Слово ничего по-русски предполагает, что раньше все же существовало что-то, это не пустое место, а вот «ничто» — это уже синоним полного отсутствия, нуля, пустоты. Пустота по-чешски — prázdno. Это слово встречается в нескольких идиомах: hledět / dívat se do prázdna (смотреть / взирать в пустоту, смотреть с отсутствующим видом, смотреть пустыми глазами); padat do prázdna (проваливаться в пустоту, падать в пустоту); mluvit do prázdna (говорить впустую, как об стенку горох, метать бисер перед свиньями; последние два фразеологизма имеют параллели в чешском: hrách na stěnu házet, házet perly sviním).
Cлово ничего в русском может означать и отсутствие возражений, принятие действительности такой, какая она есть: «Жгучий холод пахнул / — Все равно для него: / По колени в снегу, / Говорит: «Ничего!»1. В таком случае на чешский будем переводить эквивалентами nevadí, to nic není, to nic, je to dobrý.
Выражение má prázdno v hlavě (в голове пустота, пусто в голове, голова пустая) может относиться как к человеку, у которого недостает интеллекта, так и к находящемуся в состоянии прострации, безнадежности, депрессии, неспособности сосредоточиться.
Однако и со словами, связанными с понятием пустота, может ассоциироваться нечто приятное: от prázdno образовано prázdniny (буквально: пустое время, т. е. каникулы, иногда отпуск — время, когда не надо учиться / работать; отсутствие обязательной деятельности). Прилагательное prázdný (čeho) в официальных текстах может иметь значение освобожденный (от чего).
Частичным синонимом слова prázdno в чешском является nicota. Объяснить значение этого понятия непросто. Вот взятый из интернета фрагмент рассказа молодой девушки о себе: Nicota. Jaké těžké téma. Nad nicotou se často ubírají mé myšlenky, snažím se vytvořit si o ní svou představu, ale jen stěží ji dokáži udržet, vytvořit a natož teprve popsat. Přesto však nicota má svou podobu, je nekonečná a prázdná… (Опустошение. Какая сложная тема! О небытии я часто думаю, стараясь создать о нем свое представление, но мне трудно на этом сосредоточиться, создать представление и тем более его описать. Однако небытие, опустошение имеет свое лицо, оно бесконечно и пусто…) В данном случае для перевода понятия nicota нами были использованы два слова: опустошение и небытие. Возможно, было бы достаточно и одного (небытие), но оно по-русски звучит слишком литературно и имеет определенно отрицательную коннотацию, хотя и в чешском приближается к понятию смерть…
В русском среди синонимов слова ничего встречаются очень разные слова: пустое, тлен, прах; бездумье, пустопорожность, пустозвонство, легковесность. Некоторые из них представляют собой отрицательные характеристики бессодержательности высказываний. В чешском немало подобных выражений, часть из них имеет грубоватый оттенок: mlátit prázdnou slámu (дословно: молотить пустую солому), mlít pantem (дословно: молоть дверными петлями, колебать воздух), nevidět si do úst (не видеть, что у себя во рту), říkat, co mu slina na jazyk přinese (говорить, что слюна на язык принесет) и десятки других. Сегодня и в русском, и в чешском языке для характеристики длинных, но ненужных высказываний используется заимствованное из английского бла-бла-бла (bla-bla-bla). О занятии пустословием по-чешски говорят blafat, tlachat.
В связи с понятием ничто можно вспомнить такие ироничные разговорные выражения, как отсутствие всяческого присутствия, ноль без палочки (ноль с палочкой — это десять) — о человеке недалеком, не занимающем важного положения, пустышка — о примитивном человеке. Последнее можно перевести прилагательными tretkový, tintivý, tintidlový; хорошего эквивалента к первым двум выражениям мне подобрать не удалось.
О неважном, преходящем, не заслуживающем внимания по-чешски говорят podružný, nedůležitý, bezpodstatný, bezcenný, nepotřebný, jalový, prázdný, zbytečný, planý, prchavý, ubohý, nicotný, duchaprázdný, slaboduchý, nezasluhující pozornosti. О пустом, незначительном человеке: nula, nicka, telecí / tulení hlava, prázdná nádoba, nýmand. Последнее слово является заимствованием из немецкого, где оно означает «никто».
К шутливым чешским выражениям можно отнести «титул» pán z Nemanic — господин из Нетничего. Деревня Неманице действительно существует в Чехии, она расположена на западной границе с Германией. Когда-то в Неманицах предполагалось построить железную дорогу, даже был возведен вокзал. Он стоит на своем месте и сегодня, однако рельсы к нему так и не проложили…
«Природа не терпит пустоты» — этот афоризм приписывают Аристотелю. Бернард Шоу остроумно дополнил его: «Природа не терпит пустоты, но там, где люди не знают правды, они заполняют пробелы домыслами». Действительно, европейским сознанием пустота воспринимается как нечто нежелательное, иногда устрашающее, положительным считается процесс, ведущий к прогрессу, имеющий цель. В чешском языке есть немало оборотов, выражающих скептическое отношение к сомнительному, бесцельному или бесперспективному начинанию: nevede to k ničemu (это не ведет ни к чему), nevede to k ničemu dobrému (это не ведет ни к чему хорошему), nic z toho nebude (из этого ничего не выйдет), nedotáhne to nikam (это никуда не приведет), оd nuly k nule (от нуля к нулю), nula od nuly pojde (ноль происходит от нуля).
Некоторые выражения иллюстрируют позицию безразличия, нежелания бороться с судьбой: kdo nic nemá, nemá co ztratit (у кого ничего нет, тому нечего терять), kde nic není, ani čert nebere (где ничего нет, и черт не берет), kde je nic, tam je nic (где ничего — там ничего); nemají tam ani ň (там нет даже ň).
Однако все же и это «ничего» не абсолютный вакуум (vakuum, vzduchoprázdno). Вот выражение, смысл которого сводится к тому, что даже маленькая услуга, небольшая работа, повторенная много раз, может стать слишком тяжелой: stokrát nic umořilo osla (сто раз ничего уморило осла).
Философ Бродер Христиансен писал: «Главное в музыке — это неслышное, в пластическом искусстве — невидимое и неосязаемое»2. Однако лишь в восточных учениях, особенно буддизме, пустота (шуньята, šúnjata) трактуется как положительная цель сущего, путь к нирване (nirvána).
1 Никитин И. Стихотворения. М., 1977. С. 44.
2 Христиансен Б. Философии искусства. СПб., 1911. С. 109.