С Владимиром Войновичем я познакомился благодаря его дружбе с моим двоюродным братом Борисом Балтером¹, известным в шестидесятые годы писателем, автором переиздающейся и ныне лирической повести «До свидания, мальчики!». Но произошло это уже после смерти Бориса.

Помню, как в загородном доме Балтера, построенном им вместе со второй женой Галей в деревне Вертошино, как раз напротив писательской Малеевки, в середине семидесятых все зачитывались первой частью «Чонкина» — переплетенной машинописью в самодельной обложке из тонкого картона, совершенно затертой от частого чтения друзьями Бориса, Гали и ее дочери Ирины. В их число входил и я. Иногда кто-то из новеньких, кому роман Войновича только что попал в руки, начинал, давясь от смеха, читать вслух какой-нибудь эпизод, присутствовавшие в тот момент рядом поддерживали чтеца дружным смехом.

Я еще до «Чонкина» узнал и полюбил повести Войновича «Хочу быть честным» и «Два товарища», но с их автором встретился лишь за несколько дней до новогодних праздников 1978 года. Я взял в конструкторском бюро, в котором работал, полагающиеся мне отгулы и уехал в деревню Вертошино вместе с Атосом, палевой масти королевским пуделем моей будущей жены Ирины, приемной дочери Балтера.

Декабрь стоял снежный. Дорожку от калитки до крыльца приходилось не один раз в день расчищать лопатой, что напомнило повесть «Женщина в песках» Кобо Абе. Местные жители, когда я выходил гулять с Атосом, на глаза не попадались. Лишь кое-где поднимался над крышами дымок из труб. По вечерам над деревней стояла девственная, во что теперь уже трудно поверить, тишина, не нарушаемая никакими звуками. Одинокий фонарь, рассекая чернильную тьму, тускло освещал дома в самом начале проулка. Тихо и пустынно в декабрьские вечера в русской деревне и поныне.

В один из таких вечеров в деревню вкатился огромный трейлер и, круто развернувшись в сугробах, остановился на пустыре прямо напротив дома. Это вызвало у меня нехорошие подозрения. Погасив свет на первом этаже, я, как в детективном фильме, приоткрыл сбоку занавеску и какое-то время наблюдал за вторгшимся в деревню автомобильным монстром, но ничего подозрительного не заметил. Неожиданное появление трейлера связалось для меня с предстоящим приездом Войновича — ведь за ним «компетентными органами», как тогда называли в газетах контору на Лубянке, велась постоянная слежка. К счастью, я ошибся: рано утром трейлер убрался восвояси. Видимо, водители просто решили переночевать в тишине и покое перед въездом в первопрестольную.

А к вечеру приехал Войнович с женой Ириной, преподавательницей русской литературы в московской средней школе, и маленькой, лет четырех-пяти, дочерью Олей. Мы сразу же перешли на «ты», так и общались друг с другом в течение всей последующей жизни.

Войновичи ночевали на втором этаже, а я на первом, в кабинете Бориса. Утром мне было слышно, как Ира Войнович, уговаривая дочку съесть яйцо, сваренное всмятку, приговаривала:

Я, желток-желткович,

Я хочу, чтоб меня съела

Олечка Войнович.

А еще помню, что маленькая Оля очень уважительно называла пуделя Атоса Атосовичем.

К вечеру 31-го все, с кем предстояло встречать тот Новый год, были на месте. Нужно сказать, что из заснеженной Малеевки сходились в этот дом к новогоднему застолью Сарновы Бен и Слава, Виноградовы Игорь и Нина, Станислав Рассадин с Алей, Семен Израилевич Липкин с Инной Лиснянской, Олег Чухонцев, итальянская славистка Мариалина, бывал тут Булат Окуджава, приезжал из Москвы художник Борис Биргер. Участники застолья менялись, а традиция встречать здесь Новый год сохранялась до 1985 года…

Но теперь речь пойдет о встрече Нового 1979 года. Почему-то она запомнилась не только мне. В чем я в первый раз убедился, когда в начале нового века Оля Войнович (это она двадцать с лишним лет назад Атоса называла Атосовичем) опубликовала в «Новых известиях», кажется, «Историю о настоящем деде Морозе», такой святочный рассказ, в котором воспроизвела подробности того вечера в доме Балтера. А через несколько лет уже Владимир Войнович издал где-то (не помню где) рассказ «Демонтаж», навеянный теми же воспоминаниями. А еще позже, в 2010 году, я прочел описание той же новогодней ночи в его книге воспоминаний «Автопортрет. Роман моей жизни», где он называет и мое имя.

Причем Оле Войнович запомнилось, будто я напал на Деда Мороза, отобрал у него наряд, бороду с усами и мешок с подарками, а ее отец, никак ее не опровергая, в роли Деда Мороза представил совсем другого человека, которого даже не было среди нас в ту новогоднюю ночь. Все это побуждает меня рассказать о том, как все было на самом деле, а особенно с Дедом Морозом.

А было вот как. В Москве и Подмосковье стояли небывалые морозы. Проснувшись утром 31 декабря в доме Балтера, я увидел, что столбик красной жидкости в градуснике, установленном за окном, показывает -40! Газовая плита не зажигалась. Пришлось выбежать на улицу и поколотить поленом по трубе, подводящей газ от баллона. Не буду приводить подробности того дня, да я их и плохо помню. Поэтому перейду сразу к вечерним событиям.

Войновичи, которые приехали со своим другом, физиком-экспериментатором Валей Петрухиным, на его машине, привезли игрушку для взрослых — радиопередатчики «Walky — Talky», подарок Володе от американского друга. И вскоре мы мужской компанией отправились за елкой в ближайший перелесок, прихватив с собой эту игрушку. Володя постоянно поддерживал связь с домом. При этом его сообщения имитировали разведдонесения: «ищем объект», «объект найден», «приступаем к демонтажу объекта» и т. п. Ирина принимала сообщения и, смеясь, пересказывала их Олечке.

Срубив подходящую елочку, мы двинулись к дому. И тут нас обогнал военный газик с пеленгатором, который направлялся в деревню и долго ехал впереди нас, пока его габаритные огни не скрылись из глаз. Войдя в дом, мы рассказали всем о газике и забыли о нем.

До полуночи оставалось еще около трех часов. Нужно было укладывать спать Олечку Войнович и пришедшую к ней в гости Настю Виноградову — Виноградовы на Новый год всегда приезжали в Малеевку, в писательский Дом творчества. Володя, я и Валя стали расставлять шахматы, чтобы за игрой скоротать убийственно медленно движущееся время. Но тут хозяйка дома Галя Балтер, руководствуясь соображениями женской солидарности, решительно прервала наше начинание.

— Граждане, это нечестно, — возмутилась она, — женщины работают на кухне и готовят стол, а мужчины будут развлекаться.

Мы пытались сопротивляться, но пришлось подчиниться. Мы приуныли. А тут как раз должен был появиться Дед Мороз с подарками для девочек. Но обычно выступавший в этой роли Игорь Виноградов вдруг забастовал и предложил нарядиться дедом Морозом кому-нибудь другому. Выбор почему-то пал на меня. Я никогда не имел никакой склонности к театрализованным представлениям и наотрез отказался. Но общество не унималось, время шло, девочек нужно было провожать ко сну. И тут у меня мелькнула интересная мысль.

— Хорошо, — вдруг согласился я, — но при одном условии: нальете мне стакан «несмеяновки» (так называлась у нас клюквенная настойка на водке)!

Мое предложение было принято. Я отправился в кабинет Бориса облачаться в красный халат Деда Мороза и приклеивать бороду с усами. Представление прошло с успехом. Девочки меня не узнали, они с восторгом разглядывали подарки и вскоре отправились спать на второй этаж.

А мне, на зависть скучающим в ожидании застолья мужчинам, поднесли стакан красноватой «несмеяновки», крепостью около 30 градусов, да еще горяченький, прямо со сковороды, пирожок с мясом на закуску. Потом я вышел на крыльцо покурить и опять увидел военный газик, выезжающий из деревни: они все еще кого-то выслеживали. Я рассказал об этом Войновичу и Петрухину, и тут мы поняли, в чем дело: военные засекли наши игры с радиопередатчиком и теперь надеются найти злоумышленников. Ведь в районе Рузы, как говорили местные жители, располагались ракетные воинские части, и местность была, по-видимому, под усиленным контролем…

И вот пришло время садиться за стол. Сначала были проводы старого года. Потом по телевизору прошамкал свою речь безобразно обрюзгший Брежнев. Под бой курантов мы, как положено, выпили шипящее шампанское. И пошли тосты за хозяек дома, за присутствующих, за успех нашего безнадежного предприятия — такой тост был популярен в советское время в оппозиционно настроенных по отношению к власти творческих кругах. Наконец Галя вспомнила, что пора доставать подарки для взрослых из-под елки. Тут опять понадобился Дед Мороз. Я снова напялил на себя красный халат, а усы и бороду решил для простоты не приклеивать. Кто-то в подпитии выбежал из дома и стал, не подумав о последствиях, колотить в окна, извещая о приходе Деда Мороза. Поэтому, когда я появился с мешком подарков у стола, сверху раздался испуганный крик девочек. Разбуженные стуком в окна, они выбежали на лестницу посмотреть, что происходит внизу у взрослых. Я ретировался, путаясь ногами в полах халата и с трудом удерживая равновесие. Родители бросились успокаивать малышек, на ходу придумывая оправдания происшедшему. Утром эти оправдания сложились в легенду, по которой подвыпивший дядя Витя догнал уходящего из деревни Деда Мороза, отнял у него халат и подарки и принес их в дом. Так я и остался в памяти девочек злодеем, ограбившим Деда Мороза. А в ту ночь Олю и Настю успокоили, снова уложили спать, и застолье продолжилось.

Закончу тем, что, выйдя в середине новогодней ночи прогуляться по деревне, мы снова наткнулись на тот же военный газик, который продолжал курсировать по длинной деревенской улице (дома в ней располагались в одну линию, потому что с другой стороны дороги был овраг). Военные все надеялись найти предполагаемых диверсантов с радиопередатчиком, демонтировавших какой-то объект. Мы, конечно, после появления военного газика в деревне благоразумно решили не пользоваться американской радиоигрушкой. Володя Войнович и Валя Петрухин на голубом глазу вступили с офицерами в разговоры, спрашивали, что случилось. Но я из-за одолевшей меня икоты (которая возникает, когда много и громко смеюсь) не смог принять в них участия.

Так сорок лет назад в подмосковной деревне Вертошино встретила Новый год одна московская компания, связанная отношениями не просто дружественными, но в чем-то даже и по-родственному тесными.