Благодаря его первым, еще юношеским публикациям советская молодежь уже в 1960-х получала представление о том, что происходит в музыкальной жизни на Западе. Когда не удалось сделать изучение феномена зарубежной рок- и поп-музыки своей профессией и даже темой диссертации, Артемий Троицкий занялся организацией концертной деятельности самых популярных у слушателей, но не поощряемых советской властью групп «Машина времени», «Кино», «Центр», «Браво», «Звуки Му» и др.
В дальнейшей жизни Артемия Троицкого были публикации в ведущих СМИ, работа главным редактором Playboy Russia, собственные книги и авторские программы на радио и телевидении, роли в кино, сотрудничество и дружба с многими музыкантами, режиссерами, журналистами, политиками. Но в оценке их творчества, позиций, поступков, мнений он всегда оставался предельно объективен и непредвзят. И сам никогда не поступал против совести, не шел на компромисс с властями. С популярным видео-блогером, ведущим программы «Музыка на Свободе» и политическим эмигрантом мы поговорили о самых острых сегодняшних проблемах: о войне, судьбе России и ее культуры, честных художниках и соглашателях и о новой волне эмиграции.
— Ваша легендарная книга о русском роке называется «Back in the USSR». Возьмись вы за книгу о сегодняшней России, ее политике, обществе, культуре, назвали бы ее так же?
— Нет, я не стал бы называть такую книгу «Back in the USSR», потому что считаю, что путинская Россия — страна гораздо более бездарная, глупая, нелогичная и в целом более противная, чем СССР. Я не большой поклонник Советского Союза, но знал эту страну прекрасно, пользоваться ею научился. И не уехал оттуда, несмотря на некоторые весьма убедительные предложения. В начале 1980-х у меня для этого были все возможности. Не уехал потому, что мне было чем заняться в СССР, было интересно. Я вращался в компаниях потрясающе талантливых людей, мы все играли в кошки-мышки с советской властью — увлекательное это было занятие! Не жалею, что в начале 1980-х не женился на какой-нибудь американской или даже новозеландской девушке и не уехал с ней в дальние красивые страны.
Путинская Россия нравится мне меньше, чем старый СССР. При всех совпадениях, о которых сейчас так любят писать, нынешние времена гораздо печальнее брежневских. Есть, конечно, мелкие плюсы и в путинской России, например, границы до сих пор открыты, выездные визы еще не ввели. Подумав, можно найти еще пару старых советских трюков, не освоенных ребятами из путинской команды.
И еще в Союзе была реальная идеология. В путинской России, как ни пытаются ее создать, смешав коктейль типа «ерш» — блевотную смесь из коммунизма, милитаризма, фашизма и других составляющих, одна отвратнее другой, — стройной идеологии нет, не получается. Скажем, марксизм, да и марксизм-ленинизм, нравится это или нет, были вполне респектабельными мировыми явлениями, многих людей они увлекали. А сейчас, в том числе на Западе, во Франции, в Италии, отчасти в Германии, есть люди, нечуждые путинизма. Но это сугубые маргиналы, те же самые люди, что саботируют вакцинацию против Covid, любят экзотические конспирологические теории. Живут они в свободном мире, но по принципу «чем хуже, тем лучше». Потому их и привлекает Путин с его людоедской доктриной.
— Обойти вопрос cancel culture сейчас не удается практически никому. А уж когда речь заходит о «великой русской культуре», то начинаются битвы между ее, назовем их, хранителями и теми, кто вообще считает неуместным обсуждать эту проблему на фоне развязанной Россией войны. В какой из этих армий вы?
— Я в армии «неуместно обсуждать». Война — серьезный аргумент в пользу необсуждения, но дело не только в ней. Убежден: настоящей, качественной русской культуре ничто не страшно, она выстоит! Она слишком сильна, чтобы сгинуть от одного лишь придурка Путина. Все будет в порядке и с Чайковским, и с Чеховым, и с Толстым, и с Шостаковичем, и с Любимовым, и с Тарковским. Все с ними, титанами мировой культуры, будет нормально.
Сошлюсь на пример немецкой культуры. В 1930—1940-е гг. она подвергалась остракизму, все немецкое в мире было люто ненавидимо, как сейчас русское. Но это никак не повлияло ни на Шиллера, ни на Гете, ни на Бетховена. Было несколько несчастных случаев: с любимым композитором Гитлера Вагнером или с Ницше, которого объявили предтечей нацистской философии. Но уже в 1950-е с этими ребятами все стало в порядке. По всему миру мы можем и «Так говорил Заратустра» купить, и «Лоэнгрина» послушать.
Все разговоры о cancel culture в контексте культуры русской в нынешней ситуации надуманы, основаны на каких-то редких маргинальных исключениях, единичных идиотских случаях, вроде отмены семинара по Достоевскому в Италии. Скорее можно говорить о том, что в самой России идет тотальная отмена прежде всего украинской культуры, как будто ее и не существует. Я все жду, когда до Гоголя доберутся. А пока в Москве останавливают концерт, на котором Алексей Любимов сыграл композицию Валентина Сильвестрова. Пришли омоновцы и пианиста, маленького, хрупкого, похожего на птенчика, оттащили от рояля. Вот это настоящий, стопроцентный культурный фашизм.
То, что происходит в мире в отношении русской культуры, — это не запрет. Просто многие люди совершенно добровольно от нее отказываются. Они не хотят смотреть современные русские фильмы, понимая, что снимались они в фашистском государстве на бюджетные деньги. Они не хотят печатать произведения скомпрометировавших себя связями с этим государством современных российских писателей. Происходит это не на государственном уровне. Это в России в силу вековых традиций принято считать запреты делом государственным. Ни чешское, ни британское, ни американское и прочие государства ничего «культурного» не запрещают, не принято это. Культура отделена от государства, никаких запретов нет. А во многих странах и министерства культуры нет.
Единственное, что есть, — политика запрета фашистских прихвостней. И то, по-моему, недостаточно жесткая по отношению к тем же Никите Михалкову, Захару Прилепину, Олегу Газманову и так далее. Вот эти путинские прилипалы на сто процентов заслужили, чтобы им навеки был запрещен въезд в цивилизованный мир. Фашистов нам в свободном мире не надо. Точка.
— Не могу не задать вам вопрос о месте и роли музыки и музыкантов в нашей сегодняшней жизни. Имена тех, кто занял антивоенную позицию, известны всем — Гребенщиков. Макаревич, Шевчук, Oxxxymiron, Земфира... Способны ли их голоса «перекричать» тех, кто поет осанну Путину, патриотизму, российской армии?
— Мне очень нравится, что голоса выступающих против путинизма и войны намного громче, звонче, а, главное, авторитетнее голосов тех, кто вылизывает путинскую задницу, заглушая самих себя чавканьем. Эти артисты непопулярны, немодны и неактуальны. Что такое Олег Газманов, Лариса Долина, не говоря уже о маргиналах типа безумной Чичериной? Или Лещенко с Басковым, который все время маячит на телевидении с единственным шлягером «Шарманка», который я, бог миловал, не слышал. Эти артисты никому, кроме госпропаганды, не нужны. И на плаву они держатся исключительно благодаря государственному телевидению. Чего нельзя сказать о Гребенщикове и Шевчуке, модных рэперах, Васе Обломове, я уже не говорю о Земфире и тем более об Алле Пугачевой. Да, она помалкивает, но учитывая вполне артикулированную позицию ее мужа Максима Галкина, догадаться, на чьей стороне ее симпатии и антипатии, нетрудно.
И речи нет ни о каком соревновании. Голоса артистов против войны гораздо громче, слышнее, чем голоса ренегатов, которые, естественно, за пирожки и пышки (деньги, эфиры, корпоративы, привилегии) поддерживают фашизм и агрессию.
— И все же не так много видных деятелей российской культуры открыто осуждают войну, власть, политические репрессии... Да и высказывания тех, кого слышим, порой вызывают недоуменные вопросы. Как, например, просьба Кирилла Серебренникова вывести из-под санкций Абрамовича или защита российской культуры в его же эссе: «Культура в России всегда вопреки, назло, против государства. Иногда на деньги государства, но все равно — не во имя его и не для него».
— Ко всем подобным неоднозначным случаям, полагаю, надо подходить индивидуально. Если вообще есть охота в них копаться. Мне вполне хватает дружбы со смелыми и благородными ребятами. Околокультурных подонков презираю. Что до молчунов и «неоднозначников», у каждого из них, как мне кажется, своя история. Как и у Кирилла Серебренникова. Мы хорошо знакомы, я помогал ему со съемками фильма «Лето». Могу с уверенностью сказать, что он прекрасный режиссер, не киношный — тут он вполне зауряден, а театральный — блестящий. И думаю, он был раздираем разными чувствами и позициями, скажем так. С одной стороны, известно, что Абрамович ему помог, профинансировав два его последних фильма. А кусать руку дающего, как говорят англичане, не очень благородно. С другой стороны, он, конечно же, противник войны и нормальный интеллигентный человек. Как и вся его референтная группа, в том числе рэпер Oxxxymiron, снявшийся в фильме «Жена Чайковского». Допускаю, что у Кирилла тут помимо благодарности присутствует и расчет: замолвлю словечко за Романа Аркадьевича, а тот еще какие-нибудь фильмы профинансирует...
Разные бывают истории. Кто-то просто боится высказываться, у кого-то семейные обстоятельства, ипотека, кредит. Один не хочет потерять заработок, другой — квартирку в Черногории. Молчальники эти — люди разные, я не стриг бы их всех под одну гребенку. Но, боюсь, позиция их в любом случае жалкая и шаткая. При Сталине к каждому из мастеров культуры рано или поздно приходили с вопросом: с кем вы, мастер? И нужно было отвечать, отмолчаться не получалось. Уверен, это повторится, и скоро, ведь путинизм — это ублюдочный, гопнический сталинизм. И снова придется выбирать, в какую сторону плыть. Для многих этот выбор окажется крайне болезненным. Хотя, действуй эти люди по совести и только по совести, он был бы очевиден.
— Часто от художника (в широком смысле) можно услышать возмущенное: я что, обязательно должен быть бедным, работать в подполье и не иметь возможности выставляться / выступать за рубежом? Я хочу жить хорошо! Что вы отвечаете в таких случаях?
— Тут все очень просто. Хотите выставляться, бренчать по струнам или еще что-то делать за границей — дорожка ваша лежит в стан «хороших русских». Не очень удачное название, конечно... Открещивайтесь от войны, от путинского режима — и никто не тронет вашу недвижимость на Средиземном море и все прочее. Но это не самая популярная позиция. Куда чаще можно слышать «но я же тогда ничего не смогу зарабатывать в России, где мои эфиры, корпоративы, Дни города, Госкино, субсидии, гранты от министерства культуры...» Таким я отвечаю: ну и сиди в жопе, имей счастье иногда разделить сцену с Никитой Михалковым или откопанным Иосифом Кобзоном. Людей, готовых продаваться за все вот это, категорически не жалко.
— Еще один вопрос, неизбежно вызывающий бурные дискуссии: коллективная вина и коллективная ответственность россиян. Мало кто считает себя виноватым в развязанной войне, ответственность за происходящее готовы принять на себя гораздо больше наших с вами соотечественников. Но есть и те, кто отрицает и то, и другое. Чья позиция ближе вам?
— Я противник коллективной ответственности. Разница с коллективной виной тут, по-моему, небольшая. И с Томасом Манном, которого сейчас любят цитировать, я не вполне согласен. Есть люди, которые стопроцентно ответственность несут, и те, которые нет. Те, кто в России и за ее пределами давно заявили свою гражданскую позицию и делали все возможное, чтобы донести правду о фашизации государства, оболванивании народа и деградации страны, ни к какой коллективной ответственности непричастны.
Проще всего объяснить это на собственном примере: я искренне не считаю себя ни в чем виноватым и ни за что ответственным. Всегда говорил и говорю, что думаю, из-за чего у меня в России периодически возникали проблемы, а в 2014 году мне с семьей в конце концов пришлось оттуда уехать. Наверное, в чем-то упрекнуть я могу и себя. Например, в том, что не взял огнемет и не вышел с ним на Красную площадь, когда там находился Путин. В этом виноват, да. Но вина эта сугубо теоретическая, фантомная. Согласитесь, сложно себе такую ситуацию представить. И совесть моя чиста, я никогда ничего против совести не делал, не врал, не подхалимничал. Занимался как раз противоположным — говорил правду и нарывался на неприятности. Никакой моей ответственности в происходящем нет, как нет ее и у многих моих друзей, занимавших такую же позицию.
А вот те люди, которые в той или иной степени режим поддерживали, ответственность несут. С них и надо спрашивать. Как и с тех, кто предпочитает отмалчиваться. Но, опять же, оценивать их долю ответственности надо индивидуально. В случае с художниками в широком смысле слова надо смотреть, в какой степени они зависели от государства и шли у него на поводу. Непростая это история. Тому же Кириллу Серебренникову я не раз об этом говорил. Но он вел очень лукавую игру. С одной стороны, брал деньги у государства и на Гоголь-центр, и на проект «Платформа», с другой стороны, его мощное искусство было при этом антигосударственным. К сожалению, я не видел спектакль «Похороны Сталина», о котором отзываются как о потрясающем, но видел другие и должен сказать: в этом смысле Кирилла упрекнуть не в чем. Все его художественные заявления были правильными. Так же, как у Юрия Любимова и некоторых других деятелей искусства советской эпохи. Но мне не нравится, что при этом Кирилл немного двурушничал, неправильно это. Лучше бы он действовал как учредители и режиссеры Театр.doc. Пусть не с таким размахом, как Серебренников, но они ставили у себя мощные политические антипутинские спектакли и при этом руку в карман министерства культуры РФ не запускали. Вот это прилично, это чисто.
— Ваше детство прошло в Праге. Вы помните вторжение 1968 года и как развивались события потом?
— Я считаю, что очень многим в себе я обязан тому, что formation years — формирующие годы позднего детства и отрочества — провел в Праге. Это меня серьезно настроило на всю последующую жизнь. Причем по самым разным направлениям. Начать с того, что я никогда не был ксенофобом, националистом и шовинистом, всегда чувствовал себя гражданином мира. С одной стороны, это, естественно, влияние родителей, а с другой — среды, в которой я жил. Учился я в школе при посольстве СССР, но это была очень «специальная» школа. Советских детей в классе было меньше половины, остальные — латиноамериканцы, поляки, японцы, французы и т. д. Так я оказался в глобалистском детском сообществе, и это осталось во мне на всю жизнь.
Сказалось детство в Праге и на моем отношении к музыке, и на политической ориентации. Вплоть до конца 1967 годя я о политике и не задумывался. Но тут состоялся пленум КПЧ, началась дубчековская «перестройка». Мои родители за это страшно болели, мы стали даже выписывать чешские коммунистические газеты вроде Rudé právo. Так что мы были свидетелями начала Пражской весны, но в ее разгар родителей из Чехословакии отозвали в Москву и у меня началась совсем другая жизнь. А вскоре грянул август 1968 года.
Это был сильнейший шок в моей жизни. В ней было несколько дней, которые определили мое сознание. Один из них — 21 августа 1968 года. В этот день я стал антисоветчиком. Причем настолько лютым, что уже в октябре или ноябре того же года меня исключили из пионеров «за антисоветскую агитацию» — именно с такой формулировкой. И будь мне тогда не тринадцать лет, а больше, меня бы исключили и из университета, а если бы еще больше, то просто посадили бы. Да, вот такая драматическая история, которая в свое время очень понравилась британскому драматургу с чешскими корнями Томасу Стоппарду. Это были мои университеты.
— Август 1968-го — февраль 2022-го. Напрашиваются параллели и аналогии, вплоть до фраз «мы не знали, куда шли» и ничем не оправданной жестокости в отношении мирного населения. То, что Россия творит три с лишним месяца в Украине, уходит корнями в то лето? Или еще глубже?
— Сложный вопрос. На самом деле, думаю, корни теряются где-то в средневековье. И путинская Россия — средневековая страна, многие, и я в том числе, давно уже об этом писали. То, что мы видим сегодня, это не только порождение «совка», как полагают либералы. Это и наследие царизма, и азиатчина... Намешано много отвратительной мути. Анализировать ее мне не под силу, это не мой жанр. Заниматься этим должны даже не политологи-проститутки, а настоящие мощные философы.
Происходящее — тяжелая трагедия. Думаю, точнее — надеюсь, что она будет иметь для России значимые последствия. Россия заслужила быть наказанной, и наказанной серьезно. И я скептически отношусь к тому, что у страны в ее нынешнем виде есть какое-то «прекрасное будущее», именно в силу глубины проблем. Если бы дело было только в Путине или Путине и Ko, все было бы гораздо проще. Этих — на скамью подсудимых и, надеюсь, к стенке. Для преступников такого рода должны быть особые условия и особые трибуналы: никакого гуманизма, ни-ка-ко-го! Вспомните Бучу, все — приехали, точка.
Но, думаю, этим дело не кончится. Уже бывали взлеты и падения. Кого-то уже судили, кого-то осуждали, как того же Сталина. Тем не менее возвращалось все на круги своя. Осуждать Ивана Грозного или Николая I уже поздновато, но нужны сильнодействующие меры, чтобы не было рецидивов. Согласен с теми, кто считает, что сегодняшняя Россия — этот погрязший в жестокости и самодовольстве монстр, этот конструкт ― вообще не имеет права на существование. Должно появиться нечто совсем другое, и никакими оттепелями, никакими косметическими подкрашиваниями, либерализациями и демократизациями теперь не обойтись. Должно произойти переосмысление всего исторического пути этого государства, чтобы оно впредь не мешало жить остальной планете. Отправить его на серьезное перевоспитание, в изоляцию, как в пенитенциарных заведениях. Эта территория должна переосмыслить саму себя.
— С этой зачумленной территории сейчас многие бегут. Кого больше в нынешней волне российской эмиграции: реально пострадавших и / или протестующих против режима либо желающих просто оказаться в комфортной обстановке?
— В этой волне хватает и тех, и других. Я бы сравнил ее с волной диссидентской эмиграции 1970-х — начала 1980-х годов, когда люди уезжали из Советского Союза, потому что им катастрофически не хватало свободы самовыражения, передвижения... свободы вообще. Эмиграция 1990-х оказалось куда более прагматичной, а само десятилетие — одно из самых свободных в истории. Хотя и было сопряжено с большими финансовыми, бытовыми и прочими неурядицами. Все это я наблюдал собственными глазами, в том числе на примере своего отца и его коллег по ИМЭМО. Отцу повезло: как известный ученый, специалист по Латинской Америке, он уехал сначала в Венесуэлу, в Каракас, потом в Бразилию, в Сан-Паулу, и преподавал там в университетах. А его товарищи, доктора наук, оказавшись со всеми своими учеными степенями не востребованными ни российской властью, ни заграницей, в это время торговали варежками в подземных переходах. Это было ужасно. И тогда довольно много народа уезжало как раз за лучшей, более качественной жизнью.
Сейчас люди уезжают и по политическим, и по бытовым соображениям. Кого больше, сказать трудно. Но я прекрасно понимаю и тех, и других. В Советском Союзе богатой, хорошей, комфортабельной, цивилизованной жизни практически не было. Добро пожаловать в автомобиль «Москвич», в дом отдыха «Сосны», в турпоездку по Золотому Кольцу. Сегодняшнее эмигрантское поколение знает пусть не нормальную политически, но более или менее цивилизованную жизнь. 2000-е годы дали неплохой уровень потребления, зарубежные поездки, и разумеется, лишаться всего этого люди не хотят. А хотят жить в свободном мире, о котором какое-то представление уже получили. Они не желают возвращаться в тюрягу, в этот концлагерь с цензурой и правилами «шаг вправо, шаг влево — фас, верный Руслан!».
Я их прекрасно понимаю и не спешу записывать в подонки или подлецы. Но считаю, что для нынешних бегущих важна даже не политическая, а экзистенциалистская составляющая. Поэтому инициатива Г. Каспарова с так называемыми «паспортами хороших русских» — это бред, абсолютный абсурд. Странно слышать от выдающегося шахматиста такие явно неумные сентенции. Нужно быть крайне наивным человеком, чтобы не понять, что любой сотрудник ФСБ, который захочет внедриться в среду этой «правильной» российской эмиграции, первым подпишет все предложенные ими три пункта. Никакие европейские страны не станут менять свои законы, а Евросоюз — отменять санкции только потому, что какие-то обделенные и обиженные русские не могут пользоваться картами, Airbnb и так далее. Я уже не говорю о морально-этической стороне дела — заниматься бытовыми и бюрократическими проблемами обустройства «хороших русских», когда на Украину падают бомбы и там гибнут тысячи людей.
Не понимаю, зачем вообще был затеян этот акт тотального недоразумения. И очень сожалею, что некоторые симпатичные мне люди, которых я неплохо знаю, — Михаил Ходорковский и Дима Гудков — в это вляпались. Каждый должен заниматься тем, что у него хорошо получается. У Гарри Кимовича Каспарова прекрасно получается заниматься лоббизмом в США. Он там свой человек, знаком с конгрессменами, сенаторами и профессиональными лоббистами. И на том поле он приносит очень много пользы. Вот пусть он этим и занимался бы.
Точно так же, как я, зная, что не командный игрок, даже не пытаюсь входить в какие-либо политические организации, «союзы меча и орала» и пр. Я хорош в том, в чем хорош: пишу занятные тексты, делаю популярный видео-блог. Это мое дело. Вот если бы эти ребята тоже занимались своими делами, а не начали строить из себя отцов русской демократии, это принесло бы гораздо больше пользы.
