Я немного улучшил теорему Пифагора, сформулировав вместо нее теорему Зикмунда: жизнь — это точная сумма случайностей. План — это одно дело, а искусство использовать представившиеся возможности — совсем другое.

Мирослав Зикмунд. Из интервью Reflex.cz 15 февраля 2017 г.

Три тома «Африки грез и действительности» Йиржи Ганзелки и Мирослава Зикмунда с обложками кирпичного цвета были настольными книгами моего детства. На полке они соседствовали с Марком Твеном, Жюлем Верном, Майн Ридом и другой приключенческой литературой. Но если романные сюжеты, даже самые захватывающие, были все же вымышленными, то рассказ чехословацких путешественников об их странствиях по африканскому континенту, снабженный многочисленными фотографиями, не оставлял сомнений: это реальность. Правда, в то время эта реальность, как и сама возможность путешествий в дальние страны, представлялась совершенно фантастической. И уж тем более невероятной казалась встреча с легендарными путешественниками. Но прошли десятилетия, изменился мир и наше место в нем. Уже в Праге меня представили Мирославу Зикмунду — высокому, улыбчивому и подтянутому, несмотря на солидный возраст, мужчине с сияющими голубыми глазами, о котором мне сразу захотелось узнать как можно больше.

Уметь мечтать

Вряд ли возможно в короткой статье рассказать о жизни человека, которому довелось наблюдать историю ХХ века и вступление планеты в новое тысячелетие, который объехал почти весь свет, встречался со многими великими современниками и сам занимает 114 строчку в почетном списке выдающихся чехов всех времен.

Мирослав Зикмунд, родившийся 14 февраля 1919 года, стал почти ровесником независимого чехословацкого государства и со свойственным ему юмором говорит, что «всю жизнь считает его своим старшим братом». За плечами Зикмунда мировая война, оккупация, приход к власти коммунистов, конец колониальной системы, Пражская весна, вторжение советских войск, жесткий период нормализации и опала, Бархатная революция и победа демократии. А параллельно с этим — многие тысячи километров дорог, сотни репортажей, фотографий, десятки фильмов, книг, интервью... Все вместе сформировало человека с твердыми жизненными принципами, независимым взглядом на происходящее и великолепным чувством юмора. Рассказать об этих сторонах личности Мирослава Зикмунда не менее важно и интересно, чем об их с Йиржи Ганзелкой путешествиях, о которых и так написаны тома.

Мечта о дальних странствиях появилась у него вовсе не в раннем детстве, как не раз он честно признавался, несмотря на соблазн заявить журналистам, что тягу к путешествиям ощутил чуть ли не в младенчестве. Мирослав хотел стать судебным стенографистом. И однажды ему удалось приблизиться к осуществлению своей детской мечты: после окончания войны Зикмунд лично участвовал в судебном процессе над одним из руководителей Протектората Богемии и Моравии, видным деятелем нацистской Судетской партии Карлом Генрихом Франком.

Военные годы оказались испытанием и для моральных устоев, и для физических сил. После закрытия высших учебных заведений никакой работы, кроме забойщика скота на пльзеньской скотобойне, ему долго не удавалось получить. Лишь к концу войны нашлось место бухгалтера в Uniexport — одном из пражских кооперативных союзов, специализировавшемся на заготовках мяса, жиров и яиц. И вот опять загадочная случайность: главная контора располагалась на той самой улице Opletalova, с которой несколько лет спустя начнется их с Ганзелкой первое большое путешествие.

Осознанное желание повидать мир пришло к Зикмунду в юности вместе с пониманием, что за этим намерением стоит не просто любопытство, а стремление узнать то, что еще никому неизвестно, собственными глазами увидеть, как все происходит на самом деле. Именно эта жажда открытий и двигала его вперед всю жизнь.

Свои первые опыты путешествий Мирослав помнит прекрасно: когда ему было девять лет и он учился в четвертом классе, они с отцом отправились из Пльзени в местечко Ланы, где располагалась загородная резиденция президента Т. Г. Масарика, чтобы поздравить главу государства с десятилетием республики. В семнадцатилетнем возрасте он со старшим братом поехал поездом в Подкарпатскую Русь. Надо сказать, что работа их отца машинистом на железной дороге имела свои преимущества: льготные билеты давали возможность членам семьи ездить по стране. Вероятно, это тоже можно отнести к числу случайностей, предопределивших судьбу автора «теоремы Зикмунда».

Уметь дружить

Встреча Мирослава Зикмунда с Йиржи Ганзелкой тоже вполне вписывается в концепцию судьбоносных случайностей. Единомышленники и будущие друзья на всю жизнь буквально столкнулись на ступенях Пражской высшей экономической школы, куда оба поступили в 1938 году. Столкнулись, познакомились и, как рассказывали потом, сразу заговорили о путешествиях, о своих мечтах обойти вокруг света под парусом. При этом, даже будучи безграничными романтиками в душе, они рассуждали здраво и прекрасно понимали, что никто не будет финансировать их проекты, просто чтобы доставить им удовольствие. По воспоминаниям Мирослава Зикмунда, именно размышления о финансовом обеспечении будущих путешествий заставили их обоих остановить свой профессиональный выбор на учебном заведении экономического профиля.

Вторым важным условием успеха молодые люди, мечтавшие объехать весь мир, считали знание иностранных языков и подошли к их изучению основательно. Зикмунд еще в гимназии начал изучать английский и французский, затем к ним добавились русский, испанский, голландский, немецкий и арабский. В сочетании с суахили, который учил Ганзелка, грезивший в первую очередь об Африке, их языковый арсенал был весьма впечатляющим. Высокий уровень знаний позволил Зикмунду в конце войны выступать официальным переводчиком представителей армий США и СССР, когда они встретились в освобожденной Пльзени.

Разработку амбициозного проекта под лаконичным названием «Пять» (по числу континентов, которые они намеревались посетить) Мирослав и Йиржи начали почти сразу после знакомства, но война и оккупация сделали его осуществление совершенно нереальным. Однако молодые люди не отступили: они составляли подробнейшие, по дням расписанные планы путешествия, перерисовывали карты, изучали историю и социально-экономические особенности территорий на своем пути. Много внимания уделялось природным условиям и климату: уточнялись среднегодовые температуры и уровень осадков в каждой стране. Это была утомительная и не слишком интересная работа, но они оба знали, что тщательная подготовка потом непременно окупится. А когда появлялась возможность, они предпринимали непродолжительные тренировочные вылазки и даже написали первые путевые заметки «Рассвет над горизонтом» (1944) по итогам поездки в Альпы.

Но самое главное — Зикмунд и Ганзелка поверили друг в друга и стали настоящими друзьями, что со временем послужило залогом успешности их многолетних совместных странствий по миру. Никто не устраивал им обязательных сейчас тестов на психологическую совместимость, хотя длительное сосуществование вдвоем в замкнутом пространстве автомобиля и отсутствие полноценной коммуникации с другими людьми ставили их в условия, которые мало чем отличаются от пребывания на подводной лодке или космической станции. Всегда ли все было гладко в их отношениях? Разумеется, нет. Они спорили, даже ссорились, но находили компромиссное решение, иначе их маленькой команды просто не было бы. Конечно, случались эпизоды, о которых Зикмунд до сих пор вспоминает со смехом. Например, во время поездки по странам Латинской Америки он завидовал вниманию, которое местные девушки оказывали его другу. Те не сводили глаз с кудрявого блондина Йиржи, а синеглазый брюнет Мирослав явно пользовался меньшей популярностью.

После смерти Ганзелки в 2003 году не было ни одного интервью, ни одного выступления, в котором Зикмунд не вспомнил бы о своем друге, не упомянул бы его имя. На церемонии присуждения звания почетного доктора Злинского университета, что, по словам 95-летнего номинанта, стало для него третьим по значимости событием после ночевки в пирамиде Хеопса и присутствии при зарождении вулкана, Мирослав сказал, что хотел бы разделить эту честь с Йиркой. Недаром их отношения он называет «шестьюдесятью годами дружбы в жизни и смерти». Она росла и крепла в опасных ситуациях, которых на дорогах их поджидало множество. Не будучи религиозным человеком, Мирослав признавался, что в таких случаях не взывал к богу, которого, по его убеждению, мы носим в себе, не молился, а полагался только на себя и на Йиржи. Отвечая же на частые вопросы журналистов, представляет ли он кого-то на месте Ганзелки, всегда отвечал — нет, никого и никогда. И не только в путешествиях.

Йиржи Ганзелка неизменно находился среди истинных друзей и единомышленников, собиравшихся в доме Мирослава Зикмунда, чтобы отметить его и свои дни рождения особым ритуалом — «на шкуре». Этот сувенир — шкура бурого медведя, подарок камчатского охотника, привезенный из поездки по СССР — стал не просто «ковриком у камина», а своего рода трибуной. Во времена двадцатилетнего периода нормализации на ней сиживали такие же политические диссиденты, как и сами H+Z: писатели, художники, артисты. Тот, у кого был день рождения, преклонял на шкуре колени и принимал поздравления. Здесь велись самые задушевные разговоры, звучали самые резкие критические высказывания в адрес режима и советской оккупации. «Это братство, эта уверенность в том, что мы можем доверять друг другу, не забудутся никогда», — говорит Зикмунд. Они с Ганзелкой оказались в опале (служба госбезопасности Чехословакии включила Мирослава Зикмунда с число лиц «в высшей степени опасных»), были отлучены от любимого дела, лишены возможности свободно говорить, писать и публиковаться — и встали спиной к спине, защищая и поддерживая друг друга.

Уметь удивляться

Вернувшись из первого путешествия, они даже поселились рядом, в так полюбившемся Зикмунду Злине. С этим городом у него сложились особые отношения, которые он сам называл любовью с первого взгляда. Оказавшись там впервые, девятнадцатилетний Мирослав был потрясен: это был другой мир, не Чехословакия, а Америка. Перед его глазами открылся красивый, молодой, бурлящий жизнью город, совершенно непохожий на Пльзень, где он родился и вырос. Его поражало все: оживленные толпы людей, выходящих с обувной фабрики Томаша Бати и направлявшихся кто в кинотеатр, где билет стоил одну крону, кто ужинать за пять крон. Реклама продукции на стенах домов поражала продуманностью слоганов, Зикмунд даже переписал их в свою записную книжку, и они сохранились до сих пор. На выставке в Доме искусств экспонаты из области физики, химии, новых технологий можно было потрогать. Эти юношеские эмоции и восхищение предпринимательским талантом, новаторством и социальной политикой семейства обувных фабрикантов сохранились на всю жизнь. Как и любимый дом — бывшая вилла, построенная Яном Антонином Батей для первого злинского гетмана. И хотя, по мнению выдающегося путешественника, город во многом утратил то, что сегодня принято называть драйвом, воспоминания о том первом впечатлении до сих пор греют ему сердце. Надо уметь удивляться!

Не потому ли умело и с энтузиазмом использующий современные технологии и гаджеты Мирослав Зикмунд не в восторге от их вторжения в романтику странствий. По его мнению, обозначенные на картах Google отели в отдаленных уголках королевства Бутана или африканской сельве лишают путешественников радости неожиданных открытий, не дают возможности почувствовать новизну и непредсказуемость того, что ожидает их в конце долгого дня пути. «Хорошо, что мы с Йиркой родились в доинтернетовую эпоху», — шутит он. Трудно удивить того, кто отправляется в поездку, вооружившись подробными путеводителями и загрузив детальные карты в смартфон с GPS. А Зикмунду и Ганзелке на первых порах приходилось довольствоваться в лучшем случае теми набросками, что привозили из поездок представители чехословацких фирм. Их перерисовывали от руки, корректировали, вносили дополнения. Но все равно удивительное, случайное, даже опасное могло ожидать их за каждым поворотом. И, по признанию Зикмунда, им это нравилось.

Уметь заботиться о репутации

Мирослав Зикмунд был и остается тружеником. Он убежден, что ничто не может быть получено даром, все, что дается тебе, требует отдачи, честной работы и ответной благодарности.

...Едва закончилась война и возобновились занятия в институте, молодые люди вернулись к своей идее масштабного путешествия. Их решение обратиться прямо к генеральному директору автомобильного завода Tatra выглядело одновременно и наивным, и дерзким, тем более что ни рекомендаций, ни личных связей в руководстве у них не было. Узнав у вахтера на проходной имя директора, Зикмунд и Ганзелка смело отправились в начальственный кабинет и с порога выложили его хозяину годами разрабатывавшийся подробный план поездки с картами, схемами и пр. Более пятисот страниц документов в толстой папке предваряли просьбу предоставить им машину. Затем следовало обещание, что путешествие на ней станет лучшей рекламой чехословацкому автомобилестроению, чьи вполне достойные позиции в мире были подорваны войной. Мирослав вспоминал: «Он нам сказал, что такие, как мы, приходят почти каждый день и говорят: „Дайте бесплатно машину“, но только по нам видно, что мы по-настоящему готовились, и чувствуется, что мы не аферисты». Надо сказать, свое обещание молодые люди выполнили: заявки на машины Tatra из стран, по которым они проехали, даже превысили возможности производственных мощностей завода.

Отправляясь в свое первое путешествие, помимо автомобиля Tatra 87 и разрешения на поездку молодые люди получили грант Министерства информации (по сути дела, это был кредит Национального банка) на сумму 400 000 крон (в настоящее время — около 80 000 крон). 22 апреля 1947 года они покидали Прагу мало кому известными искателями приключений, чуть ли не авантюристами, а вернулись через пять с половиной лет национальными героями. Но им и в голову не пришло не вернуть эти деньги, воспользовавшись славой. Весь кредит с процентами был выплачен путешественниками с гонораров за репортажи, отчеты, фильмы, фотографии и с доходов от авторских прав на их книги.

Когда Зикмунда спрашивают, как он относится к спонсорству, он тверд и непреклонен: средства, вложенные в чьи-либо путешествия человеком или организацией, должны быть в той или иной форме возвращены. Удовлетворять свое любопытство и страсть к приключениям за чужой счет он считает недостойным.

Уметь рисковать

По словам Мирослава Зикмунда, несмотря на то, что большинство стран Африки времен их путешествий еще оставались колониями, «это был спокойный континент. <...> Я убежден, что наш путь из Касабланки в Южную Африку больше никто никогда не пройдет. Посмотрите, что происходит сегодня в Алжире, Южном Судане, Сомали — всюду гражданская война, религиозные фанатики, вооруженные повстанцы, все с калашниковыми, готовыми к стрельбе без предупреждения».

И все же многие тысячи километров, преодоленные Зикмундом и Ганзелкой, были непрекращающейся «зоной риска», где помимо чисто физических угроз их подстерегали и опасности иного рода. Оба серьезно рисковали, когда писали правдивый «Специальный отчет № 4» о поездке по Советскому Союзу и отправляли его Брежневу. «Мы думали, что наши наблюдения дадут властям в Москве и Праге материал для раздумий и действий, но вникать в них Брежнев не захотел. Он передал отчет подчиненным, а те оценили его как антисоветчину — самый большой грех в те времена. <...> Высказать тогда критические замечания о Советском Союзе значило подписать себе приговор. С тех пор доступ в СССР нам закрыли», — вспоминает Зикмунд. Вновь он оказался в России только в 1996 году.

Он рисковал, когда по возвращении на родину в 1968 году прямо назвал «братскую помощь» оккупацией Чехословакии, когда по-русски обратился из студии злинского радио к советскому руководству, видным ученым и деятелям культуры СССР. «Это была эмоциональная речь, где я требовал от Брежнева, чтобы он прекратил оккупацию, если хочет спасти свою репутацию; если он не хочет вырыть себе могилу и не хочет унижать Чехословакию, пусть лучше немедленно покинет страну». Но в результате отлученным от нормальной жизни, работы и как в клетке запертым в своей стране оказался сам Мирослав Зикмунд.

Он не боится рисковать и сейчас, выступая с парадоксальными и не всегда удобными для многих заявлениями, отражающими его взгляды на нынешнее положение в мире. Зикмунд считает, что церковь принесла многим неевропейским обществам больше вреда, чем пользы, и при этом так и не нашла в себе мужества покаяться за многочисленные человеческие жертвы. Он полагает, что глобализация грозит разрушением тем уголкам планеты, где народы сохранили первобытный уклад, и потому не считает нужным развивать в этих регионах массовый туризм. Он не приветствует отказ от физической активности в пользу транспорта, а также повсеместное внедрение высоких технологий в жизнь, особенно в жизнь детей и подростков, которые с головой уходят в виртуальные миры. У него даже есть свое апокалиптическое видение будущего: бесконечная плотная вереница машин, стоящих в гигантской пробке, а за рулем люди с атрофировавшимися ногами и гигантским головами. Один из них в изнеможении роняет голову на руль, и звучит автомобильный гудок — погребальный колокол по человечеству.

Но эта картина совершенно не вяжется с образом сегодняшнего Мирослава Зикмунда, который встречает столетний юбилей с гордой выправкой и неизменной улыбкой. И как он сам сказал в интервью ровно год назад: «Мне незнакомо слово пенсия. Если всю жизнь вы были человеком свободной профессии, которая все еще заставляет вас думать и творить, у вас не получится просто сидеть дома и ничего не делать. Усесться в качалке у телевизора — это начало конца. Если я не хочу писать (а это происходит все чаще и чаще в последнее время), я отправляюсь к пяти своим лучшим друзьям, которые никогда не откажутся со мной поработать. Их зовут коса, грабли, вилы, ведро и лопата. Они и держат меня в форме».

Литература

Zikmund M., Horký P., Náplava M., Kroc V. Století Miroslava Zikmunda. Brno, 2017

Emmert F. Zikmund a Hanzelka s Tatrou kolem světa. Brno, 2016

Интервью М. Зикмунда чехословацким СМИ, радио и ТВ, 1990—2017 гг.

Врезка

Мирослав Зикмунд и Йиржи Ганзелка провели в странствиях девять с половиной лет, побывали в 114 странах, проехали более 111 000 км, сделали свыше 10 000 фотографий, отсняли 5000 км киноматериалов: четыре полнометражных и около 150 документальных фильмов. Ими написано более 20 книг, переведенных на многие языки мира.

Мирослав Зикмунд: Самое ценное — это встречи с людьми

Благодаря любезной помощи Антонина Баяйи (Antonín Bajaja), известного писателя и журналиста, обладателя престижных литературных наград, лауреата Государственной премии Чешской Республики в области литературы (2010), «Русскому слову» удалось взять небольшое интервью у юбиляра.

— Для очень многих людей вы были и остаетесь авторитетом и примером для подражания. Встречали ли вы сами на своем жизненном пути тех, кто стал вашей путеводной звездой?

— В профессиональном плане это, разумеется, были классические репортеры. Каждый из них был достоин подражания, но каждый по-своему. От них мы, Йиржи Ганзелка и я, многому научились. Для меня лучшим примером был американский публицист, журналист и писатель Джон Гюнтер, автор популярной серии книг «Внутри...» («Inside…»). Будучи студентом, я зачитывался его книгами, буквально проглотил «Внутри Европы», «Внутри Америки». Из них я, например, многое узнал о Сталине, о том, что он не был глубоко образованным человеком: начав изучать теологию, бросил это дело, практически дезертировал. Гюнтер описал его столь красочно, что мы с Йиркой уже в конце 1930-х гг. знали, что это было за чудовище, на совести которого потом оказались миллионы человеческих жизней. Что касается приобретения знаний о конкретной стране, то этот автор умел собирать вокруг себя отличных сотрудников и придерживался принципа: когда вы в пути, поступайте так, чтобы не чувствовать себя водителем, который одной ногой жмет на тормоз, а другой на газ.

— Могли бы вы выбрать три самых значимых, поворотных события в вашей жизни?

— Непросто это сделать. Для меня такие события или вехи всегда были связаны с людьми. Каждый день в жизни мы встречаем кого-то интересного или даже выдающегося. Среди тех личностей, которые особенно запали мне в память, я бы прежде всего назвал сэра Эдмунда Персиваля Хиллари, первого покорителя Эвереста. Он был невероятно скромным человеком. Как вы знаете, он родился в Новой Зеландии, в Окленде, то есть в ее северной, равнинной части, но, побывав на южном острове еще шестнадцатилетним мальчиком, узнал, что такое настоящие горы. Они-то и стали для него первым испытанием. Я говорю о том самом Хиллари, который позже с непроверенным снаряжением, с минимальным опытом, с одним проводником шерпом Тенцингом отправился в неизвестность... Когда я брал у него интервью в Катманду, этот человек произвел на меня неизгладимое впечатление тем, что смог подняться над тайнами бытия, над мировой славой. Он рассказывал обо всем очень просто, как будто и не было проблем. Многие спортсмены часто превозносят свои достижения и преувеличивают свои успехи, но ему это не было свойственно, он свои скорее принижал. Наблюдавший за нашей беседой коллега Хиллари и руководитель экспедиции Джон Хант сказал тогда: «Эдди, все было гораздо сложнее! А ты рассказываешь так, как будто это была прогулка по розарию».

Второй такой вехой была встреча с женщиной, с Сиримаво Бандаранаике, премьер-министром Цейлона. В то время Цейлон, ныне Шри-Ланка, был британской колонией. Эта высокопоставленная дама, лишь немногим старше нас годами, приняла нас в своей резиденции и вела себя как заботливая мать. Она немедленно распорядилась об угощении — и нам принесли настоящий цейлонский чай, и даже познакомила нас со своими детьми.

А третьим был Адольф Бранальд. Я познакомился с ним в 1952 году в Злине. Он, тогда уже известный писатель, пришел в бывший Общественный дом, переименованный в гостиницу «Москва», где мы с Йиркой Ганзелкой жили, специально, чтобы встретиться с нами и попросить, чтобы мы замолвили слово за Эдуарда Валенту — тот написал роман «Иди за зеленым светом» («Jdi za zeleným světlem»), противоречивший идеологии того времени, и впал в немилость. Нас это потрясло. Мы, новички, у которых не вышло еще ни одной книги (над «Африкой грез и действительности» мы как раз работали), должны защитить такую литературную глыбу, как Валента? В нашей памяти и в сердцах это осталось доказательством несправедливости коммунистического режима в отношении культуры чешского народа. А с паном Валентой, который был на полпоколения старше нас, мы дружили, он даже разрешал обращаться к нему на «ты».

Ну и чтобы не быть слишком серьезным, к этим вехам я добавлю еще одно «событие». В отеле в Катманду, где я брал интервью у Хиллари, обитала очаровательная панда. «Вы можете ее погладить», — предложил владелец. Но едва я посадил зверька себе на колени, как сразу почувствовал, что промок. Эта панда меня описала!

— Что из вашего опыта кажется вам самым ценным, самым важным?

— Как я уже говорил выше: несомненно, это встречи с людьми. Да, пейзажи часто были такими потрясающим, что я не уставал ими любоваться. Но теперь есть возможность рассматривать их с любой точки на множестве телевизионных каналов или в интернете. Выбор огромен. Или вы можете поехать в любую страну, чтобы увидеть природу, ледники, пустыни... Но нас с Йиркой Ганзелкой всегда интересовали судьбы людей.

— Если бы у вас сегодня появилась возможность путешествовать, то куда бы вы отправились, на каком транспорте и с каким снаряжением?

— Это определенно был бы Китай. Огромная страна, которую мы так и не узнали, потому что в то время, когда мы к ней приблизились, произошла так называемая «политическая размолвка» между Пекином и Советским Союзом, а затем, конечно же, и Чехословакией. Мы объехали Китай со всех сторон, но внутрь они нас не пустили. Может быть, нам повезло: попади мы туда, вероятно, застряли бы на бездорожье. Но зато познали бы Китай, которого уже нет: без автострад, небоскребов, современных технологий, космических ракет и т. д.

Туристическое снаряжение? Оно определенно было бы минимальным и экономичным, простым в использовании. И его качество меня не слишком бы волновало. Что касается транспорта, я бы выбрал самолет. Я давно положил свое водительское удостоверение в архив, да и вряд ли я смог бы куда-нибудь поехать на машине. Расстояния огромные, и сидеть за рулем мне бы уже не доставило никакого удовольствия.

Злин, 3 января 2019 года