В ней была «Повесть о Темир-Аксаке», в которой речь шла о том, как хан Тимур, он же Тамерлан, он же Темир-Аксак, совершил поход на русские земли, и о взятии его войсками русского города Елец. Здесь же рассказывалось о перенесении чудотворной иконы Богородицы из Владимира в Москву. К этой книге я периодически обращался, когда готовился к урокам истории, работая в школе, и позднее, когда преподавал на подготовительных курсах в вузе.

Во второй половине 1980-х в газете «Московский комсомолец», которая тогда начинала превращаться в один из главных рупоров перестройки, гласности и демократии, в рубрике «Дорогая моя столица» появился очерк о московской улице Сретенка — «Улица встреч». В нем рассказывалось о Сретенском монастыре и о перенесении из Владимира в Москву в 1395 году Владимирской иконы Божией Матери. Автор упоминал разорение Ельца войском Тамерлана и его поспешный уход из русских земель. Однако чудесное избавление еще только-только набирающей силы Москвы от разорения полчищами Тамерлана автор не стал связывать с перенесением иконы Божьей Матери в будущую первопрестольную.

А еще через несколько лет я узнал об удивительной судьбе архимандрита о. Исаакия, в миру Ивана Васильевича Виноградова (1895—1981), долгие годы служившего в Ельце. Весной 1991 года в букинистическом магазине на первом этаже сталинской высотки у Яузских ворот я купил ноябрьский номер «Юности» за прошлый, 1990 год. Он был целиком посвящен Гражданской войне и Русскому Исходу. Причем все это освещалось с перестроечных, можно даже сказать — антисоветских, позиций.

Запомнился очерк «Последняя из Тшебовы» о русской гимназии, существовавшей в ЧСР в 1920—1930-е гг. Там же вкратце рассказывалось об удивительной судьбе о. Исаакия. Позднее из книги «Дроздовцы. От Ясс до Галлиполи» я узнал о том, что будущий пастырь в годы Гражданской войны воевал против красных в рядах Дроздовской стрелковой дивизии — вплоть до Крымской эвакуации. Потом был Галлиполийский лагерь, переезд в Болгарию, преобразование врангелевской Русской армии в Русский Обще-Воинский Союз (РОВС) и последующее «распыление» солдат и офицеров из Болгарии и Сербии по разным странам и континентам.

Офицер-дроздовец в 1926 году принял монашество под именем Исаакия — в честь св. Исаакия Далматского, небесного покровителя его родного города Санкт-Петербурга. В 1929 году священноначалие направило его в Прагу, где молодого пастыря узнали и полюбили русские пражане. Там он служил до конца Второй мировой войны. А в мае 1945 года о. Исаакий, как и десятки, а скорее всего — сотни русских пражан, был арестован сотрудниками советской военной контрразведки СМЕРШ и вывезен в СССР. Срок отбывал в Казахстане. Благодаря счастливому стечению обстоятельств был выпущен из лагеря. Несколько лет служил в православном храме в столице Казахской ССР Алма-Ате, а с 1958 года был настоятелем Вознесенского кафедрального собора в Ельце.

Это обстоятельство меня заинтересовало, поскольку во время Гражданской войны мой двоюродный дед Ипполит Александрович Кудряшов (1886—1965) воевал в Дроздовской дивизии. И с начала 1990-х я стал собирать материалы о судьбах дроздовцев.

В 1996 и 1997 гг. я посетил Прагу. Первый раз я останавливался на квартире у Ольги Георгиевны Келчевской (ур. Губиной) (1926—2004). Она была школьной подругой моей североамериканской родственницы Нины Петровны Мейнгард (ур. Миловидовой, в замужестве Гринич) (1926—2014), проживавшей до 1948 года в Праге. Ольга Георгиевна хорошо помнила о. Исаакия. По ее словам, дети у него на уроках Закона Божия буквально ходили на головах, а он чересчур мягко пытался их увещевать и призывать к порядку.

Во второй свой приезд в Прагу я познакомился с инженером на пенсии Владимиром Алексеевичем Гавриневым. С его слов я запомнил, что о. Исаакий работал с русской детско-юношеской организацией «Витязи» и даже принимал участие в их летних походах. При этом рясу он привычно скатывал на манер солдатской шинели и надевал эту скатку поверх мирской одежды. Когда «витязи» разбивали лагерь на лесной поляне, о. Исаакий облачался в рясу и начинал устройство походной церкви.

По-моему, во второй приезд (а может, даже в третий) меня познакомили с Еленой Ивановной Мусатовой, которая тоже хорошо помнила о. Исаакия. По ее словам, в этом пастыре чувствовалась военная выправка.

Будучи в гостях у Н. П. Мейнгард летом 1999 года, я держал в руках Евангелие, которое ей подарил о. Исаакий, написав какое-то краткое пожелание.

В 2002 году в издательстве «Рейтаръ» вышла моя первая книжка «Дроздовцы после Галлиполи». Она явилась своего рода продолжением двухтомника дроздовца-артиллериста капитана В. М. Кравченко «Дроздовцы. От Ясс до Галлиполи». В ней я рассказал о судьбах чинов Дроздовской дивизии в изгнании, включая о. Исаакия.

В начале нынешнего века в России вышел целый ряд публикаций об архимандрите о. Исаакии стараниями его крестницы и духовной дочери москвички Алевтины Витальевны Окуневой. В значительной мере благодаря ей, в конце мая 2005 года в старинном русском городе Ельце прошла конференция «Торжество Православия», приуроченная к 110-летию со дня рождения о. Исаакия.

Двумя-тремя годами ранее началось мое сотрудничество с журналом «Посев». А еще раньше состоялось мое знакомство с Борисом Сергеевичем Пушкаревым, семья которого до 1945 года проживала в Праге. Оказалось, что семья моей североамериканской родственницы и Пушкаревы были в Праге знакомы. Сам же Б. С. Пушкарев с начала 1990-х приезжал из США в Москву, куда в то время из Франкфурта-на-Майне переехало издательство «Посев», которое он тогда возглавлял.

Поскольку приглашение на конференцию было получено и Борисом Сергеевичем, и мною, то решено было поехать в Елец вместе.

Я тогда работал учителем истории в одной из московских школ. Поэтому после уроков я успел заехать домой, пообедать, собраться в дорогу и взять большую дорожную сумку, которую в редакции «Посева» загрузили книгами.

На привокзальной площади Павелецкого вокзала нас ожидал комфортабельный междугородний автобус. Он следовал по маршруту Москва — Воронеж. Автобус выехал на проспект Андропова, и Борис Сергеевич полюбопытствовал, каким мне запомнилось его недолгое правление. Поскольку в ту пору я был студентом-старшекурсником, то пятилетку «великих похорон» хорошо помнил, включая кратковременное пребывание у власти Андропова: проверки документов у москвичей и гостей столицы, оказавшихся в разгар рабочего дня кто в кинотеатре, кто в очереди за пресловутым дефицитом, кто в пивной; дешевая водка «Андроповка» и продолжившиеся гонения на рок-культуру, начатые еще в 1982 году.

Как-то незаметно наш автобус доехал до Ельца. Сойдя на местной автостанции, мы огляделись по сторонам. Стояла густая южная ночь. К счастью, тут же, у здания автостанции, припарковались несколько легковых автомобилей, владельцы которых предлагали свои услуги припозднившимся путешественникам. Одного из них Борис Сергеевич попросил отвезти нас по указанному адресу.

Когда через пятнадцать минут автомобиль остановился у какого-то многоэтажного здания, я слегка удивился, не увидев на фасаде надписи «гостиница». У дверей темнела вывеска, из которой следовало, что это общежитие Елецкого государственного университета имени И. А. Бунина. Здесь был забронирован ночлег. Но в общежитии нас явно не ждали — дверь была заперта, на стук никто не отозвался. Тогда мы стали барабанить в окно вахтера.

Наши усилия не сразу, но увенчались успехом: за окном началась возня, потом до нас донеслось ворчание, наконец в комнате зажегся свет и к оконному стеклу прильнула явно недовольная заспанная вахтерша. Борис Сергеевич принялся ей объяснять, кто мы и откуда, но тетка притворялась, будто ее не предупредили о нашем появлении, и всем своим видом давала понять, что ей больше всего на свете хочется спать. В конце концов она нехотя вышла из своей комнаты открывать нам дверь. Нас зарегистрировали и выдали ключи от комнаты.

В комнате был свет, и я смог оценить обстановку: две кровати, телевизор, холодильник, шкаф. У двери была раковина, вот только воды в кране не было.

Утром я еще раз осмотрелся. Старый холодильник был выключен, и, как мне показалось, уже давно. Телевизор оказался всего лишь корпусом — кинескопа внутри не было. Вода в кране так и появилась.

Из общежития мы прошли к гостинице «Елец», где поселились почти все гости и участники конференции, и, войдя в вестибюль, оказались в центре форменного столпотворения. В толпе я увидел своих знакомых из Праги, в том числе Анастасию Васильевну Копршивову и Елену Ивановну Мусатову, и профессора РУДН Веру Николаевну Вагнер. С ней я познакомился в 1996 году благодаря О. Г. Келчевской. Семья Вагнер до Второй мировой войны проживала в Праге. Потом они переехали в Братиславу, а оттуда в середине 1950-х гг. репатриировались в СССР. Отец Веры Николаевны в Праге был дружен с отцом Н. П. Мейнгард профессором Петром Филипповичем Миловидовым (1896—1974), оба были биологами. Здесь же мы встретили А. В. Окуневу.

Руководство ЕГУ предоставило для проведения конференции самую большую и просторную аудиторию в главном корпусе. Не знаю, добровольно или с подачи ректората, но зал был в значительной мере заполнен студентами. После молебна почетные гости, в том числе пражские, заняли места в президиуме. С приветствиями к участникам конференции обратились епископ Липецкий и Елецкий Никон, ректор ЕГУ д. п. н. профессор В. П. Кузовлев, председатель комитета по делам женщин, семьи и демографии администрации Липецкой области к. п. н. доцент И. А. Горчакова, настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы на Ольшанах (Прага) архимандрит Сильвестр (Вайло). Затем начались доклады.

В обеденный перерыв мы с Борисом Сергеевичем решили посетить церковь, в которой служил о. Исаакий. Вознесенский кафедральный собор построил знаменитый архитектор К. А. Тон, который проектировал и храм Христа Спасителя в Москве. Архитектура и убранство внутри чем-то напомнили церкви в греко-византийском стиле, виденные мною в болгарской столице несколькими годами раньше. Борис Сергеевич, верный гражданской профессии инженера-строителя осматривал храм именно с этой точки зрения, и ему что-то не понравилось в архитектурных пропорциях, из-за чего, по его мнению, должна быть не совсем хорошая акустика. А я обратил внимание на образ св. Исаакия Далматского, в день памяти которого бывший офицер-галлиполиец принял монашеский постриг в 1926 году.

На следующий день после докладов был продемонстрирован небольшой фильм, включавший снятое любительской кинокамерой венчание пары русских пражан в 1938 году. На экране в считанные секунды промелькнул о. Исаакий. Остальная часть фильма представляла собой смонтированные в единый ряд фотокарточки, на которых были запечатлены о. Исаакий, о. Михаил Васнецов, владыка Сергий Пражский (Королев), их прихожане и виды Праги.

Затем для нас провели автобусную экскурсию по Ельцу, показали дом, в котором жил о. Исаакий, Александро-Михайловскую церковь, дом призрения на Успенской (Советской) улице и дом-музей И. А. Бунина. Разумеется, наша группа посетила Вознесенский кафедральный собор на Красной площади, где мы уже успели побывать с Борисом Сергеевич накануне. Была еще экскурсия в только-только возрождающийся монастырь за рекой. Я разговорился с А. В. Копршивовой, с которой познакомился в Праге в августе 1997 года. Она пообещала мне помочь в моих дальнейших исследованиях истории русской воинской эмиграции в Праге и действительно оказала весомую помощь, например, прислала биографические сведения и фотокарточки русского пражанина инженера Кадьянова, служившего механиком на крейсере «Генерал Корнилов» в годы Гражданской войны.

Потом автобус доставил нас на Новое городское кладбище, где мы смогли поклониться могиле о. Исаакия. Было видно, что ее часто посещают люди. Намоленное место? Наверное. Само собой, здесь вспоминались и Прага, и Париж, и Петербург, и Ямбург («Кингсепп»), и виденные за последние без малого полтора десятка лет надгробия боевых товарищей бывшего капитана-дроздовца: на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, на Сербском кладбище под Сан-Франциско, в Праге и Лос-Анжелесе, в Софии и Берлине.

Гуляя по центральным улицам Ельца, Борис Сергеевич обратил внимание на то, что они имеют двойное наименование — советское и историческое, исконное: улица Коммунаров, она же Орловская; улица Мира, она же Торговая; улица Советская, она же Успенская. Кажется, нечто подобное я видел несколькими годами раньше в Твери.

Конечно, мне было очень интересно слушать разговоры Б. С. Пушкарева, В. Н. Вагнер, А. В. Копршивовой. Они вспоминали общих пражских знакомых, включая тех, о ком говорят «иных уж нет, а те далече». Борис Сергеевич расспрашивал и о Праге: как я предположил, он не бывал там после 1945 года, когда его семья, как и семьи многих русских пражан, была вынуждена покинуть чешскую столицу в связи с приближением советских войск.

Вечером мы с Борисом Сергеевичем вернулись в общежитие ЕГУ, куда за нами должен был приехать автобус. Он действительно появился у ворот и, не задерживаясь, проследовал дальше. Обескураженные, мы простояли несколько минут и, поняв, что автобус за нами не вернется, на городском транспорте отправились к вокзалу. На перроне мы встретили А. В. Окуневу и В. Н. Вагнер и других участников конференции, возвращавшихся в Москву или через Москву. Утром мы были на Павелецком вокзале. Распрощавшись, разъехались по домам.

Поскольку в те времена мое сотрудничество с журналом «Посев» еще только начиналось, я решил, что с моей стороны будет нескромно предлагать себя в качестве летописца конференции в Ельце. А зря! О конференции так никто и не написал. Лишь на следующий год в «Вестнике ЕГУ» появился материал о конференции «Торжество Православия», в нем были напечатаны доклады, с которыми выступили участники.

Единственной публикацией о конференции стала коротенькая заметка в бюллетене «За Россию!» (№ 38, май — июль 2005) «Выступления в Ельце». По-моему, она появилась по инициативе Ю. С. Цурганова, которому я рассказал в редакции «Посева» о поездке в Елец.

Заметка заканчивалась следующей фразой: «Руководство университета с интересом ознакомилось с деятельностью издательства „Посев“ и закупило по несколько пачек двухтомника „Устами Буниных“ и „Черной книги имен, которым не место на карте России“. Университету была также передана другая наша литература». Вот, собственно, и все.

На закрытии конференции были не единожды высказаны пожелания о том, чтобы конференции, посвященные памяти о. Исаакия, стали традицией. И проводить их следовало бы раз в пять или хотя бы раз в десять лет.

Кроме снимков, которые я сделал своим фотоаппаратом-мыльницей «Кодак», на память осталась карта Ельца, точнее, центральных улиц города. Каждый раз, рассматривая эти фото и карту или бывая в районе Павелецкого вокзала, я вспоминаю ту давнюю поездку в Елец.

Минуло пять лет, потом десять, потом еще пять, но о новой конференции никто так и не вспоминал.

И вот наступило лето 2021 года. Ограничения из-за пандемии, поломавшие летние планы не мне одному, в известной мере были сняты. Так почему бы и не посетить Елец?

Я очень хотел поехать именно с Павелецкого вокзала, но удобнее всего для меня оказался недавно открытый железнодорожный вокзал Восточный.

Выйдя на перрон в Ельце, я с любопытством огляделся по сторонам. Увы. Здание станции, виденное в 2005 году, не запечатлелось в моей памяти. Я направился в сторону пыльного и грязного пятачка, на котором стояли легковые автомобили. С одним из водителей я договорился о том, что сейчас называют словом трансфер, и еще засветло заселился в свой номер в мотеле «Привал» на окраине города, рядом с трассой Елец — Воронеж. Как потом я понял, в летнюю пору в этой гостинице останавливаются по большей части путешественники, направляющиеся отдыхать на черноморское или азовское побережье на своих автомобилях.

На следующий день началось мое знакомство с городом. Автобусом я добрался до центра и первым делом поспешил найти собор, в котором служил о. Исаакий. Дойдя до пересечения местного Арбата с улицей Коммунаров и оглянувшись назад, я узнал место: на этом перекрестке я был в мае 2005 года. Отсюда я увидел Вознесенский кафедральный собор. За прошедшие годы его стены перекрасили, он стал светлее и как бы воздушнее.

Оба створа церковных врат были открыты. Я вошел в храм. Службы не было, поэтому можно было не спеша обойти и поставить свечи. Как и в 2005 году, я задержался у иконы св. Исаакия Далматского.

В иконной лавке я спросил дорогу на кладбище, где могила о. Исаакия. Из объяснений понял лишь, что добраться туда будет непросто.

С площади, на которой стоит собор, я направился в ЕГУ, ориентируясь на запомнившуюся с той давней поездки пожарную каланчу. Впереди высилось многоэтажное, по местным меркам, здание, украшенное вывеской «Елец». Это была та самая гостиница, в которой останавливались участники конференции «Торжество Православия». Я невольно замедлил шаг, опять вспоминая май 2005 года.

Пройдя через сквер, в котором полным ходом шли работы по благоустройству, я подошел к ограде университета. Вахтер направил в соседний корпус, где находится университетская библиотека. Приветливая женщина, заведующая библиотекой, с интересом выслушала мой рассказ о конференции, проходившей в стенах ЕГУ 16 лет назад. Похоже, она об этом событии узнала впервые. Ей я вручил для университетской библиотеки свою книгу «По следам дроздовцев» с дарственной надписью.

В городской библиотеке им. Горького тоже ничего не знали об этой конференции. Зато рассказали о том, что на могиле о. Исаакия регулярно проводятся богослужения и могила посещается ревнителями его памяти не только из российских городов и весей, но и из других стран.

На следующий день утренним автобусом я выехал из Ельца в Липецк. Его название мне было хорошо известно еще со школьных лет: в газетах часто упоминался Липецкий металлургический комбинат — флагман советской социалистической индустрии. На рубеже 1980-х — 1990-х имя этого города снова замелькало в СМИ — на сей раз в связи с публикациями о тайном сотрудничестве германского рейхсвера и Красной армии в обход Версальского мира. В Липецке была организована база, на которой обучались советские и германские военные летчики. Все эти совместные советско-германские проекты были свернуты после прихода к власти в Германии Гитлера.

Одного дня для знакомства с этим городом оказалось достаточно. К сожалению, краеведческий музей в тот день был закрыт. Я сфотографировал собор на горе да еще пару памятников. Единственное красивое и интересное место в Липецке — Нижний парк и размещенный в нем Зоопарк. Под вечер я вернулся в Елец.

Третий день моего путешествия оказался самым интересным и насыщенным. Первым делом я решил посетить могилу о. Исаакия на Новом городском кладбище. Со слов дежурного администратора выходило, что мне надо было идти по трассе Елец — Воронеж, но, окликнув случайного прохожего, я выяснил, что меня неправильно сориентировали. Мой провожатый, назвавшийся Александром, полгода назад схоронил жену и теперь чуть ли не каждый день ходит к ней на могилу. Мы вместе пересекли трассу и через поле пошли в сторону леса, черневшего вдали.

Поле с памятниками за оврагом было абсолютно непохоже на то, что я видел в мае 2005 года. Но ельчанин успокоил меня, показав на густо росшие деревья впереди. Это, по его словам, была самая старая часть Нового городского кладбища.

По пути мы с ним разговорились. Как и очень многие жители небольших городов, он, мягко говоря, не рад нынешнему своему бытию. По его словам, в Ельце в начале 1990-х было около 90 предприятий, сейчас осталось только три. Работу найти трудно, многие ельчане пытаются трудоустроиться в Липецке. Александр сейчас на заслуженном отдыхе. Пенсия у него восемь тысяч рублей. Из них квартплата «съедает» около пяти тысяч. Остается три тысячи. Как на них прожить? Наверное, придется обменивать свою трехкомнатную квартиру на однокомнатную. Как он слышал, в Москве пенсии, по меркам Ельца, «сказочные». В ответ на эти слова я благоразумно промолчал. Так мы за разговорами прошли поле.

Теперь кладбище стало приобретать узнаваемые черты. Впереди показались ворота, через которые наша группа, участники конференции памяти о. Исаакия, проследовала к его могиле тогда, в 2005 году.

Мы свернули на боковую дорожку, и довольно скоро я увидел два высоких деревянных креста, а поближе к дорожке — крест белого мрамора. Это была могила о. Исаакия. С первого взгляда было очевидно, что могила ухоженная и на ней бывают люди. Я поставил свечку. Постоял несколько минут, вспоминая май 2005 года.

Главная цель моей поездки достигнута. Времени теперь у меня было более чем достаточно. Я направился в краеведческий музей. Он оказался на той самой улице, что и общежитие ЕГУ. Был будний день, поэтому в музее посетителей практически не было. Не спеша осмотрел экспозицию.

Больше всего мне понравился макет деревянной Елецкой крепости — острога, каким он был в XVII столетии, когда укрепления Засечной черты прикрывали Москву от набегов крымских татар. Здесь я невольно вспомнил бунинские строчки об этом городе: «Самый город тоже гордился своей древностью и имел на то полное право: он и впрямь был одним из самых древних русских городов, лежал среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались „земли дикие, незнаемые“, а во времена княжеств Суздальского и Рязанского принадлежал к тем важнейшим оплотам Руси, что, по слову летописцев, первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первые видели зарева страшных ночных и дневных пожарищ, ими запаляемых, первые давали знать Москве о грядущей беде и первые ложились костьми за нее. В свое время он, конечно, не раз пережил все, что полагается: в таком-то веке его „дотла разорил“ один хан, в таком-то другой, в таком-то третий, тогда-то „опустошил“ его великий пожар, тогда-то голод, тогда-то мор и трус».

Запомнилась небольшая выставка новых поступлений — подарков потомков ельчан. Я обратил внимание на изданный, вероятно, чисто символическим тиражом фотоальбом семейства военного моряка Алексея Владимировича Потапьева (1882—1954), присланный его потомками из Франции. Глава семейства, уроженец Ельца, после Гражданской войны обосновался в Лионе, где и прожил до конца своих дней.

Из краеведческого музея я направился в музей ратной славы на улице Манежной (Ленина). Он охватывал историю Елецкого края с древнейших времен до Великой войны 1914 года. Значительное место в экспозиции было уделено истории 33-го пехотного Елецкого полка Российской императорской армии.

Далее, памятуя о первом посещении Ельца, я поспешил в дом-музей И. А. Бунина на улице Рождественской (Горького). Как и в прошлый раз, я задержался у карты Европы, Азии и Северной Африки с обозначением стран, в которых И. А. Бунин побывал во время своих многочисленных путешествий. Тут же красовались современные (и не очень) путеводители по городам, которые он посетил. В частности, я узнал путеводитель по Праге, изданный в СССР в 1960-х гг.

Следующим пунктом моей культурной программы должен был стать частный Военно-исторический музей, посвященный истории 18-го Нежинского гусарского полка и расположенный на Соборной (Октябрьской) улице. Полк в 1913 — 1914 гг. дислоцировался в Ельце. Однако здесь меня ждало разочарование — музей был закрыт, и, как мне показалось, давно.

Рядом с Красной площадью, в начале улицы Старомосковской (Маяковского), я сфотографировал памятный знак в честь Елецкого пехотного полка. Мне вспомнилось, как несколько лет тому назад в старинном русском городе Угличе на Волге я обнаружил памятный знак в честь Углицкого пехотного полка Российской императорской армии. Похоже, увековечение памяти полков русской (читай — царской) армии в провинциальных городах становится доброй традицией.

Собственно, на этом моя программа знакомства с Ельцом была выполнена. Завтра проходящим поездом я вернусь в Москву. А пока, глядя из окна городского автобуса, я ловил себя на чувстве неудовлетворенности. Значит, когда-нибудь я навещу Елец в третий раз.