В чешской культуре бидермейер полнее всего выразился в прозе и живописи Адальберта Штифтера (Adalbert Stifter). Этот немецкоязычный литератор и художник родился на территории современной Чешской Республики и воспевал природу любимой им Шумавы (Šumava je pohoří na hranicích Čech, Rakouska a Bavorska. Шумава — это низкие горы на границе Чехии, Австрии и Баварии). У этого автора, отчасти предвосхитившего свое время (který částečně předběhl svou dobu) и защищавшего идею равенства культур разных народов, есть книга, которая, насколько мне известно, не была переведена на русский язык. Называется она Der Hochwald (букв.: высокий лес) и переводится на русский как строевой, корабельный лес, а на чешский — как hvozd. Чешское слово весьма древнее, восходит к праславянским временам, оно родственно русскому хворост (в современном чешском — klestí) и обозначает непроходимый древний высокий лес. И немецкое слово, и чешский эквивалент в данном случае стоит перевести на русский с помощью слова пуща. Конечно, и тут мы не найдем полного совпадения: крупнейший остаток реликтового равнинного леса в Европе — это Беловежская пуща, находящаяся сегодня на территории Белоруссии и Польши; по-чешски она называется не hvozd, а prales (т. е. пра-лес, как и прабабушка, правнуки и т. д.). Однако prales на русский переводится обычно как джунгли. Во избежание путаницы для джунглей используют словосочетание tropický prales. На территории современной Чехии реликтовый лес — это территория, названная Boubínský prales.
Итак, книга (назовем ее, скажем, «Пуща», «Дремучий лес», «Чащоба» или как-то по-другому) рассказывает об истории семьи, уничтоженной войной. Однако существенную часть текста составляют описания природы и красоты двух девушек, так что здесь, как и во многих менее удачных произведениях этого периода, часто встречаются слова, сегодня в живой речи почти не употребляющиеся: spanilý, sličný, čarokrásný, milostný, skvostný и т. п., переведем их как прекрасный, чарующий, очаровательный, грациозный, прелестный, обворожительный, пленительный, обаятельный… Примечательно, что в наше время «высокие» слова выходят из употребления, и чем ниже лексика, которую позволительно использовать «с высокой трибуны», тем меньше так называемой высокой лексики остается даже в пассивном словаре наших современников.
Бидермейер провозглашал одной из самых ценных основ в жизни человека семейное счастье. В вышеупомянутом романе (pověst) счастливая развязка (rozuzlení) казалась возможной, но люди, которые должны были породниться, уничтожили друг друга. Книга описывает войну со шведами в XVI веке, но исторические события весьма условны, хотя и опираются на факты, почерпнутые автором из хроник чешского города Фримбурк (Frymburk). Герои повести долго надеются, что война обойдет их стороной, и, если бы не случайность, так бы и произошло, но по недоразумению все оборачивается полнейшим уничтожением и распадом (zkáza, букв.: порча).
Сегодня мы часто слышим о том, что у России имеется какой-то свой, отличный от всего человечества путь. Пишут и о том, что искусство бидермейера не затронуло Россию, но это не совсем так. Однако, как и многие другие направления и стили, он пришел на русскую почву позже и оставался дольше, чем в странах, которые около 1848 года всколыхнули национальные революции. В России в это время было крепостное право, и слой преуспевающего мелко- и среднебуржуазного общества, не связанный с аристократией, который был важен для искусства бидермейера, просто еще не сложился.
Для доказательства того, что и в русском искусстве были художники, происходившие из низов и исповедовавшие те же ценности, что и европейцы, достаточно сравнить два произведения, совпадающие даже в деталях. Это картина «Художник в кругу семьи за работой у мольберта» (1838) Вильгельма фон Гарниера-отца (Wilhelm von Harnier starší) и «На балконе» (1851) Ф. М. Славянского, причем и ту, и другую иногда относят к реализму.
На обеих картинах мы видим семьи художников. Русский живописец происходил из крепостных, был выкуплен стараниями другого выдающегося русского мастера, А. Г. Венецианова, который на свои средства открыл школу для талантливых юношей из неимущих классов. Художник изобразил семью с тремя детьми, одетыми по моде, в дорогую одежду. Место действия — Италия, что видно как по балкону, так и по буйной южной растительности. Лица персонажей простонародные, но атрибуты быта говорят о том, что дела идут хорошо: на полу ковер, у детей дорогие игрушки. Интересна деталь: куклы на обеих картинах (тот же тип взрослой фигуры, который позднее переродится в Барби) брошены на пол и лежат в очень похожих позах.
Немецкая картина не столь радужна (возможно, потому, что жить художнику осталось недолго: он приехал в Италию не только работать, но и лечиться), она выдержана в темно-синих и терракотовых тонах. Взгляд живописца на полотне направлен куда-то в сторону. В семье тоже трое детей. Мальчик играет с лошадкой, а девочка бросила свою куклу (panenka) и подсела к солдатикам (vojáčci). Жена с удовольствием смотрит на то, что изобразил муж — это, видимо, цветы, но картины мы не видим, она повернута к окну. Вот только рядом с букетом стоит бутылочка (lahvička), напоминающая аптечную…
Бидермейер считали смесью ампира с романтизмом. И именно ампир, очень ограниченно представленный в чешском искусстве, стиль Наполеона, казалось бы, врага России, остался в русском искусстве значительно дольше, чем в Центральной и Западной Европе. Ампир был растиражирован в виде больших и маленьких русских усадеб, дворцов и присутственных мест. В качестве основного архитектурного памятника стиля ампир в Чехии назовем замок (с русской точки зрения, это дворец или даже поместье, большая усадьба) Качина (Kačina). Слово это отнюдь не высокой лексики, это разговорный вариант слова kachna (утка), но, приехав в это место, можно ощутить так хорошо знакомую нам атмосферу помещичьей усадьбы: белые колонны и длинные галереи, треугольные портики и огромный подъездный двор — по-чешски čestný (почетный) dvůr.
Как известно, ампир является одним из ответвлений классицизма, поэтому о замке говорят как о největším a stylově nejčistším dílu českého klasicismu (самом большом и стилистически чистом произведении чешского классицизма) и используют определение vznešená prostota (возвышенная простота).