Рейхсканцлер принципиально доверял больше мгновенному озарению, чем планомерным расчетам и логическим умозаключением, благодаря чему умело скрывал собственный дилетантизм в управлении. Над здравым смыслом восторжествовала иллюзия «национального возрождения», и ее соблазн заключался в убедительном значении выхода войск Вермахта на Рейн — при бескровном сохранении мира.

Природная интуиция фюрера оказалась вновь сильнее обстоятельств. Его дилетантская отвага победила взвешенные опасения профессионалов.

Весной 1936 года немецкие генералы не желали втягивать Германию в безнадежный конфликт с Францией и Великобританией, но их элиты не хотели нового кровопролития, отчасти под влиянием миролюбивых настроений многих избирателей. Адольф Гитлер недаром делал ставку на слабоволие и сытый пацифизм добропорядочных буржуа, боявшихся оживить призраки Вердена и Пашендейла. Британские обыватели, как считал советник имперского правительства Иоахим фон Риббентроп, занимавшийся в тот момент консультациями в Лондоне, правильно оценивали сложное положение рейха. «Многие англичане спонтанно говорили мне, что нельзя на длительный срок отказывать в праве на защиту своей страны ни малой, ни великой нации», — свидетельствовал позднее дипломат. Он искусно создавал у собеседников ложные представления о целях гитлеровской политики, якобы обусловленной лишь интересами государственной обороны и необходимостью реагировать на ратификацию советско-французского пакта о взаимопомощи. В риторике нацистов все чаще звучал пропагандистский тезис о злонамеренных попытках западных плутократов изолировать Германию при помощи ее окружения враждебными государствами. «Не провоцируйте фюрера», — примерно так выглядел подтекст частных рассуждений фон Риббентропа.

В свою очередь сэр Уинстон Черчилль во время своего выступления в палате общин прямо указал на потенциальную угрозу, которая возникла для Голландии, Бельгии и Франции после неожиданного ввода немецких войск в Рейнскую зону. Теперь Вермахт прикрыл «парадную дверь» рейха, как полагал оратор, «и это даст Германии возможность предпринимать вылазки на Восток и на Юг через другие двери». Однако членам Кабинета консерватора Стэнли Болдуина опасные пророчества Черчилля казались неприятным преувеличением.

Самообман воздействовал на Лондон и Париж усыпительным образом.

Разговоры о мире в поисках войны

Стратегия Гитлера заключалась в умелой комбинации приемов поведения.

«Злого» клоуна, выступавшего на берлинской арене, теперь сменил «добрый», должный успокоить европейских миролюбцев и укрепить позиции полезных пацифистов в Лондоне и Париже. Маски переменились с легкостью — и так фюрер взял необходимую паузу, чтобы подготовить новый бросок «к великим конечным целям». Немцы и представить себе не могли грандиозности замысла.

21 мая 1936 года в рейхстаге фюрер заявил о нежелании Германии «вмешиваться во внутренние дела Австрии». Горной республике не грозили ни аннексия, ни аншлюс, а вскоре Вена даже получила письменные обязательства Берлина вкупе с обещаниями не оказывать активной поддержки местным нацистам. Более двух лет спустя во время совещания с редакторами ведущих немецких изданий Гитлер признался: «Обстоятельства заставляли меня на протяжении десятилетий говорить почти только о мире. Лишь постоянно подчеркивая волю немцев к миру и их мирные намерения, я мог отвоевывать пядь за пядью для немецкого народа свободу и давать ему вооружения, которые были необходимы для следующего шага». Действительно, после предоставления гарантий Австрии фюрер как будто умерил аппетиты и стал руководствоваться в своих поступках чувством меры. «Между занятием Гитлером Рейнской зоны в марте 1936 года и захватом им Австрии в марте 1938 года прошло целых два года, — признавал Черчилль. — Интервал оказался более продолжительным, чем я ожидал». Рейх использовал перерыв в экспансии для развития Вооруженных Сил, усиленной милитаризации экономики и психологической обработки населения. По расчетам Гитлера, всестороннюю подготовку к войне за жизненное пространство следовало завершить к осени 1940 года.

Избранная тактика принесла нужные плоды.

К тому же внимание Европы отвлекла гражданская война в Испании: жестокая, судьбоносная и сравнимая — по заявлению католических епископов — с вооруженным плебисцитом о судьбе христианской цивилизации на Пиренейском полуострове. Гитлер без колебаний решил помогать франкистам, хотя рейхсляйтер Альфред Розенберг, руководивший внешнеполитическим ведомством НСДАП, сообщал о том, как дивизионный генерал Франсиско Франко «отметает всякий антисемитизм». Сам фюрер публично подчеркивал несостоятельность традиционных ценностей и институтов. Испанские консерваторы защищали на полях сражений монархию и Церковь, но, с точки зрения Гитлера, «в своем отвержении расовой гигиены» они способствовали у разных народов развитию «чувства неполноценности». Против германского вмешательства в гражданскую войну возражал и фон Риббентроп, не желавший возможных осложнений с англичанами. Однако вероятную победу республиканцев, опиравшихся на поддержку Советского Союза, Гитлер считал еще большим злом: вслед за Испанией красные могли легко добиться успехов во Франции, после чего зажатой со всех сторон Германии пришлось бы, как сказал фюрер, «сматывать удочки».

Совместная помощь франкистам сблизила Германию и Италию.

Кроме того, после осуждения западными демократиями итальянской агрессии в Африке Бенито Муссолини совершил роковую ошибку и вопреки всем прежним сомнениям стал видеть в Гитлере союзника. 25 октября состоялось заключение соглашения, положившего начало «оси» Берлин — Рим. Немцы признали итальянскую аннексию Абиссинии, обе стороны разграничили сферы экономической деятельности на Балканах и в бассейне Дуная, а также договорились о дальнейшей поддержке франкистов в Испании.

Антикоммунистическая риторика Гитлера привлекла к нему Токио, искавшего партнеров в Европе в связи с заключением в 1936 году советско-монгольского протокола о взаимопомощи. Теперь островная империя оказалась в уязвимом положении, так как в случае военного конфликта между прояпонским Маньчжурским государством и Монгольской народной республикой (МНР) СССР мог вмешаться в боевые действия на ее стороне.

В 1936 году на Дальнем Востоке войска Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) располагали абсолютным превосходством над вероятным противником: против 20,5 расчетных дивизий, 3628 танков и 2189 самолетов (354 тыс. человек) японцы могли выставить в составе слабой Квантунской армии лишь 3 дивизии, 150 танков и 230 самолетов (194 тыс. человек). При таком соотношении сил у японцев не оставалось ни одного шанса продержаться до прибытия подкреплений из метрополии. Кроме того, Гитлер просил фон Риббентропа частным образом выяснить перспективы сближения с Токио на основе сходства мировоззренческих позиций, и предварительные переговоры прошли успешно.

В итоге 25 ноября 1936 года две империи — Германская и Японская — подписали соглашение, получившее название Антикоминтерновского пакта. Формально в нем шла речь о совместной защите от коммунистического движения. Его распространением и поддержкой во всем мире занималась международная организация в лице III Интернационала, чья штаб-квартира находилась в Москве. Однако военных обязательств стороны на себя не брали, речь шла о взаимных консультациях с обменом необходимой информацией.

Конечно, по существу берлинский пакт носил антисоветский характер, допускал возможность обсуждения дальнейших оборонительных мероприятий, и в перспективе японцы хотели бы рассчитывать на германскую помощь в случае вооруженного конфликта на Дальнем Востоке. Но в любом случае она свелась бы лишь к декларациям и ограниченным демонстрациям: Третий рейх не имел ни достаточных сил, ни экономических ресурсов, ни общей границы для сосредоточения войск и ведения полномасштабной войны против СССР — ни даже подобных планов. Все же потенциальная опасность пакта для международной безопасности заключалась в его открытости и готовности инициаторов принять других участников с изменением первоначальных намерений. Тогда бы уже речь шла о создании военно-политического блока и его направленность могла легко меняться в зависимости от обстоятельств.

Главное препятствие

Секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин отреагировал на пакт своеобразно.

В конце 1936 года великого вождя и его соратников по Политбюро отягощали многочисленные заботы и труды по совершенствованию социалистического строительства в СССР. В рамках сталинского государства не только власть, собственность, но и труд, жизнь, духовный мир десятков миллионов советских людей принадлежали номенклатуре Коммунистической партии, всецело распоряжавшейся безграничными человеческими ресурсами. Колхозная система — эффективная форма социальной эксплуатации и превращения крестьян в сельскохозяйственных рабочих с психологией потомственных батраков — охватывала почти три четверти населения.

В 1936 году общая численность заключенных в тюрьмах и лагерях превысила миллион человек, еще более миллиона депортированных раскулаченных и членов их семей находились в спецпоселках, входивших в систему ГУЛАГа НКВД. В 1934 году военные расходы в СССР превысили 5 млрд рублей (10,4 % всего бюджета), в 1935 — 8,1 млрд (12,3 %), в 1936 — 14,8 млрд (18,2 %). В 1937 году их планировалось довести почти до 17,5 млрд. В 1935—1936 гг. в войска РККА поступили свыше 9,6 тыс. артиллерийских систем и 6,7 млн снарядов к ним, 4,2 тыс. самолетов и 7,8 тыс. танков. Гонка вооружений принимала фантастические масштабы и сопровождалась масштабными репрессиями. В августе 1936 года состоялся первый открытый «процесс» в Москве, следующей зимой планировался второй судебный спектакль. В преддверии большой войны чекисты во главе с новым наркомом внутренних дел Николаем Ежовым в соответствии с указаниями руководителей ВКП(б) готовились к организации новой волны террора против «врагов народа» и к проведению ведомственных чисток на разных уровнях.

Одновременно в СССР разворачивалась широкая кампания в поддержку солидарности с республиканцами в Испании и против нарастания фашистской угрозы, в защиту дела мира и пролетарского интернационализма. На этом фоне Сталин предпринял первую попытку достичь политического соглашения с Гитлером с явным намерением ускорить конфликт между ведущими капиталистическими государствами Европы. Пропаганда предназначалась для рядовых трудящихся, а не для вождей, она никак не могла дезавуировать реальных интересов двух социалистических держав. Скорее всего, секретарь ЦК ВКП(б) трезво оценил громкое, но все же бумажное значение Антикоминтерновского пакта: в нем речь шла о консультациях между далекими друг от друга империями — и не более того. Большевики же могли предложить Гитлеру гораздо больше, чем японцы, неспособные выйти за пределы азиатского пространства.

В январе 1937 года Сталин поручил советскому торговому представителю в Берлине Давиду Канделаки передать германской стороне предложения об улучшении политических отношений и о возможных дипломатических соглашениях. Он предпринял необходимый зондаж, беседовал с имперским министром экономики Яльмаром Шахтом и генеральным уполномоченным по четырехлетнему плану Германом Герингом. Интересно, что торгпред подчеркивал незначительность второго московского «процесса», на котором бывшего руководителя Октябрьского переворота Льва Троцкого и других троцкистов клеймили в качестве «агентов Гестапо». Такие же сведения получили и германские представители в Москве: очередной спектакль НКВД предназначался только для внутреннего употребления. «Московские бандиты приступили к взаимному истреблению», — с удовлетворением записал в дневнике Розенберг.

Однако «миссия Канделаки» не достигла успеха.

11 февраля имперский министр иностранных дел барон Константин фон Нейрат сообщил Шахту о том, что фюрер отклонил сделанные ему предложения. Немецкая сторона мотивировала свой отказ подрывной деятельностью Коминтерна и наличием советско-французского договора о взаимопомощи, хотя допускала возможность пересмотра советско-германских отношений в неопределенном будущем. Берлинская дверь все же осталась чуть приоткрытой.

Нацисты недаром вспомнили о советско-французском договоре.

Схожий по форме советско-чехословацкий договор 1935 года возлагал на каждую сторону обязательства по оказанию помощи только в том случае, если жертва агрессивного нападения получит поддержку от Франции. На Берлин подобные демарши производили плохое впечатление. Таким образом, «главным препятствием для достижения понимания с Москвой являлся сам Гитлер», как сообщал современникам невозвращенец Вальтер Кривицкий, бывший в 1936—1937 гг. одним из резидентов советской разведки в Западной Европе. Скорее всего, фюрер правильно оценил выгоды от временного союза рейха с Москвой, но при планировании аншлюса Австрии и поэтапного поглощения Чехословакии он в Сталине не нуждался.

Неудачливого эмиссара органы НКВД арестовали через семь месяцев. После долгого заключения и пыточного следствия чекисты расстреляли Канделаки летом 1938 года. Погибший торгпред не только был знаком со Сталиным с царских времен, но и вообще знал много лишнего.

Германия осталась в перечне вероятных противников.

В 1935—1938 гг. Сталин считал реалистичным совместные действия войск Третьего рейха и Второй Речи Посполитой против СССР, несмотря на все острые противоречия, сохранявшиеся между двумя государствами. Хотя здесь нельзя исключать идеологической манипуляции: популярная в ЦК ВКП(б) страшилка о «польско-германском блоке» на деле могла служить лишь необходимым прикрытием для разработки в Генеральном Штабе РККА оперативных планов по вторжению Красной армии в Европу. Тем более что в 1937 году даже после проведения мобилизации возможные силы Польши и Германии выглядели гораздо более слабыми, по сравнению с силами Советского Союза. По экспертным оценкам, Германия могла выставить на общий фронт 61 пехотную дивизию, около 2 тыс. танков и бронемашин, Польша — не более 36 дивизий, до 340 танков и бронемашин. В свою очередь СССР разворачивал против них на Западном театре военных действий более 140 дивизий и 10 тыс. танков¹.

Позиция Чехословакии в этом конфликте приобрела бы большое значение.

Однако в 1937 году европейская повестка стала для руководителей ВКП(б) на какое-то время второстепенной, в первую очередь из-за размаха «ежовщины». По справочным данным МВД СССР (на 1953 год), в 1937—1938 гг. органы НКВД уничтожили в Советском Союзе 681 692 человека: то есть в среднем ежесуточно чекисты расстреливали или убивали другими способами по 933 приговоренных к высшей мере наказания, не считая арестованных граждан, умерших в тюрьмах еще до формального осуждения. В соответствии с официальным заявлением Сталина, члены ЦК ВКП(б) санкционировали применение «физического воздействия в практике НКВД» — иными словами, пыток — с 1937 года.

Общее количество лиц командно-начальствующего состава Вооруженных Сил СССР, репрессированных по политическим мотивам, оценивается современными исследователями примерно в 20 тыс. человек, из которых почти половину расстреляли, убили на следствии, в тюрьмах и лагерях. Особенно жестоко пострадали кадры старшего и высшего звена. За два года кровавой «ежовщины»² в СССР погибли 887 представителей высшего командного, начальствующего и политического состава, а за четыре года последующей войны с Германией и ее союзниками — лишь 357, т. е. почти в 2,5 раза меньше, чем в мирное время. Под влиянием массовых арестов разные иностранные наблюдатели начали сомневаться в боеспособности Красной армии, несмотря на ее бронетанковый каток и другие технические преимущества.

Одновременно обострилась международная ситуация на Дальнем Востоке. 7 июля Японская империя начала против Китайской Республики изнурительную войну и благополучно увязла в ней на долгие годы. Сравнительно быстро и с дальновидным расчетом Москва оказала Чунцину широкую помощь, включавшую поставки военной техники, командировки советников и летчиков. «Лучше воевать в Китае с японскими фашистами, чем в СССР», — откровенно заявил Сталин, поднимая тост за «добровольцев» на одном из банкетных приемов, состоявшемся в Кремле 20 января 1938 года. Затем все присутствовавшие дружно пили за НКВД и чекистов, к чему буквально обязывала гнетущая обстановка сумасшедшего дома, воцарившаяся в перепуганной стране. Слушатели бурно аплодировали прагматичным словам любимого вождя.

Гораздо проще остановить «плохих парней» заранее. Но тогда возникает неизбежный вопрос: почему же в схожей ситуации, сложившейся в 1938—1939 гг. в Европе, Сталин не стал воевать с «немецкими фашистами» — сначала на территории Чехословакии, а позднее и Польши?.. Вместо упреждающей борьбы с агрессором на чужой земле по китайскому образцу руководители ВКП(б) создали германскому рейху самые благоприятные условия, позволившие нацистам усилиться, захватить новые сырьевые и промышленные ресурсы, приобрести союзников — и в конечном счете беспрепятственно сосредоточить свои войска для внезапного нападения на СССР.

Аншлюс, еще аншлюс

Пятого ноября 1937 года в узком кругу фюрер произнес четырехчасовую речь.

На следующий день Италия присоединилась к пакту Германии и Японии.

Теперь «ось» Берлин — Рим — Токио могла пугать современников, хотя какая-либо координация практических действий между его участниками носила умозрительный характер. Например, Германия и Италия вплоть до 1941 года сохраняли дипломатические отношения с Китайской республикой, несмотря на японо-китайскую войну. Недаром потом в Нюрнберге подсудимый фон Риббентроп упрямо отрицал подготовку мировой войны тремя державами в составе организованной группы. Ведь в 1939 году ни Италия, ни Япония не выступили на стороне рейха, по существу оставив Германию сражаться в одиночестве против сильных противников и предпочитая сохранять нейтралитет. Потребовались ощутимые военные победы рейха в Европе, чтобы гитлеровская коалиция стала приобретать более или менее реальные черты.

Гораздо большее значение для судеб мира имела ноябрьская речь Гитлера. 5 ноября 1937 года ее не без тревоги выслушали барон фон Нейрат, военный министр генерал-фельдмаршал Вернер фон Бломберг, генерал-полковник Вернер фон Фрич, командовавший сухопутными войсками, и еще несколько доверенных лиц, собравшихся в рейхсканцелярии. Нацистский диктатор изложил им собственные планы по ликвидации расовой угрозы для арийских наций со стороны неполноценных народов, а также по захвату жизненного пространства и созданию замкнутой Великогерманской империи. В качестве первых шагов предполагалось осуществить аншлюс Австрии и аннексировать Судетскую область с последующим поглощением всей Чехословакии, чтобы расширить промышленную и продовольственную базу. Затем предполагалось осуществить натиск на Польшу.

Слушатели без энтузиазма отнеслись к ослепительным планам фюрера.

«Гитлер, бесспорно, обладал даром зачаровывать людей», — признавал Черчилль, но в данном случае оратор их, скорее, изумил. Барон фон Нейрат и оба старших военачальника поставили под сомнение достижение объявленной стратегической цели: если аншлюс Австрии и аннексию Судетской области еще можно было преподнести миру в качестве воссоединения нации, разделенной после Версальского мира, то дерзкое покушение на суверенитет Чехословакии и Польши привело бы к мировой войне с неизбежным поражением рейха из-за объективного дефицита ресурсов. Вопрос о способности Гитлера к здравомыслию стал актуальным.

В свою очередь возмущенный фюрер, и без того еле скрывавший свои антибуржуазные настроения, вновь убедился в ненадежности представителей консервативных элит христианской Германии. Они хотели ее величия, но не опасных рисков, поддерживали национал-социалистический порядок, но не мировоззрение. В итоге зимой 1938 года все три критика лишились занимаемых должностей, а затем последовали и другие увольнения в генералитете. В министерстве иностранных дел упрямого фон Нейрата заменил покладистый фон Риббентроп. 4 февраля Гитлер принял на себя командование всеми видами Вооруженных Сил рейха. 5 февраля газета Völkischer Beobachter — главный печатный орган НСДАП — вышла с жирным заголовком: «Концентрация всей полноты власти в руках фюрера!» Вместе с тем последствия кадровых перестановок оказались противоречивыми для нацистского режима. Вымуштрованная армия как будто покорно пережила липкое унижение, но отдельные офицеры начали всерьез сомневаться в абсолютной ценности личной присяги диктатору, и даже более того — они стали задумываться о том, какую участь он готовит их родине.

Тихая победа над Вермахтом позволила фюреру взяться за Австрию.

Соответствующие планы по «германизации» Республики существовали еще с 1936—1937 гг., но Гитлер, угрожая канцлеру Курту Шушнигу военным вторжением, все же хотел избежать прямого насилия. Реакция Франции и Великобритании могла быть непредсказуемой. Поэтому Берлин сначала оказал сильное давление на Вену и добился изменения состава правительства, а 11 марта 1938 года после отставки Шушнига федеральным канцлером стал местный нацист Артур Зейсс-Инкварт. Он немедленно запросил германской помощи для восстановления порядка и предотвращения кровопролития, хотя о нем и не могло идти речи. Последним распоряжением бывшего главы государства перед его вынужденной отставкой стало указание австрийской армии не оказывать сопротивления. Ночью 12 марта войска Вермахта вошли на территорию Австрии, а на следующий день Гитлер посетил Вену, призвав соратников начать чистку страны «от предателей народа». Благосклонную позицию по отношению к действиям фюрера занял Муссолини.

14 марта в палате общин британского парламента выступил сэр Артур Невилл Чемберлен, сменивший в 1937 году Болдуина. Новый глава Кабинета свято верил в целесообразность политики умиротворения фюрера, чья неожиданная активность вызвала настоящую растерянность. «Никто не смог бы предотвратить случившееся в Австрии, — сказал Чемберлен парламентариям, — разве что наша страна вместе с другими странами была бы готова применить силу». Но ведь сам премьер, желавший, по свидетельству фон Риббентропа, «установить с Германией дружеские отношения», всячески тому противился. «Европа столкнулась с программой агрессии, хорошо спланированной и рассчитанной», — возразил Черчилль, безуспешно пытавшийся поднять тревогу. Кабинет его не услышал.

Очередной гитлеровский успех произвел впечатление на Сталина. 17 марта из Москвы в Лондон поступило предложение о созыве международной конференции для обсуждения возможных мер по предотвращению дальнейшей экспансии рейха. Но Чемберлен отклонил подобную инициативу, считая ее способной спровоцировать международное разделение на враждебные блоки, о чем спустя неделю заявил в парламенте.

В действительности речь шла о плохой репутации.

Коллективизация, голод и «ежовщина» — с повальными арестами и расстрелами известных командиров Красной армии — создали большевикам такой чудовищной имидж, что на их фоне в 1938 году Гитлер казался всего лишь националистом-эксцентриком. Буквально накануне советского обращения к британскому правительству в Москве отправились на расстрел бывшие члены Политбюро ЦК ВКП(б) Николай Бухарин, Алексей Рыков, а также другие участники сфабрикованного третьего московского «процесса». Жутковатые фотографии из воевавшей Испании, на которых фигурировали республиканцы, расстреливавшие статую Христа, не говоря уже о страшных рассказах русских эмигрантов и недавних беглецов из СССР, только усиливали отрицательное впечатление от доктрины и практики коммунизма. Поэтому идея военного сотрудничества со Сталиным не пользовалась популярностью среди консервативных англичан.

Кроме того, противники конфронтации ссылались на волеизъявление австрийского народа, желавшего объединения с Германией. И если два родственных народа хотели жить в одном государстве, то почему Британии в знак протеста следовало развязывать войну?.. Примерно таких пацифистских взглядов придерживался королевский министр иностранных дел виконт Эдуард Галифакс. Никто не смел отвергать наследие Версальского мира в виде принципа самоопределения. В тот момент эйфория восторженного населения действительно господствовала над сомнениями и скепсисом оппозиционеров, поэтому если отчетные результаты апрельского плебисцита об аншлюсе и преувеличивались организаторами, то вряд ли существенно. По официальным данным, за присоединение Австрии к рейху высказались более 99 % жителей двух стран, во всяком случае, Гитлер получил уверенное большинство и снова добился бескровного триумфа.

Горная республика превратилась в Остмарк.

Немедленно начались чистки, дискриминация евреев и поиски врагов. «В течение первых недель поведение нацистов в Вене превзошло все, что я видел в Германии. Это была оргия садистов», — вспоминал американский журналист Уильям Ширер, долгие годы работавший в рейхе в качестве корреспондента Chicago Tribune. Немцы же торжествовали, и даже умный Шахт, управлявший имперским банком, в упоении рассуждал о том, как фюрер соединил германскую волю и мысль, чтобы выполнить возложенную на него историческую миссию.

Теперь неизбежно наступала драма Чехословакии, страдавшей от национальных амбиций не только соседей, но и собственных меньшинств. Польский посол в Париже называл ее «обреченной на смерть страной», невольно забывая о судьбе Речи Посполитой, а Чемберлен пренебрежительно сравнивал Республику с «лоскутным одеялом». Нацисты теперь собирались разыграть карты, доставшиеся им по наследству от творцов Версальского мира.

28 марта — еще до плебисцита по поводу аншлюса — Гитлер принял в Берлине лидера Судетской немецкой партии Конрада Генлейна, чья организация поддерживалась финансами имперского министерства иностранных дел. Инструкции фюрера звучали внятно и деловито. «Мы должны всегда требовать так много [от правительства Чехословакии], чтобы наши требования невозможно было удовлетворить», — резюмировал Генлейн.

21 апреля Гитлер обсудил с генералом артиллерии Вильгельмом Кейтелем, возглавившим Верховное командование Вермахта после отставок Бломберга и Фрича, план под кодовым названием Fall Grün. Так называлась специальная операция по поглощению рейхом Чехословакии, разработанная в 1937 году. От прямого вооруженного вторжения фюрер все же отказался, а в качестве предлога для давления на Прагу решил использовать положение немецкого национального меньшинства, якобы безмерно страдавшего под гнетом чехословацких властей.

Окончание в следующем номере