто, кроме авторов пьес, не догадывался, что Яра Цимрман — персонаж вымышленный. Ладислав Смоляк и Зденек Сверак оказались мастерами мистификации, умело сохраняли интригу и поддерживали веру в то, что Цимрман — реальный человек, а в пронизанных сатирой пьесах описаны его реальные таланты, многогранная деятельность и действительные события увлекательной жизни.

Чешские писатели и драматурги еще во времена Австро-Венгрии научились виртуозно пользоваться юмором и эксцентрикой, чтобы донести до зрителя крамольные с точки зрения властей мысли и идеи. Эту традицию подхватили Ярослав Гашек, Ян Верих и Йиржи Восковец, авторы авангардного Освобожденного театра, а позднее театров Na zábradlí, Semafor и др. Правда, создатели DJС в начале своей деятельности декларировали отстраненность от политики, выражали готовность избегать критики чехословацких властей и острой реакции на происходящее в стране. Как показали дальнейшие события, удавалось им это далеко не всегда: в репликах героев порой встречались откровенно сатирические высказывания, зрители читали между строк и смеялись, а проверяющие то и дело находили в текстах аллюзии на жизнь за театральными стенами.

Год спустя после «учредительного собрания», 4 октября 1967 года, на первой домашней сцене театра, которой стала Malostranská beseda, была показана пьеса «Акт», написанная Зденеком Свераком. Через месяц, 8 ноября, там же состоялась премьера единственного «личного» произведения Ладислава Смоляка — «Расследование пропажи классного журнала» (Vyšetřování ztráty třídní knihy). Все остальные четырнадцать пьес, созданных за четыре десятилетия, они написали в соавторстве, в том числе последнюю — «Чешские небеса» (České nebe, 2008).

«В хоре театров малых форм зазвучал новый голос, — писала чешская пресса о только что созданном DJC. — В нем нет глубокомыслия и брюзжания, а есть юное озорство. Смех над собой, над научными симпозиумами, над так хорошо нам знакомым тщеславием и пустотой официальных лиц. Они пародируют рождение мифа или, если хотите, культа. Но делают это доброжелательно и с улыбкой». Впрочем, на деле все было не столь идиллично. Постановки DJC часто балансировали на грани китча, однако в финальных сценах неожиданно приходили к парадоксальному и критически трезвому результату. Говоря о спектаклях Театра Яры Цимрмана, специалисты использовали такие определения, как «наивное актерство», «юмор пивной» — грубоватый, нарочито простецкий, изобилующий вульгаризмами и даже приниженный интеллектуально. Но это только на первый взгляд.

Авторы избрали такую форму разговора со зрителем совершенно осознанно. Они догадывались, что так будет проще (а временам и безопаснее) срывать с событий национальной истории, да и с текущих политических реалий, покровы идеализации и искусственной героики. Позиция драматургов была ясна с самого начала: нет ничего неприкасаемого — ни символа, ни исторического или научного факта, ни традиции, ни литературного или драматического произведения. Отбрасывая в сторону принятые в театральном мире неписаные правила и эстетические нормы, Смоляк и Сверак весело, а порой и довольно зло пародировали традиционные жанры — от трагедии до сказки.

Придумали они и собственную форму постановок, от которой практически не отступали. Пьесы состояли из двух блоков-действий. В первом, имитирующем лекцию, научную конференцию или семинар, нарочито наукообразным языком с привлечением массы наглядных пособий, порой весьма нелепых, рассказывалось о свершениях Яры Цимрмана. Участники действа при этом демонстрировали интеллект и знания на уровне начальной школы. Во втором актеры разыгрывали события из жизни вымышленного персонажа.

Кто вы, пан Цимрман?

Яра Цимрман, гениальный изобретатель, ученый, путешественник, спортсмен, криминалист и т. д., стал национальным символом, объектом обожания и даже гордости, в отличие от бравого солдата Швейка, на сравнение с которым большинство чехов обижается. Цимрман же в 2005 году едва не удостоился звания Самого великого чеха, а в 2010 году вошел в список «Семи чудес Чехии». Неплохая карьера для вымышленной личности! Разумеется, миф о его реальном существовании уже давно развеян, но и до сих пор почитатели Яры устраивают экскурсии по местам его «боевой славы» и слеты «цимрманологов», открывают памятные доски и ставят памятники своему кумиру, правда, весьма специфические. Его именем названы улицы, школы, источник с минеральной водой и даже одна малая планета. Выпущены памятные медали, марки. А в Праге действует музей Яры Цимрмана с вполне реалистичными артефактами его удивительной жизни.

Стоит ли говорить, что создание такого явления требовало от авторов воображения, изобретательности и огромного таланта. Ведь надо было не просто сочинить биографию Яры Цимрмана, но и постоянно от пьесы к пьесе открывать все новые грани его личности, придумывать приключения, обыгрывать истории и делать это максимально смешно. Смоляк и Сверак прекрасно справлялись с этой задачей многие годы.

Яра да Цимрман (вскоре снобистское «да», отсылавшее к дальнему родству с Леонардо да Винчи, как-то само собой из имени выпало) «родился» в Вене между 1854 и 1872 годами. И хотя свою жизнь и деятельность он начал в Австро-Венгрии, по духу оставался чехом. Гениальный универсал во всех сферах, он поработал и водителем паровой машины, и скульптором, и учителем, и врачом. Много путешествовал по миру, оказываясь у истоков самых значительных проектов своего времени, будь то строительство Панамского канала, возведение Эйфелевой башни или открытие периодической системы элементов. Исследователи полагают, что у него были прототипы, и среди прочих называют имена Алоиса Бира — чешского путешественника, хроникера и изобретателя, которого жители местечка Добрушка считали городским сумасшедшим; учителя Якуба Грон Метановского, прославившегося сооружением так и не взлетевшего воздушного шара в виде слона, экстравагантными методами лечения и костюмами, которые он шил сам, и др.

Очевидно, что в комедийной постановке построить интригу исключительно на великих победах и неизменном успехе начинаний главного героя невозможно. Поэтому по воле своих создателей Яра Цимрман регулярно терпел неудачи. Именно их в основном рассматривали в первом действии пьес — на «семинарах», делали это азартно, эпатажно и весело. Даже случавшиеся порой технические сбои обыгрывались артистами или ведущим режиссером, которым попеременно были Смоляк и Сверак. К своей творческой деятельности они относились со всей серьезностью и одновременно с самоиронией. В этом авторы признаются в написанной ими совместно биографии «Наш Цимрман»: «Кто из наших современных писателей смог бы создать произведение такого масштаба? Никто. Мы полагаем, что для этого нужны усилия по крайней мере двоих. И они должны были быть как минимум гениями. Как бы то ни было, тексты Яры Цимрмана входят в число ярчайших примеров мировой драмы. Мы можем обсуждать это, мы можем спорить об этом, мы можем не соглашаться с этим, но это все, что можно с этим сделать».

(Не)возможность творить

Казалось бы, что может стать препятствием для работы театра и творческой деятельности Ладислава Смоляка и его постоянного соавтора Зденека Сверака? Труппа — союз единомышленников, главный герой вымышленный, репертуар — комедии положений без нарочитых (во всяком случае, с первого взгляда) намеков на острые вызовы современности. Тем не менее проблемы были. И серьезные.

Первой, внутренней, стал конфликт с сооснователями DJC Геленой Филипповой и Йиржи Шебанеком, которые не согласились с режиссерской работой Смоляка над пьесами «Расследование пропажи классного журнала» и «Пивная На таможне» (Hospoda Na mýtince). Зденек Сверак, которого сделали третейским судьей, был поставлен перед выбором: либо коллеги, либо старый друг. Он выбрал последнего. Впрочем, стороны в конце концов примирились, и конфликт оказался для Смоляка эпизодом неприятным, но карьеру не разрушившим. Да и случился он во времена «вегетарианские», когда лапы нормализации еще не дотянулись до театров.

В последующие годы над DJC сгустились тучи. Из-за то и дело возникавших разногласий с властями, будь то государственные учреждения культуры, партийные органы или даже StB, театр долгое время не имел постоянной сцены и был вынужден часто переезжать, порой с потерей костюмов и декораций. А в 1972 году труппе вообще было временно запрещено играть в Праге. Не по своей воле покинув Малостранскую беседу, театр давал представления на сценах легендарного клуба Reduta, потом Браницкого театра, театра Solidarita, и только в 1992 году окончательно поселился в Жижковском театре, который вскоре стал называться Žižkovské divadlo Járy Cimrmana.

Неприкаянность была только одной из бед смутного двадцатилетия. К ней вполне ожидаемо добавились цензура и негласный надзор. После просмотров спектаклей приемными комиссиями или бесед в «органах» по результатам отчетов побывавших на представлениях агентов, Смоляку и Свераку часто приходилось убирать реплики, а то и менять содержание пьес.

Первой запрещенной пьесой стал «Акт», причем ни авторы, ни актеры год не знали почему. Причина оказалась даже более абсурдной, чем некоторые постановки DJC. В 1975 году отмечалось 30-летие «акта освобождения» советской армией Чехословакии от фашизма. Некто позвонил в надзирающие органы и потребовал запретить к показу комедийное произведение, уже самим названием оскверняющее память о том событии. По столь же абсурдному поводу Смоляку пришлось поменять действие «Расследования пропажи классного журнала» с царской России на Австро-Венгрию. А вмешательство цензуры в пьесу Lijavec Ладислав Смоляк описывал так: «Lijavec сначала назывался Herberk («беспорядок» в переносном смысле слова. — Т.С.), и приемная комиссия заявила, что это вызывает ассоциации с общественным неповиновением. Пришлось убрать много реплик, но проверяющие продолжали находить параллели между австро-венгерской полицией и StB». После большой правки премьера пьесы состоялась 22 января 1982 года, но в 1983 году, как и «Акт», она была временно изъята из репертуара DJC. Проблемы с цензурой возникли и при постановке пьесы «Длинный, широкий и близорукий» (Dlouhý, Široký a Krátkozraký), в персонаже которой — говорящем медленно и с пафосом деде Вшеведе — члены комиссии усмотрели пародию на президента Чехословакии Густава Гусака.

В годы нормализации театр не закрывали, но ярлык «проблемный» он получил, а потому Смоляку и Свераку постоянно приходилось балансировать, чтобы уживаться с социалистическим режимом. Одним из шагов стал практически полный отказ от политической сатиры. Зажатый в тиски обстоятельств, Смоляк в то время писал: «Нам претил сам жанр. Против тех, кто посвятил себя сатире, мы ничего не имели, но для нас она стала художественно непривлекательной». Выживать театру помогала и любовь зрителей, среди которых оказалось на удивление много детей коммунистической номенклатуры и влиятельных чиновников.

И все же компромиссы с властью были неизбежны. Самым серьезным и драматичным стало подписание в 1977 году коллективом DJC так называемой Антихартии. Справедливости ради надо сказать, что решение принимали не Смоляк со Свераком, а труппа путем голосования, как было принято в театре Яры Цимрмана. Вспоминая об этом, Смоляк писал: «Возможно, нас бы не запретили, даже если бы мы не подписали тогда этот документ. И теперь, после революции, мы все чувствовали бы себя лучше». Любопытно, что подпись самого Смоляка в публиковавшихся регулярно в газете Rude pravo списках так и не появилась. Он просто опоздал — пришел в секретариат Союза театральных деятелей, чтобы ее поставить, когда информация уже ушла в печать. Тем не менее после ноября 1989 года Смоляк и Сверак оказались среди тех немногих из подписавших Антихартию, кто принес публичные извинения за свой поступок.

Разбираться с StB Ладиславу Смоляку приходилось не только как представителю театра, но и лично. С попыткой вербовки он, сотрудник молодежного еженедельника Mladý svět, столкнулся еще в 1964 году. Смоляка вызвали в МВД якобы для обсуждения работы полиции с тремпами, статью о которых он как раз писал. Однако на самом деле органы собирали информацию на его коллегу Владимира Кафку. На той первой встрече присутствовал и сотрудник StB, который вскоре пригласил Смоляка на персональную беседу. «Я сказал ему: вы хотите, чтобы я рассказал вам о коллеге с работы, не сердитесь, но я не могу. Он в ответ: ну-ну, ничего. Это уже сделали товарищи X и Y».

Больше столь откровенно к Смоляку с предложением о сотрудничестве не обращались. Но к своему изумлению, уже после 1989 года он узнал, что якобы являлся «доверенным лицом StB». Информацию распространили не официальные источники, а так называемые Cibulkovy seznamy, приведя даже псевдоним «агента» — Stožický и регистрационные номера — 23 047, 8 823 047. Впоследствии оказалось, что это ошибка. Имени Ладислава Смоляка нет в списках агентуры, он никогда не сотрудничал с StB.

Взаимодействие со всеми ветвями власти в период нормализации было удовольствием сомнительным. Но Смоляк и Сверак не были бы собой, если бы и его использовали в качестве художественного материала. Посмотрите фильм «Сезон под вопросом» (Nejistá sezóna, 1987), почти документальную историю жизни театра, в которой Смоляк сыграл режиссера Кидала — возможно, одну из лучших своих ролей в кино.

Время кино

Впервые Смоляк соприкоснулся с кинематографом в 1960 году, когда начал публиковать рецензии на телефильмы в журнале «Культура» — по словам Зденека Сверака, «сначала он попал в кино как критик». Затем были небольшие роли в культовых фильмах конца 1960-х «Преступление в кафешантане» (1968) и «Пан, вы вдова» (1970). А первой заметной работой стала роль директора автосервиса Карфика в комедии Олдржика Липского Jáchyme, hoď ho do stroje (1974, в советском прокате «Вычисленное счастье»).

Затем уже в качестве сценариста и иногда актера Смоляк был занят в других чрезвычайно успешных популярных проектах «Маречек, дайте мне ручку!» (1976), «На хуторе у леса» (1976, режиссер — Йиржи Менцель). В режиссуре он пробовал себя в фильме «Шаровая молния, 1978), а первой полностью самостоятельной постановкой стала комедия «Беги, официант, беги!» (Vrchní, prchni! 1980).

Во второй половине 1970-х гг., уже официально став сценаристом, а затем и режиссером киностудии Баррандов, Ладислав Смоляк много работает для Чехословацкого телевидения. В традиционном тандеме со Зденеком Свераком они снимали не только новое кино (например, «Двери», 1976), но и дали экранную жизнь спектаклям Театра Яры Цимрмана. Безусловными вехами их совместной работы стали оскароносная картина «Коля» (1996) и «Пустая стеклотара» (2007).

Последние несколько лет жизни Ладислав Смоляк тяжело болел, но любимое дело не оставлял. Его итоговой режиссерской и актерской работой в кино стала комедия «Чешские небеса» (2010). В спектакле с тем же названием 27 мая 2010 года он в последний раз вышел на сцену. Через десять дней, 6 июня, драматург, режиссер, сценарист, актер и выдающийся комик скончался в больнице города Кладно. Похоронен Ладислав Смоляк на Ольшанском кладбище в Праге.

Литература

Zdeněk S. Ladislav Smoljak hrající, bdící. Praha, 2010

Smoljak L. Divadlo Járy Cimrmana: divadlo, které se proslavilo. Praha, 2014

Ráž V., Vaněček M., Vaněčková J. Velká kniha správného Čecha. Praha, 2020

Pačová M. Ladislav Smoljak. Praha, 2010

Day B. Trial by Theatre: Reports on Czech Drama. Charles University, 2020

Hames P. Czech and Slovak Cinema (Traditions in World Cinema). Edinburgh University Press, 2010

Stefanova K. Eastern European Theatre After the Iron Curtain. Routledge, 2000