Сакраментальная русская фраза «с вещами на выход» могла быть знакома и понятна многим чехам и словакам, которым во времена печально известной «нормализации» показывали немало советских детективных фильмов. Другое дело, что в 1990—1991 гг., когда советские оккупационные войска, так называемая Центральная группа войск, покидали Чехословакию, ее граждане могли произнести (и произносили) похожие слова с несколько иной коннотацией: «Běž pryč se vším vaším majetkem!»¹.

Правда, тридцать лет тому назад, 28 июня 1991 года, когда последний командующий ЦГВ генерал-полковник Эдуард Воробьев поднимался на борт последнего военно-транспортного самолета, уходившего в Москву, у него в руках был букет цветов. Михаэл Коцаб, известный чешский рок-музыкант, ставший в конце 1989 года депутатом парламента и председателем специальной парламентской комиссии по надзору за выводом советских войск, вспоминал: «Этот букет в его руках… За что его генералу преподнесли? За то, что он командовал оккупационной армией? В знак благодарности за то, что эта армия убралась восвояси?»². Кто и зачем преподнес генералу Воробьеву на прощание цветы, до сих пор вызывает вопросы.

Начало и конец оккупации

О том, как началась оккупация, написано бесчисленное множество книг и статей. В Чехии и Словакии события почти 53-летней давности хорошо помнят. И неудивительно: они нанесли глубокий и по сей день не полностью изжитый удар и по социально-экономическому развитию страны, и по сознанию граждан. Чехословакия превратилась де-факто в советский протекторат, управляемый из Москвы и советского посольства, комфортабельно расположившегося во дворце Печека в пражском районе Бубенич.

В августовские дни 1968 года чешский поэт Карел Крыл написал песню, ставшую чуть ли не гимном сопротивления. Она называется Bratříčku, zavírej vrátka!³ Обращаясь к оккупантам, он пел:

Вы уже здесь, братья,

Посланцы ночи, вонзившей в спину нож,

Вы, братья, принесли нам сталинскую ночь,

И теперь мы не встречаем вас с букетами сирени.

Благодарим вас, железные голуби мира,

Спасибо вам за поцелуи с привкусом горького миндаля,

Можете забрать себе наши дома,

А нам остается только надежда —

Ведь мы всегда были и всегда будем!

Эти слова лучше, чем многочисленные и научно обоснованные социологические и политические исследования, передают отношение чехов и словаков к вторжению и оккупации. Но вернемся к сухим историческим фактам.

Масштабы августовского 1968 года нашествия в Чехословакию поражают воображение. В страну, где проживало тогда около 15 млн человек, вторглись более полумиллиона солдат и офицеров пяти государств Варшавского договора: СССР, Польши, ГДР, Венгрии и Болгарии, имевших на вооружении почти 5000 танков и многие тысячи единиц другого тяжелого вооружения. Десятки мотострелковых, танковых и воздушно-десантных дивизий предназначались для того, чтобы на корню подавить возможное сопротивление населения и Чехословацкой народной армии (ЧНА), в которой насчитывалось тогда около 200 тыс. человек, и не допустить выступления западных государств в защиту чехословацких демократических реформ. Последнее целиком было плодом параноидальных фантазий советского руководства: ни одна из стран НАТО не собиралась препятствовать советской агрессии даже политически, не говоря уже о военном противодействии.

Разработка планов вторжения в ЧССР началась в Москве практически сразу после перемен в чехословацком партийном руководстве, когда в нем усилилась группа демократически настроенных деятелей. Так, 8 апреля 1968 года командующий советскими ВДВ генерал Василий Маркелов получил директиву, в которой говорилось: «Советский Союз и другие социалистические страны, верные интернациональному долгу и Варшавскому Договору, должны ввести свои войска для оказания помощи Чехословацкой народной армии в защите Родины от нависшей над ней опасности». Видимо, в апреле 1968 года в Москве были иллюзии, что чехословацкая армия выступит против коммунистов-реформаторов, вплоть до военного переворота. Впрочем, в надежности ЧНА в Кремле не были уверены. В директиве подчеркивалось также: «…если войска Чехословацкой народной армии с пониманием отнесутся к появлению советских войск, в этом случае необходимо организовать с ними взаимодействие и совместно выполнять поставленные задачи. В случае, если войска ЧНА будут враждебно относиться к десантникам и поддержат консервативные силы, тогда необходимо принимать меры к их локализации, а при невозможности этого — разоружать»⁴.

Чехословацкие военные не помогали своим коллегам из стран Варшавского договора. Но и не сопротивлялись: такой приказ отдал тогдашний министр обороны Чехословакии генерал Мартин Дзур. Прав он был или нет, сказать трудно, споры об этом в Чехии идут до сих пор. Но ясно одно: шансов на то, чтобы остановить захватчиков у ЧНА не было. Страна все равно была бы оккупирована, причем с чудовищными потерями и разрушениями.

Дальнейшее известно. Лавина танков и бронетранспортеров прокатилась по Чехословакии. Десантники 7-й дивизии советских ВДВ захватили ключевые объекты в Праге, офицеры КГБ арестовали всех руководителей страны и вывезли их в СССР. 26 августа чуть ли не под дулом пистолетов лидеров «братской» страны заставили подписать Московский протокол: возвращение властных полномочий чехословацким органам было обусловлено согласием Праги на оставление постоянного советского контингента, получившего название Центральная группа войск. Соответствующий межгосударственный договор был заключен в октябре 1968 года. Под эгидой советских войск начался более чем двадцатилетний период «нормализации».

Развернутая в Чехословакии Центральная группа войск (ЦГВ) насчитывала к концу своего пребывания 73,5 тыс. солдат и сержантов срочной службы; 18,5 тыс. офицеров, 44 тыс. членов семей военнослужащих и гражданских специалистов. На ее вооружении находилось 1400 танков, 2500 боевых бронированных машин и бронетранспортеров, много другого вооружения и военной техники, в том числе ядерное оружие. Наряду с мотострелковыми и танковыми соединениями, а также боевой авиацией в нее входили радиолокационные, ракетные и химические части. Эта огромная масса войск дислоцировалась в 67 гарнизонах и военных городках в Богемии и Моравии и в 16 в Словакии. Главное командование находилось в Миловицах, небольшом городке в Среднечешском крае, недалеко от Нимбурга.

Стоимость недвижимости, использовавшейся Центральной группой войск, составляла в 1990 году 6,4 млрд крон, большая ее часть, в том числе почти 12 тыс. квартир для офицеров, стоимостью около 4,8 млрд крон, была построена для советских войск в 1971—1989 гг. чехословацкой стороной. Все эти здания и сооружения использовались Советской Армией за 25 млн крон в год. Эта цифра была согласована с чехословацким правительством в 1968 году, когда общая стоимость недвижимости была оценена в 1,6 млрд крон. Иными словами, Чехословакия была не только оккупирована, но еще и оплачивала, пусть частично, пребывание оккупационных войск на своей территории.

Но все в мире рано или поздно кончается. Сразу после Бархатной революции новое чехословацкое руководство предельно настойчиво поставило перед Москвой вопрос о выводе советских войск. Их рассматривали как угрозу демонтажу коммунистического режима. В Праге хорошо помнили, как танковые и воздушно-десантные дивизии стран Варшавского договора подавили реформы Пражской весны. Кроме того, чехи и словаки хотели быть независимыми, строить отношения с западными странами так, как считали нужным, а советские войска были им в этом очевидной помехой. Но самое главное, пожалуй, было в том, что ЦГВ была унизительным для национального самосознания символом и напоминанием о «сталинской ночи» оккупации.

Избранный в декабре 1989 года президентом Чехословакии Вацлав Гавел и пришедшее в те же дни к власти правительство Мариана Чалфы настаивали на скорейшем, в течение полугода, выводе войск. Советское руководство, особенно военное командование, изо всех сил сопротивлялось. Не исключено, что в Кремле и на Арбатской площади размышляли: а вдруг все вернется на круги своя и вопрос о выводе войск снимется сам собой?..

В Праге это понимали. «Наше Правительство национального согласия, я лично и вся наша общественность глубоко заинтересованы в том, чтобы солдаты ушли из страны как можно скорее. Это в интересах политической стабильности нашей страны, а значит, и в интересах обеспечения того же самого во всей Центральной Европе», — говорил в феврале 1990 года президент Вацлав Гавел. Однако, продолжал он, нужно учитывать, что речь идет не только о выводе солдат и офицеров, но и о вывозе огромного количества вооружений и военной техники. Тем не менее «все это не меняет нашего стремления вести переговоры о том, чтобы эти войска покинули нашу территорию как можно скорее. Чем раньше они уйдут, тем большая политическая стабильность настанет в нашей стране и в соседних государствах»⁵.

В конечном итоге настойчивость чехословацкого руководства принесла плоды, хотя пришлось пойти на некоторые уступки: вывод войск был растянут на полтора года. 26 февраля 1990 года министрами иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе и Йиржи Динстбиром было подписано и вступило в действие соглашение о выводе советских войск с территории Чехословакии. Процесс начался в день подписания соглашения и был разбит на три этапа.

Первый проходил с 26 февраля по 31 мая 1990 года. В это время из Чехословакии в СССР должны были быть выведены части, предназначенные непосредственно для ведения боевых действий. Второй был запланирован на 1 июня — 31 декабря 1990 года; а третий — до 30 июня 1991 года. Последний эшелон отправился из Миловиц 19 июня 1991 года.

Нашествие варваров

В российских СМИ и интернет-пространстве можно встретить немало воспоминаний и рассказов о повседневной жизни солдат и офицеров Центральной группы войск. Как правило, они написаны в ностальгическом ключе, полны размышлений о солдатской дружбе, успешном преодолении тягот воинской службы, приятельских отношениях с местным населением, забавных происшествиях и всем прочем, о чем обычно любят рассказывать отставные военные. Впрочем, попадаются иногда истории, могущие служить основанием для возбуждения уголовного дела.

Так, некто Игорь Пыжьянов, служивший в 1988—1990 гг. в 185-й ракетной бригаде, дислоцированной около города Турнов, в которой насчитывалось 1,5 тыс. человек, поделился наиболее запомнившимися ему моментами. «Вспоминаю, — рассказывает он, — что около всех чешских деревень стояли пивзаводы. И солдаты день — через день ходили эти заводы грабить. Там никогда не было никакой охраны. Перелазишь через забор — вдалеке собака лает — берешь столько пива, сколько можешь утащить». И что особенно поражало советских людей, оказавшихся в Европе: «В каждой деревне пивзавод — и никто пьяным никогда не валялся»⁶.

Воровали советские солдаты не только пиво, а вообще все, что могли, например, одежду. «Приходишь в магазин, — вспоминает Пыжьянов, — заходишь в примерочную с 3—4 костюмами в руках. На костюм сверху надеваешь солдатскую форму, прячешь вешалку — и уходишь. Никто никогда нас не проверял и ничего не искал»⁷. Наверно, действительно советских военных не проверяли. Таково, надо думать, было недвусмысленное распоряжение тогдашнего партийного руководства Чехословакии: не создавать проблем в отношениях с «заклятыми друзьями». Однако воровство чехи и словаки хорошо видели и запоминали.

Впрочем, население нередко получало определенные выгоды от экономических отношений с оккупационными войсками. Солдаты и офицеры воровали не только в расположенных рядом магазинах и на пивных заводах, но и в своих собственных частях и гарнизонах (чаще всего бензин и солярку) и продавали затем за полцены или вообще за бутылку спиртного местным жителям. В чешских исторических публикациях можно встретить весьма живописные описания. «Солдаты крали все, что могли, — вспоминает очевидец. — Они все это продавали <…>. Однажды они приехали с цистерной даже днем. Офицер собирал деньги и при этом курил, бросая окурки на землю»⁸. Похоже, здравомыслящего очевидца поразила не столько открытая распродажа ворованного бензина (к этому чехи и словаки уже привыкли), сколько курение рядом бочкой, полной легковоспламеняющейся жидкости.

Разного рода бизнесом, а на языке того времени — банальной спекуляцией, занимались не только гарнизонные интенданты, вороватые старшины и младшие офицеры, пытавшиеся таким образом скопить тысячу-другую крон, чтобы пополнить семейный бюджет. Бывший министр обороны СССР маршал Дмитрий Язов, командовавший одно время Центральной группой войск, рассказывает, как министр обороны ЧССР Мартином Дзуром жаловался, «что среди больших военных начальников находятся и такие, которые приторговывают. Привозят из Союза телевизоры и продают вдвое дороже. Вообще-то это мелочь, но она сказывается на авторитете советских офицеров»⁹. Тот факт, что министр обороны Чехословакии поставил вопрос о спекуляциях «больших военных начальников» перед командующим ЦГВ, свидетельствует, что это явление приобрело размах, всерьез беспокоивший чехословацкое руководство.

Сегодня трудно оценить, насколько масштабными были «взаимовыгодные торгово-экономические связи» между солдатами и офицерами оккупационных войск и местным населением, но улучшить отношение рядовых чехов и словаков к «советским братьям» они не могли. Люди старались держаться подальше от тех, кто пришел защищать их от агрессии империализма и врагов социалистического строя. «Большинству людей в Оломоуце (где располагался большой советский, гарнизон. — Г. Г.) русские, тогда еще советские, совсем не нравились. Огромные плоские фуражки их офицеров, которые сегодня кажутся смешными, в 1970-х и 1980-х годах пугали не только жителей, но и солдат. „Я хорошо помню то время, — вспоминал недавно житель Оломоуца Владимир Гавлик. — Я работал тогда около реки Морава. Русские солдаты бегали трусцой по мосту возле детского института. <…> Рядом с ними бегали избивавшие их офицеры. Если кто-то отставал, получал удар кулаком в лицо»¹⁰.

Неудивительно поэтому, что советская оккупация воспринималась в Чехословакии еще и как нашествие варваров, существ, принадлежащих к отсталой, какой-то средневековой цивилизации. «Было интересно наблюдать, как нация-оккупант воспринимает более высокую культуру оккупированной нации», — делился своими наблюдения бывший мэр Оломоуца Милан Горжинек¹¹.

Впечатление о нашествии варваров особенно укрепилось в чешском массовом сознании после того, как стало известно, в каком чудовищном состоянии советские войска оставили жилые городки и казармы. Рабочие, поехавшие смотреть бывшие советские объекты, были шокированы. Разломанная мебель, выбитые двери, ободранная штукатурка, полностью разрушенные туалеты и мастерские, содранная электропроводка и выключатели — так описывают очевидцы типичную картину, увиденную чехами, попавшими в бывшие советские гарнизоны¹². Колоссальный ущерб был нанесен окружающей среде, особенно в результате загрязнения почвы разлитым авиационным и танковым топливом. На территории бывших аэродромов и танковых парков нередко под верхним слоем почвы обнаруживались лужи солярки и керосина, из которых их можно было просто вычерпывать. Лишь в девяти процентах мест пребывания советских войск почвы остались относительно чистыми. По первым оценкам, ликвидация ущерба окружающей среде потребовала затрат в размере 4–5 млрд крон¹³. Ни бывший СССР, ни Россия как его правопреемник, разумеется, не компенсировали Чешской Республике ни геллера.

Визит первой леди

Рядовые и младшие офицеры Центральной группы войск пытались улучшить свое финансовое положение банальным воровством автомобильного и тракторного топлива, старшие офицеры успешно спекулировали телевизорами, а у командования были свои привилегии, в том числе распределители с дефицитными товарами. Ими любили пользоваться и командированные в Чехословакию высшие чины советского руководства и их жены. Об одном пикантном случае, произошедшем в первой половине 1970-х гг., рассказал Игорь Елисеев, бывший помощником тогдашнего председателя КГБ Юрия Андропова¹⁴. А ему во время дружеского застолья по секрету поведал начальник военной контрразведки штаба ЦГВ.

История состояла в том, что в один прекрасный день в Карловы Вары прибыла супруга Генерального секретаря ЦК КПСС Виктория Петровна Брежнева. На карманные расходы гостеприимное Управление делами президента ЧССР вручило гостье 30 тыс. крон — огромные по тем временам деньги. И однажды супруга генсека решила посетить так называемый «генеральский зал» Военторга в Миловицах, где располагалось командование оккупационных войск. В этом зале продавались дефицитные, надо полагать, западного производства товары, которых не было даже в Праге. За машиной «первой леди» следовал микроавтобус РАФ. У ворот ее встретил лично командующий ЦГВ.

А далее воспроизведем дословно рассказ высокопоставленного чекиста. «Первая дама начала спокойно обходить прилавки, вешалки, стенды, полки. В почтительном отдалении следовал главком и начальник Военторга. За Викторией Петровной шли двое солдат. Брежнева показывала пальцем на товары и говорила: „Детское белье? Две дюжины... Дамские колготки? Пять дюжин... Мужские рубашки? Три дюжины, размеры 42, 43, 44... Спортивные тренировочные костюмы? Дюжину разных расцветок... Дамские блузки? Три дюжины разных расцветок, фасонов и тканей... Свитера? Две дюжины разных...“ И так далее. Солдаты принимали быстро пакуемые продавщицами тюки и относили их в рафик. Затем настал черед хрусталя, цветного стекла и фарфора. Здесь отбиралось не все подряд, а только самое крупное, яркое и дорогое. И тоже упаковывалось и относилось в РАФ. Несколько коробок с хрустальными люстрами, из самых дорогих образцов, висевших под потолком, также отправились в микроавтобус».

Советский дипломат, сопровождавший высокую гостью, вскоре пришел в ужас. Стоимость отобранного ею дефицита давно перевалила за 30 тыс. крон. А супруга Леонида Ильича остановилась только тогда, когда весь микроавтобус был заполнен доверху. И не заплатила ни копейки, а напомнить об этом командующий ЦГВ и начальник армейского Военторга, разумеется, не решились. Последний подсчитал убытки, составил счет и поехал советоваться к Чрезвычайному и полномочному послу СССР в ЧССР Владимиру Владимировичу Мацкевичу, по слухам, давнему и близкому приятелю самого Генерального секретаря ЦК КПСС. До назначения на высокий дипломатический пост товарищ Мацкевич руководил сельским хозяйством, в том числе будучи союзным министром. Когда оно стало разваливаться окончательно, его послали в Прагу. Но это так, к слову. А незадачливому начальнику Военторга посол посоветовал послать счет Леониду Ильичу: возможно, тот распорядится, чтобы его оплатили. Начальник Военторга счел за лучшее выкручиваться своими неоднократно проверенными средствами: либо уменьшением довольствия личного состава на много месяцев вперед, либо сдачей солдат в наем в качестве батраков руководителям сельскохозяйственных кооперативов.

Ядерные голуби мира

Вернемся, однако, к задачам Центральной группы войск. Обычно предполагается, что она располагалась в Чехословакии, чтобы гарантировать сохранение страны в социалистическом содружестве. Действительно, правящая верхушка компартии рассматривала советские дивизии как последнее средство, своего рода ultima ratio rex сохранения власти. Они ошиблись. В 1989 году в Кремле сделали ставку на замену коммунистов твердолобых на коммунистов-реформаторов и отдали приказ ЦГВ оставаться в казармах. Из замысла Кремля ничего не получилось, но это уже совсем иная история. Здесь же подчеркнем, что главная задача советских войск в Чехословакии, как и в других братских странах Варшавского договора, состояла в том, чтобы в течение нескольких дней после получения приказа прорваться к Рейну, а затем кто к Пиренеям, кто к Ла-Маншу.

В 2000-х гг. постепенно становились известными планы наступательных операций стран Варшавского договора в Европе. В частности, в 2007 году чешский дипломат и историк Петр Лунак опубликовал книгу, в которой описал стратегические планы Чехословацкой народной армии в 1950—1990 гг.¹⁵

Они предполагали нанесение нескольких десятков ядерных ударов тактическим оружием по линии от датского побережья до Страсбурга, после чего войска Варшавского договора должны были выйти к французской границе и побережью Северного моря. Группировка, в которую входили Центральная группа войск и Чехословацкая народная армия, имевшие в совокупности 19 дивизий, должна была молниеносными ударами смять американские и немецкие войска, находившиеся в Баварии, пройти примерно 200 км и к концу второй недели войны выйти к Рейну. Следующая задача состояла в том, чтобы вместе с советскими и венгерскими войсками оккупировать Австрию.

В Баварии, однако, войскам ЦГВ и ЧНА пришлось бы преодолевать серьезные военные и географические препятствия. Противостоявшие им 10 западногерманских и американских дивизий имели лучшее вооружение и оснащение в НАТО, и соотношение сил было не в пользу наступающего, как говорили в Советской Армии. Местность была пересеченной и состояла из гор, холмов и соединяющихся долин. Все это было на руку обороняющимся войскам. Поэтому не исключалось применение тактического ядерного оружия для того, чтобы подавить сопротивление сил НАТО. По одному из планов предполагалось нанести по целям к западу от чехословацко-немецкой границы до 130 ядерных ударов, превративших бы всю Баварию и прилегающие к ней районы в выжженную радиоактивную пустыню¹⁶.

Правда, по мнению Петра Лунака, эти планы были нереализуемы. «Скажем, чехословацкая армия должна была „разобраться“ с весьма боеспособными американскими войсками на юге ФРГ, — говорит он. — При этом она могла использовать тактическое ядерное оружие, которое нанесло бы противнику серьезный урон. Но возможность того, что противник поступил бы точно так же и не менее серьезный урон понесла бы и наша армия, в этих планах почему-то не учитывалась»¹⁷.

При этом в авангарде наступления должны были идти именно чехословацкие войска, а дивизии ЦГВ — двигаться вслед за ними. Для этого могло быть две причины. В СССР боялись, что если солдаты ЧНА, не испытывавшие никакого желания умирать за идеалы социализма, останутся во втором эшелоне, то они просто не пойдут в бой. Поэтому их надо было заставить наступать, имея за спиной советские части, которые просто не дадут им остановиться на полпути. А кроме того, войска идущие в авангарде наступления, несут наибольшие потери. Таким на самом деле было боевое братство, о котором до сих пор любят вспоминать российские генералы.