Каждый человек хоть раз в жизни задается этими вопросами. И каждый находит свой собственный ответ. В жизни Тамары Тукалевской (1905—1965), волею обстоятельств ставшей эмигранткой, эти вопросы были обострены до крайности.

А сначала в жизни Тамары Тукалевской был Петербург со всеми традиционными устоями, которые могли быть в семье правнучки известного ученого, профессора Петербургской Академии наук Николая Вагнера. Тамара с детства окружена многочисленной родней Вагнеров: тетушками, дядюшками, кузинами. Бабушка Екатерина, в замужестве Гогина, — известная акушерка, ее услугами и советами пользуется высокопоставленная знать. Мама, Надежда Николаевна, увлечена театром, ее можно видеть на сцене «Кривого зеркала». Отец, Владимир Николаевич, — тогда еще студент Петербургского университета. Вполне современная семья, у каждого свои интересы и средства для самовыражения. Зимой живут в городе, пока еще в доме овдовевшей бабушки в Чернышевом переулке (ныне ул. Ломоносова), летом непременно выезжают на дачу. У молодой семьи своей не было, снимали на Карельском перешейке, в Тюресево (ныне Ушково), излюбленном месте отдыха всех петербуржцев. Из развлечений — купания в Маркизовой луже, любительский театр, поездки по дачным местам в гости к родне и знакомым.

С началом Первой мировой привычный ход жизни нарушен не только в общественном смысле, но и в семейном. Тукалевский всеми силами отбивался от отправки на фронт, переселился на дачу тещи в Териоки. Тамара с матерью остались жить на Васильевском острове, они покинули квартиру уже в 1918 году, когда Финляндия получила независимость, а в Петербурге стало небезопасно — «бывшие» массово подвергались репрессиям. Надо было как-то налаживать дачное житье-бытье и научиться зарабатывать средства к существованию. Бабушка завела коз и кроликов. Владимир Николаевич занимался в Териоках русской школой, редактировал журнал, вел переписку с эмиграцией. Надежда Николаевна не оставляла любительский театр, а заодно устроила артель по изготовлению шляп, украшений и сувениров. Тамаре же, окончившей шесть классов гимназии, хочется учиться. Мать забирает девочку в Выборг, чтобы она могла посещать гимназию, но обучение пришлось прервать, потому что Тамара тяжело заболела «испанкой». Тукалевский стал сам заниматься образованием дочери, но уроки эти носили спонтанный характер. Кроме того, она посещала занятия по некоторым предметам в териокской «реалке».

Главное увлечение девочки — чтение: под рукой обширная домашняя библиотека. Под влиянием прочитанного в ней просыпается тяга к творческому самовыражению.

Очень долго я находилась под впечатлением книги Башкирцевой. Она мне так много дала, я чувствую, как я сразу как-то немного выросла. Так бы хотелось все написать, но это ужасно, что я не могу… Говорят, что она до крайности влюблена в себя, я считаю, что это совершенно неправильно, неверно. Ведь каждый человек, за малым разве исключением, себялюбив, но только большинство людей не говорят об этом, а она удивительно правдива, до крайности. Она предоставляет себя суду не только с положительной стороны. У нее такая замечательная душа. Сколько она страдала, я ее так понимаю, ибо некоторые чувства у нас совершенно одинаковы.... Так хочется самообразовываться и идти дальше, не знаю, что со мной будет. Я решила первое мое время уделять книгам и теперь строго следую этому. Меня очень интересует, что бы могло выйти из человека, если его, конечно, по-известному воспитывать, главным образом, на чтении?¹

Оправившись от болезни, Тамара стала помогать отцу в Красном Кресте (он сотрудничает с представительницей Красного креста М. К. Вреде и А. А. Вырубовой), а потом и на организованной летней площадке для детей.

22-е [февраля], четверг. <…> Нового особенно ничего нет. Ждут на днях вторичного приезда Вреде. На этой неделе устраиваем раздачу продуктов. <…> Вот и все собрались ради доброго дела, ну я-то должна была быть все равно. Развесили 8 мешков круп, разобрали 11 мешков вещей.

26-е [февраля], понедельник. В субботу приехала Вреде, но она теперь для нас не баронесса Матильда Вреде, а дорогая, дорогая Матильда Карловна. Это такой человек, что ни писать, ни говорить об его качествах нельзя, это больше чем идеал, так что я не буду описывать ее.

Мне так ужасно хотелось бы поговорить с ней о всей моей жизни и мысли, но не могу, так как принуждена буду говорить многое о других, а это мне неприятно, мне хочется, чтоб кто-нибудь оценил мою жизнь, такая ли она, как я думаю, и это единственный человек почти такой, какому я могу все рассказать. Я все думала, что я все бы рассказала, если б только была бы с ней наедине, но когда это случилось, я поняла, что я этого не могу сделать. Она удивительно хорошо к нам относится, да к кому она так не относится? Разве что к полиции!

Эти занятия отвлекали и увлекали, немногочисленные друзья скрашивали досуг. Иногда можно было с ними прогуляться в Куоккалу.

Были несколько раз у Вырубовых², и я даже одна пошла. У них так хорошо! Когда мы разговаривали и разговор зашел о знакомых и я сказала, что у меня никого нет, что все эти девчонки меня терпеть не могут, она с таким удивлением сказала: «Да как же Вас могут не любить, этого быть не может!!!» Да, однако, это так очевидно.

Ездила недели 2 назад к Александровым, к Трубэ в Куоккалу, народу было много, но было скучно, с горя увлеклась Репиным (Гай), такое идиотство!!! Завтра поеду туда же на вечер, ставят «Женитьбу».

Ощущение «временности» житья на даче никого не покидало. Возвращение в Петербург становилось более призрачным, реальнее виделась грядущая эмиграция. Неустроенность и неопределенность обострены сложными взаимоотношениями в семье. Придерживающийся консервативных взглядов отец и эмансипированная мать — оба любимые, оба незаменимые. Взрослеющей Тамаре сложно понять истоки конфликта между родителями, она сочувствует матери, которой становится все более неуютно в семье. Бабушка принимает сторону отца, что вызывает у Тамары отторжение.

Все время с Пасхи с папой гораздо лучше, но все-таки какую-то границу перейти мы не можем, а до нее все возможное уже преодолели, временами это так ужасно меня угнетает, придавливает как-то. С мамой все время ссоримся. <…> Театр оставил в ней много отрицательных сторон, самое ужасное — это ее беспорядочность, а кроме того, она любит делать назло...

Наконец глава семьи нашел решение: доставшаяся ему обширная библиотека проф. Николая Вагнера, весьма им дополненная, перевозится в Прагу, он отдает ее во всеобщее пользование, а взамен — постоянная работа и уверенность в будущем.

Итак, Прага, 1924 год. «Эмиграция хуже моровой язвы», — пишет в дневнике Тамара. Но вся семья Тукалевских в сборе. Надежда Николаевна приехала через год, позже всех, задержка была связана с визовыми формальностями. Владимир Николаевич трудоустроен через Министерство иностранных дел, он полностью погружен в организацию Славянской библиотеки. Бабушка поселилась отдельно в Йирнах (дом в Клановицах будет построен позже), временами приезжает в гости.

Тамара поступила вольнослушателем в институт Я. А. Коменского. Чтобы стать полноправной студенткой, надо готовиться к экзаменам. К лету Тамара собрала все необходимые документы и перевелась в Карлов университет на философский факультет. С приездом матери, которая активно включилась в пражское феминистское движение, Тамара знакомится с деятельностью YWCA.

Были почти месяц на Пршерове, я набралась новой жизни, встретила «своего» человека <…> у них вроде пансионата в старом замке <…> всякие штуки для игр, ходим в штанах, вообще такой отдых, что я никогда так не отдыхала <…>. Этот мой человек — заведующий Марина Френкелева³.

Помимо увлечения женским христианским движением и феминизмом Тамара приходит к социалистическим воззрениям.

Вот мама как-то насмешливо относилась к тому, что я в группе, вообще к моей политике, возмущалась, когда я поздно возвращалась домой с собраний, а теперь она как-то удивленно поневоле начинает с этим считаться. У нас было празднование годовщины сущес[твования] нашей соц[иалистической] группы. Было очень мило, первый раз была на студенческой молодежной вечеринке.

Несмотря на раздоры между родителями, конфликты с «бабусей», вечную нехватку средств, Тамара с легкостью учится в университете, читает много и с интересом. Увлекается Мережковским, перечитывает классиков — Чехова, Гоголя, а прочитав новый роман преподавателя Е. А. Ляцкого «Тундра», резко осуждает его, считает, что профессор написал «пасквиль» на советскую действительность и ему, по ее мнению, «должно быть стыдно». Выбор чтения, в частности, философских произведений (учеба обязывает), теперь ее собственный, наставления отца в отношении книг остались позади. Тем не менее отец все еще важен для нее — с ним можно пойти на бал, учиться танцевать. С отцом интересно, его мнение важно: как он оценит ее успехи в университете, как откликнется на ее отношения с молодыми людьми.

Один из них, Илья Голуб, настойчивее остальных. Илья работает вместе с отцом в Славянской библиотеке. Надежда Николаевна считает его «простым». Зная феминистические взгляды Тамары, Илья посмеивается над ее приверженностью традиционным семейным отношениям. Пара решает официально оформить брак в начале 1927 года. Рождение дочери Марианны многое меняет в жизни Тамары: ответственность за ребенка добавилась к продолжению учебы в университете и поиску самовыражения.

Февраль 1933 года.

Совсем неожиданно начала писать. Хотя для себя это не было неожиданностью. Последние два-три года постепенно что-то внутри накопилось. До боли, до болезненности чувствовала полное неудовлетворение <…>. Написала четыре вещи. Читала отцу. Папа одобрил, сказал, что очень хорош язык <…> живой язык. Сказал, чтоб обязательно «дерзать». Люсе (домашнее имя И. Д. Голуба. — Л. Д.) читала — не хвалил, поощрял. Больше ничего! Не встретила с его стороны того, что ждала, не ожидала и того, что просто было необходимо. Не воспринял моей радости, не вдумался в мои настроения и потому не помог. А как мне этого было нужно. <…> Послала две вещи мамочке (мать уехала жить в Париж с новой подругой. — Л. Д.) Очень жду ее критики. Просила потом кому-нибудь показать. В Праге в этом отношении очень скверно. Уже нет никаких кружков, а вариться в собственном соку и неинтересно, и бесполезно.

Поддержку единомышленников Тамара нашла в литературном кружке Альфреда Бема. Сюда она принесла первую написанную прозу и первые стихи. 2 мая 1933 года ее единогласно приняли в члены «Скита» (№ 30), а вскоре Тукалевской совместно с Н. Е. Андреевым доверили редактировать третий том «Скита». «В круг тем, с которыми постоянно соприкасалось творчество поэтов „Скита“, входили онтологические, связанные с эмигрантством темы духовной жизни и судьбы. <…> у Тамары Тукалевской они приобретают драматический оттенок („Плавает пламя“, „Я пойду в ту комнату одна“, „У Ангела крылья подстрелены“ в сб. „Скит III“)», — отмечает Л. Белошевская в статье «Молодая эмигрантская литература Праги»⁴.

Важный творческий этап совпал с резкой переменой в семейной жизни. Тамара безоглядно влюбилась.

Зачем тянуть — чем раньше, тем лучше. Без звона, без всяких звонков — один, два, три… И никаких сражений — это же поражение, это так себе просто — это жизнь. Умей жить. И совсем не скользко. Что это я актерствую? Могу я этому бреду верить? Перед чем я стою лицом? Ведь я еще буду писать Цветаевой или не буду говорить с Аллой? Для чего же это все — „чем обиднее, тем приятнее“? Но я же молилась сегодня — значит, я сопротивляюсь. Никогда я не сумею подчиниться, никогда у меня на это не хватит воли! Все конечно, останется так, как было. Сейчас начало нового страдания, я ему не смогу сопротивляться.

Ее избранник — болгарин Дмитрий Маринов, садовод-предприниматель, интеллектуал, частый гость на литературных вечерах «Скита». Общие интересы, понимание с полунамека, полувзгляда. Ради любви ей пришлось пренебречь условностями, отказаться от того, чтобы дочь росла в ее новой семье. Таковым было жесткое условие — Марину (так девочку называли дома) Тамара вынуждена была отвезти к матери в Париж. Сама же, оставив Прагу, переселилась к Дмитрию в деревню Новые Озоловице у Либерца.

Двойственность положения в семье Мариновых мучила Тамару: она не разведена, обществом сожительство с другим мужчиной осуждается, ее материальное положение шаткое, зависит от Мариновых и «бабусиного» наследства. Все это и смерть в 1936 году отца, обвиненного в сотрудничестве с советским ОГПУ, доставляло душевные страдания.

Очень хорошо себе представляю к чему мое сумасшедшее чувство довести может. И я раб своего чувства, и беда моя в том, что я вся и все, что кругом, — моя любовь, и другого ничего не хочу. Желанная сумасшедшая любовь с обидами, болью, оскорбленными чувствами и всем остальным. Знаю, насколько это ненормально и что так жить нельзя. Я все глубже и глубже погружаюсь в это любовное удушье, и другого хода мне нет.

Вопреки обстоятельствам, Тамара по-прежнему ежедневно занималась гимнастикой, к которой пристрастилась еще со времен YWKA, слушала радио, много и с интересом читала. Новинки всегда можно было обсудить с Дмитрием, поспорить с ним. Поддерживала дружеские связи с собратьями по перу. И Марина, которую она ни на день не оставляла в своих мыслях, держала ее на плаву. Отвлекало от горьких раздумий шитье на заказ, рисование, помощь Дмитрию в хозяйственных делах.

Я хорошо, твердо знаю, что он меня любит и что я нужна ему, как бы там ни было. Эти дни я работала со всеми вместе, пололи, надо было спешно помочь.

Изредка Тамара ездила в Париж навестить дочь, удавалось даже выбраться на море и хорошо провести время в компании матери, дочери и Марины Цветаевой, с которой они дружили⁵. Обсуждали ли они творчество Тамары? Воспоминаний на этот счет не сохранилось, впрочем, как и следов их личной переписки. Но Цветаева ценила дружбу с Тамарой и Надеждой Николаевной. «В 1939 году, перед отъездом, она (Цветаева. — Л. Д.) оставила для меня пакет с этой тетрадью и другими материалами у общей знакомой, Тамары Владимировны Тукалевской (ныне покойной), с припиской: „Может быть — когда-нибудь — удастся напечатать“. Я получил пакет лишь после войны и опубликовал „Историю одного посвящения“ в 1964 году в XI выпуске „Славянских материалов Оксфордского университета“ (Oxford Slavonic Papers)», — вспоминал Марк Слоним.

В начале 1939 года, получив развод от Ильи Голуба, Тамара и Дмитрий официально оформили свои отношения и приняли решение уехать во Францию. Завершив все дела в Праге, в том числе передав на сохранение друзьям и в РЗИА отцовские и свои бумаги, болгарские подданные Мариновы навсегда покинули Чехословакию. Некое равновесие обретено — Дмитрий и дочь Марина рядом. И любовь — всему поддержкой.