Случалось и такое, что Левинэ, Ниссена и Левина воспринимали как трех человек, а Товия Аксельрода пресса путала с эсером П. Б. Аксельродом. Полной и достоверной биографии Макса Людвиговича Левина¹, которого одни историки называют в числе лидеров Баварской советской республики (13—27 апреля 1919), а другие причисляют к ее главарям и «еврейским чужакам», не существует и по сей день.

 

«Да кто его отец?»

Выявление сведений об отце Левина позволило опровергнуть высказывание Карла Радека², что Макс Левин — «сын бывшего генерального германского консула в Москве»³. Согласно анкете, заполненной самим Левиным после возвращения в Советскую Россию (1921), отец его был «крупным купцом в Москве, представителем английских, германских и швейцарских крупных машиностроительных заводов»⁴, что согласуется с более ранней записью (1913) и дополняет ее: «L. Levien, Comptoir John M. Sumner and Co»⁵.

Если эта запись М. Левина об отце в анкете 1921 года не смутила кадровиков Исполкома Коммунистического Интернационала (ИККИ), то позднее его сестра Сусанна (в замужестве Сенилова⁶), работавшая в том же ИККИ в отделе Востока⁷, а затем в Институте Маркса-Энгельса, была уволена из-за такой же информации. Не помогло ей и то, что в другой анкете она записала отца «служащим»⁸. Сусанна изменила отчество «Людвиговна» на «Львовна», и в статьях о племяннике М. Л. Левина — советском физике, академике Льве Андреевиче Арцимовиче⁹ — его мать до сих пор фигурирует как Ольга Львовна, хотя в анкете 1935 года сын собственноручно записал ее Ольгой Людвиговной¹⁰.

Л. А. Арцимович, сделавший головокружительную для советского периода карьеру¹¹, несомненно, знал о расстреле своего родственника в 1937 году, но не оставил о нем, а также о своем деде со стороны матери, Л. И. Левине, ни строчки. Нет ни одного упоминания о нем и в мемуарах сестры академика Е. А. Арцимович (1911—1991)¹². Это несложно понять: с 1944 года будущий академик приступил к работе под руководством И. В. Курчатова в засекреченной Лаборатории № 2. В первые дни мая 1945 года он с группой физиков ездил в Германию и позже был среди допущенных на аудиенции к Сталину. О своих ближайших родственниках, германских подданных, пришлось забыть.

По справочной книге «Вся Москва» отец Макса Левина, состоявший в обществе германских подданных, Людвиг Иванович Левин, значился членом-соревнователем одного из лучших технических училищ России — Комиссаровского, покровителем которого был великий князь Константин Константинович. Согласно немецкому источнику, купец Людвиг Левин являлся создателем в Москве благотворительного фонда своего отца, Иоганна Левина¹³.

 

1905 год: «ошеломляющее впечатление»

Итак, попробуем дополнить известный «анкетный остов» Макса Людвиговича Левина. Родился он 9/21 мая 1885 года в Москве¹⁴. Крещен в Ильинской церкви, что на Воронцовом поле (Ивановский сорок). Восприемником его стал почетный гражданин, кандидат коммерции Матвей Николаевич Гребнев (? — 1913). Отец его, Людвиг Левин (1851 — после 1918), был представителем крупной британской фирмы «Джон М. Сумнер и К^о», мать — Екатерина Федоровна (в девичестве Кондратьева¹⁵, 1855 — после 1927¹⁶). С 1918 году отец доживал свои годы за границей¹⁷, а мать так и осталась в Москве. У Макса было шесть сестер.

Семья Левин/Левиных была связана с евангелическо-лютеранской общиной при церкви Петра и Павла в Петроверигском переулке Москвы¹⁸. В 1893 года Людвиг Левин подал прошение о зачислении сына во второй подготовительный класс мужской гимназии при той же церкви. Учился мальчик посредственно, особенно не ладил с латынью. Из гимназии он выбыл в 1897 году.

Старший Левин опасался, как бы его единственный сын «не попал под влияние русского студенчества», и послал его в реальное училище Мейсена, погрузив полностью в немецкую среду: Макс оказался единственным учеником, приехавшим из России¹⁹. Весной 1902 года он окончил училище. Затем «два с половиной года работал как волонтер на машиностроительной фабрике в Швейцарии»²⁰. В 1902—1905 гг. жил в Швейцарии, а затем переехал в Германию и по настоянию отца поступил в университет Галле-на-Заале.

Уберечь сына от российских политических веяний времени отцу не удалось. Позднее М. Левин вспоминал, что на него произвело «колоссальное впечатление» убийство министра внутренних дел В. К. фон Плеве. Ему захотелось понять, что же происходит в России и в мире. Находясь за границей, юноша читал Die Neue Zeit (орган германских социал-демократов) и штудировал статьи Ф. Адлера, Б. Борхардта, Э. Вурма, К. Каутского, К. П. Кунова, Экштейна и др., пытаясь найти ответы на волновавшие его вопросы. Отыскал он контакты и с группой эсеров. Особенно его интересовали террор и аграрный вопрос («я был за уравнительное землевладение, за социализацию земли»).

Поздней осенью 1905 года Макс тайком уехал из Галле и оказался в Москве в день всеобщей забастовки. Вот как он описал те дни: «Связи ни с кем не было, прислушивался к тому, что делалось вокруг. Во время боев я на Смоленском рынке организовал дружину и участвовал в баррикадах. Обстреливали конные патрули. Во время восстания я вступил в партию эсеров. Я чувствовал, что все на меня произвело такое ошеломляющее впечатление, что надо было разобраться во всем»²¹.

 

«Порочный иностранец»

Вернувшись в Германию, Левин пробыл там полгода и, бросив учебу, снова появился в Москве. Но на этот раз он решил быть не просто наблюдателем социальных выступлений, а стал пропагандистом на Прохоровской Трехгорной мануфактуре в Пресненском районе, рабочих которой эсеры считали своей главной опорой. Ему удалось войти в расширенный комитет их партии. Как вспоминала его племянница, вместе с сестрой Ольгой он посещал марксистский кружок²².

Летом 1906 года Левин познакомился с молодым рабочим сахарного завода Родионом Гусевым. На деньги своего отца Левин (он же Дубровин) снял помещения для своего проживания и политических сходок. Но полиция довольно быстро вышла на подозрительный след, и в ноябре того же года М. Левин с Гусевым были арестованы. Судебные документы свидетельствуют о том, что к двадцати годам Левин, несмотря на то, что его попытка создать эсеровский кружок закончилась крахом, прочно встал на путь революционной деятельности²³.

При обыске у Левина полиция обнаружила его заграничный паспорт, типографский шрифт, браунинг, большую библиотеку (около 400 брошюр и книг, среди них работы Г. В. Плеханова, К. Каутского, В. И. Ленина, П. А. Кропоткина, Д. О. Гавронского, П. А. Вихляева, Н. К. Михайловского) и множество прокламаций²⁴. Его обвинили по статьям 126 и 129 Уголовного Уложения Российской империи, т. е. в том, что он принимал «участие в сообществе, образовавшемся в составе „партии социалистов-революционеров“, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в Российском государстве общественного строя посредством низвержения монархической власти и замене ее демократической республикой…» Но судить его должны были только за участие в революционной пропаганде.

Чтобы вызволить сына из тюрьмы, отец дал денег на залог в 1000 рублей, и в феврале 1907 года Макс был отпущен на поруки. Однако в конце апреля по предписанию градоначальника он снова был взят под стражу и около четырех месяцев провел в Московской губернской уголовной тюрьме — Таганке, в одиночке № 327.

Отцу удалось добиться, чтобы до суда Макс смог выйти из заключения. За него поручилась сестра Ольга, и 16 октября 1907 года с пропуском Охранного отделения Макс уехал в Тверь, где обязался находиться «неотлучно» до суда. Однако в конце декабря 1907 года он внезапно исчез. На запросы о его местонахождении, направленные родителям и Ольге, никто ничего не мог, а вернее, не захотел сказать. Тем временем московский градоначальник сделал запрос в Судебную палату, нет ли у нее возражений против высылки «порочного иностранца» М. Левина за границу²⁵. Объявления о его розыске, печатавшиеся в газетах, не дали результатов. Жандармерия продолжала разыскивать Левина вплоть до 1914 года.

Много позже, в 1919 году, в немецкоязычных газетах муссировался слух, что, будучи арестован в России в 1906 году, Левин выдал своих подельников и все они были расстреляны²⁶. Это не соответствует действительности.

 

«Мы найдем правильный путь для свержения царизма»

Левин-отец, не разделявший взглядов сына на жизнь, а тем более его политических убеждений²⁷, настаивал на том, чтобы сын получил высшее образование. Только в конце 1907 года 22-летний Макс приступил к учебе в цюрихском университете. В 1908 году по рекомендации Э. Геккеля²⁸ он начал заниматься зоологией у его ученика профессора А. Ланга²⁹, а в 1911-м состоял членом естественнонаучного общества Цюриха³⁰. Сам Левин писал, что в годы учебы он находился «как бы в двойственном положении»³¹, имея в виду совмещение академических занятий с политикой.

Левин жил в районе Дитикон, на улице Бремгартенштрассе, в доме Петера Платтена. Известно, что находившийся на этой улице дом № 61 (так называемый Ziergärtli) принадлежал столяру П. Платтену³². Его сын Фриц³³ — личность достаточно известная. В судьбе России он дважды сыграл важную роль: будучи секретарем швейцарской социалистической партии, в апреле 1917 года он удачно провел отправку политических эмигрантов (в том числе В. И. Ленина) и беженцев в Россию в знаменитом «пломбированном вагоне»³⁴. В январе 1918 года Платтен спас Ленина от первого покушения на его жизнь.

В 1910 году Левин вступил в социал-демократическую партию Швейцарии. «С 1910—1912 я всегда был с Платтеном», — писал он. В 1912 году стал членом РСДРП, состоял во фракции большевиков³⁵. В том же году побывал на антивоенном конгрессе в Базеле и слушал выступление знаменитого трибуна французских рабочих Ж. Жореса. После конгресса он имел беседу с социал-демократом А. Бебелем, который «ругал и большевиков, и меньшевиков, что они отделились, что царизм от этого выигрывает. Я ему доказывал, — вспоминал Левин, — что в борьбе мы найдем правильный путь для свержения царизма».

В 1913 году Левин окончил университетский курс³⁶. Родительское желание он выполнил, а диплом университета отложил в долгий ящик. Левин перебрался в Германию, и следующие шесть лет (1913— 1919 гг.) завершились выходом его из массы рядовых марксистов на уровень первых величин: в документах своего звездного времени он значился членом Высшего Революционного Совета и главным военным комиссаром, председателем и основателем Компартии Германии.

 

«За поражение своего правительства»

Осенью 1913 года Левин принял немецкое гражданство, что исключало возможность его депортации, и вступил в союз «Спартак». В том же году записался добровольцем в гвардейский пехотный полк и с началом войны принимал участие в операциях. Находясь на восточном фронте, был переводчиком в ополчении, позднее состоял вице-прапорщиком при радиостанции. За годы войны Левин побывал во Франции, Бельгии и Польше³⁷.

«После ранения я приехал в Мюнхен, где узнал о выступлении Либкнехта, — записано со слов Левина в протоколе открытого собрания партийной ячейки ИККИ. — Я впервые увидел выступление „Спартака“. Тут я понял, что правильная линия та, которая за поражение своего правительства. В 1916 года я был послан на русский фронт. Я там проводил осторожную агитацию в смысле разложения армии».

Известно, что 4 ноября 1918 года Левин присутствовал на докладе Макса Вебера «Новое политическое устройство Германии» и оппонировал ему, когда выступавший высказался против мира любой ценой и революции³⁸. «Пятого ноября, — записано в том же протоколе, — состоялась демонстрация, на которой была масса народу, я на ней выступал, призывал приступить к выборам в советы. 7-го наступила революция, меня социал-демократы арестовали, но по требованию совета освободили. Я впервые выпустил первый номер „Роте Фане“ <…>. Поехал в Баварию, говорил с Розой Люксембург. Я был в организации Спартака³⁹ и проводил его политику. Затем был послан от Баварии на I съезд Германской КП»⁴⁰.

На политическую арену Мюнхена Левин выдвинулся благодаря своему ораторскому таланту и отличному знанию работ Маркса, Энгельса, Ленина и др. Говорил он краткими, рублеными предложениями, не стеснялся грубых выражений, которые пресса была вынуждена смягчать. Присутствовавшим на многолюдных собраниях запоминались его броские слова, такие, как: надо биться «око за око, зуб за зуб, пуля за пулю, грудь за грудь, удар за удар»⁴¹. Или его призыв немедленного закрытия всех университетов, «так как они суть бордели научной проституции». Некоммунистическая пресса писала, что высокого, ухоженного и хорошо одетого Левина, поднимавшегося на трибуну, собравшиеся приветствовали, словно опереточного певца⁴². На слушателей производили впечатление его сапоги для верховой езды и нагайка, которой он часто взмахивал⁴³.

 

На пути к революции в Германии

16—21декабря 1918 года в Берлине проходил Общегерманский Конгресс рабочих и солдатских советов. Весьма вероятно, что Макс Левин принимал в нем участие как представитель солдат Западного фронта⁴⁴. Относительно другого лидера будущей БСР, Евгения (Ойгена) Левинэ, сомнений нет: как участник международного рабочего движения он приехал на Конгресс в качестве депутата от года Эссена. Левин и Левинэ могли тогда и познакомиться.

В самом конце декабря того же года в Берлине состоялся двухдневный I съезд Компартии Германии. Позднее К. Радек записал: «Около 100 делегатов. Много знакомых. Пик⁴⁵, Эрнст Майер⁴⁶, Дункер⁴⁷ и другие, но преобладает молодежь, которую перед войной не знал. Среди нее двое русских: Левинэ⁴⁸ с серьезным задумчивым лицом, бывший эсер, воспитанный в Германии, и в военной форме молодой шустрый Макс Левин»⁴⁹. Заняв пост в структуре Компартии Германии, образованной при его участии, Левин жил на ее средства⁵⁰.

В выступлении на съезде Левин затронул несколько вопросов, связанных с пролетарской революцией. Первым был вопрос об отношении большевиков к террору: «Большевики, — заявил он, — были и есть самые энергичные противники террора. Самое большее, на что они идут, — это контр-террор». Вторым был вопрос о пагубности «кантонизации» революции, т. е. проведении ее в отдельных частях рейха с их тенденциями к сепаратизму, которые, например, отчетливо были выражены в Баварии. Революция в Германии, говорил Левин, должна идти единым мощным потоком. К речи Р. Люксембург о системе советов Левин сделал уточнение: центральная власть в советах должна быть сосредоточена в руках коммунистов.

Правительство Карла Эйснера приняло решение запретить все несогласованные с ним демонстрации. Как один из организаторов акций Левин был арестован, что вызвало бурный протест: несколько тысяч человек потребовали немедленного освобождения арестованных и добились его⁵¹.

21 февраля 1919 года в Мюнхене Карл Эйснер был убит, а несколько дней спустя начал работу Конгресс рабоче-крестьянских и солдатских советов⁵², на котором в числе многих выступал и Левин⁵³. Еще до похорон Эйснера корреспонденту лондонской газеты Daily Express удалось коротко встретиться с М. Левиным⁵⁴, который заявил, что советы требуют вооружения всех рабочих и смещения коменданта города О. Дюрра. Левин не преминул упомянуть, что студенты задумали совершить на него покушение и поэтому он уже взял в заложники пятьдесят представителей городской аристократии, которым гарантировалась безопасность, но только в том случае, если не будет новых убийств политиков. В конце встречи Левин произнес: «Победа наша: завтра рабочие будут вооружены <…>. Вот я — на месте Эйснера. Ну, а где же мой убийца?» — и вскочил в быстро отъехавший автомобиль. Несмотря на браваду, Левин, конечно, был напуган. У него была охрана, но была она и у убитого премьера.

После похорон Эйснера в политических верхах Баварии началась дискуссия, кто займет пост премьер-министра. Левин рассматривался как одна из реальных кандидатур⁵⁵.

Инцидент, случившийся 28 февраля во время заседания Конгресса, был описан свидетелем, американским журналистом О. Х. Виллардом⁵⁶: в зале внезапно появились вооруженные солдаты, и по приказу коменданта, начальника полиции и военного министра были найдены левые радикалы М. Левин и Э. Мюзам⁵⁷. Первый был избит, и их обоих вывели из зала. В холле солдаты собирались расправиться с Левиным. Ему удалось заставить солдат опустить направленные на него револьверы и выиграть время до появления своих сторонников, которые его и освободили.

 

Равнение на Советскую Россию

Хотя было известно, что Левин уехал из России около семи лет назад и не мог доподлинно знать, что там происходило в действительности, участники Конгресса воспринимали марксиста и коммуниста Левина как эксперта по вопросам, связанным с Советской Россией. Но многое из сказанного им вызвало возражения.

Ключевой проблемой Конгресса было установление в Баварии власти советов как системы управления. Левин жестко настаивал на ее введении. В принципе баварцы не были против системы советов. Однако опыт России, где советы задавливались диктатурой, вызывал опасения.

Спорным казался и другой кардинальный вопрос — установление всеобщего избирательного права. Баварцам было известно, что такого права в России не существует. На заседаниях довольно часто упоминались российские реалии: насилие, террор, трибуналы и др. В сторону Левина неслись упреки в том, что проповедуемый им социализм воинствующий и сродни милитаризму. Карл Гарайс⁵⁸, например, говорил, что он сам выступает за пацифистский социализм, что баварцы не должны принимать систему России, где меньшинство посредством насилия господствует над большинством⁵⁹.

Левин убеждал участников Конгресса в том, что в постреволюционной России нет ни ада, ни рая. Насилие, практиковавшееся большевиками, он объяснял сопротивлением старого режима и другими обстоятельствами. То, что происходило в России, он называл «очищением» (Läuterung)⁶⁰.

 

Три советских комиссара в Мюнхене

Возникает вопрос, случайно ли оказались три советских коммуниста одновременно в Мюнхене? Известны слова Ленина, написанные еще в начале октября 1918 года: «Все мы умрем за то, чтобы помочь немецким рабочим в деле движения вперед начавшейся в Германии революции. Международная революция приближается за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших»⁶¹.

Коммунист Т. Аксельрод, будущий руководитель БСР, появился в Мюнхене в середине января. Он покинул Берлин по причине роспуска РОСТА и имел намерение перебраться в Швейцарию, но оказался в Баварии. От Эйснера он получил разрешение на временное прибежище с семьей в курортном местечке Эбенхаузен⁶².

Эйснер, не являясь приверженцем большевизма, не был обрадован появлением в Баварии ни Левина, ни Аксельрода. Однако он не увидел особой опасности и не смог предвидеть их дальнейших объединенных действий. Агитационную деятельность Левина он считал «большевистскими метаниями», в то время как министр юстиции его, Эйснера, правительства Иоганн Тимм рассматривал Левина как «самого опасного среди русско-еврейских властителей Баварии» и террориста⁶³.

В начале марта в Мюнхене появился коммунист Евгений Левинэ. 12 марта 1919 года он был кооптирован в руководящий центр КПГ, и Макс Левин, как полагает А. Ю. Ватлин, «добровольно ушел на второй план, избавившись от организационных забот»⁶⁴. Сам Левин вспоминал в 1929 году: «Я был главным военным комиссаром. Моя работа была военная и агитационная»⁶⁵.

Итак, к середине марта 1919 года три советских комиссара, Левин, Левинэ и Аксельрод, оказались в столице Баварии. Помимо участия в собраниях и агитационной работы среди рабочих и солдат, они вели подготовку к военным действиям. На совершение революции в Мюнхене нужны были деньги, а они у коммунистов имелись.

 

Баварская советская республика

Седьмого апреля политические партии решали вопрос о провозглашении в Мюнхене советской республики, чему воспротивился Левин. Он заявил о преждевременности этого акта, т. к. лидеры-коммунисты хотят сформировать коммунистическое правительство⁶⁶. О себе он сказал, что только тогда войдет в новое правительство, если во главе его будут стоять коммунисты⁶⁷.

12 апреля при голосовании по вопросу о провозглашении БСР, голоса «за» и «против» разделились почти поровну. Коммунисты во главе с Левиным согласились войти в Центросовет (Zentralrat) с совещательным голосом, однако Левин продолжал настаивать на том, что КПГ не намерена нести ответственность за последствия преждевременности БСР: не партийные вожди, а народные массы должны провозглашать новую республику⁶⁸.

В коллекциях мюнхенских листовок подпись Макса Левина не встречается. Эту его особенность держаться в тени подметил и швейцарский генеральный консул в Мюнхене Густав Хеги: «Д-ра Левина, который считается, по крайней мере, по отношению к внешним делам лидером правительства, никогда нельзя застать на месте. Он также не визирует призывы, указы и т. д.»⁶⁹.

К 17 апреля в Мюнхене распространился слух, что Левин и Толлер бежали, прихватив крупные суммы денег. Исполком вынужден был сообщить, что Левин продолжает работать, а Толлер находится на фронте⁷⁰.

18 апреля Левин гарантировал дипломатическую неприкосновенность вюртембергскому посланнику К. М. фон Фильзэку как непричастному к контрреволюционным действиям, но последний стороной узнал, что действие иммунитета легко нарушается, и предпочел скрыться из Мюнхена⁷¹.

О. Нейрату поручили составить доклад об экономическом положении БСР. Его вывод оказался пессимистичен. Возможный выход из создавшегося положения он видел в немедленном начале переговоров с правительством Гофмана, что было отвергнуто Комитетом действия⁷². Но и без Нейрата коммунисты понимали, что их власть подошла к концу. В кругу соратников Левин сделал признание, что в самое ближайшее время недостаток денег и продуктов питания приведет к краху власти коммунистов⁷³.

28 апреля на общем собрании фабзавкомов прошли жаркие дебаты. Левинэ, Левин и Аксельрод вышли из правительства. Левинэ, недавнюю речь которого о счастье и солнце на советском Востоке все еще хорошо помнили, был встречен криками протеста. Теперь у русских коммунистов (и не только у них) возникла проблема скрыться от преследования: имперское правительство жаждало расправы.

Продолжение следует