Это было очень интересное время. У эпохи был свой стиль, своя мода, она до сих пор визуально безошибочно узнаваема… Я был в том возрасте, когда очень вовлеченно переживал и активно участвовал во всем происходящем. Это было время не альтернативных концепций, никто не придумал новую модель общественного устройства, другую доктрину или идеологию. Это был скорее бунт против существующего, против закостенелых механизмов мира, против застывшей политики холодной войны, против бюрократии. А еще у этой эпохи было свое поэтическое чутье.

Вацлав Гавел

Наверное, это была самая продолжительная весна в истории. Восемь месяцев, с января по август, Чехословакия дышала пьянящим воздухом воли. Время, которое мы называем теперь Пражской весной, ознаменовалось смелой, хотя и неудачной попыткой чехов и словаков вырваться из жестких рамок коммунистического «братства народов», вернуть себе завоеванные в начале XX столетия демократические нормы путем построения «социализма с человеческим лицом» в отдельно взятой стране. В ночь на 21 августа 1968 года оно закончилось: страну оккупировали войска стран Варшавского договора. По разным оценкам, от 130 до 400 человек погибли, многие были ранены, арестованы позднее, уволены с работы или вынужденно эмигрировали. На смену ясным дням чешской оттепели пришли серые сумерки застоя — нормализации, продлившейся до самого падения коммунистического режима в 1989 году.

Вешние воды точат коммунистический камень

Исторически сложилось так, что после войны во всех странах Восточной Европы, которые СССР считал своей законной вотчиной, коммунисты захватили власть довольно быстро. Схема везде была схожей: сначала они с заметным успехом (при поддержке Москвы, разумеется) завоевывали достаточно голосов на вполне демократических выборах, получали мандаты в законодательных собраниях и места в правительствах, а затем полностью подчиняли себе многие властные структуры, в первую очередь правоохранительные органы. В Чехословакии этот сценарий был разыгран едва ли не самым эффективным образом. На выборах 1946 года коммунисты получили большинство в Чехии и заняли второе место в Словакии, уступив социально-демократической партии. А уже к февралю 1948-го захватили власть во всей стране.

Сейчас эти события принято называть переворотом, хотя формально КПЧ добилась желаемого даже без смещения президента Эдварда Бенеша. Петр Питгарт — редактор самого влиятельного независимого издания периода Пражской весны Literární listy («Литературная газета»), впоследствии подписант Хартии 77 и сподвижник Вацлава Гавела, первый премьер-министр посткоммунистической Чехословакии, председатель Сената и кандидат в президенты (2003) — признавал: «В отличие от венгров и поляков, мы коммунистов выбрали добровольно».

И те утвердились у власти прочно и надолго. 9 мая 1948 года была принята новая конституция, провозгласившая образование Чехословацкой народной республики и установление на ее территории диктатуры пролетариата. Не без указаний из Кремля началась сталинизация политики, идеологии и общественной жизни. Для пресечения любого инакомыслия шли чистки в коммунистической партии: у некоторых деятелей еще сохранились крамольные идеи построения социализма по особому чешскому рецепту, с признанием частной собственности и многопартийности. По словам сотрудника Чешского архива, авторитетного историка и специалиста по коммунистическому периоду Лукаша Чврчека, «к 1948 году коммунисты смогли внедриться практически во все сферы, не только в министерства, но и, к примеру, в академическую среду. Они могли выдавить инакомыслящих из любой организации».

При активном участии и личном содействии «консультантов» из московских силовых ведомств начались показательные судебные процессы, в том числе над коммунистами с «интернациональными» корнями и связями: немцами, евреями, испанцами. В 1952 году генсека ЦК Компартии Рудольфа Сланского и еще 13 видных коммунистов (11 из них были евреями) казнили по обвинению в троцкизме, сионизме и «титоистском» заговоре.

1950-е годы в чехословацком обществе прошли под знаком политического затишья, лишь отчасти вызванного страхом перед репрессиями. Много сил у рядовых граждан уходило на решение повседневных экономических проблем. Жизненный уровень, который несколько вырос в первые послевоенные годы, к середине 1950-х гг. резко снизился в результате ошибок планирования, администрирования в области экономики, инфляции. Особенно больно по карманам людей ударила денежная реформа лета 1953 года, проведенная из расчета 50:1. Объем денежной массы сократился в пятьдесят раз, а покупательская способность кроны возросла лишь в пять. Реформа, решив проблему инфляционного роста, привела к ухудшению положения практически всех слоев населения.

Однако внешне общество выглядело вполне стабильным и сплоченным, народ приспособился к навязанным властями правилам игры, даже противники режима, бывшие узники нацистских и коммунистических лагерей, и их дети. Йиржи Шмарек, сын антифашиста и убежденного коммуниста-идеалиста, считавшего, что реформы необходимы, в школе стал членом комсомола — «свазаком» и признавался: «Для нас в этом не было никакого специального политического смысла. Чтобы учиться, чтобы работать, нужно было вступать в свазаки». А уже упоминавшийся будущий диссидент Петр Питгарт в 1960 году вступил в Коммунистическую партию, хотя, очевидно, вовсе не по идейным соображениям. «Я тогда думал совсем о других вещах, в моей голове было пусто, — признался он в одном из интервью. — Я писал стишки, занимался спортом, и политика меня не интересовала».

Однако несмотря на внешнее благополучие, в глубине общества уже зрело недовольство. Его не смогли заглушить ни рост производства товаров массового потребления, ни снижение цен и некоторое повышение жизненного уровня к концу десятилетия — экономические неурядицы были лишь одной из причин до поры сдерживаемого раздражения. Хотя в 1963 году и было вынесено решение о реабилитации многих несправедливо осужденных в ходе процессов начала 1950-х гг., однако политической оценки действий их инициаторов и определения меры их личной ответственности за эти незаконные действия дано не было. Все чаще со стороны общественных и культурных деятелей слышалась критика существующей модели социализма. Они требовали пересмотра тезиса о руководящей роли компартии и рабочего класса в общественно-политической жизни страны, отказа от односторонней ориентации Чехословакии на СССР.

До поры коммунисты крепко держались избранного курса. В 1957 году, после смерти А. Запотоцкого, президентом Чехословацкой республики стал первый секретарь КПЧ А. Новотный, который продолжил ранее проводимую политику. Определенные экономические достижения были беззастенчиво использованы идеологами в качестве основания для сделанного на IX съезде КПЧ в июне 1958 года вывода: в Чехословакии «в целом построены основы социализма», и теперь перед страной стоит задача «развивать зрелое социалистическое общество для постепенного перехода к коммунизму». Примечательно, что для улучшения экономической ситуации в стране вскоре и правда потребовались довольно радикальные преобразования, которые были приняты в виде программного документа — «Принципов совершенствования планового управления». Предусматривалось частичное введение рыночных отношений при сохранении центральных органов управления, расширение прав предприятий, а также стимулирование инициативы рабочих. Предполагавшаяся экономическая реформа выходила далеко за рамки существующей системы социалистического хозяйствования и в перспективе могла бы стать серьезным шагом на пути демократизации чехословацкого общества.

Происходило все это тогда, когда в СССР уже вовсю обсуждались исторические документы и решения XX съезда партии, шел процесс реабилитации и возвращались политические политзаключенные. В Чехословакии же и намеков на оттепель еще не было. Даже до развенчания культа личности Сталина руки не дошли, и крупнейший в Европе монумент «вождю народов» простоял в Праге вплоть до 1962 года.

Чувствуя угрозу своему лидерству и самому существованию, коммунистическое руководство страны во главе с Новотным в пропагандистских целях одобряло меры реорганизации экономики, а на деле всячески стремилось затормозить осуществление реформ, особенно на низовом уровне. Опасаясь за авторитет партии в идеологической сфере, оно то слегка ослабляло, то панически усиливало политическое давление на общественную жизнь страны. Так, амнистии 1960, 1962 и 1965 годов дали возможность многим политзаключенным выйти на свободу, но вопроса их реабилитации и восстановления в правах так и не решили. А осужденные по делу Сланского и вовсе были реабилитированы лишь в 1967 году.

С другой стороны, 1 января 1967 года был отменен закон о либерализации цензуры, который действовал с 1963 года, что немедленно вызвало возмущение в интеллектуальных и творческих кругах и среди студентов. Наиболее полно и резко оно было впервые высказано летом 1967 года на съезде Союза писателей. Власти не слишком опасались последствий этих выступлений: журналисты и писатели были членами официальных союзов и часто членами компартии. Но все же сочли нужным среагировать: «Литературная газета» (с тиражом около 300 тыс. экземпляров и очевидно оппозиционной направленностью) до того съезда подчинялась Союзу писателей, но после него издание переподчинили министерству культуры, еще больше усилив цензуру. Однако поддержку творческой интеллигенции, выступившей с критикой политики коммунистических властей, оказали деятели чехословацкой политической эмиграции, а внутри страны несогласие вылилось в появление оппозиционных организаций — «Клуба ангажированных беспартийных» (КАБ), «Клуба бывших политических заключенных» («K 231») и др.

Одна из основательниц КАБ Йиржина Рыбачкова в течение нескольких месяцев перепечатывала на машинке революционные воззвания чехословацких писателей и распространяла их по знакомым. Она вспоминала: «Мы не могли говорить об этом прямо, требовать смены режима. Невозможно было даже представить, чтобы в то время кто-то заявил, например, что нам нужен капитализм. Может, это было чем-то вроде самоцензуры. Но мы понимали, что косметических реформ недостаточно, что преобразования должны быть более глубокими».

«Весна идет, весне дорогу!»

Чехословацкая оттепель началась тогда, когда в СССР она уже заканчивалась. Специалист по послевоенной Чехословакии и периоду холодной войны историк Олдржих Тума пришел в выводу, что «необходимость реформ в руководстве Чехословакии осознали еще в начале 1960-х. Уже в 1963 году шла подготовка экономических преобразований». Но реформы, по его мнению, виделись не как отход от коммунизма, а как попытка усовершенствовать его, сделать режим более эффективным и более гуманным. И не стоит, считает историк, приписывать коммунистам стремление к политическим переменам. Призывы к ним и соответствующие лозунги появились позже, прежде всего в интеллектуальных кругах.

Об этом же писал Вацлав Гавел: «Иногда мы слышим, что Пражской весной, событиями 1968 года, всей попыткой гуманизации социализма, имевшей несомненное международное значение и повлиявшей на коммунистическое движение во всем мире, мы обязаны младшему поколению коммунистов-реформаторов, тем, кто оттеснил более консервативных коллег внутри партии. Не хочу умалять их заслуг, но должен подчеркнуть — то, что они делали, было следствием давления общества в целом, осознанием кризисных явлений во всех сферах жизни. Критических голосов было так много, что власть, особенно в лице проницательной молодежи, вынуждена была задуматься над ситуацией. <...> Процесс самоосвобождения, зачатки которого появились в общественном сознании задолго до этого, как бы перерастал сам себя, как будто он массированно влиял на события внутри самой Коммунистической партии и на мышление ее отдельных руководителей или видных коммунистических деятелей».

Процесс реформирования

То, что происходило в последующие несколько месяцев, вызвало позитивную (во всяком случае, на словах) реакцию даже у тех, кого сложно было заподозрить в поддержке демократических преобразований. В этом плане любопытны воспоминания убежденного марксиста Эрнеста Яромировича Кольмана, командированного в Прагу из Москвы и (с перерывом на два года тюремного заключения на родине) в конце 1940—1950-х гг. и активно насаждавшего там «правильную» линию КПСС.

В его воспоминаниях, опубликованных при содействии Сахаровского центра, в частности, говорится: «В Чехословакии начался процесс возрождения. С полицейско-бюрократическим режимом было покончено, казалось, навсегда. Из общественного сознания людей исчез страх. Они перестали бояться писать и говорить правду. Волнующе было наблюдать по телевизору, как люди открыто рассказывали о своих недавних переживаниях, о том, как они все эти годы должны были молчать, хотя понимали, что в грязь втаптываются самые светлые идеи социализма». Приведены им и выдержки из собственной статьи, опубликованной 14 мая 1968 года в официальном органе чехословацкой компартии Rudé právo. Кольман тогда писал: «Процесс демократизации пытаются затормозить, пугают „радикализмом“, „мелкобуржуазностью либеральных интеллектуалов“. Используют, с одной стороны, то, что некоторые враждебные социализму элементы хотели бы злоупотребить нашими честными устремлениями к оздоровлению общества, к просвещенному, очеловеченному социализму, а с другой стороны, то, что иные, с искренним желанием покончить с гибельными деформациями прошлого <...> доходят до анархического отрицания роли коммунистической партии вообще. <...> мы не должны позволять запугивать себя. Ибо самое важное сегодня — это не останавливаться на полпути под предлогом рассудительности, быть решительными, не ограничиваться одной лишь сменой людей, а непримиримо, до конца проводить социалистическую демократизацию всего общества, всех его организаций».

Началом Пражской весны принято считать январь 1968 года и пленум ЦК КПЧ. На нем прозвучали разные точки зрения на положение в стране и перспективы ее развития. Одна из них — сугубо догматическая. Ее сторонники объявили поиски новой модели социализма проявлением правого оппортунизма и ревизионизма. Другую группу составляли реформаторы, которые добивались строительства новой модели общественного устройства. В ходе дискуссий победу одержали реформаторы. На пленуме было принято решение об освобождении с поста первого секретаря ЦК КПЧ А. Новотного и избрании на эту должность первого секретаря ЦК КПС А. Дубчека. Президентом страны стал генерал Л. Свобода.

Практически сразу власть приступила к реформам, и первой весенней ласточкой стал саморазвал цензуры. Официально ее отмена произошла в июне 1968 года, но в действительности министерство культуры прекратило пристально следить за публикациями в СМИ еще в марте. Петр Питгарт вспоминал, что цензура рухнула буквально в течение нескольких дней. «Как редактор, я еще продолжал ходить за „литовкой“. Но в какой-то момент чиновники сами сказали: ну, это же формальности, ну их!».

Идеи ставшего фактически главой государства Александра Дубчека относительно децентрализации экономики и расширения участия рабочих в управлении получили название «социализма с человеческим лицом». Примечательно, однако, что первым требованием, выдвинутым Дубчеком еще в конце 1950-х гг., было освобождение жертв политических репрессий, в том числе одного из лидеров словацких коммунистов Густава Гусака, который позже с подачи Москвы и почувствовавших поддержку Кремля консерваторов сменит Дубчека на посту первого секретаря КПЧ.

Новому лидеру чехословацких коммунистов было важно с самого начала дать понять гражданам, что для него и его сторонников принципиальным является не только «очеловечивание» социализма, но и политическая реформа. Жестко критиковавший консерваторов-неосталинистов и выступавший в защиту интеллигенции, зажатой в рамки государственного контроля, Дубчек превратился в лидера оппозиции. Он искренне (скорее всего) говорил, что Чехословакия нуждается в обновлении государственного аппарата, создании принципиально новой модели государственного устройства, которая могла бы соединить лучшие достижения и традиции стран социалистического лагеря и ценности европейской социал-демократии. Его слова звучали в унисон настроениям общества, требовавшего радикальной демократизации, гласности, свободы слова и печати.

Однако уже в апреле, когда соратники Дубчека Р. Рихта, О. Шик и П. Ауэсперг выпустили свой план — «Программу действий КПЧ», стало ясно, что радикальных перемен ждать не следует. В «Программе», официально провозгласившей экономические реформы, «идейный плюрализм» и обновление «всех сфер жизни в Чехословакии», ни слова не было сказано об отмене руководящей роли Коммунистической партии и о возвращении внешнеполитической самостоятельности страны. Многие демократически настроенные чехи, поверившие в скорые перемены, были разочарованы. Реформаторы, по их мнению, так и не смогли сделать шаг за пределы своего коммунистического сознания. Об этом уже 27 июня 1968 года было заявлено в манифесте «Две тысячи слов», написанном Людвиком Вацуликом: «Весной этого года, как и после войны, перед нами открылись новые возможности. Мы снова хотели взять в свои руки наше общее дело, рабочее название которого — социализм, и дать ему форму, которая будет лучше отвечать нашей когда-то доброй славе и тому относительно хорошему мнению, которое мы имели сами о себе. Эта весна окончилась и больше не вернется. Зимой мы узнаем все…» Первыми воззвание подписали интеллектуалы, включая виднейших общественных деятелей, а позже и тысячи граждан Чехословакии. Некоторые историки предполагают, что их число достигло миллиона.

Одним из главных моментов, отраженных в манифесте, стал призыв реформировать саму компартию. В КПЧ рассматривать документ отказались, даже представители реформистского крыла коммунистической партии отнеслись к нему негативно. Но особый гнев он вызвал у руководства СССР, которое до поры официально никак не вмешивалось в происходящее. По мнению исследователей того периода, именно «Две тысячи слов» сыграли роль триггера в жестком подавлении Пражской весны.

«Старший брат» недоволен

Критиковать реформы советское руководство начало почти сразу. Но после публикации манифеста на лидеров КПЧ обрушились обвинения в идеологической диверсии и контрреволюции. К этому времени чехословацких политиков уже неоднократно «вызывали на ковер» к советским представителям, которые требовали от них остановки реформ. Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев с мая по август многократно встречался и созванивался с Дубчеком, буквально требуя от того гарантий, что реформы не выйдут из-под контроля. Давление оказывалось также со стороны властей «братских» Польши и ГДР. Александр Дубчек, конечно, пообещал принять меры, но никаких видимых шагов не делал. Однако, по мнению Олдржиха Тумы, «советское руководство пугали не сами реформы. В Москве и Восточном Берлине гораздо больше боялись, что он утратит контроль над страной <…>. Дубчеку было крайне тяжело маневрировать: с одной стороны были сталинисты, с другой — гражданские активисты, требовавшие более радикальных реформ, а за спиной — Москва».

Правительства стран Варшавского договора 15 июля 1968 года направили КПЧ коллективное письмо с призывом решительно выступить против «правого [реформаторского] крыла» в партии и «антисоциалистических сил» в стране. Письмо вызвало резкую реакцию общественности и не остановило реформаторов из чехословацкого правительства в их стремлении к переменам. В ответе «письму пятерых» чехословацкая Компартия высказала свое несогласие с «дискредитированными бюрократическо-полицейскими методами», но подтвердила лояльность Москве.

Казалось, что со «старшим братом» удастся договориться. Уже 29 июля 1968 года на закрытых переговорах с Брежневым и другими руководителями СССР во главе с Косыгиным, который, в сущности, и вел все заседания, в приграничном городке Чиерна-над-Тисой Дубчек потребовал вывода советских войск, оставшихся в Чехословакии после совместных маневров, справедливо опасаясь использования вооруженных сил для подавления Пражской весны. Советские представители настояли на «стабилизации» настроений в ЧССР. Заключительное Братиславское соглашение 3 августа 1968 года закрепило вывод всех войск ОВД с территории страны. СССР обязывался не препятствовать проведению ограниченных реформ и остановить нападки в прессе, Чехословакия, со своей стороны, согласилась сдерживать антисоветские настроения и впредь согласовать проводимую политику с Кремлем.

Однако еще весной в кремлевских кабинетах и в Генштабе ВС СССР приступили к разработке операции «Дунай» — военного вторжения в Чехословакию. В директиве командования от 8 апреля 1968 года говорилось об «интернациональном долге», который велит Советскому Союзу и другим социалистическим странам ввести войска в Чехословакию для «оказания помощи Чехословацкой армии в защите Родины от нависшей над ней опасности». В итоге, проигнорировав прежние дипломатические договоренности, Москва выбрала военное решение: в ночь на 21 августа 1968 года Чехословакия была оккупирована войсками пяти государств Варшавского договора. Утром 22 августа Брежнев дал приказ КГБ тайно вывезти из Чехословакии Дубчека и его товарищей в Советский Союз. Председатель КГБ Украины получил указание от Андропова поместить этих людей не в тюрьму, но в изоляцию, обеспечив «охрану, безопасность и хорошее питание». Лидеров КПЧ доставили в Ужгород, а оттуда отдельно друг от друга на бронетранспортерах — в местечко Каменей, в загородные особняки «особого назначения».

Вторжение вызвало такое мощное всенародное сопротивление, что сходу создать коллаборационистское правительство оккупантам не удалось. Более того, на XIV внеочередном съезде КПЧ на время удалось отодвинуть в сторону рвавшихся к власти противников реформаторского процесса. Трудно сказать, во что бы вылилось дальнейшее противостояние, если бы не действия президента Людвика Свободы. Было ли это его личным решением или принятым под давлением из Москвы, до конца так и не выяснено. Но с несколькими другими политиками он отправился в Москву и убедил находившихся в заложниках у «старшего брата» представителей КПЧ подписать 27 августа 1968 года соглашение с советской стороной.

И наступила зима…

Захват Чехословакии войсками стран Варшавского договора и подписание соглашения, которое стало, по сути, капитуляцией, положили конец Пражской весне и обернулись для общества тяжелейшей травмой на долгие годы. Если о самих «реформах Дубчека» в Чехии вспоминают только по юбилейным датам, то оккупация и последовавший за ней период «нормализации» до сих пор откликается в чешской политике, культуре, общественной и личной жизни граждан постоянно.

А тогда в стране началась массовая эмиграция. Ей почти не препятствовали: примерно в течение года границы оставались открытыми, чтобы у неугодных оппозиционеров была возможность уехать и больше не мозолить властям глаза. Те, кто остался в стране и сохранил работу, должны были пройти через специальную комиссию и засвидетельствовать, что они поддерживают ввод войск для подавления контрреволюционного мятежа. Но большинство оппозиционно настроенных чехов были выброшены из профессии и лишены средств к существованию, теперь они вынуждены были зарабатывать неквалифицированным трудом.

Однако самым тяжелым результатом нормализации стал «моральный упадок» в чешском обществе, своего рода массовая депрессия, возникшая и от несбывшихся надежд, и от собственного бессилия. Питгарт говорит об этом с горечью: «Как теперь людям вспоминать те прекрасные несколько месяцев Пражской весны, если они почти все потом от нее отреклись? Я думаю, что поражение было неминуемо, но выбор способа, как его потерпеть, был в наших руках… [Дубчеку] не хватило мужества ни на то, чтобы отказаться подписывать Московский протокол, ни даже на то, чтобы поддержать тех, кто в дни вторжения вышел на улицы».

Есть и еще один важный итог поражения Пражской весны, о котором в наше время вспоминают редко. 26 сентября 1968 года в «Правде» была опубликована пространная статья «Суверенитет и интернациональные обязанности социалистических стран» за подписью С. Ковалев. Материал был переведен на многие языки и вызвал жесткую критику в том числе и со стороны коммунистических организаций во всем мире. Соображения, изложенные в этой статье, позднее стали называться «доктриной ограниченного суверенитета социалистических стран» или коротко ― «доктриной Брежнева». Суть ее сводилась к следующему: «Никто не вмешивается в конкретные меры по совершенствованию социалистического строя в различных странах социализма. Но дело коренным образом меняется, когда возникает опасность самому социализму в той или иной стране. Мировой социализм как социальная система является общим завоеванием трудящихся всех стран, он неделим, и его защита — общее дело всех коммунистов, всех прогрессивных людей земли, в первую очередь трудящихся социалистических стран. Коммунисты братских стран, естественно, не могли допустить, чтобы во имя абстрактно понимаемого суверенитета социалистические государства оставались в бездействии, видя, как страна (ЧССР) подвергается опасности антисоциалистического перерождения».

Этими крайне опасными постулатами и руководствовался СССР в отношении государств Восточной Европы последующие двенадцать лет. Отказалась от подобной политики Москва лишь после польских событий начала 1980-х гг. Однако отзвуки «доктрины Брежнева» ощущались и позднее, даже после краха СССР. Увы, их можно слышать и сейчас. Россия приняла их на вооружение в отношениях с бывшими советскими республиками и в конце концов дошла до развязывания масштабной войны в Европе.

Литература

Havel V., Prečan V. Do různých stran: eseje a články z let 1983—1989. Lidové noviny, 1989

Pithart Р. Prsty do ran I.: výběr z textů z let 1960—1989. Academia, 2018

Kaplan К., Vilímek Т., Otáhal М., Tůma О., Jech К. Opozice a společnost po roce 1948. Ústav pro soudobé dějiny AV ČR, 2009