В Откровении Иоанна Богослова повествуется о катаклизмах, обрушившихся на человечество перед вторым пришествием Иисуса: град и огонь, смешанные с кровью; пылающая гора, низвергнувшаяся в море; упавшая с неба звезда Полынь; отравленные земля и вода; гибель третьей части растительности, морских тварей и многих людей от «горьких вод». Склонные к мистике люди увидели в этих картинах нечто напоминающее современный мир: ядерную войну и смертоносное загрязнение окружающей среды радиоактивными веществами; экологический кризис; пандемию и так далее.

Но если отвлечься от кошмарных видений древних пророков, то Чернобыльская катастрофа — реальное свидетельство того, что современная цивилизация может погибнуть от действия чудовищных сил, созданных наукой, и что ученые, разбудившие эти силы, сами не понимают, насколько они опасны. И еще: авария на Чернобыльской АЭС помогла сорвать, хотя и частично, покровы лжи вокруг атомной энергетики, сплетенные политическими лидерами, безответственными администраторами от науки и чиновниками международных организаций.

Катастрофа

Во многих статьях и книгах, посвященных Чернобыльской катастрофе, рассказывается, как утром 28 апреля 1986 года один из работников шведской АЭС Форсмарк, химик Клифф Робинсон, прошел через детектор радиации, и он сработал. Сигнализация прозвучала еще раз и умолкла. Робинсон решил, что детектор просто вышел из строя. Но через два часа перед аппаратом выстроилась очередь сотрудников станции: сигнал тревоги звенел не умолкая. На ботинке одного из них, взятом на анализ в лабораторию, обнаружилось огромное количество радиоактивной пыли. Была объявлена тревога; персонал АЭС эвакуировали; сообщили в Стокгольм. Вскоре радиоактивное загрязнение нашли в других районах Швеции. Изотопный состав загрязнений и направление ветров показывали, что они занесены из СССР. Радиоактивные облака появились над всей территорией Скандинавии. В Норвегии гамма-излучение превышало норму вдвое, в Финляндии — в шесть раз.

В ответ на запрос шведского правительства к советским властям, те, не моргнув глазом, заявили: в СССР не происходит ничего, что могло бы вызвать загрязнение. И только когда стало ясно, что международный скандал неизбежен, 28 апреля в самом конце вечернего выпуска программы «Время» было прочитано коротенькое сообщение ТАСС. В нем говорилось, что 26 апреля в 1:24 на Чернобыльской АЭС произошла авария, последствия которой ликвидируются, и создана правительственная комиссия, расследующая причины аварии. В общем, ничего страшного и экстраординарного. Более или менее развернутая, хотя и далеко не полная информация о происшедшем появилась только 14 мая, когда Михаил Горбачев выступил с телевизионным обращением.

Через несколько дней в Киеве и других городах, подвергшихся радиоактивному заражению, прошли первомайские демонстрации. Горбачев позже объяснял, что они не были отменены, потому что руководство страны не обладало «полной картиной случившегося». Это, мягко говоря, неправда. Масштаб катастрофы был понятен уже к вечеру 27 апреля, через сутки после того, как на АЭС начала работать правительственная комиссия во главе с заместителем председателя Совета министров Борисом Щербиной. Члены этой комиссии и Политбюро осознавали, что случилось нечто ужасное, но не понимали, как справиться с ситуацией, хотели избежать паники в Украине и Белоруссии и неблагоприятных последствий на мировой арене, а потому решили, что лучше промолчать, а если не получится, то максимально смягчить тяжесть происшедшего.

На самом же деле ситуация была катастрофической: полностью разрушена активная зона ядерного реактора, а здание четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС, в котором он находился, частично обрушилось. Мощность взрыва точно оценить невозможно, но достаточно сказать, что была подброшена вверх плита верхней биологической защиты весом 2000 тонн. Она рухнула на реактор, оставив открытой активную зону, превратившуюся в раскаленную груду из смеси ядерного топлива и горящего графита. Какая-то часть топлива была выброшена в воздух взрывом, остальное выделялось в атмосферу еще десять дней, до тех пор, пока не удалось потушить горящий реактор.

О масштабах бедствия некоторое представление могут дать цифры. В течение трех месяцев после взрыва реактора 30 сотрудников и пожарных Чернобыльской АЭС погибли от лучевой болезни. Более 350 тысяч жителей было эвакуировано. Ликвидировало аварию больше 600 тысяч человек. Радиоактивному воздействию подверглись Украина, особенно Киевская и Житомирская области, Беларусь, в которой самая тяжелая обстановка сложилась в Гомельской области, и западные районы России. В Беларуси, в частности, изотопами цезия и стронция загрязнено 37 тыс. кв. км или 23 % территории. В 1990 году Верховный Совет Беларуси объявил территорию республики зоной экологического бедствия. Радиоактивные облака медленно, примерно в течение года, несколько раз обогнули земной шар и распространили загрязнение по всему Северному полушарию.

Оценка радиоактивного заражения и его последствий

Вопрос о том, является ли взрыв реактора четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС аварией или катастрофой и каковы масштабы этой катастрофы, до сих пор является предметом научных и политических дискуссий. Ответ на него зависит в конечном итоге от того, сколько именно радионуклидов было выброшено за пределы реакторного зала.

С самого начала советские власти, опираясь на сообщения председателя Госкомгидромета академика Юрия Израэля, впоследствии лауреата Нобелевской премии, утверждали, что в атмосферу было выброшено не более 5 % радионуклидов, содержавшихся в реакторе. Об этом, например, говорилось в документе, подписанном Израэлем и направленном 21 мая 1986 года премьер-министру Николаю Рыжкову¹. Это означает, что в окружающую среду попало примерно 50 млн кюри². Каким именно образом академик Израэль и его подчиненные могли получить такие данные, осталось неясным. Ясно, однако, что минимизация последствий взрыва реактора отвечала интересам советского руководства во главе с Горбачевым.

По сегодняшним официальным российским оценкам, суммарный выброс радиоактивных веществ составил 380 млн кюри, что примерно в 400 раз больше, чем объем радионуклидов, выделившийся при бомбардировке Хиросимы и Нагасаки³. Это предполагает, что во время взрыва и в процессе горения реактора за пределы разрушенного реакторного зала и построенного над ним саркофага в воздух, а затем в воду и почву, попало около 40 % облученного ядерного топлива и продуктов деления. Похоже, что эта оценка близка к действительности.

«Известно, — пишет крупный российский эколог, член-корреспондент РАН Алексей Яблоков, — что в реакторе РБМК, достигшем плановой глубины выгорания и работающем на номинальной мощности, радиоактивность газообразных и твердых продуктов достигает 10 миллиардов кюри. <…> По-видимому, можно принять, что в результате взрыва примерно 10 процентов (19 т) топлива испарилось и попало в атмосферу. В атмосферу попало также около 30 процентов топлива, измельченного до микронных размеров (57 т). Остальные 60 процентов топлива (114 т), в виде фрагментов тепловыделяющих сборок (ТВС) разных размеров (от миллиметровых пылинок до целых ТВС), были выброшены в реакторный зал, на кровли ближайших строений, на территорию ЧАЭС и за пределы территории станции. Считается, что в могильниках вокруг АЭС находится около 64 т облученного топлива, и еще около 50 т находится внутри объекта „Укрытие“»⁴.

Сами по себе эти цифры не говорят о том, насколько опасным был взрыв на Чернобыльской АЭС для человечества. Оценки серьезно расходятся. Так, в 2006 году Международная организация по атомной энергии (МАГАТЭ) и Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) подготовили доклад «Наследие Чернобыля: медицинские, экологические и социально-экономические последствия». Там говорилось, что от острой лучевой болезни погибло около 50 человек; а еще около 9000 человек погибло и может погибнуть от радиогенных раков; обнаружено некоторое увеличение катаракт у ликвидаторов и детей из загрязненных районов; ликвидаторы отличаются более крепким здоровьем, нежели обычные жители. Экологическая ситуация в Чернобыльской зоне лучше, чем на курортах. Делался типичный для международных организаций системы ООН вывод о том, что нищета, радиофобия, «неправильный» образ жизни, виктимизация и парализующий «фатализм» широко распространились среди населения, но в целом последствия катастрофы «для здоровья людей оказались не столь значительными, как сначала считалось»⁵. Иными словами, все не так уж страшно.

Во многом такие оценки вызваны позицией МАГАТЭ, которая в силу профессиональной и ведомственной заинтересованности поддерживает развитие и распространение атомной энергетики. Катастрофа в Чернобыле открыла мировому общественному мнению и многим политическим кругам глаза на опасности, связанные с так называемым «мирным атомом», что ставило под вопрос компетентность МАГАТЭ в вопросах ядерной энергетики и сам смысл существования этой организации. Известно также, что в своих оценках медицинских аспектов радиоактивного загрязнения Всемирная организация здравоохранения обязана консультироваться с МАГАТЭ.

На деле же последствия Чернобыльской катастрофы гораздо серьезнее, чем об этом говорят чиновники ООН. Алексей Яблоков и его коллеги, проанализировав огромный объем научной литературы, пришли к выводу, что заметному, местами значительному дополнительному радиоактивному загрязнению подверглось все Северное полушарие. Вне границ СССР в Европе особенно пострадали Австрия, Финляндия, Швеция, Норвегия, Германия, Швейцария, Румыния, Великобритания, Италия, Франция и Греция. В середине прошлого десятилетия на территории Беларуси, Украины и европейской части России, где выпало около половины чернобыльских радионуклидов, в условиях дополнительного хронического низкоуровневого радиоактивного загрязнения жили около 5 млн человек, в том числе около 800 тыс. детей. Общая «чернобыльская» смертность за первые 20 лет после катастрофы могла составить в Европе около 460 тыс., в Азии, Африке и Северной Америке — примерно 330 тыс., и во всем мире — 1 млн человек. Повышенная гибель плодов мужского пола, обнаруженная во многих странах после чернобыльской катастрофы, заставляет добавить к числу жертв еще более 2 млн человек⁶. И все же эти данные лишь частично характеризуют масштаб трагедии, в том числе потому, что в СССР (как, впрочем, в ряде других стран) данные о заболеваниях, вызванных радиоактивным заражением окружающей среды, были засекречены.

Иными словами, последствия Чернобыля сопоставимы с гибелью людей от Covid-19, пандемия которого вполне обоснованно считается глобальным бедствием. Возникают вопросы: что же, собственно, произошло и кто в этом виноват?

Что происходило в ночь на 26 апреля?

Взрыв четвертого реактора Чернобыльской АЭС произошел в процессе проведения утвержденных руководством атомной отрасли работ по измерению так называемого «выбега» турбогенераторов. Суть проблемы заключалось в следующем. Если необходимо в случае надвигающейся аварии экстренно заглушить ядерный реактор, то есть прервать идущую в нем цепную реакцию деления атомов урана, в его активную зону вводятся стержни, поглощающие нейтроны⁷. Для этого оператор должен нажать «кнопку АЗ-5», запускающую аварийную защиту пятого уровня. Этот механизм призван быстро прекратить ядерную реакцию.

Однако энергоблоки с реакторами РБМК, установленные на Чернобыльской АЭС и на многих других атомных станциях, имели конструктивную особенность: в случае остановки реактора обесточивалась вся система, включавшая в себя, помимо реактора, многочисленные устройства, преобразующие тепловую энергию в электрическую, а также обеспечивавшие нормальную работу реактора. Останавливались, в частности, циркуляционные насосы, нагнетающие в активную зону воду, необходимую для ее охлаждения. Они должны были включиться через 45 секунд, когда заработают дизель-генераторы, но за это время перегрев мог повредить сердцевину реактора.

Для того чтобы устранить эту угрозу, было решено попытаться использовать кинетическую энергию ротора турбогенератора, который продолжал вращаться и, следовательно, мог вырабатывать электроэнергию, необходимую для насосов, на протяжении некоторого времени после прерывания ядерной реакции. На жаргоне сотрудников атомной отрасли это и называлось «выбегом турбогенератора». Чтобы оценить время, в течение которого турбогенератор мог обеспечивать энергией циркуляционные насосы, требовалось провести эксперимент, предусматривающий прекращение работы реактора. Его решили совместить с плановой остановкой реактора, необходимой для регламентных работ и ремонта.

По утвержденной всеми инстанциями инструкции, операторы энергоблока должны были постепенно снижать мощность и, когда она дойдет до нуля, начать тестирование турбогенератора. Так они и действовали, но вдруг мощность реактора внезапно начала расти, остановить этот рост не удалось, была нажата «кнопка АЗ-5», но было поздно. Температура в реакторе резко возросла и произошла серия взрывов, самым мощным из которых был разрушен реактор и весь энергоблок.

Созданная Политбюро государственная комиссия по расследованию причин аварии возложила ответственность за катастрофу на руководство и оперативный персонал станции. Им вменили в вину нарушение инструкций по эксплуатации АЭС, техническую неграмотность и безответственное экспериментирование с реактором. Директор Чернобыльской АЭС Виктор Брюханов, главный инженер Николай Фомин, его заместитель Анатолий Дятлов и еще три человека были привлечены к уголовной ответственности, отданы под суд и приговорены к разным срокам лишения свободы. Созданный МАГАТЭ Консультативный комитет по вопросам ядерной безопасности (INSAG) в своем отчете 1986 года подтвердил выводы советской комиссии.

Такой вердикт устраивал всех, кроме, разумеется, попавших под суд. Не ставились под сомнение ни перспективы развития атомной энергетики, ни компетентность создателей взорвавшегося реактора РБМК, ни позиция руководителей советского Министерства энергетики, ни утверждения ученых, доказывавших безопасность атомных электростанций. Истинные виновники катастрофы остались безнаказанными.

Мирный атом и ненадежный реактор

Григорий Медведев, бывший сотрудник Чернобыльской АЭС и Министерства энергетики СССР, написал книгу «Чернобыльская тетрадь», в которой честно рассказал о реальной ситуации в атомной энергетике в СССР⁸. Книга была написана в 1987 году и, с огромным трудом преодолев препятствия научной бюрократии, опубликована в 1989-м. В ней, в частности, подобраны высказывания ведущих советских ученых. «АЭС — самые „чистые“, самые безопасные из существующих станций! — писал в 1980 году академик Михаил Стырикович. — Иногда, правда, приходится слышать опасения, что на АЭС может произойти взрыв. <...> Это просто физически невозможно <...>. Ядерное горючее на АЭС не может быть взорвано никакими силами — ни земными, ни небесными». Директор Физико-энергетического института в Обнинске профессор Олег Казачковский в газете «Правда» утверждал: «Мы живем в атомной эре. АЭС оказались удобными и надежными в эксплуатации. Атомные реакторы готовятся принять на себя теплофикацию городов и населенных пунктов», что предполагало строительство атомных станций вблизи крупных городов или даже в их черте. Академик Александр Шейдлин с большим удовлетворением воспринял «сообщение о замечательном достижении — вводе в действие четвертого энергоблока мощностью миллион киловатт на Чернобыльской атомной электростанции имени В. И. Ленина». Он же утверждал: «Атомные электростанции нашей страны совершенно безопасны для населения окрестных районов. Никакого повода для беспокойства просто не существует». Такого рода высказываний можно привести очень много. Но завершить это экспозе научной мудрости можно цитатой из выступления президента Академии наук Анатолия Александрова на общем собрании АН: «Нас обвиняют, что атомная энергетика опасна и чревата радиоактивным загрязнением окружающей среды. <...> А как же, товарищи, если случится ядерная война? Какое загрязнение тогда будет?» Логика, достойная выдающегося ученого.

Эти и подобные им утверждения и соответствующие исследовательские разработки отражали не только уровень компетентности советской академической элиты, но и ее стремление вписаться в установки власти. В начале 1960-х гг. руководство страны взяло курс на форсированное развитие атомной энергетики и поручило академику Анатолию Александрову, тогда директору Института атомной энергии им. Курчатова, и Ефиму Славскому, министру среднего машиностроения, отвечавшему за разработку и производство ядерного оружия, срочно догнать и перегнать США в этой области.

В то время в СССР имелся только один ядерный реактор большой мощности, предназначенный для производства оружейного плутония, и разрабатывался еще один, более перспективный и более безопасный, так называемый водо-водяной. Ждать завершения его разработки, испытаний и принятия в эксплуатацию руководители атомной отрасли не могли. Это, без сомнения, разозлило бы советского лидера Никиту Хрущева. Поэтому они решили использовать уже имеющийся тип реакторов, присоединить к ним паровые турбины, генераторы и другие устройства, необходимые для выработки электроэнергии, и строить на этой основе мощные атомные электростанции. Разработка получила название РБМК — реактор большой мощности канальный. По словам Александрова, его «можно ставить хоть на Красную площадь, так как опасности от него не больше, чем от самовара»⁹. Исходя из этого было решено не заключать реактор в оболочку из железобетона, которая может снизить риск от аварии.

Однако реактор имел существенные недостатки, в частности тот, что привел к чернобыльской катастрофе. Поглощающие стержни, вводившиеся в активную зону для остановки ядерной реакции, были сконструированы таким образом, что при определенном стечении обстоятельств могли вызывать кратковременный всплеск мощности реактора. Это получило название «концевой эффект». Он впервые дал о себе знать в 1975 году на Ленинградской атомной станции, приведя к потере управления реактором, скачку мощности, разрушению одного из каналов и утечке ядерного топлива. Реактор оказался на грани взрыва, но факт аварии был тщательно засекречен, в том числе от тех, кто работал с установками такого типа.

***

«За прошедшие после Катастрофы тридцать лет стало ясно, что атомная энергетика таит в себе опасность большую, чем атомное оружие: выброс из одного реактора стократно превысил радиоактивное загрязнение от бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Стало ясно, что один атомный реактор может опасно загрязнить половину Земного шара. Стало ясно, что ни в одной стране граждане больше не могут быть надежно защищены от невесть откуда принесенного радиационного загрязнения», — писали в 2016 году Алексей Яблоков и его коллеги¹⁰. К этому стоит добавить, что опасность атомной энергетики — частный случай более общей проблемы, создаваемой наукой, которая контролируется узкими бюрократическими кланами, особенно если эти кланы принадлежат к элитам авторитарных и тоталитарных режимов.