Эти удивительные слова принадлежат не менее удивительному человеку, великому средневековому теологу, философу, одному из главных христианских мистиков Мейстеру Экхарту. Его проповеди, его мысли серьезно повлияли на Мартина Лютера и Николая Кузанского, Якоба Беме и Ангелуса Силезиуса, позже — на Ницше и Шопенгауэра, Юнга и Фромма, Гегеля и Фихте, Владимира Соловьева и Николая Бердяева. А еще — на тысячи и тысячи его современников, тех, кто жил после него, тех, кто интересуется религией и философией. Без него немыслимо творчество Парацельса, Новалиса, Гете…
*
«Какой час самый важный в жизни, и какой человек самый значительный, и какое дело самое необходимое? Самый важный час — всегда настоящий, самый значительный человек — тот, кто сейчас перед нами, а самое необходимое дело — любовь».
*
Мейстер Экхарт родился в деревне Хохгейм, в Тюрингии, в 1260 году. В пятнадцатилетнем возрасте он вступил в орден доминиканцев и начал обучение сначала в Эрфурте, а затем в доминиканской школе в Страсбурге. И доминиканский, и францисканский орден были в то время совсем молодыми и «прогрессивными», их история насчитывала около полстолетия; но в Германии доминиканцы пользовались большей популярностью — этим, скорее всего, и вызван был выбор Экхарта.
Тринадцатый век — важный период в истории христианства. Именно на это столетие падает деятельность Альберта Великого, Бонавентуры, Фомы Аквинского, Роджера Бэкона, Дунса Скотта — и все они были или доминиканцами, или францисканцами. В людях просыпается надежда на новое откровение, в Германии закладываются основы новой мистической традиции. Мейстер Экхарт стал одним из ее столпов.
После учебы в Страсбурге подающий надежды молодой священник был отправлен в высшую доминиканскую школу в Кельне. Карьера его развивалась стремительно. Уже в конце XIII столетия он приор Эрфурта и викарий доминиканцев Тюрингии, в 1300—1302 гг. преподает в Парижском университете, где получает почетный титул магистра богословия. По возвращении в Эрфурт назначается главой «Саксонской провинции» доминиканского ордена — крупнейшей из доминиканских провинций (в нее входили общины от Ла-Манша до современной Латвии и от Северного моря до верхнего течения Рейна).
Его проповедническая деятельность в это время активна, проповеди его имеют необычайный успех, но… его вдруг обвиняют в ереси и догматической неточности. К счастью, обвинения быстро удалось снять. Связаны они были в основном с тем, что Мейстер Экхарт поддерживал активные контакты с общинами бегинок и бегардов, светскими союзами, которые вели интенсивный религиозный образ жизни, не принимая при этом монашеских обетов. Они не подчинялись Католической церкви, и та начала со временем активно бороться с ними, вплоть до полного запрета общин бегинок в 1215 году на Латеранском соборе и затем в 1311 году на Вьеннском соборе. Тем не менее и доминиканцы, и францисканцы отношения с этими общинами поддерживали, а сам Экхарт многократно читал перед бегинками проповеди. Более того, одна из самых известных бегинок того времени, Маргарита Поретанская, своими мистическими взглядами оказала определенное влияние на Экхарта, что не могло не отразиться на его отношении к Генеральному инквизитору Французского Королевства Гийому Парижскому, по чьему указу Маргариту в 1310 году сожгли на Гревской площади.
Но не только контакты с бегинками и бегардами дали повод для обвинений. Мысли и проповеди Экхарта были необычными. Настолько необычными, что поражают любого, кто услышит или прочтет их даже в наше время, когда все, казалось бы, уже известно, доступно, приемлемо.
Например, он многократно подчеркивал фундаментальное единство Бога, творения и индивидуального «я». Знаменитую «духовную нищету» из Нагорной проповеди он понимал как полное совлечение с себя всего отъединенного, уничтожение своего «я» в слиянии с единой, центральной мировой волей: «Где кончается тварь, там начинается Бог. И Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу быть в тебе Богом».
Собственно, быть единым с Богом совершенно естественно, поскольку весь мир, в том числе и нас, он сотворил из себя и продолжает творить и сегодня, сейчас, всегда: «Дионисий говорит: Бог не имеет ни Своего образа, ни подобия, ибо Он по существу Своему все добро, вся истина, все сущее. В одно и то же мгновение Бог творит все Свои дела в Себе и из Себя. Когда Бог создавал небо и землю, не думай, что Он сегодня создал одно, а завтра другое».
*
Святой Августин говорит: Душа уподобляется тому, что она любит; любит ли она земные вещи, она становится земной, любит ли Бога — тут можно спросить: становится ли она Богом? Если бы я так сказал, это прозвучало бы невероятным для тех, чья мысль слишком слаба и не может понять этого. Я не говорю этого, но я указываю вам на Писание, которое говорит: «Я сказал, вы боги!»
*
Христианские идеи Мейстера Экхарта обнаруживают удивительное сходство с другими религиями и с восточными учениями. Это тем более удивительно, что проповеди, составляющие главную часть сочинений, были записаны слушателями по памяти и, многажды переписанные, дошли до нас в очень измененном виде.
Сравните сами:
«Мы справляем здесь во времени праздник вечного рождения, которое Бог Отец непрестанно совершал и совершает в вечности, и празднуем это самое рождение, совершившееся во времени и в человеческой природе», — это Экхарт.
«Подобно всякой истории, рассказанной в Торе, история сотворения мира — процесс вечный. И если эта динамика хоть на миг прекратится, все существующее исчезнет бесследно, не останется ничего, подобно тому, как не было ничего до того, как все началось. Мы — не предметы, мы — процессы, к тому же не очень устойчивые», — а это раввин Цви Фриман объясняет процесс сотворения мира.
Он же пишет: «Однако в глубине души человека есть нечто, что резонирует с Ничем, что осознает существование Извне. Это не разум и не сердце, не что-то, что можно пощупать или описать, а просто некое ощущение близости с Бесконечным. Непознаваемое внутри нас соединяется с Непознаваемым вселенной, и через это мы знаем все».
Об этом же многократно говорил Мейстер Экхарт: «Но в самой сущности (души. — Е. Д.) нет действия. Ибо хотя силы, посредством которых она действует, вытекают из основы души, в самой основе — одно глубокое молчание. Только здесь покой и обитель для того рождения, для того, чтобы Бог-Отец изрек здесь свое Слово, ибо эта обитель по природе своей доступна только божественной сущности без всякого посредника. Здесь Бог входит в душу всецело, а не частью Своей. Здесь входит Он в основу души. Никто кроме Бога не может коснуться основы ее».
С иудаизмом понятно — в конце концов, христианство выросло из него. Но сравните вот это:
«Ибо когда силы души приходят в соприкосновение с тварью, они берут и создают ее образ и подобие, и вбирают это в себя. Так познают они тварь. Дальше этого тварь не может войти в душу; а душа приближается к твари лишь тем, что она сперва всецело принимает в себя ее образ. Только посредством осуществленного в воображении образа она приближается к творениям, ибо образ есть нечто, что душа создает с помощью сил. Будь то камень, человек, роза или еще что другое, что она хочет познать, она всегда воспринимает образ, который она прежде получила от них, и таким путем она может с ними соединиться», — это Экхарт.
«Сосредоточение есть состояние „окрашенности“ тем объектом, на который сознание опирается, то есть на субъект познания, на познание и на объект познания, когда развертывание сознания прекращено, как в случае с драгоценным камнем. <…> Подобно тому, как хрусталь окрашивается в тот или иной цвет различных предметов, служащих для него подставкой, и проявляет внешнюю форму своей цветной опоры, так и сознание, „окрашенное” объектами, на которые оно опирается, как бы ассимилируется объектом и проявляется как видимость собственной формы объекта», — это из «Йога-сутры» Патанджали.
Вот еще Патанджали: «Йога есть прекращение деятельности сознания».
А это Экхарт: «Пусть они узнают, что лучшее и благороднейшее, к чему можно прийти в этой жизни, это молчать и дать Богу говорить и действовать в тебе. Когда все силы отрешены от своих дел и образов, изрекается то Слово. Потому и говорит он: „Среди молчания было сказано мне тайное Слово“. Чем более ты способен отозвать все силы и позабыть все вещи и образы, которые ты когда-либо воспринял, тем более ты, следовательно, позабудешь творение, тем ближе ты к тому и тем восприимчивее».
О прекращении деятельности сознания Экхарт пишет много. У него я нашел ответ на мучивший меня несколько месяцев вопрос о том, возможно ли сосредотачиваться на чем-то благом, отгоняя беспорядочно приходящие в голову мысли, — например, при бессоннице:
«Что должен делать для этого (рождения Бога в душе) человек, чем ему достичь и заслужить, чтобы это рождение свершилось и осуществилось в нем? Лучше ли, чтобы он как-нибудь этому содействовал со своей стороны вроде того, например, чтобы он думал о Боге и представлял Его себе, или чтобы он оставался в тишине, в покое, в молчании, и тогда Бог говорил бы и действовал в нем, а он лишь ждал бы Божьего дела?»
Да. Лучшее и благороднейшее — пребывать в тишине, молчать и дать Богу говорить и действовать в тебе.
Великий буддийский учитель Атиша говорит о том же:
Когда созерцаешь бессамостность,
зная, что все явления не обладают
самобытием, то это и является
осваиванием мудрости.
Именно эту мудрость, не узревающую
в явлениях самобытия,
истинной зовут. Ее осваивай
без мыслетворчества.
Ведь от него — круговорот,
сущность которого и есть мыслетворение.
А избавленье полное от мыслетворчества, —
нирвана высшая, уход от горя.
Аналогии между словами Экхарта и буддийскими текстами можно приводить бесконечно. Недаром Дайсэцу Судзуки добрую половину своей книги о христианском и буддистском мистицизме посвятил именно Экхарту, начав ее так:
«На страницах этой книги я обращаю внимание читателей на близость философии Мейстера Экхарта и буддизма махаяны, особенно дзэн-буддизма. <…> Познакомившись впервые — а это было более полувека назад — с маленькой книжечкой проповедей Мейстера Экхарта, я некоторое время находился под сильным впечатлением от прочитанного, потому что я никогда не мог предположить, что древний или современный христианский мыслитель способен высказывать столь дерзкие мысли. И хотя сейчас я не помню, какие именно проповеди содержались в той книжечке, их основные идеи так хорошо соответствовали буддистскому мировоззрению, что знакомство их автора с буддизмом казалось несомненным. Насколько я могу судить, Экхарт является довольно необычным христианином. Не углубляясь в подробности, можно сказать следующее: христианство Экхарта уникально и по многим причинам не может быть причислено к христианскому учению в тех его разновидностях, которые распространены в век рационалистического модернизма и консервативного традиционализма. Проповеди Экхарта вдохновлены его глубокими и яркими религиозными переживаниями».
Безусловно, Экхарт не был знаком ни с буддийским, ни с ведическим каноном. Но религиозные, мистические переживания одинаковы для жителей Запада и Востока, Юга и Севера. Различен только язык их описания, опирающийся на опыт и знания того, кто о них рассказывает, на доминирующий в месте его жительства религиозный или философский канон. Переживающему что-то ранее неизведанное всегда трудно подобрать нужные слова, но после того, как они подобраны, они производят на слушателей и читателей ошеломляющий эффект.
Даже спустя столетия и тысячелетия.
*
Я говорю далее: если душа хочет видеть Бога, она должна также забыть и потерять себя. Ибо покуда она видит и знает себя, до тех пор не видит и не знает она Бога. Если же ради Бога отдаст она свое «я» и откажется от всех вещей, то вновь найдет себя в Боге. Познавая Бога, познает она в Боге совершеннее и самое себя, и все вещи, с которыми разлучилась. Если я хочу воистину познать высшее благо, если я хочу познать вечную благость, то должен познать ее там, где она в себе самой, — в Боге, и не там, где ее осколки. Если я должен познать истинное бытие, я должен познать его там, где оно в себе самом, — в Боге, а не в творениях, где оно разбито.
*
Почти четыре года, с 1307-го по 1311-й, Мейстер Экхарт был генеральным викарием Богемии — параллельно с должностью первого провинциала доминиканской провинции Саксония. В Богемии было в то время более двадцати мужских и семь женских монастырей, а всего в провинции Саксония — более пятидесяти мужских и более семидесяти женских. Чешский философ Ян Сокол пишет, что одной из основных обязанностей викария была так называемая «визитация» — личное посещение монастырей, при этом монахам запрещалось ездить на лошадях, то есть большую часть времени Экхарт проводил в пеших походах по огромной территории.
Вне всякого сомнения, бывал он и в Праге.
Первый доминиканский монастырь появился в Праге в 1226-м или 1227 году, когда сюда из Кракова пришли братья-проповедники. Находился он на нынешней улице Климентской, но уже в 1232 году доминиканцы перебрались к Юдитину мосту, к костелу святого Климента, туда, где спустя три с небольшим столетия возникнет иезуитский коллегиум, знаменитый Клементинум, а сейчас располагается Национальная библиотека Чешской Республики.
В 2012—2017 гг. по инициативе библиотеки на территории Клементинума проходили очередные археологические раскопки, которые смогли пролить свет на многие вопросы, связанные с существованием доминиканского монастыря. Так, стало понятно, что монастырь не был полностью закрытой религиозной общиной, а, напротив, являлся важным центром духовной и интеллектуальной жизни города. Большое внимание доминиканцы уделяли образованию. Уже в XIII веке при монастыре была открыта школа, а в начале XIV века — школа высшего уровня доминиканского образования, studium generale. Когда по инициативе Карла IV в Праге был создан университет, studium generale была по его просьбе закрыта и доминиканцы начали читать лекции в университете. В 1383 году была юридически оформлена инкорпорация доминиканской школы в университетский союз. Члены ордена получили право учиться и получать ученые степени в университете так же, как это было сделано в Париже. Во время пребывания в Праге магистра ордена Раймунда Капуанского весной 1384 года был издан документ, касающийся особой духовной связи университета с доминиканской studium generale.
Однако связаны с доминиканцами были не только светлые, но и темные дела и события. Из-за их активного участия в деятельности инквизиции — с первой половины XIV века при монастыре действовали инквизиторский суд и тюрьма — возникали частые конфликты, не всегда разрешавшиеся мирным путем. Например, когда в 1320 и 1321 годах инквизитор Кольда из Кольдиц, который был знаком с Экхартом, вступил в спор с городскими властями, против него выступили даже некоторые представители духовенства. Объявленный им интердикт вообще не соблюдался священниками. Другой случай произошел в 1341 году, когда в монастыре жил силезский инквизитор Ян Швенкфельд, изгнанный ранее из Вроцлава. В монастырь тогда пришли двое «еретиков», которые под предлогом исповеди выманили его на улицу и убили.
В начале XIV века монастырь святого Климента был одним из самых больших в стране. Здесь жило свыше 150 монахов, из них 120 священников. Однако широкое распространение идей Яна Гуса резко изменило положение доминиканцев. Член Ордена Петр из Уничова открыто выступал против учения Джона Уиклифа как в университете, так и во время своих проповедей. Он призвал к отлучению от церкви Яна Гуса и Иеронима Пражского и выступал против Гуса в качестве свидетеля на Соборе в Констанце. В январе 1417 года он был арестован чашниками и впоследствии вынужден отозвать свои заявления.
Доминиканцев ненавидели за их инквизиторскую деятельность, поэтому случаи угроз и нападений на членов ордена не были редкостью.
8 августа 1420 года гуситы вторглись в монастырь, сожгли его, а тех монахов, которые не успели скрыться, убили. Однако большинства членов конвента, вероятно, в то время уже не было в Праге. Вместе с монастырем исчезла школа, библиотека, архив и другие ценности.
После этого на территории монастыря было построено несколько небольших строений, однако свое значение он навсегда утратил. Еще в 1437—1476 гг. на развалинах обители жило несколько братьев-доминиканцев, но это был конец эпохи. В начале XVI века здесь возник иезуитский коллегиум. Последняя часть бывшего монастыря была разрушена и перестроена в 1711 году.
Превращение доминиканского ордена из прогрессивного в консервативный, а затем и карающий отразилось на судьбе и карьере Мейстера Экхарта. Во второй половине своей жизни он был вынужден все чаще и чаще оправдываться и опровергать обвинения в свой адрес.
Во второй раз он приехал в Париж в 1311 году — Генеральный капитул в Неаполе делегировал его в качестве преподавателя Университета. Это было весьма почетно: до него дважды преподавал в Париже только Фома Аквинский. В 1313 году Экхарт на десять лет уезжает в Страсбург, где выполняет функции общего наместника, отвечая за духовное руководство над сестрами провинции Тевтония, после преподает в Кельне. Активные его проповеди этого периода станут основанием для новых преследований.
Инквизиция в Германии становится все более активной. В 1325 году Римскому Папе докладывают о еретических положениях, которые проповедуют доминиканцы Тевтонской провинции, и Кельнский архиепископ Генрих фон Вирнебург начинает преследование Мейстера Экхарта. На соборе ордена в Венеции было постановлено расследовать дело Экхарта: в результате его оправдали, но запретили касаться в проповедях вопросов религиозно-спекулятивного характера.
Спустя два года Кельнский архиепископ, недовольный таким исходом дела, открывает новый процесс против Экхарта. 14 января 1327 года его пытались допросить инквизиторы, но Мейстер Экхарт отказался отвечать перед ними, намереваясь оправдаться непосредственно перед Папой, находившимся тогда в Авиньоне. Однако либо здоровье Экхарта, уже пожилого человека, не позволяло совершать такие путешествия, либо ему отсоветовали ехать в Авиньон, и 13 февраля он обнародовал свою защитительную речь в доминиканской церкви Кельна. Мейстер Экхарт не отказался от своих слов и идей и стремился доказать, что был неправильно понят. Однако папского вердикта он так и не дождался и в начале весны умер.
Его «дело» завершится лишь спустя два года. 27 марта 1329 года была издана папская булла «На пашне доминиканской», где перечислялись 28 еретических положений Экхарта, и покойный богослов порицался за них. При этом упоминалась оправдательная речь Экхарта — как свидетельство в пользу того, что он сам якобы признал себя неправым.
Уже в XX веке Ватикан поднял вопрос о его реабилитации, но кардинал Ратцингер ответил, что Экхарт никогда не был осужден лично, поэтому в реабилитации не нуждается. На деле же церковное руководство веками считало его еретиком, и это при том, что учениками его были выдающиеся богословы Иоганн Таулер и Генрих Сузо. Это отношение неизбежно повлияло на дальнейшее распространение идей и проповедей Экхарта, которые оказались на несколько столетий фактически под запретом.
Серьезное изучение его наследия началось лишь в 1875 году, когда под редакцией венского германиста Фридриха Пфайфера появляется первое собрание немецких проповедей, трактатов и афоризмов. Второй этап начался в 1886 году с исследований Денифле, включившего в поле рассмотрения и изучения также и латинские работы Экхарта. И только 1924 год отмечен появлением «Трехчастного труда» (Opus Tripartitum) — главного произведения Экхарта на латинском языке, задуманного автором в качестве метафизики Евангелия.
Сегодня без Мейстера Экхарта невозможно представить себе историю и философию христианства.
Рассказывая о нем, нельзя не упомянуть о первой переводчице его проповедей на русский язык. В последнее время переводов появилось немало, но самой первой стала Маргарита Сабашникова, в замужестве Волошина. Она была интереснейшей личностью. Родилась в богатой московской купеческой семье, сестра ее матери была замужем за Константином Бальмонтом, другая сестра, Александра Андреева, стала писательницей. В 1903 году (ей был 21 год) на выставке картин у Сергея Щукина она познакомилась с будущим мужем, Максимилианом Волошиным. Обвенчались они в 1906 году. А годом раньше в ее жизни произошло важнейшее событие — она познакомилась с Рудольфом Штайнером и стала на всю жизнь убежденной сторонницей антропософии. Сам Штайнер отмечал ее среди своих учеников и последователей и уделял ей много внимания.
В Санкт-Петербурге они с Волошиным поселились в «башне» Вячеслава Иванова. Вскоре она влюбилась и в Иванова, и в его жену, Лидию Дмитриевну Зиновьеву-Аннибал. В ночь с 25 на 26 февраля 1907 года Сабашникова заключает «тройственный союз» с Ивановыми. Волошин воспринял это очень тяжело, но решил предоставить жене свободу. После расставания они на всю жизнь сохранили дружеские отношения.
В 1914—1917 гг. она жила в Швейцарии и принимала участие в строительстве Гетеанума в Дорнахе. После Февральской революции вернулась в Россию, много работала как живописец. Но основную известность как художник она получила в Германии, где жила с 1922-го до самой смерти в 1973 году. По завещанию прах ее был отправлен в швейцарский Дорнах, всемирный центр Антропософского движения.
Сабашникова всю жизнь была близка к немецкой культуре. Она не только перевела проповеди Экхарта, но и написала к ним предисловие. В нем есть такие слова: «Почему важно, чтобы в наши дни прозвучал нам отрешенный и вместе с тем страстный голос Мейстера Экхарта?
Не стоим ли и мы, как он, на дороге нового времени? Ибо души напряжены и ожидают откровения. Но где сильнее свет, темнее обозначатся и тени. Все, что в иные времена осталось бы грехом отдельных; все, что не есть одна чистая отрешенность; все, что не есть одна любовь, которая сильнее смерти и убивает все отъединенное, — в такие времена бывает гибельно для других.
Надо раскрыть сердца духовному миру. Он приблизился.
Экхарт не устает освобождать душу к новому все более чистому бытию. Он требует высочайшего. Его чистый и трезвый дух создает в душе ту тишину, в которой Бог произносит Свое Слово».
Идеи Экхарта привлекали и привлекают совершенно разных людей. Это неудивительно: он умел простыми словами объяснять сложнейшие вещи. Все им сказанное не просто остается актуальным и сегодня — оно будет актуальным до тех пор, пока существует человечество.
*
Если бы кто-нибудь тысячу лет вопрошал жизнь: зачем ты живешь? — и она бы ему вообще отвечала, она не сказала бы ничего иного, как: я живу затем, чтобы жить. И это оттого, что жизнь живет своей собственной глубиной, бьет из себя самой. Поэтому она живет без всякого „почему“ и живит себя самое. И если бы кто-нибудь спросил правдивого человека, такого, который действует из своей собственной глубины: зачем ты делаешь свое дело? Если бы он верно отвечал, он не сказал бы ничего иного, кроме того, что: я делаю, потому что делаю.
Литература:
Havrda J., Kovář M., Žďárská A. Dominikánský klášter sv. Klimenta v Praze na Starém Městě. Staletá Praha, ROČNÍK XXXIII. 2017, č. 2
Sokol J. Mistr Eckhart a středověka mystika. Praha, 2019
Йога-сутра Патанджали. Комментарии. Минск, 2006
Дайсэцу Тэйтаро Судзуки. Мистицизм: христианский и буддистский. Киев, 1996
Майстер Экхарт. Об отрешенности. М.; СПб., 2001
Михайлов И. А. Мейстер Экхарт в контексте современных интерпретаций. // Сущность и слово. Сборник научных статей к юбилею профессора Н. В. Мотрошиловой. М., 2009
Мейстер Экхарт. Проповеди и рассуждения. Перевод со средне-верхне-немецкого и предисловие М. В. Сабашниковой. М., 1912.