Алан казался мне вечным со своей энергией и жизнелюбием, мне и в голову не приходило, что этот человек — ровесник моей мамы: мне казалось, что он теперь будет в Чехии и я всегда успею услышать его рассказы. Конечно, я ошибалась.
Алан Леви (1932—2004) жил с 1967 года в Праге, откуда его выселили в 1971-м за сочувствие «Пражской весне». Он был влюблен в город, жил здесь всей своей семьей и вопреки слабому знанию чешского — а может, как раз благодаря этому — пребывал в особой атмосфере восторженности по поводу того, что ему удалось-таки найти замечательное место для жизни. После того, как его объявили нежелательным, он написал книгу Rowboat to Prague (1972) и поселился неподалеку, в Вене, работал в театре и университете, ждал. Когда он смог вернуться, подыскивал квартиру и надежный источник заработка, мы и познакомились.
— Представляешь, — говорил Алан, — мы явились в Альпы, я и фотограф Таппе. Идем первый раз ловить бабочек. Таппе одет во что-то мешковатое, я натянул, что удалось найти потеплее, а все обитатели отеля, где жил Набоков, разряжены, как будто собираются на концерт, и только Набоков одет… нет, не как турист, а как идеальное представление о туристах, как иллюстрация к книге о скаутинге: он в гольфах и джентльменских шортах, а в руках у него сачок с золотой рукояткой. Нет, конечно, ручка сачка была не из золота, а из бронзы. Но выглядела как золотая. И вот мы идем с Набоковым ловить бабочек, а я — попутно писать свою книгу о нем как о писателе, а Хорст Таппе — фотографировать. Накрапывает дождь. Таппе обвешан всякими мешочками и сумками, через плечо у него висит фотоаппарат. Мне любопытно узнать, какой техникой он пользуется, поэтому я прошу показать мне этот аппарат. Таппе расстегивает чехол и вместо фотоаппарата вытаскивает ремень от брюк, смотрит на него и говорит: «Я искал его все утро»…
Алан хохочет, а я собираюсь домой, но он удерживает меня следующей и следующей историей. Про Таппе я слышу впервые (тогда я еще не интересовалась фотографией), а если бы я знала, что этот мастер (1938—2005) фотографировал Сименона и Кокошку, Пикассо и Маркеса, Чаплина и Софи Лорен, а также многих-многих других выдающихся деятелей искусства ХХ века, а о Набокове выпустил целую книгу фотопортретов, которыми он занимался около 15 лет, до самой смерти писателя, то я бы, конечно, слушала лучше.
Алан рассказывает мне всякие истории о походах за бабочками, о том, как Набоков любил свою жену, без которой буквально не мог жить, о нелюбви писателя к теориям Фрейда. Наконец я получаю в подарок книгу Леви, она называется «Владимир Набоков и его бархатная бабочка».
Я пришла тогда домой и стала думать, что же значит посвящение. Интернета еще не было, поэтому мне пришлось потрудиться, прежде чем я выяснила, что «папильон» — это порода собак; когда эти псы внимательны и поднимают уши, то эти ушки и темные пятная на морде складываются в подобие бабочки. Поэтому посвящение можно было перевести приблизительно так: «Светлане Михловой в надежде, что ты и твоя семья смогут поймать бабочку с лица собачек-папильонов»… Вот с тех пор я и занимаюсь этой ловлей.
