Дагмар Шимкова была одной из многих тысяч политических заключенных в странах, где коммунистические правители руководили государством и его жителями, держа в постоянным страхе жестоких репрессий. Перед девушкой из весьма состоятельной семьи, красавицей и интеллектуалкой, обладавшей многими талантами, проницательностью и смелостью, открывалось, казалось, блестящее будущее. Но все эти «дары фей» после 1948 года стали для Дагмар, как и для множества других людей в Чехословакии, чьи жизни были разрушены тоталитаризмом, непреодолимой преградой к нему. Она оказалась за решеткой еще совсем молодой и, получив огромный срок, провела в тюрьме четырнадцать лет — лучшие и самые плодотворные годы жизни. А выйдя на волю, так и не смогла смириться с унизительным положением на родине, которая лишила ее всего: молодости, дома, друзей, возможности получить образование и интересную работу. Она покинула Чехословакию и начала новую жизнь в Австралии, где стала обладательницей двух университетских дипломов и смогла использовать приобретенные знания и личный опыт для помощи заключенным. А еще она написала правдивую и очень страшную книгу о пребывании в коммунистических застенках, которую Министерство образования Чехии включило в список рекомендуемой литературы по истории ХХ века.
Дочь банкира
Дагмар (Даша) Шимкова родилась 23 мая 1929 года в пражских Виноградах в семье банкира Ярослава Шимека. Вскоре семья переехала в Писек, где Дагмар со старшей сестрой провели идиллические годы детства и ранней юности. Их отец выбрал живописное место на окраине города, окруженное рощами и лугами, и начал строительство дома на крутом склоне над рекой Отавой. Прекрасная вилла получила имя «Марта» в честь жены и старшей дочери. В саду были устроены оранжереи с орхидеями, а также конюшни — лошади были любовью Ярослава и страстью старшей из дочерей. Семья дружила с легендарным чехословацким жокеем времен Первой республики Карелом Гавлачеком, который не раз выигрывал скачки на их лошадях.
В отличие от сестры, Дагмар гораздо больше, чем конным спортом, увлекалась танцами, особенно степом. Уже в зрелом возрасте она с удовольствием вспоминала, как с подругой детства и юности Блаженой Сейфертовой они носили с собой специальные туфельки и били чечетку везде, где была такая возможность. Много времени проводила она с друзьями на берегу реки, загорала, плавала, каталась на каноэ и играла в волейбол. Жизнь ее была веселой и беспечной, даже тревоги и сложности военных лет не особо тяготили Дагмар, стремящуюся взять от юности все возможное. Суровые времена наступили только с окончанием войны.
В биографических очерках чаще пишут, что Ярослав Шимек трагически погиб, деликатно обходя тот факт, что весной 1945 года он покончил жизнь самоубийством, опасаясь обвинений в коллаборационизме. Для шестнадцатилетней Дагмар смерть отца стала страшным потрясением, и врачи порекомендовали ей смену обстановки. А потому мать на два года отправила дочь в школу-интернат в соседнем городе Штекень, где в замке в стиле барокко в 1920 году старейшая женская религиозная община — Орден английских девственниц — открыла Институт Пресвятой Девы Марии, преподавали иностранные языки (Дагмар знала английский, французский и немецкий), этикет, игру на фортепиано и основы искусства. После закрытия школы в 1948 году Шимкова предприняла попытку поступить на философский факультет Карлова университета, чтобы продолжить изучение истории искусств и английского, но приход коммунистов к власти лишил ее, девушку из буржуазной семьи, такой возможности.
Дагмар вернулась в Писек, но не к прежнему образу жизни. Семья банкира Шимека была хорошо известна в Писеке, и многих жителей города буквально бесило их довоенное безбедное бытие на великолепной вилле. Поэтому вскоре после февраля 1948 года коммунисты получили массу писем от граждан и, с готовностью отреагировав на «требования общественности», а по сути — доносы своих сторонников, решили уплотнить «буржуев». На виллу вселили несколько семей, а Шимковым оставили всего одну комнату. Кухня была общей для всех жильцов, и новые квартиранты не упускали случая сказать что-то резкое бывшим владельцам.
Дагмар начала искать возможность заработка, чтобы содержать себя и мать. Она устроилась на текстильную фабрику, какое-то время работала чертежницей, а потом, получив сертификат, медсестрой в городской больнице. Но как бы Дагмар ни уставала на работе, молодость брала свое, и она продолжала бегать на танцы в кафе Bílá růže — до тех пор, пока на смену группам, игравшим империалистический джаз и латино-американские мелодии, не пришли любительские оркестры народной музыки.
Неприятие новой власти
Собственные жизненные обстоятельства и коренное изменение обстановки в стране с конца 1940-х гг. сделали из юной легкомысленной девушки активную противницу коммунистического режима. Поскольку Дагмар, по собственным словам, была «категорически не согласна с новым политическим устройством Чехословакии», ее противодействие властям началось сразу, с февраля 1948 года.
Первой акцией стало изготовление сестрами и распространение по всему Писеку антигосударственных листовок, в которых они выражали неодобрение выборов 1948 года и требовали проведения новых, уже под эгидой ООН. В другой листовке, текст которой удалось восстановить по синей копирке, добытой StB во время обыска в доме, Шимковы призывали граждан Чехословацкой Республики не сопротивляться американской армии, которая скоро придет их освобождать. Содержание ее было странным и больше походило на сюжет из фантастического романа, которыми, возможно, зачитывались сестры. «Мы предупреждаем всех граждан и товарищей: не сопротивляйтесь американской армии. <…> Во время освобождения ею будет использовано лучшее оружие — снотворный порошок. <...> В общих интересах, чтобы мы успешно пережили этот переворот и, проснувшись, вышли навстречу нашим освободителям. <...> Спокойной ночи и доброго утра в новой республике!!!» Следующей акцией стали несколько нарисованных Дагмар и расклеенных в людных местах плакатов, высмеивающих президентов социалистической Чехословакии Клемента Готвальда и Антонина Запотоцкого и других членов правительства.
В дальнейшем к этим видам «подрывной деятельности» Даши Шимковой следователи госбезопасности добавили дружбу с неподходящими по происхождению и взглядам людьми, а также близкое родство с эмигранткой — ее старшая сестра Марта смогла перебраться в Австралию в 1950 году. Доказать активную помощь сестре в побеге за границу не удалось даже предвзятому коммунистическому следствию, а сама Дагмар Шимкова в своих показаниях категорически отрицала такую помощь. Да, она узнала об отъезде сестры незадолго до него, но не имела никакого представления о том, кто его организовал, как и когда именно он будет осуществлен. В ходе расследования StB пыталась также доказать связь Шимковой с посольством Великобритании в Чехословакии. Речь шла о контактах с сотрудником миссии майором Уороллом как в Праге, так и во время нескольких его визитов в семью Шимковых в Писеке. Однако все усилия агентов пропали зря, прокурору не за что было зацепиться: все встречи и посещения носили исключительно частный характер.
Наконец, в расследовании антигосударственной деятельности Дагмар фигурировали данные о ее собственных попытках покинуть Чехословакию в 1950—1952 гг., которые Даша действительно предпринимала при участии матери и Веры Черны — близкой подруги, работавшей в той же больнице. Сейчас уже сложно сказать, достоверны ли данные, зафиксированные в документах дела, или они были получены под давлением. Но согласно им попыток было минимум три. В 1950 году Дагмар почему-то не использовала возможность перебраться за рубеж с помощью пограничника Йозефа Новака, с которым познакомилась еще в 1947 году на балу в Противине. Но связь с ним она не теряла до начала 1952 года, когда снова предполагала бежать за границу. В мае или июне 1950 года, уже после эмиграции сестры, по просьбе последней с Дагмар должен был связаться некий инженер Карел Ригаль. С ним и его будущей женой они якобы замыслили покинуть Чехословакию самолетом, и Даша с Верой Черны даже побывали «с разведкой» в аэропорту в Бенешове. Когда план не сработал, появилась идея использовать машину скорой помощи для пересечения границы на Шумаве. Однако и это не удалось. Сведения о последней попытке (если считать предыдущие реальными) содержатся в показаниях Шимковой от 14 августа 1953 года, где говорится о планах покинуть Чехословакию на корабле, идущем по Эльбе в Гамбург. Попасть на него Дагмар с подругой и матерью должны были через сотрудницу пароходной компании в Усти-над-Лабем.
Однако, как и решающее обвинение в антигосударственной деятельности Шимковой, а именно — ее участие в группе с целью получения шпионской информации, эти эпизоды появились в деле позднее, уже после ареста. Поводом же для него послужило оказание помощи двум бывшим студентам, солдатам-дезертирам Ладиславу Фиале и Ярославу Дангелю.
Дагмар в «процессе Ярослава Шипа»
Огромный тюремный срок, который получила Дагмар Шимкова, кажется абсурдным. Объяснений, почему обвинение настаивало на столь суровом наказании, а суд с готовностью удовлетворил требования прокурора, необходимо искать в деталях дела Ладислава Фиалы и Ярослава Дангеля, точнее, в реальных или подтасованных фактах, вскрывшихся в ходе его расследования.
На начальном этапе внимание следователей было сосредоточено на помощи беглецам. Однако, продвигаясь от показаний к показаниям, они постепенно расширяли круг вовлеченных и по цепочке добрались до всех лиц, так или иначе задействованных либо в укрывательстве Фиалы и Дангеля, либо в организации их возможной переправки за границу. В конечном итоге оказалось, что лишь небольшая часть задержанных ничего не знала о дезертирах и ничем существенным им не помогала. Что сразу же дало прокуратуре carte blanche — выдвинуть обвинение в создании разветвленной «преступной группы» для участия в антигосударственной деятельности. Добавить к нему еще один пункт о шпионаже было уже совсем простым делом, тем более что и само расследование, по сути, было масштабной акцией спецслужб.
Уже будучи под стражей, Дагмар еще не осознавала, что оказалась в самой гуще операции StB «Zběhové» («Дезертиры»). Из архивных документов следует, что с сентября 1952 года Региональным управлением государственной безопасности в Чешских Будейовицах проводилось мероприятие под рабочим названием «Дезертиры» в целях выявления круга лиц, ведущих подрывную деятельность или сочувствующих им. По мере того, как ширился круг подозреваемых, к расследованию подключились структуры госбезопасности Праги и Брно, а также отделения Департамента военной контрразведки на местах. В ряде документов можно найти следы «работы» советских советников, а политическая мотивация расследования отражена практически в каждом из них.
Центральным персонажем всего «заговора» StB считала Ярослава Шипа, которого Дагмар хорошо знала и с сестрой которого Руженой дружила. Именно поэтому Шимкова оказалась в первом эшелоне «наиболее опасных» преступников, осужденных в ходе так называемого «процесса Ярослава Шипа и др.». Лица, осужденные в ходе процесса, делятся на две группы. В первой оказались те, кто непосредственно вступал в контакт с дезертирами или оказывал им помощь, во второй — слабо связанные с ними. В первую были включены Ярослав Шип, Карел Гланц, Дагмар Шимкова, Ярмила Шрейерова, Мирослав Совак, Ян Ржиха, Ружена Шипова и Вацлав Лоуда. Они предстали перед Областным судом в Чешских Будейовицах, затем перед Верховным судом в Праге и получили самые большие сроки.
Понимая цель дезертирства, сочувствуя изгнанным из университета и практически насильно отправленным в армию студентам Ладиславу Фиале и Ярославу Дангелю, все же приходится признать, что и подготовка побега, и взаимодействие беглецов с друзьями, и организация им помощи были непродуманными, а порой просто наивными. Более того, поскольку и у Фиалы, и у Дангеля это была уже не первая попытка покинуть место службы без разрешения, они находились под более пристальным присмотром, чем прочие солдаты. В любом случае, между побегом из части 12 августа и задержанием 12 октября 1952 года они, конечно, прятались от военных и милиции, но в целом вели себя не слишком осмотрительно: появлялись у родных, звонили и писали друзьям, перемещались по стране, пытались выехать за границу на севере и в Моравии, жили у многих знакомых или вовсе незнакомых людей, куда их пристраивали на ночлег доброжелательные помощники. Так, через подругу Дагмар Веру Черну беглецы оказались сначала в оранжерее, а затем в бывших конюшнях виллы «Марта». Они скрывались у Шимковых около недели, при этом встречались с другими помощниками (активно участвовавшим в организации перехода границы Карелом Гланцем, например), а дочь с матерью носили им еду…
Проанализировав перемещения дезертиров и их контакты за два месяца, исследователи биографии Дагмар Шимковой Л. Блажек и А. Франталова пришли к выводу, что, естественно, они попадались на глаза информаторам и агентам. Неслучайно ни на одном из судов не упоминались имена Зоры Дворжаковой и Либуше Рыбаковой, у которых Фиала и Дангел на несколько дней останавливались в Праге и куда к ним приезжала Дагмар. И с задержанием дезертиров и их помощников власти тянули лишь для того, чтобы выявить как можно больше вовлеченных лиц.
Дашу Шимкову и ее подругу Веру Черну арестовали 11 октября 1952 года. Дагмар до последнего не верила, что начальник заявившихся в их дом сотрудников госбезопасности — импозантный высокий блондин с интеллигентными манерами и искренним интересом к картинам, висевшим на стенах их комнаты, — пришел ее задерживать. Он был вежлив и говорил, что дело всего лишь в «прояснении нескольких вопросов», для чего надо бы поехать в участок… Уходя, она помахала матери рукой с лестницы семейной виллы. И следом услышала слова, которые буквально прошипел ей на ухо один из агентов StВ: «Просто оглянись вокруг, реакционная шлюха. Ты больше никогда в жизни сюда не вернешься».
Он оказался прав. Дагмар Шимкова провела в тюрьме четырнадцать лет, ее мать — семь. Марта Шимкова была арестована 20 августа 1953 года. И ни одна из них уже не увидела родной дом, во всяком случае таким, каким они его знали и любили.
Суд, тюрьма и шорох шелка
Через два года после ареста, в октябре 1954 года, 25-летнюю Дагмар Шимкову приговорили сначала к восьми годам, а после апелляции прокурора — к долгим пятнадцати годам заключения. Требование прокурора было удовлетворено, когда в деле появился «шпионский след».
В самом конце следствия прокуратура получила стенограмму личных допросов Дагмар Шимковой, где она якобы сообщила, что ее друг и поклонник Карел Гланц предложил ей добывать информацию военного характера, главным образом о строительстве военных объектов в окрестностях Писека и о деятельности армии в данном районе. При этом (влюбленный!) Гланц рекомендовал ей использовать свое женское обаяние и укрепить связи в армейском певческом клубе, в котором она познакомилась с офицерами чехословацкой армии. А также снабдил ее фотоаппаратом для фотографирования секретных документов. Эти сведения, скорее всего, были удачно сфабрикованы на основе показаний самого Карела. На заседании суда он заявил, что многое он выдумал, чтобы произвести впечатление на Шимкову: «Я выставлялся перед ней, это правда, но я знал, что это единственный способ добиться ее внимания». Далее он особо подчеркивает, что «уже находился под стражей двенадцать месяцев, и был рад, что все позади». «Я дважды пытался покончить жизнь самоубийством. Сказал, что все подпишу, чтобы мне не пришлось снова возвращаться в СИЗО, — признался Карел. — И потом, когда от меня все требовали и требовали рассказать о моей деятельности, я действительно многое выдумывал».
Таким образом, ни шпионаж для Гланца, ни сотрудничество с неким Йиржи Гораком, от которого Дагмар якобы приняла на хранение пакет с планами военных объектов, а потом закопала его под деревом у Затавского моста в Писеке, не нашли подтверждения. И хотя на суде она свою вину полностью отрицала, это, разумеется, не было принято во внимание. В обвинительном заключении было сказано, что Дагмар Шимкова совершила все перечисленное и признана судом виновной.
Ей пришлось пройти через жернова нескольких коммунистических женских тюрем: на Панкраце, в Пардубицах, в Опаве и в созданном в 1952 году сельскохозяйственном трудовом лагере Железовце в восточной Словакии. Там Шимкову определили в отделение Veľký Dvor для особо опасных преступниц, обвиненных в антигосударственной деятельности, и именно оттуда в 1955 году ей удалось бежать. Вспоминая о том событии, Дагмар позже напишет: «Я бежала, бежала, пока не упала в поле, буквально утонув в ароматных цветах. Я лежала в них, вдыхала запах и испытывала опьяняющее чувство свободы». К сожалению, ее свобода была недолгой. Через два дня местные жители нашли ее спящей в стоге сена и вернули в лагерь, где к имеющемуся сроку заключения ей добавили еще три года.
Все, что пришлось пережить самой Дагмар и ее сокамерницам, она подробно, без оглядки на то, что может шокировать публику, описала в биографической книге «Мы тоже были там» (Byly jsme tam taky). В 1970-х гг. Ленка Влахова, еще одна узница коммунистического режима, с которой Дагмар Шимкова подружилась в годы заключения, смогла переправить рукопись «Мы тоже были там» на радиостанцию «Свободная Европа», где она попала в руки Карелу Крылу — герою нашей публикации прошлого месяца (см. PC № 3/2024). Он был очень впечатлен и зачитывал большие фрагменты в эфире, а затем в 1980 году книга была опубликована в знаменитом эмигрантском издательстве Sixty Eight Publishers Йозефа Шкворецкого и Здены Саливаровой. После Бархатной революции вышло несколько чешских изданий книги. «Из нее сегодняшние молодые люди могут понять, каким злом был коммунизм», — утверждает режиссер документального фильма о Дагмар Шимковой Моника Ле Фэй.
Тюрьма вообще чудовищное место, но, как с полным основанием утверждает Шимкова, тюрьмы при коммунистах превращались в места издевательства и унижения, особенно над женщинами. Описывая отношение к себе и своим подругам со стороны надзирательниц, она пишет: «Для них мы — свиньи, суки, вонючки, шлюхи и звериные самки. <…> Женщину нужно было пристыдить за ее женскую сущность, ее нужно было лишить пола». Им было предписано носить бесформенную одежду, часто на несколько размеров больше, и им не разрешали завязывать пояса на талии. Если у заключенной длинные волосы, то максимум, что ей позволялось, — заплести косу, никаких шпилек и заколок. Под запретом оказались даже средства гигиены, и тех, кто однажды разорвал простыню, чтобы сделать подобие прокладок, отправили в карцер. «Большинство из нас выжило благодаря силе духа. И тому, что мы женщины. Не то чтобы у женщин были легкие условия в тюрьме, разницы в уровне жестокости не было, но у женщин развиты иные инстинкты выживания, чем у мужчин».
По признанию Шимковой, лично ей пережить годы в неволе помогла дружба с другими политическими заключенными: осужденной за «шпионаж» Иреной Влаховой-Шимоновой; с Руженой Вацковой, историком искусств, единственным преподавателем Карлова университета, присоединившимся к студенческому маршу в поддержку президента Бенеша и впоследствии горячо возражавшей против их исключения; с Юлией Грушковой, помогавшей перебираться на Запад тем, кого преследовали коммунисты; с Аранкой Розенберг, сестрой Зденека Томана, одного из самых скандально известных деятелей чехословацкой политической сцены 1940-х гг., и др.
Женщины, оказавшиеся за решеткой за свои убеждения и неприятие режима, выработали для себя кодекс поведения и старательно следовали ему. «Мы противопоставляем им [тюремным властям] взаимную нежность, доброту, внимание и вежливость. Мы называли друг друга уменьшительными именами. <...> Мы аристократки, дамы. Мы внимательно следим за каждым своим движением, интонацией и выражением лица. Именно постоянный самоконтроль дает нам чувство самоуважения и помогает сохранить свое достоинство», — с гордостью вспоминала Дагмар и назвала эту манеру держаться и вести себя «шорохом шелка». Подчеркнутая изысканность манер, взаимная предупредительность и забота (женщины расчесывали друг другу волосы, помогали ухаживать за телом) совершенно выводили из себя тюремщиков. И наказание за такой «вежливый протест» было особенно жестоким: женщин вновь и вновь помещали в карцер.
Но сопротивление того стоило. Как и участие Дагмар в голодовках в знак протеста против жестокого обращения с заключенными, за обеспечение им доступа к санитарно-гигиеническим продуктам и улучшение продовольственных пайков, как и ее, убежденной католички, отказ работать по воскресеньям… Особенно часто ей приходилось прибегать к таким методам сопротивления в последние годы заключения, которые прошли в тюрьме в Пардубицах. Там было создано женское отделение Hrad для размещения и изоляции от основного контингента заключенных 64 женщин, которых власти считали «самыми опасными политическими преступниками».
Как ни парадоксально, тюрьма оказалась для многих из них местом, где они смогли получить новые знания по предметам, к которым на воле далеко не всем удалось бы прикоснуться. Они стали слушательницами тайного «тюремного университета», основанного Руженой Вацковой. Бывшая профессор Карлова университета после отбоя читала им лекции по античной истории, изобразительному искусству и литературе, другие заключенные преподавали иностранные языки. Шимкова вспоминала: «Мы жадно поглощали каждое слово, пытались все запомнить и понять, как самые добросовестные университетские студенты». Слушательницам удалось собрать конспекты лекций в небольшую тетрадь, которую одна из них, Дагмар Скалова, прятала под медицинским поясом во время проверок. Только ей, получившей серьезную травму позвоночника во время допроса, разрешалось не снимать его, хотя всем прочим узницам надлежало раздеваться донага. Рукопись тайно вывезли из Пардубиц в 1965 году, а в 1989-м она вышла отдельной книгой.
Дагмар показала себя в заключении очень стойкой и непримиримой. Даже амнистия — надежда большинства заключенных — воспринималась ею как своего рода капитуляция перед властями. Потому, когда на беседах в преддверии досрочного освобождения следователи и тюремное начальство спрашивали, что она будет делать, выйдя на свободу, Шимкова отвечала, что жалеет, что так мало успела сделать против ненавистного режима, и продолжит борьбу. Неудивительно, что даже самая масштабная амнистия 1960 года нашей героини не коснулась. Положения стало еще хуже, ее окружали уже не одни опальные представительницы интеллектуальной и культурной элиты, как в 1950-е гг., а настоящие преступницы, воровки и убийцы. На свободу Дагмар вышла только 28 апреля 1966 года.
Долгожданная свобода
Выйдя на волю, она вернулась в Писек, где им с матерью (Марта Шимкова была освобождена по амнистии 1960 года) дали крохотную однокомнатную квартиру. Но в ней было то, что они обе бесконечно ценили после многих лет тюремной жизни, — ванна! Съездила Дагмар взглянуть на родной дом и нашла конфискованную по суду роскошную виллу «Марта» в полной разрухе и запустении. Все семейное имущество было давно экспроприировано или разграблено. Работать она устроилась на завод по производству газированных напитков, где из ее и так небольшой зарплаты вычитали «долги государству» за те самые не отработанные в тюрьме воскресные смены.
Не отступив от своих слов, Дагмар сразу же включилась в общественную деятельность: участвовала в различных гражданских акциях в Писеке, стояла у истоков создания там отделения К-231 — организации, объединившей политических узников коммунистического режима во время Пражской весны. Клуб считался центром контрреволюции и вынужденно самораспустился после августовской оккупации 1968 года. Тогда же пришла ясность, что с демократическими преобразованиями в стране покончено если не навсегда, то на долгие годы. Фактически вскочив в последний вагон отходящего поезда свободы выезда, они с матерью в том же 1968 году отправились в Австралию, чтобы увидеться с сестрой Мартой, а по сути — эмигрировать. Некоторое время им пришлось ждать оформления документов в Вене, зато несколько месяцев спустя в аэропорту австралийской Кунунары их встречали родные — Марта и двое ее детей.
Жизнь на другом конце земного шара была совсем непростой, и все же сорокалетняя Дагмар окончила два университета по специальностям социальная служба и история искусств. Знания и навыки первого пригодились ей во время работы тюремным терапевтом и сотрудничества с Amnesty International. Она прекрасно знала по собственному опыту, через что приходится проходить заключенным, и всеми силами старалась улучшить условия их содержания, уделяя особое внимание женским тюрьмам. Кроме того, Дагмар окончила курсы каскадеров и много работала в кино, попробовала себя и в качестве модели. Большой интерес вызвали ее художественные работы с эмалью, она успешно экспонировала их на более чем полусотне выставок.
Годы тюремного заключения не прошли даром для здоровья Дагмар и ее матери, которая умерла в 1970 году, так и не побывав на родине. Дагмар не могла иметь детей, так и не создала семью, но дожила до падения коммунистического режима и даже приезжала в Чехию после 1989 года. Однако там ее ждали не только трогательные встречи с подругами по заключению, но и бюрократическая волокита, осложнения с реституцией семейного имущества и грубость чиновников, открыто говоривших ей, что она-де хорошо провела время на Западе, а теперь еще хочет вернуть свою собственность на родине…
Дагмар Шимкова умерла в 24 февраля 1995 году после долгой мужественной борьбы с раком. Ей было 66 лет. Она любила свою вторую родину — Австралию, и прах по ее воле был развеян над одним из парков города Перт.
Литература
Šimková D. Byly jsme tam taky. Praha, 2010
Bartošek K. Český vězeň. Svědectví politických vězeňkyň a vězňů let padesátých, šedesátých a sedmdesátých. Litomyšl, Praha, 2001
Blažek L., Frantalová A. Dagmar Šimková — politický proces a reflexe vězeňství 50. a 60. let. Praha, 2011
Vacková R. Vězeňské přednášky. Praha, 1999
