160 лет назад, в 1862 году, были созданы слова будущего национального гимна Украины. 30 лет назад Государственный гимн был утвержден Верховной Радой Украины в его музыкальной редакции, в январе 2023 года исполнится 20 лет существования украинского гимна со словами и музыкой.

С начала вторжения России на территорию Украины в РФ было заведено несколько административных дел по факту «пропаганды нацистской символики и атрибутики» (ст. 20.3 ч. 1 КоАП). Преступление заключалось в слушании или исполнении россиянами гимна Украины. В некоторых случаях гимн исполнялся публично как акция протеста, в других ― в правоохранительные органы обращались, услышав за стеной недозволенное, «обеспокоенные» соседи.

Нюанс только в том, что по указанной статье административного кодекса судить за подобное нельзя, потому что де-юре Украина не нацистское государство.

И хотя российское законодательство едва поспевает производить все новые и новые статьи, чтобы привлекать к административной и уголовной ответственности непослушных граждан, к счастью, сотворить законодательный акт, в котором Украина была бы признана нацистским или экстремистским государством, не в его компетенции. Это привилегия международного публичного права, которое подобный вздор декретировать не планирует.

Однако только юридического подлога показалось мало. Понадобилось еще и очернить сам гимн и обесславить его автора.

«Подобному человеку нельзя вверять такой работы…»

Поскольку текст гимна был написан более полутора столетий назад, для разоблачения его автора потребовался историк. Таким «ниспровергателем» Павла Чубинского стал пророссийский историк из Украины А. С. Каревин, автор книги «Русь нерусская», той самой, в которой утверждается, что украинская «нацiя» и «мова» (язык) не существуют и представляют собой искусственные образования. В этой книге Каревин посвятил Чубинскому целую главу с весьма недвусмысленным заголовком «„Великий“ шарлатан Павел Чубинский», выставив своего персонажа личностью решительно одиозной.

Заметим сразу, что для историка, утверждающего, что он работает только с фактами и оригинальными источниками, довольно странно ни один из этих источников не указать.

Впрочем, Каревин ссылается на имена. Так, название главы о Чубинском ― это переработанное им высказывание некоего Михаила Юзефовича, о котором затем мы расскажем подробнее. Вот как об этом пишет Каревин (речь идет о научной экспедиции, в которой участвовал Чубинский): «В Малороссии, где об экспедиции знали лучше, восторгов было значительно меньше. „Одним из величайших шарлатанов“ назвал Чубинского крупный ученый, председатель киевской Временной комиссии для разбора древних актов Михаил Юзефович. Можно было бы заподозрить его в предвзятости (Юзефович был идейным противником украинофилов), но аналогичным образом оценил труды экспедиции другой ученый, один из лидеров украинофильского движения Михаил Драгоманов: „Бездна шарлатанства“. Правда, оценку эту он дал в узком кругу, не вынося сор из избы».

Как в этом «узком кругу» среди посвященных оказался историк Каревин, непонятно, но идентичность оценочных слов у выразителей полярных взглядов представляется нам невозможной. Историк, философ, экономист, фольклорист М. П. Драгоманов написал обстоятельную рецензию на «Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западнорусский край, снаряженной Императорским русским географическим обществом. Юго-западный отдел. Материалы и исследования, собранные д[ействительным] чл[еном] П. П. Чубинским, в семи томах». Действительно, в рецензии содержалась критика, и она касалась недостаточной систематизации и логичности в распределении материала и непродуманности его классификации. Но вывод, сделанный в конце, все же свидетельствовал о признании заслуг Чубинского: «Несмотря на недостатки систематизации, которые произошли, видимо, от поспешности работы, собрание г. Чубинского представляет в своем роде редкое, а в нашей литературе едва ли не единственное издание по богатству и разнообразию материала».

Апелляция же Каревина к своему идеологическому союзнику Михаилу Юзефовичу куда более понятна. Причина столь сурового приговора Чубинскому прозрачно, открытым текстом сообщается в записке «крупного ученого» М. Юзефовича «Про так званий українофільський рух» («О так называемом украинофильском движении»). Таких «записок», а по существу доносов, Юзефович писал много, будучи украинофобом, русофилом, москвофилом, имперцем и т. п., за усердное служение идее единой и неделимой России получившим чин действительного тайного советника.

«Шарлатанство» Чубинского как участника этнографической экспедиции состояло, по убеждению Юзефовича, в следующем: «Подобному человеку нельзя вверять такой работы, как этнографическое описание здешнего края, так как я совершенно убежден, что он постарается скрыть все, что свидетельствует о тождестве наших племен и выдвинет на показ все внешние признаки их кажущейся розни».

Сам же Юзефович был уверен, что Малороссия только и стремилась к полному слиянию в общенародном единстве и что «козаки» всегда с радостью и восторгом отправлялись на царскую службу, а их матери благословляли идти своих сыновей проливать кровь за веру и царя.

По долгу ли службы или от чистой веры случилась у тайного советника Юзефовича аберрация восприятия, только привела она к искажению реальности и созданию вывернутой наизнанку недостоверной картины, в которой умиленные оказанной им честью «малороссы» готовы положить жизнь за великую Россию.

Сегодняшняя ситуация расставила все на свои места: это российские матери восторженно благословляют своих сыновей проливать невинную кровь, это в их бесчувственных глазах нет ни доброты, ни жалости, а на устах ― только гордость «за нашу Россию и за нашего президента». В глазах украинских матерей ― боль, страдание, любовь и надежда…

Вот еще несколько выдержек из «записки» Юзефовича, показывающих, что у нынешней имперской доктрины вековые корни:

Современное украинофильство есть не что иное, как средство к произведению внутренней смуты…

Политические идеи малорусской исключительности есть измышление Запада [австрийско-польской интриги]…

Хотя политические заразы не могут иметь у нас такого разрушительного значения, как на Западе, но были же и у нас примеры такого заражения, которые угрожали судьбам России бедствием, о каком страшно подумать…

Попытался Юзефович дискредитировать и научный профессионализм Чубинского, вслед за Драгомановым заявив, что все собранные в ходе экспедиции материалы не прошли должной проверки, не были систематизированы и в таком виде были отосланы в Географическое общество, которое не только издало их в нескольких томах, но еще и присудило автору почетную золотую медаль. А виноват во всем, по мнению Юзефовича, историк Н. И. Костомаров, давний его идеологический противник, чей патронат поспособствовал такому безобразию.

Две народности

Еще одно ненавистное для русофильского лагеря имя: Костомаров родился в Воронежской губернии, окончил Харьковский университет, выучил украинский язык и с 20-летнего возраста писал на нем под псевдонимом Иеремия Галка, преподавал в Киевском университете. Позднее, после саратовской ссылки, снятия опалы и приглашения в Санкт-Петербургский университет, Костомаров создал собственную концепцию русской истории, которая слишком противоречила взглядам русофилов и, в частности, государственника С. М. Соловьева. И это была куда более мрачная история, чем помпезные изложения блистательных достижений Русского государства у других исследователей. Все тот же неугомонный Юзефович в своей «записке» возмущался по поводу описания Костомаровым кровавых деяний русских царей: «Нельзя не удивляться изобретательности тех казней и мучительств, хотя бы и при Грозном, до каких дошла вдохновенная враждою фантазия автора».

Историк Костомаров и будущий автор украинского гимна Павел Чубинский сотрудничали вместе в журнале «Основа». Этот «Южнорусский литературно-ученый вестник» издавался ежемесячно в Санкт-Петербурге на украинском и русском языках в течение почти двух лет. Именно там были опубликованы украинофильские работы Костомарова и одна из главных его статей ― «Две русские народности». Она не содержала призывов к отделению Малороссии (термин «малоросс» использовался почти до конца XIX века, только тогда сторонники украинской национальной идеи начали называть себя украинцами), но слишком очевидно указывала на существенные различия южнорусской и великорусской народностей.

Известно, в какое неприятное положение поставляют нас старые наши летописцы, коль скоро мы захотим исследовать судьбу старой народной жизни: нас угощают досыта княжескими междоусобиями, известиями о построении церквей, с щепетильною точностию сообщают о днях, даже часах кончины князей и епископов, но как постучишься к ним в двери сокровищницы народной жизни ― тут они немы и глухи <…>. Слабые, неясные тени остались от далекого прошедшего. Но и этих теней пока достаточно, чтобы видеть, как рано Южная Русь пошла иным, своеобразным путем возрастать отлично от Севера. Одни и те же общие начала на Юге устанавливались, утверждались, видоизменялись иным образом, чем на Севере.

<…> Киев никак не годился быть столицею централизованного государства, он не искал этого <…>. В натуре южнорусской не было ничего насилующего, нивелирующего, не было политики, не было холодной рассчитанности, твердости на пути к предназначенной цели. <…> На востоке, напротив, личная свобода суживалась и, наконец, уничтожилась. <…> Понятие об общественном порядке дало себе прочный залог твердости, а на помощь подоспели православные идеи. В этом деле как нельзя более высказывается различие племен.

<…> В XII веке Владимир в исторической жизни является зерном Великороссии и вместе с тем Русского единодержавного государства; те начала, которые развили впоследствии целость русского мира, составили в зародыше отличительные черты этого города, его силу и прочность. Сплочение частей, стремление к присоединению других земель, предпринятое под знаменем религии, успех, освящаемый идеею божиего соизволения, опора на массу, покорную силе, когда последняя протягивает к ней руку, чтоб ее охранять, пока нуждается в ней, а впоследствии отдача народного права в руки своих избранников.

<…> Москва, точно как древний Рим, имела сбродное население <…>. Такое смешанное население всегда скорее показывает склонность к расширению своей территории, к приобретательности на чужой счет, к поглощению соседей, к хитрой политике, к завоеванию <…>. Так Рим, бывши сначала сбродным местом беглецов из всех краев разностихийной Италии, воспитал в себе самобытное, хотя составленное из многого, но не похожее в сущности на то или другое из этого многого, политическое тело с характером стремления ― расширяться более и более, покорять чужое, поглощать у себя разнородное, порабощать то силою оружия, то силою коварства. Рим стал насильственно главою Италии и впоследствии всю Италию сделал Римом. Москва, относительно России, имеет много аналогии с Римом… Разительным сходством представляется <…> размещение на покоренных землях военного сословия, долженствующего служить орудием ассимилирования местных народностей и сплочения частей воедино.

<…> Москва, порабощая их и подчиняя себе, тем самым возрождала идею общего отечества, только уже в другой форме, не в прежней федеративной, а в единодержавной. Так составилась монархия Московская <…>. Ее гражданственная стихия есть общинность, поглощение личности; в южнорусском элементе развитие личности врывалось в общинное начало и не давало ему сформироваться.

<…> Московские считали себя единственным избранным народом в вере <…> чуть только что-нибудь было несходно с их народностию, то заслуживало презрения, считалось ересью; на все не-свое они смотрели свысока. <…> Образованию такого взгляда неизбежно способствовало татарское порабощение. Долгое унижение под властию чужеверцев и иноплеменников выражалось теперь высокомерием и унижением других. Освобожденный раб способнее всего отличаться надменностию. В южнорусском племени этого не было. Издавна Киев… был сборным пунктом местопребывания иноземцев разных вер и племен. Южноруссы с незапамятных времен привыкли слышать у себя чуждую речь и не дичиться людей с другим обличьем и с другими наклонностями.

<…> Этот дух терпимости, отсутствие национального высокомерия, перешел впоследствии в характер козачества и оставался в народе до сих пор. <…> Южнорусс не мстителен, хотя злопамятен ради осторожности. Но неприязнь вспыхивает у него еще сильнее, чем у великорусса, если только южнорусс заметит, что иноверец или иноземец начинает оскорблять его собственную святыню. Коль скоро предоставляется другим свобода и оказывается другим уважение, то естественно ― требовать и для себя такой же свободы и взаимного уважения.

<…> Из этого исторического обзора различия, возникшего в отдаленные от нас времена между двумя народностями, можно заключить, что племя южнорусское имело отличительным своим характером перевес личной свободы, великорусское ― перевес общинности. По коренному понятию первых, связь людей основывается на взаимном согласии и может распадаться по их несогласию; вторые стремились установить необходимость и неразрывность раз установленной связи и самую причину установления отнести к Божией воле и, следовательно, изъять от человеческой критики.

<…> Первое вело к федерации, но не сумело вполне образовать ее; второе повело к единовластию…

<…> Наблюдая над великорусским народом во всех слоях общества <…> мы встречаем ханжей, изуверов, строгих исполнителей внешних правил и обрядов, но также без внутреннего благочестия, большею частью хладнокровных к делу религии, исполняющих внешнюю ее сторону по привычке <…>. В истории Великороссии мы видим неоднократные примеры, как первопрестольники церкви потворствовали светским монархам и освящали их дела, даже совершенно противные уставам церкви.

<…> Громада по южнорусскому понятию совсем не то, что мир по великорусскому. Громада есть добровольная сходка людей; кто хочет ― в ней участвует, кто не хочет ― выходит, как в Запорожье… По народному понятию, каждый член громады есть сам по себе независимая личность, самобытный собственник. <…> По великорусскому понятию, мир есть как бы отвлеченное выражение общей воли, поглощающей личную самобытность каждого.

Южнорусское племя в прошедшей истории доказало неспособность свою к государственной жизни. Оно справедливо должно было уступить именно великорусскому, примкнуть к нему, когда задачею общей русской истории было составление государства. Но государственная жизнь сформировалась, развилась и окрепла. Теперь естественно, если народность с другим противоположным основанием и характером вступит в сферу самобытного развития (выделено мной. ― О. Р.).

Этот сжатый конспект довольно обширного обзора служит превосходной иллюстрацией к тому, каким был историко-политический фон и каким было время, когда создавался текст будущего гимна Украины. Напечатанная в журнале «Основа», статья Костомарова, «врага империи», вызвала бурю негодования и долго еще не давала покоя блюстителям «единодержавного государства». Об этом не преминул высказаться спустя 15 лет и Юзефович в своей докладной «записке»: «Деятели „Основы“ рядом с своею пропагандою задались еще особою мыслью: подорвать у Малороссиян сочувствие к Русскому государству унижением и опозорением его истории. Для этой цели нашлось у них под рукою хорошее орудие, историк Костомаров, человек с несомненным талантом, но слабодушный и бесхарактерный, чрезвычайно восприимчивый и страстно увлекающийся, которого можно направлять и вести куда угодно».

Статья Костомарова была опубликована в 1861 году. А год спустя Чубинский пишет свое знаменитое стихотворение.

Рождение гимна

О том, как оно создавалось, существует несколько версий. Одну из них ― рассказ Л. Белецкого, знакомого Чубинского, ― приведем здесь.

«В печати мне встречалось указание, что песня „Ще не вмерла Україна“ — народная. Я могу засвидетельствовать, что это ошибочное мнение: она действительно сочинена Павлом Платоновичем при следующих обстоятельствах. На одной из вечеринок Киевской громады с сербами в том доме, где квартировал и Павел Платонович, пели хоровую сербскую песню, содержание которой не помню, но в ней были слова… „Серце біе и крев ліе за свою слободу“ (Сердце бьется и кровь льется за свою свободу). Чубинскому очень понравилась эта песня. Он вдруг исчез, а спустя некоторое время вышел из своей комнаты с написанной им песней „Ще не вмерла Україна“ на мотив сербской песни. Тут же под руководством Павла Платоновича хор разучил эту новую песню при общем воодушевлении, и она пошла в ход. Таким образом, эту песню Павел Платонович сочинил экспромтом».

Первая строка была написана под влиянием польского гимна («Марша Домбровского»), созданного еще в 1797 году Юзефом Выбицким, и почти совпадает с его началом ― «Jeszcze Polska nie zginęła» («Еще Польша не погибла»).

Опубликовано стихотворение Чубинского было в литературно-политическом журнале «Мета», издававшемся во Львове в 1863―1865 гг. на украинском языке.

Священник и композитор Михаил Вербицкий, вдохновленный стихотворением Павла Чубинского, написал к нему музыку, которая сочетает в себе традиции народной песни и духовных песнопений. Впервые новая песня прозвучала в зале духовной семинарии в городе Пшемысль (Перемышль), в 1865 году гимн с нотами был опубликован в печати.

Для гимна была взята первая строфа. Окончательная официальная редакция утверждена Верховной Радой Украины 6 марта 2003 года.

Ще не вмерла України і слава, і воля,

Ще нам, браття молодії, усміхнеться доля.

Згинуть наші воріженьки, як роса на сонці.

Запануєм i ми, браття, у своїй сторонці.

Душу й тіло ми положим за нашу свободу,

І покажем, що ми, браття, козацького роду.

Более популярным является текст с незначительными изменениями (расхождения с официальной редакцией выделены):

Ще не вмерла України ні слава, ні воля,

Ще нам, браття-українці усміхнеться доля.

Згинуть наші вороженьки, як роса на сонці.

Запануєм i ми, браття, у своїй сторонці.

Душу й тіло ми положим за нашу свободу,

І покажем, що ми, браття, козацького роду.

Полный текст стихотворения Павла Чубинского выглядит таким образом:

Ще не вмерла Україна i слава, і воля!

Ще нам, браття-молодці, усміхнеться доля!

Згинуть наші вороги, як роса на сонці;

Запануєм, браття й ми у своїй сторонці.

Приспів:

Душу, тіло ми положим за свою свободу

І покажем, що ми браття козацького роду.

Гей-гей, браття миле, нумо братися за діло!

Гей-гей пора встати, пора волю добувати!

Наливайко, Залізняк I Тарас Трясило

Кличуть нас із-за могил на святеє діло.

Ізгадаймо славну смерть лицарства-козацтва,

Щоб не втратить марне нам своєго юнацтва.

Приспів.

Ой, Богдане, Богдане, славний наш гетьмане!

Нащо оддав Україну москалям поганим?!

Щоб вернути її честь, ляжем головами,

Назовемся України вірними синами!

Приспів.

Наші браття слов’яни вже за зброю взялись;

Не діжде ніхто, щоб ми позаду зостались.

Поєднаймось разом всі, братчики-славяне:

Нехай гинуть вороги, хай воля настане!

Приспів.

За ничтожными попытками очернить имя Чубинского последовали не менее жалкие попытки опорочить текст и музыку гимна. В этом ничего, кроме искаженного идеологией восприятия даже собственной истории, дремучего невежества, незнания истории музыки и отсутствия герменевтических навыков и элементарного понимания, нет.

Вот простое и очень понятное объяснение враждебности и озлобления «великороссов» по отношению к любому проявлению независимости и свободы и желанию суверенности. Это диалог (в сокращении) учителя и простого «росеянина» из романа казачьего писателя Павла Полякова «Смерть Тихого Дона», с которым мы знакомим читателя также в этом номере журнала.

― Если захватит Россия всех славян, то проглотит она их с косточками, и все особенности, все их культурные ценности, все ярко-национальное задушит. Всех под одну гребенку остричь захотели.

― А што, неправильно, што ли? Чего тут рассусоливать. Всем один колер наводить надо.

― Сроду поляки за свою волю бились. «Еще Польска не сгинела…» пели, свою собственную державу иметь хотели! Знаешь ты, как полякам под нами жилось?

― А чего им не хватало?

― Слышал ты о польском поэте Мицкевиче?

― Не приходилось. Про Пушкина, про того знаю.

― Ишь ты ― Пушкина он знает. О нем мог бы я тебе много кое-чего не официально-кадильного рассказать, да не в нем сейчас дело. Мицкевич говорил: «Я знаю, что значит получить свободу из рук москалей. Подлецы! Они мне снимут кандалы с ног и с рук, но наденут на душу». Понял ты или нет? С того времени начали украинцам помогать, тем, что за независимую Украину.

― Это хохлам, что ли?

― Если хочешь ― то хохлам.

― Энтим мы тоже порядок наведем. Ишь ты ― жили с нами тыщу лет, а теперь в кусты норовят. Так они всю нашу Расею растянут. Главное, как говорится, норови в общий котелок.

― А ежели кто в котелок тот лезть не хочет, тогда что?

― Всех дави, и точка.

«Поднимались казаки против этой вот самой Руси, неизменно остающейся страшной, желая преобразить ее, привести в порядок, сделать государством не только официально-христианским, но и на самом деле человечным… Вот она у нас, казаков, полная народная демократия, нигде в Московии не виданная и москвичам ненавистная… И стали мы поэтому костью поперек московской глотке… И делала Москва все, чтобы демократии эти уничтожить, под себя подмять, ввести в них обычаи свои и порядки, и все то, что теперь империализмом называется. И пусть толкуют мне, что хотят, но утверждаю я, что первая по захватничеству, по империализму держава в мире это она, Русь ваша матушка».

Мы верим, что свобода, а значит, и Украина победит. Пусть живет Украина и ее свободолюбивый народ!

Ми віримо, що воля, а значить і Україна переможе. Хай живе Україна та її волелюбний народ!

Врезка

Павел Платонович Чубинский (укр. Павло Платонович Чубинський, 1839—1884) — украинский этнограф, историк, географ, исследователь Русского Севера; украинский поэт.

Происходил из обедневших польских дворян.

Родился на хуторе Чубинка Полтавской губернии (ныне Борисполь Киевской области).

Окончил 2-ю Киевскую гимназию, затем юридический факультет Санкт-Петербургского университета (кандидат правоведения). Сотрудничал в журнале «Основа».

В 1861 году вернулся на родину.

Осенью 1862 года Павел Чубинский написал стихотворение «Ще не вмерла Україна», ставшее текстом национального гимна Украины.

В октябре 1862 года «за вредное влияние на умы простолюдинов» был выслан в Архангельскую губернию, назначен судебным следователем в Пинеге.

Находясь в ссылке, принял участие в историко-статистическом изучении края, исследовал Пермиловскую тайгу. Награжден Русским географическим обществом первой серебряной медалью «за полезные труды, сообщенные обществу».

В 1863—1869 гг. секретарь Архангельского губернского статистического комитета, в 1868—1869 гг. — редактор «Архангельских губернских ведомостей».

В марте 1869 года освобожден из ссылки.

В 1869 году Русское географическое общество возложило на Чубинского поручение объехать область малорусского племени на правом берегу Днепра, губернии Киевскую, Волынскую, Подольскую, южные части Минской, Гродненской, край холмский, часть седлецкого и люблинского.

Изданные в 1872—1878 гг. в семи томах «Труды экспедиции» были отмечены золотой медалью географического общества и Уваровской премией академии наук.

В 1876 году был выслан из Киева с запретом проживать в малороссийских и столичных губерниях. При содействии Русского географического общества получил разрешение жить в Петербурге.

С 1879 года и до конца жизни тяжелой болезнью прикован к постели.

Умер в 1884 году в родном селе Чубинское.

Врезка

Михаил Михайлович Вербицкий (укр. Михайло Михайлович Вербицький, 1815—1870) — священник, композитор, общественный деятель, автор музыки гимна Украины «Ще не вмерла Україна…».

Родился в селе Яворник-Руски (ныне Польша) в семье священника.

После смерти отца, когда Вербицкому было 10 лет, над ним взял опекунство двоюродный брат отца ― пшемысльский владыка Иоанн (Іван Снігурський), основавший в 1828 году музыкальную школу и хор, в котором Михаил солировал. Богатый репертуар хора включал в себя как западную музыку (Моцарта, Гайдна), так и украинскую (М. Березовского и Д. Бортнянского). Учился у приглашенного из Чехии дирижера и композитора Алоиза Нанке.

Во время учебы во Львовской духовной семинарии Вербицкий руководил хором. Дважды был исключен из семинарии за нарушения дисциплины и игру на гитаре. Для гитары им будет написано первое на украинском языке пособие («Поученіє хітари»).

Брал уроки у директора хора римско-католического костела в Перемышле чеха Франца Лоренца.

В конце 1840-х гг. был очень увлечен театром, писал музыку для спектаклей. Именно театр того времени был носителем и охранителем украинского языка.

Служил в нескольких сельских приходах на Львовщине.

Автор религиозной музыки, литургии для смешанного хора, 12 оркестровых рапсодий, 8 симфонических увертюр, 3 хоров, 2 полонезов.