Несмотря на волну отставок, все бывшие министры и известные деятели прошлого царствования получили приглашения на торжества, в том числе великий князь Константин Николаевич и министры Лорис-Меликов, Милютин и Абаза. Они получили возможность для общения, интересных воспоминаний и обмена мнениями. Впрочем, никто этим не злоупотреблял, и все было в рамках приличий. На сановников и высшее чиновничество пролился дождь наград: одних бриллиантов раздали на 120 тысяч рублей. Двадцать майских дней в Москве запомнились красочными шествиями и молебнами, балами и банкетами на тысячи персон, народными гуляньями и освящением храма Христа Спасителя.

Начавшееся царствование имело ряд характерных особенностей. Прежде всего, резиденцией монарха была избрана Гатчина, куда семья переехала в конце марта 1881 года. К моменту коронации император и супруга вполне обжили не приспособленный к комфортной жизни дворец и расположились в антресольных комнатах Арсенального каре, ранее предназначенных для прислуги. Комнаты были небольшими (20—25м2), с низкими сводчатыми потолками. Их отремонтировали и обставили по желанию и вкусам хозяев. В целом все выглядело как жилье обычных буржуа. Однако это не означало, что все в Гатчинском дворце было на таком скромном уровне. Помещения представительского класса располагались в центральном корпусе дворца и бельэтаже Арсенального каре. Белый и Тронный залы, Мраморная столовая и Домовая церковь, дворцовый театр и, наконец, Греческая и Китайская галереи были отделаны с подобающей роскошью.

На постоянное жительство во дворец переехал министр Двора И. И. Воронцов-Дашков. Он занял с семьей помещения в бельэтаже Арсенального каре, а канцелярия министра расположилась в Кухонном каре. В Гатчинском дворце появился еще один постоянный жилец — Черевин Петр Александрович, в недавнем прошлом товарищ министра внутренних дел Лорис-Меликова. Странный статус «дежурного генерала», а фактически начальника охраны императора, только добавил интереса к этой фигуре. Черевин занял квартиру в первом этаже Кухонного каре. Монарх и его супруга испытывали необъяснимую слабость к постоянно пьяному генералу, прощая ему всевозможные выходки в публичных местах. Тем не менее, историки как дореволюционные, так и советские, никак не объясняя этой экзотической дружбы, умилялись монаршей снисходительности к пороку, вполне характерному для русского человека. Современные российские историки продолжают эту традицию умиления и снисходительности в описаниях пьяных похождений Черевина, забывая при том, что этот человек «правил должность» едва ли не самого влиятельного лица российских спецслужб.

Вокруг русского монарха установился весьма своеобразный порядок, который сам Черевин характеризовал с полной откровенностью: на недосягаемо высокой стороне стоит Александр III, при нем на страже он, Черевин и, пожалуй, императрица Мария Федоровна, а где-то внизу «прочая сволочь». К последним Черевин относил не только властные структуры всех уровней, но и великих князей с их многочисленными родственниками. Такой расклад, невероятный на первый взгляд, подтверждается многочисленными свидетельствами современников, со многими конкретными случаями и ситуациями. Историки, ничего этого не отрицая и не комментируя, стыдливо подчеркивают тягу к алкоголю только у Черевина, всячески отрицая наличие таковой у императора. Сам Черевин, нисколько не стесняясь, в откровенной беседе с присущим ему юмором рассказывал о совместных с императором выпивках, но «во благовремении», то есть в свободное от государственных занятий время. При этом Петр Александрович отмечал высокую устойчивость Александра III к алкоголю — «мог выпить много без всяких признаков опьянения».

Был, однако, случай в декабре 1883 года, когда с ним имел место казус: император, выпивши, вывалился на полном ходу из саней и сильно повредил плечевой сустав. Пришлось лечиться и не выходить из дома с 5 по 14 декабря, о чем имеется запись в дневнике: «…страдал порядком, а в особенности не мог спать ночью. Выходить не мог, но принимал доклады все дни». Победоносцев, не зная, в чем дело, настаивал на публикации бюллетеней о состоянии здоровья императора.

Гатчинская жизнь имела свой неповторимый регламент, в котором Черевин также играл заметную роль. Заведующий канцелярией министерства Двора В. С. Кривенко оставил о нем любопытные заметки: «Черевин — веселый, забавный собеседник, всегда почти находившийся во дворце, под рукой, пользовался общим расположением царской семьи. Над его явной слабостью к вину подтрунивали, но в особый грех эту гибельную склонность ему одному не ставили… В Черевина, видимо, верили как в лицо хорошо, основательно хорошо знакомое с тайными политическими организациями и со способами борьбы с ними. Черевин по должности бессменно пребывал во дворце, в то время как государь жил в Гатчине, и потому имел случай более частого общения с ним, чем кто-либо из приближенных. Эта фактическая близость ставила его в глазах многих в особо привилегированное положение. Если прибавить опасения острого языка дежурного генерала, то станет понятным, почему к нему ежедневно тянулись на поклон именитые лица, служебные тузы. В Гатчинском дворце, в первом этаже кухонного каре, в небольшой квартире Черевина, постепенно организовался своеобразный клуб. Сюда заявлялись министры и другие особы, приезжавшие представляться императору или императрице; здесь же виднелись и простые смертные из тех, кто был по душе Черевину. Черевин оказался большим хлебосолом, принимать гостей любил за завтраком. Ежедневно в его столовой собиралось много народа; ели сытно, пили сладко, и хозяину это было не накладно, так как все угощение, по требованию генерала, отпускалось из дворцовой кухни, буфета и погреба. К нему шли завтракать так же без зова, запросто, как к былым тороватым московским вельможам являлись на обед без приглашения…Не преувеличивая, можно сказать, что стол его обходился министерству Двора дороже, чем стол собственно царской семьи».

К рассказу Кривенко следует прибавить несколько слов об отношении императрицы Марии Федоровны к дежурному генералу, которого она называла General Pierre. В тощем фонде Черевина, хранящемся в Историческом архиве Петербурга, имеется много записок императрицы, написанных на фирменных бланках с короной: «Гатчина», «Ливадия», «Аничков Дворец». Записки неизменно дружеского, игривого содержания на французском языке. На одной из записок императрица удостоила своего генерала даже стихотворной строкой, написанной по-русски:

«И вот Вам доказательство,

Как я доброжелательна,

Что я спешу Вам все простить

И сию Шапку подарить».

Статус «дежурного генерала» при Дворе императора Александра III лучше всего подытожить словами графини М. Э. Клейнмихель: «У Александра III был любимец — генерал Черевин, стоявший во главе охранного отделения. Он пользовался неограниченными полномочиями. Он соединял в себе всю автократическую власть, и никогда еще ни один азиатский деспот так широко ею не пользовался, как он».

Столь высокое положение при императорской семье дежурного генерала невозможно объяснить простой дружбой. Вчерашний товарищ министра Лорис-Меликова после убийства Александра II резко выдвинулся в первый ряд, образовав непосредственно рядом с императором бесконтрольную спецслужбу со своим аппаратом и агентурой. Кривенко объяснял возвышение Черевина его глубоким знанием деятельности тайных политических организаций и был недалек от истины. Вместе с полученным опытом в системе МВД, Черевин обзавелся своей собственной агентурой, не зафиксированной в полицейских картотеках и действовавшей напрямую с ним. Эффективность своей работы он показал громкими арестами в конце 1879 года и в начале 1880-го, когда был арестован первый динамитчик «Народной Воли» Степан Ширяев, организатор взрыва в Зимнем Дворце Квятковский и ликвидированы две подпольные типографии. Даже комиссия сенатора Шамшина не смогла вскрыть механизм работы и финансирования агентуры товарища министра, а уж тем более ее состав. Правда, в конечном результате, был убит император, но при этом действовал уже другой министр — Лорис-Меликов, и все та же «Народная Воля». Главный террорист, крестьянский сын Андрей Желябов, заявил, что скипетр императора Александру III вручила революция, но был повешен. Все бонусы за полученный скипетр достались дежурному генералу П. А. Черевину. Императорская чета никогда даже не намекала на заслуги Черевина в деле 1 марта. После убийства императора он не был награжден и не стал министром. «Дежурный генерал» вдруг превратился во второго человека в государстве по объему реальной власти. Нужна ли награда значительнее?

Устроившись в Гатчинском дворце, императорская чета после коронации отправилась в Данию навестить родственников императрицы. Вояжи в Данию стали традиционными, то есть ежегодными, и всегда продолжались по два с лишним месяца. Александру III нравилась комфортная жизнь в загородном замке короля Христиана; в Копенгагене он мог позволить себе даже прогулки по магазинам. Ежегодное исчезновение русского царя в датском раю дало повод злым языкам предложить ему поменяться тронами с Христианом. Шутка имела под собой реальный политический смысл: подолгу общаясь с датским королем и его окружением, Александр проникся датской идеей, что все европейское зло воплощается в объединенной Германии. Убогая идея побежденной страны была привита российскому императору и стала доминирующим трендом внешней политики России на многие годы. Даже обрусевшие немцы Н. К. Гирс и В. Н. Ламсдорф, ветераны российского МИДа, изо всех сил старавшиеся сглаживать острые углы российско-германских отношений, были бессильны перед новым направлением внешней политики России, определявшейся самим императором. Александр III c гордостью заявлял, что он сам себе министр иностранных дел. На самом деле этого можно было не говорить, так как никогда еще российская внешняя политика не была столь неуклюжей и неадекватной. Чего только стоит пресловутое «сближение с Францией», испытывавшей к Германии точно такие же чувства, как и поверженная Дания. Идея союза с республиканской Францией настолько увлекла императора, что он был готов слушать «Марсельезу», забыв про свое монархическое величие.

В разговоре с министром иностранных дел Гирсом в феврале 1892 года Александр III так обозначил стратегию России на предстоящий период: «Нам действительно надо договориться с французами и в случае войны между Францией и Германией тотчас броситься на немцев, чтобы не дать им времени разбить сначала Францию, а потом обратиться на нас. Надо исправить ошибки прошлого и разгромить Германию при первой возможности». На вопрос Гирса: «Что же выиграем мы, если, поддержав Францию, поможем ей разгромить Германию?» — последовал невозмутимый ответ: «Как что? А именно то, что Германии не станет и она распадется, как и прежде, на мелкие и слабые государства». Такой нехитрый план, давно созревший в Копенгагене, российский «миротворец» вполне серьезно готовился осуществить на деле.

После длительных переговоров в декабре 1893 года была утверждена военная конвенция между двумя странами о мобилизационных и военных обязательствах на случай войны с Германией. Нельзя сказать, что в российских военных кругах не осознавали, куда ведет страну конструирование взаимоотношений в Европе по датской колодке. Еще на стадии обсуждения конвенции начальник российского Генштаба Н. Н. Обручев писал: «Заручившись гарантией против самого опасного нашего врага, Франция могла бы в случае войны России с Австрией, возникшей хотя бы по приказу Германии, оставаться безучастной и выжидать событий, что могло иметь для нас гибельные последствия». Аналогичные мысли о потере Россией права выбора в той или иной ситуации высказывались и в российском МИДе, но самопровозглашенный министр иностранных дел — император Александр III — твердо держал выбранный курс. Такой же бессмысленной и недалекой была политика императора в Болгарии и Польше.

К сожалению, в российской историографии нет ни одного сколько-нибудь критического исследования внешней политики России времен Александра III, напротив, всюду преобладает комплиментарный тон, однажды принятый и постоянно тиражируемый. Это тем более непонятно на фоне совершенно очевидной личной роли императора в конструировании будущего европейского конфликта. Ликование историков по поводу того, что такой конфликт не состоялся при жизни монарха, и присвоение ему на этом основании звания «миротворца» выглядит как издевка.

Политика контрреформ во внутренней жизни страны возникла сразу же после коронации и проводилась в рамках уступок дворянскому сословию. Александр III старался во всем придерживаться принципа неравенства сословий, и прежде всего — в системе городского и сельского самоуправления. Соответствующие законопроекты годами буквально протаскивались в Государственном совете под давлением императора. Так, законопроект, предусматривавший создание в земствах института земских начальников, получил на голосовании в общем собрании Государственного совета «за» — 13 голосов и 39 «против». Тем не менее, император наложил на выписке по результатам голосования следующую резолюцию: «Соглашаюсь с мнением 13 членов, желаю, чтобы мировые судьи в уездах были упразднены, чтобы обеспечить нужное количество надежных земских начальников». Как и в министерстве иностранных дел, Александр III был сам себе законодатель в Государственном совете.

Самодержавный восторг к началу 90-х годов буквально охватил императора и нес его от одной глупости к другой. Кроме насаждения сословного неравенства в России вдруг зародился «еврейский вопрос». В апреле 1881 года в Елизаветграде и Киеве случилось несколько еврейских погромов. Сейчас уже трудно ответить однозначно — были ли погромные действия толпы организованными или имел место стихийный порыв темной массы людей. Важно, что за этим последовали совершенно определенные действия правительства: создание в министерстве внутренних дел Комитета по делам евреев и выработка так называемых «Временных правил проживания евреев» со многими ограничениями, в том числе с ограничениями приема евреев в университеты. Такая реакция на погромы не могла быть инициативой только министра внутренних дел, а шла с самого верха. Антисемитский настрой Александра III не был секретом, да и сам он не стеснялся в выражениях в адрес еврейства. Внук барона де Гранси таким образом решал свою собственную задачу — максимально показать русскому обществу свою «русскость». Так, на протяжении всего царствования монарх изощрялся в навязчивом показе своих грубых «русских манер»: сквернословии, переодевании армии в псевдорусскую форму и многих других пассажах самого примитивного свойства.

При этом он всегда оставался мужем своей жены, датской принцессы Дагмар, которая, переехав в Россию, использовала малейшую возможность вернуться на родину, никогда не писала по-русски, предпочитая французский. Характерно одно воспоминание М. И. Семевского о впечатлении И. С. Тургенева от встречи в Париже с августейшей парой за чаем у русского посла графа Орлова: «Она сыпала фразу за фразой, задавала нелепые вопросы и перескакивала с предмета на предмет, не высказав ни одной стройной мысли. Она, как наивная институтка, спросила между прочим, почему я не пишу свои произведения по-французски». Для Дагмар это было, на самом деле, удивительно, но вполне естественно для русского писателя, который пояснил ей свое предпочтение русского языка: «Как русский человек, воспроизводя кого-либо, я ставлю себя на его место, как бы я сделал сам, но в шкуру французу как бы я мог взойти…». Вряд ли скрытый смысл слов русского писателя дошел до сознания Дагмар и ее супруга. Сам Александр III произвел на Тургенева впечатление посредственного человека.

Еврейскому вопросу русский император уделял настолько постоянное внимание, что, назначив в 1891 году генерал-губернатором Москвы своего брата, великого князя Сергея Александровича, позволил ему произвести широкую депортацию еврейского населения из Москвы за «черту оседлости», преимущественно Западного края. Двадцать тысяч еврейских ремесленников и торговцев, проживших в Москве 30—40 лет, получили уведомления: в месячный срок убраться из города. Такого Россия не видела и в худшие времена. В Петербурге готовились проделать то же самое, но вмешалось общественное мнение, в том числе и европейское.

Секретарь Государственного совета А. А. Половцов писал в своем дневнике, особо выделяя Сергея Александровича: «Если два старших брата (Александр, Алексей) имеют презрение к человечеству, то третий (Сергей) всецело пользуется презрением человечества». Дурную славу брат императора приобрел еще на военном поприще, командуя Преображенским полком. Известный знаток имперского чиновного мира историк П. А. Зайончковский писал, что в 80-е годы Сергей Александрович, «полукретин, с крайне примитивным мышлением реакционно-шовинистического порядка», командуя лейб-гвардии Преображенским полком, «активно содействовал процветанию противоестественного порока». И такую одиозную личность император отправил управлять Москвой. Репрессии против евреев стяжали братьям недобрую славу и вызвали широкую негативную реакцию в кругах международного еврейского банковского капитала.

Самый плачевный результат Александр III получил, однако, реформируя свое собственное семейство Романовых. Получив в 1880—81 годах незабываемый шок от готовившихся его отцом конституционных преобразований и чуть было не став в результате частным лицом, император сразу после коронации решил навсегда покончить с самой возможностью такой ситуации. Центральным пунктом реформы должна была стать великокняжеская линия, открывавшая по существу путь к трону. Александр III с ужасом вспоминал, как совсем недавно все ждали коронации княгини Юрьевской и объявления ее сына Георгия великим князем. Свои планы по реконструкции основного российского закона «Учреждение об Императорской фамилии» император впервые озвучил в 1883 году, и тогда же была создана специальная комиссия под руководством великого князя Владимира Александровича.

Работа над такой животрепещущей реформой не могла проходить гладко, а тем более втайне, так как затрагивала интересы всех членов императорской фамилии. Вопрос был острым и деликатным одновременно. Для Александра III такого рода проблемы решались не путем глубокого анализа — такой метод был для императора недоступен, — а путем «ломового» давления на оппонентов. Главным аргументом императора в любом споре давно стал тезис «мы так желаем», который проводился в жизнь всегда, не обращая внимания на точку зрения «остальной сволочи». В данном случае безотказный метод подвел и хозяина, и все его многочисленное семейство, надолго поссорив родственников и превратив их родовые кланы в конкурирующие организации.

В начале обсуждения предстоящей реформы Александр III заявил, что изменения нужны, так как он не желает оставить своих детей «без штанов», имея в виду необходимость сокращения расходов на всю Фамилию. Вся Фамилия, однако, быстро сообразила, что не только в этом дело. Скрытая мысль императора шла глубже: он хотел навсегда утвердить у трона ветвь своей матери, незабвенной императрицы Марии Александровны, и ее отца, безвестного барона де Гранси. Для этого необходимо было отобрать навсегда титул Великих Князей у прочих Романовых, не имевших отношения к барону де Гранси и его службе в Гессенском Доме. Комиссия подготовила соответствующие предложения, которые после обсуждения в Аничковом дворце в кабинете Александра III были сведены в указ «О некоторых изменениях в Учреждение об императорской фамилии». Указ от 24 января 1885 года был довольно коротким, но максимально доходчивым для всех членов большой Романовской семьи: «Ныне признав за благо установить для имеющих возникнуть новых поколений некоторые противу первоначального положения изменения, повелеваем: 1. Великими Князьями, Великим Княжнами и Императорскими Высочествами почитать сыновей, братьев, дочерей, сестер, а также внуков Императоров, по прямой линии от мужеского поколения происшедших; правнуков же Императоров, от мужеского поколения происшедших, признавать Высочествами, Князьями и Княжнами крови Императорской».

С момента подписания указа Великими Князьями могли стать только отпрыски действующего монарха и более никто. Это было главное — остальное могло подождать. Полная редакция «Изменений в Учреждение…», с суммами на содержание разных категорий родственников и непременным запретом неравнородных браков, прошла Высочайшее утверждение только 2 июля 1886 года. Реакция Фамилии на изменения в «Учреждении» была бурной, но, разумеется, не выплеснулась в прессу, а носила исключительно салонный характер. Напрасно искать отголоски нового династического скандала на страницах дневников, мемуаров и т. д. Никто не решился доверить бумаге свое негодование и протест. Романовы не привыкли выносить сор из избы; свои чувства они спрятали в душе, но уже не было больше сплоченной семьи, объединенной чувством принадлежности к Божественной власти. Семья раздробилась на группы по интересам, сохранявшие только видимость некоей общности.

Великому реформатору Александру III пришлось испытать на своей шкуре все «прелести» династической неприязни: беззаботная жизнь стала возможной только в «милой Гатчине». Уже в следующем 1887 году группа студентов С.-Петербургского университета на скорую руку сколотила новую «Народную Волю» со всеми ее атрибутами — динамитом и бомбами. Студенты-старшекурсники Шевырев и Ульянов за три месяца проделали полный цикл «революционной борьбы»: от создания группы террора до выхода с бомбами на Невский проспект. Спешили, чтобы успеть к 1 марта, как и требовалось в заказе, да так, что программу партии «Народная Воля» пришлось писать в день покушения. Постановочный характер ремейка 1 марта 1887 года был очевиден даже самым наивным, но правосудие Александра III сработало четко — студентов отправили на виселицу, как настоящих революционеров. Всезнающий Черевин, разумеется, знал, кто все это устроил, но прямых улик не было, и постановку списали на нигилистов.

В следующем, 1888 году императору наглядно продемонстрировали, что такое рельсовая война. Возвращаясь из путешествия по Кавказу, поезд императора потерпел крушение недалеко от станции Борки. Крушение было настолько избирательным, что разбились только вагоны середины состава, где располагалась царская семья. Паровозы и хвостовые вагоны не пострадали и остались на рельсах. Здесь Черевин разобрался за несколько дней и быстро выявил исполнителя подрыва поезда. Схватить его не удалось — он исчез по заранее подготовленному маршруту. Сам Реформатор и семья не пострадали, и, чтобы не раздувать нелепую ситуацию, в которой он оказался, император дал установку списать катастрофу на халатность железнодорожников. Пожелание императора определило судьбу дела в инстанциях, где стали разбираться не спеша, с привлечением экспертов и множества свидетелей. Многотомное следственное дело о крушении поезда в Борках милостивый монарх через некоторое время закрыл за полной ненадобностью и с благодарностью Божьему промыслу.

Бурная государственная деятельность, связанная с непрерывными разъездами, охотами и постоянными торжествами, сопровождавшимися неизменными застольями, быстро подточила здоровье могучего императора. Тревожные сигналы поступили в самом начале 1894 года, когда царь сильно простудился. Врачом Государя и Его Семьи официально значился Лейб-хирург Густав Иванович Гирш, единственный врач, состоявший одновременно при Императорской Главной Квартире. На этот раз для обследования больного императора пригласили из Москвы известного терапевта профессора Г. А. Захарьина. Вместе с Гиршем они составили заключение о состоянии здоровья Александра III и выработали «Необходимые указания для правильного хода здоровья Его Императорского Величества». В рекомендациях венценосному пациенту врачи отметили и главный пункт медицинских ограничений: «Так как в организме есть расположение к полноте, подагре, катарам дыхательных путей (носа, зева, дыхательного горла и его ветвей-бронхов), а также к головному полнокровию, то следует: вино употреблять лишь в самом ограниченном количестве, а водки не употреблять вовсе (в настоящее время, по причине слабости после перенесенной инфлюэнцы, количество вина ограничить на столе строго)». Два ответственных медика не могли наложить запрет на алкоголь совершенно непьющему человеку. Под головным полнокровием тогдашняя медицина понимала повышенное кровяное давление, измерять которое в то время не могли. Этим объясняется неправильный диагноз, который постоянно ставили императору — болезнь почек (нефрит). Против головного полнокровия доктора оставили конкретные рекомендации: «При признаках головного полнокровия (тяжести головы, особенно в затылке, беспокойном сне, раздражительности, появлении крови из носа) тотчас прекратить на время занятия делами, больше ходить, принять слабительное, а если этих мер недостаточно и голова продолжает беспокоить, то поставить пиявки на нижний конец спинного хребта (на копчик) числом от пяти до семи».

«Указания для правильного хода здоровья» датированы 24 января 1894 года и подписаны профессором Захарьиным и лейб-медиком Гиршем. Первый кризис император перенес довольно легко, но уже летом последовало новое ухудшение здоровья, и по рекомендациям врачей в сентябре Александр III уехал в Ливадию. Болезнь прогрессировала, император резко похудел и пожелтел, появился сильный отек ног. Начиная с 5 октября консилиум врачей стал публиковать ежедневные бюллетени о состоянии его здоровья. Вот один из последних бюллетеней:

«17 октября, 8 часов вечера.

В течение дня Государь Император кушал мало и чувствовал себя слабее, обычный кашель, которым Его Величество страдает давно, вследствие хронического катара глотки и дыхательного горла, усилился, и в мокроте показалось несколько крови.

Профессор Лейден

Профессор Захарьин

Лейб-хирург Гирш

Доктор Попов

Лейб-хирург Вельяминов».

В 2 часа 15 минут пополудни 20 октября Государь Император Александр III «тихо в Бозе почил». Императору было 49 лет.

Диагноз болезни и акт вскрытия были опубликованы 28 октября, и уже тогда обратили внимание специалистов на полное несоответствие диагноза и главной причины смерти императора. При официальном диагнозе «хронический интерстициальный нефрит» вскрытие показало гипертрофированное увеличение размеров сердца и его жировое перерождение. Почетный лейб-хирург Н. А. Вельяминов писал в своих воспоминаниях: «Из лечивших врачей, подписавших прижизненный диагноз, присутствовал при вскрытии я один и могу сказать, что о столь грозном увеличении сердца врачи бесспорно не знали, а между тем в этом и крылась главнейшая причина смерти. Изменения в почках были сравнительно незначительны».

Через много лет этот вывод подтвердил, познакомившись с актом вскрытия Александра III, патологоанатом госпиталя им. А. Д. Вишневского В. В. Вец. Он дал заключение, основанное на современных представлениях о причинах наступления смерти: «гипертоническая болезнь с преимущественной гипертрофией стенки левого желудочка сердца (резкое увеличение размеров сердца)». На современном медицинском языке болезнь называется «кардиомегалия», одной из причин которой является хронический алкоголизм.

Скрывать очевидные факты, касающиеся лично Александра III, стало почему-то обыкновением российской историографии. В результате, правитель, трудившийся над созданием в Европе конфликтной ситуации, становится «миротворцем», а разрушитель династической фамилии — «прекрасным семьянином». Тринадцать лет царствования Александра III, с его легкомысленной внешней политикой, ориентированной на обслуживание чужих интересов, и внутренними преобразованиями, основанными на лицемерии и жестокости, основательно подорвали фундамент европейской государственности, заложенной в России Александром II. Своему сыну Николаю II император Александр III оставил незавидное наследство: разобщенную династию, расколотое сословное общество и невразумительную европейскую дипломатию.

Список использованных источников.

1. Дневник Милютина Д. А., М., 2009 г.;

2. ОР РГБ, фонд 169, Д. А. Милютина, картон 38—62;

3. ОР РГБ, фонд 58, И. И. Воронцова-Дашкова, картон 139—140;

4. Дневник А. А. Половцова, М., 1966 г.;

5. Графиня М. Клейнмихель. Из потонувшего мира. Мемуары — М., Пг., 1923;

6. Кривенко В. С. В Министерстве двора. Воспоминания. СПб, 2006;

7. Вельяминов Н. А. Воспоминания об императоре Александре III. Рос. Архив. — М., 1994, Т.V;

8. Рыженко И. Э. Александр III в Гатчине, СПб, 2011;

9. Нахапетов Б. А. Врачебные тайны Дома Романовых, М. 2007;

10. ГАРФ, фонд 677, Александр III, опись 1, ед.хр. 95.