Правда, зайти туда можно не раньше, чем за 60 минут до отправления вашего поезда — сканер тщательно проверяет билеты.
В кафе бесплатное мороженое и кофе на выбор. Посреди зала стоит рояль. Он сам себе исполнитель — играет нечто в стиле рэгтайм. Вспомнилась «Неоконченная пьеса для механического пианино». Стало немного не по себе: когда-то это был один из моих любимых фильмов. А сейчас… Кто в теме, тот меня поймет.
Время идти на посадку. В комфортабельном вагоне полно молодежи — в основном девушки. Мои соседки — студентки-украинки. Едут домой на каникулы.
Утром будем в польском Перемышле, а там в трех часах езды уже на украинском интерсити и Львов.
Март 2022, Харьков
В марте 2022 года мне пришлось уехать из Харькова. Когда началось полномасштабное вторжение российских оккупантов, мой район — Салтовка, огромный жилой массив с населением более 400 тысяч человек — оказался довольно близко от зоны досягаемости артиллерийского обстрела. Особенно уязвимой была его северная часть. В первые часы после того, как стали слышны взрывы, а предрассветный горизонт то и дело озарялся вспышками, я, как и многие другие, не понимал масштабов подступившей к нашим домам беды. Ранним утром люди, как всегда, выходили в магазины, аптеки, на базары… Необычным было только то, что возле аптек и магазинов начали выстраиваться довольно длинные очереди. Но когда от грохота орудий стали дрожать стекла в доме, я все же решил спуститься в укрытие — благо метро рядом.
Поезда уже не ходили, и вся станция была заполнена людьми. Многие прихватили с собой домашних любимцев: кошек, собак, попугайчиков в клетках. Я тоже взял свою собачку и тогда еще не знал, что мы проведем здесь 10 дней и ночей…
Казалось, уехать из города было невозможно — транспорт прекратил работу. А из-за постоянных обстрелов волонтеры не могли организовать выезд на машинах.
Когда же все-таки друзьям-волонтерам удалось ранним утром забрать нас, по дороге я увидел разрушенные дома, сожженные автомобили, блок-посты территориальной обороны… Именно в тот день, когда мы выезжали из города, по центру Харькова был нанесен ракетный удар и сгорело здание экономического факультета Харьковского национального университета.
Таким я запомнил Харьков в начале марта 2022 года.
И мы вместе с нашей собачкой очутились в Чехии.
Два с половиной года я не был в Украине
Я уже стал привыкать к своей новой жизни в другой стране — тихой, спокойной, безопасной…
И вот, наконец, Украина! Львов. Есть несколько часов до пересадки в поезд на Харьков. И есть друзья и коллеги, которые специально подъехали к вокзалу, чтобы повидаться. Сидим в уютном кафе, пьем кофе с невероятно вкусными пирожками. На вокзале полно народу. Часто слышна иностранная речь — вот группа экзотично одетых парней что-то бойко обсуждает на английском. Здесь часто бывают иностранцы, поскольку считается, что Львов далеко от линии фронта.
Я там был 8 августа. А рано утром 4 сентября этот привокзальный район, который примыкает к уникальной исторической части города, будет обстрелян русскими ракетами. Разрушатся жилые здания, погибнут люди… Нет на этой войне абсолютно безопасных мест и городов в Украине.
В поезде Львов — Харьков угощают специальным фирменным «Боевым чаем». И, самое главное, после сидячих европейских поездов можно, наконец, хорошо поспать на удобной полке. Слава «Укрзализныци»!
Харьков встречает рок-н-роллом и отличным кофе
В харьковском метро довольно много людей. Невольно обращаешь внимание на напряженные и сосредоточенные лица. Сразу чувствуешь контраст не только с несколько расслабленной и вечно праздничной Прагой, но и с тем, что видел вчера во Львове. Чувствуется, что ты уже попал в прифронтовой город. Хотя изменения во дворе моего многоквартирного дома намекают на что-то совсем из другого мира — особенно новая кокетливая торговая площадка Monaco.
Первое, что я услышал, когда вошел в свою квартиру на Салтовке, это рокабилли харьковской группы The WiseGuyz, которое транслировала местная радиостанция «Накипело». Я часто бывал на концертах этой замечательной рокабилли-группы задолго до войны. А на радио «Накипело» работают мои старые друзья. Сразу понимаешь: ты приехал домой и жизнь продолжается!
Недалеко от нашего дома любимая кофейня Community. Тогда, в феврале 2022 года, она пострадала во время бомбежек и обстрелов, но через некоторое время возобновила свою работу.
Это вообще характерная черта Харькова: как шутят харьковчане, утром бомбят, днем восстанавливают и на следующий день все работает. Если это и не совсем так, то очень близко к правде — действительно, службы городского хозяйства, на которые раньше было много нареканий, работают самоотверженно и вызывают огромное уважение у всех харьковчан. Вот и Community удалось восстановить. Там так же уютно и комфортно, как и раньше. И только небольшая дыра в потолке — след от ударной волны довольно сильного взрыва, который уничтожил огромный строительный супермаркет «Эпицентр» примерно в 700 метрах от Community.
«Кавун — песня!» — и не надо ничего придумывать
В дни относительного затишья в социальных сетях появились публикации о каких-то несуществующих развлечениях в Харькове.
Зачем? Вариант ответа: вызывать ностальгию по утерянному. Другой вариант — агитация, чтобы люди возвращались. А впереди тяжелая зима, обстрелы, разрушения, воющие сирены, темнота на улицах с раннего вечера; метро, работающее до 21:30, риск отключения тепла, воды, газа… Люди вернутся и будут страдать.
Я не знаю, зачем придумывать про какие-то кафе с капибарами и фантастические водные развлечения, но вот кафе с котиками, которое открылось задолго до войны, точно есть, и классный огромный бассейн также работает по полной программе.
Есть и множество замечательных ресторанов с фантастически вкусной едой, которую в Европе не найдешь, тем более за такую доступную цену. В кофейнях с дизайнерским интерьером и всеми необходимыми условиями для работы за компьютером и дружеских тихих встреч всегда качественный и дешевый кофе. В продуктовых супермаркетах полно еды и вин со всего мира. И такие отделы кулинарии с разнообразными вкусностями, которых почему-то нигде нет в Чехии.
Базар — отдельная статья. Буйство цветов и ароматов свежих овощей и фруктов, множество покупателей и продавцов. Арбузы — «кавуны» — это вообще песня. Их здесь много, и они неимоверно дешевые, вкусные и сладкие.
С началом театрального сезона можно посмотреть уникальные спектакли в харьковских театрах. Я планирую специально приехать осенью ради нескольких премьер.
Концерты, выставки, арт-резиденции — все это происходит в Харькове. Если собирается много народа, то такие встречи устраивают в метро, подземных паркингах, галерее современного искусства ЕрмиловЦентр, расположенной в подвале университета. Эта галерея служила убежищем и жилищем для многих художников в дни и ночи самых жестоких обстрелов зимой и весной 2022 года. Так что есть действительно много интересного и захватывающего в прифронтовом городе — бои идут в 20 километрах от окружной.
А возвращаться или нет — сугубо индивидуальное решение. У людей разные обстоятельства жизни. Не нужно никого агитировать. Просто рассказывать правду о том, как живет город, какие существуют риски и преимущества.
Да, действительно, жизнь не такая, какой была до большой войны. И это понятно. Но когда говорят: «Харьков умирает» — это неправда. Приводят пример: зайдешь в торговый центр «Дафи» — там почти нет людей. Что ж, недавно я был в огромном универмаге Karstadt в берлинском районе Кройцберг. И оказался там чуть ли не единственным посетителем, даже как-то не по себе стало… Так что, «Берлин умирает»? Рядом с универмагом небольшой базарчик возле станции метро — множество людей всех цветов кожи, дешевая еда и всевозможные вещи.
Аналогично в Харькове: в брендовых бутиках пусто, а на соседнем базаре толпы людей. Хотя справедливости ради надо сказать, что вещевой рынок «Европа» на Салтовке, который разбомбили в 2022 году, не возобновил свою работу.
На фото — базар «Солли-рынок» на Салтовке. Тут буйствует жизнь. И здесь же можно увидеть нашего замечательного японского друга Тишико Фуминори. Он, неутомимый, несмотря на свои 70+ лет, приехал в Харьков и открыл кафе, в котором бесплатно кормил пенсионеров. Но у него возникли проблемы с некоторыми представителями местного бизнеса. Фуминори на некоторое время поехал в Японию, вскоре вернулся в Харьков и открыл новое FuMiCaffe, где продолжает бесплатно кормить пожилых людей. И более того — расширил свою деятельность: организовал мобильную библиотеку для детей. Тишико не владеет ни украинским, ни русским языком, немного говорит по-английски. Но это его не смущает. Совершенно случайно я увидел Тишико на базаре, где он и его помощники готовились раздавать бесплатно арбузы.
Фуминори — наверное, наиболее яркий пример служения Добру. Но я могу назвать десятки имен наших людей, которые выполняют тяжелую волонтерскую работу для помощи и военным, и гражданским.
Конечно, и Харьков не лишен того, что можно встретить в любом мегаполисе: криминал, наркомания — все это, к сожалению, есть и во время войны. Но не они создают лицо города. Трезвое, спокойное отношение к реалиям жизни, взаимопомощь — вот его главные черты.
Среди моих личных знакомых есть замечательная девушка, которая когда-то лечила нашу собачку и приходила к нам домой, чтобы учиться игре на скрипке у моей дочки Тани. С началом большой войны Ира, воспользовавшись своим медицинским образованием, пошла записываться в армию. Ее взяли не сразу, а только тогда, когда ситуация на подступах к Харькову стала критичной.
Ира много рассказывала о том, как их служба спасает раненых бойцов. И что им не хватает эвакуационного транспорта. И тогда в кругу наших друзей, таких же молодых людей, как Ира, было решено организовать сбор для покупки кейсевака — специального медицинского автомобиля.
На сборы ушло три недели. Уже по возвращении из Харькова я узнал, что необходимая сумма была собрана и автомобиль куплен. И это только один пример — сборы и волонтерская работа идут беспрерывно.
Неожиданное. Женское лицо Харькова
Когда два с половиной года не был не то что в Харькове, но и в Украине, многое видишь другими глазами. Видишь то, что люди, которые здесь живут, могут и не замечать или воспринимать как повседневную рутину.
Прекрасный солнечный день. Гуляем по центру Харькова. Время от времени воет сирена. В телефон приходят сообщения о воздушной тревоге. Но никто не обращает внимания. Взрывов не слышно. Только позже узнали из канала мэра, что был нанесен удар по учебным заведениям в пределах города.
В центре тихо. В саду Шевченко гуляет много нарядно и стильно одетых людей. Возле фонтана тусит группка экзотических подростков, похожих на эмо. Хотя, честно, я не знаю, существует ли эта субкультура сейчас.
Большинство гуляющих — девушки и молодые женщины, что неудивительно.
Неожиданно для себя подумал, что в Праге я видел много красивых девушек и молодых женщин — там люди со всего мира. Иногда на пражских улицах, в кафе, в парках у меня возникало впечатление, что я нахожусь внутри какого-то яркого сериала в стиле Netflix.
Но харьковские девушки не из этих сериалов. У них иная красота. Мне тяжело описать это словами. Лучше бы было показать настоящие лица. Но этика не позволяет фотографировать незнакомых людей.
Тогда просто делюсь идеей: если найдется талантливый фотохудожник со свежим взглядом, то можно бы было сделать уникальный фотоальбом «Женское лицо Харькова». Нигде в мире сейчас не найдешь таких лиц, таких глаз, как в Харькове — мегаполисе, в 20 километрах от которого идут боевые действия.
Внешне Харьков выглядит как абсолютно мирное, спокойное место, как город с нормальной жизнью. Но все понимают, что эта внешняя нормальность может быть взорвана, разрушена в одно мгновение.
Кажется, эта подспудная ненормальность и является той новой нормальностью, с которой люди уже свыклись. И она может продолжаться годами. И эта «новая нормальность» отражается в глазах, выражении лиц, манере общения. И это то, что меня больше всего поразило в Харькове.
«Парадоксальная витальность Харькова»
Это слова Нины Хижной, режиссерки театра «Нафта».
В беседе с известным украинским поэтом Сергеем Жаданом она говорит о том, как нынешняя молодежь увлеклась наследием «Расстрелянного Возрождения» — плеяды украинских поэтов, актеров, режиссеров, которые жили в Харькове в 1920-х — начале 1930-х гг.
Харьков тогда был столицей советской Украины и специально для деятелей культуры здесь построили комфортабельный дом, получивший название «Дом Слово». Но этот комфорт длился недолго и для большинства обитателей закончился трагически: арестами, ссылками, расстрелами…
«Парадоксальная витальность Харькова, — говорит Нина Хижная, — усиливается близостью смерти, горя и боли. И хорошо, что есть те двадцатые!» — это реплика в ответ на вопрос Сергея о том, не слишком ли много сейчас в нашей жизни двадцатых годов прошлого столетия.
Ставлю вопрос теперь уже для себя: не слишком ли акцентирую внимание именно на Харькове, когда под угрозой вся Украина? Действительно, в Украине нет абсолютно безопасных территорий: где-то прилетало больше, где-то меньше, однако все пространство нашей страны находится под потенциальной угрозой.
Уникальность Харькова в том, что линия столкновения с врагом пролегает совсем близко от города. Как однажды пошутил Сергей Жадан, до фронта можно доехать на такси минут за 15—20. И это почти правда. Почти, потому что, как рассказывал мне один из военных журналистов, приблизиться к условной линии столкновения невозможно: там выжженная земля и простреливаемое пространство.
Харьков — мегаполис, который фактически находится на фронтире между современной западной цивилизацией и архаичным варварством. Именно так — я не преувеличиваю.
И то, что в Москве даже сейчас можно смотреть показы новейшего европейского, японского, южно-корейского кино, никак сути дикого государства не меняет. Только дикари могли в XXI столетии развязать в центре Европы полномасштабную кровавую войну против наибольшей по территории европейской страны. И только рабское и холопское в массе своей население может поддерживать этих дикарей.
Глянцевый лоск на поверхности якобы столичной московской жизни не что иное, как мишура, за которой пустота и гниль. А если и появляется что-то настоящее, содержательное, то немедленно становится объектом моральных и физических репрессий и просто тупого жестокого уничтожения.
Вся нынешняя российская культура превратилась в обслугу того, что когда-то московский философ Михаил Рыклин назвал «тела террора». Они, словно хтонические существа, вышли из-под земли и пытаются схватить за горло современный мир и в первую очередь своих ближайших соседей.
Были времена в начале и середине тридцатых годов минувшего столетия, когда «тела террора» уничтожали авангардную и полностью «левую» культуру, которая родилась на волне надежд на национальное возрождение в условиях господства коммунистической идеологии. Но эти надежды оказались абсолютно напрасными и привели к трагическим последствиям — к упомянутому уже «Расстрелянному Возрождению».
Но сейчас этот феномен возрождения, а точнее, рождения авангардной украинской культуры, проявляется, как фотография, сделанная в доцифровую эпоху в ванночке с проявителем — образ, подсказанный Жаданом. И этот феномен пассионарности Харькова двадцатых годов двадцатого столетия рифмуется с сегодняшней жизнью в культуротворящем пространстве города — в его поэзии, театральных премьерах, живописи…
Нынешнее поколение искателей и творцов новых смыслов как бы проживает ту жизнь, которая была отобрана «телами террора», уничтожившими культуру украинского авангарда. И снова эти «строкаті і сумно-веселі часи», как выразилась Нина Хижна, перед угрозой смерти и уничтожения. Но есть существенное отличие от тех времен — это сопротивление. Реальное, вооруженное бескомпромиссное сопротивление стремлению хтонических сил не только уничтожить нашу культуру, чем они и раньше занимались, а тупо ликвидировать сами основы нашего физического существования.
***
Эти заметки я написал 23 августа. Харьков отмечал День города.
Это был грандиозный праздник света и надежды — впервые за долгие месяцы включили вечернее освещение улиц, в центре стихийно собирались люди, пели украинские песни, радовались жизни.
А 25 августа возобновились регулярные бомбардировки и обстрелы Харькова.
30 августа ракета попала в жилой дом в густонаселенном районе. Под завалами погибли люди. И в этот день русская ракета убила замечательную юную художницу Веронику Кожушко. Ей было 18 лет. Она жила творчеством, поэзией, живописью. Смерть настигла ее в дороге — она ехала на премьеру фильма. Незадолго до гибели Вероника сняла короткое видео для своих чешских друзей.
И там были такие слова:
«Мне восемнадцать, и я должна творить за тех, кто больше не может. Мое имя — Вероника Кожушко. Я родилась на востоке Украины. В Харькове. Городе, который воспитал и сделал меня. Я учусь в университете, рисую, читаю классическую и современную литературу. Пишу прозу и стихи. Занимаюсь линогравюрой. И всем, что может быть как-то связанным с искусством. Мое сознание изменилось с началом полномасштабного вторжения. Произошли метаморфозы и взросление. Этого изменения не было бы, но теперь это часть моей истории — одной из миллионов.
Я убеждена, что мы должны делать все, чтобы про нас знали, чтобы слышали о нашей культуре. У нас есть множество голосов, которые, к сожалению, уже никогда не будут говорить».