«Ну ведь хорошо же общались…»

Предположения разные, из них самое распространенное — война между двумя пресмыкающимися. Но, быть может, это просто инсценировка? Испытанный чекистский прием: двое (как следователи перед обвиняемым) — один «хороший», другой «плохой». Или в данном случае — один плохой, другой еще хуже. На «вагнеровцах» уже столько негатива (одни зеки чего стоят), что, возможно, власть решила побыстрее свалить все грехи на них и провести, так сказать, «чистку рядов». Такое уже не раз было в истории:

Нас в коммунизм без лишних слов

Ведет Георгий Маленков,

А эта сволочь Берия

Не оправдал доверия…

Это ведь все Пригожин виноват, если что. А высшее руководство, оно, как всегда у нас, ничего не знает. Верили же когда-то люди, что Сталин просто не в курсе того, что творится в стране — ну и еще раз поверят…

Что делать?

Утром 24 июня я немного пообщалась по телефону с некоторыми российскими активистами, которые уже уехали. Саид Тангри — крымский татарин — говорил, что это все скоро закончится. Другие, наоборот, утверждали, что скоро не закончится...

Потом встретилась с активистом, майдановцем Владимиром Платоненко. Я рада была повидать Владимира. Он хороший человек, отличный поэт и бард, постоянный участник Музы Непокорных. Попробовали мы где-то присесть, но вскоре нас согнали с места некие алкалоиды, пившие, я думаю, не водку, а чистый спирт из каких-то маленьких железных стопочек.

Владимир мне рассказывал о том, как погиб под Бахмутом его друг Дмитрий Петров. Петров Дмитрий Дмитриевич — кандидат исторических наук, о нем есть статья в украинской Википедии, воевал с 2022 года на стороне ВСУ. Молодой, подающий надежды ученый — и вот погиб… Так всегда: говорят о тысячах погибших — ты не плачешь, но когда узнаешь о конкретном человеке, то чувствуешь боль сильнее...

Что же будет дальше, чего ждать России, к чему готовиться?.. За комментарием я обратилась к Константину Котову.

— Костя, каково твое мнение о происходящем?

— Вооруженный мятеж Пригожина ослабляет фронт и режим. Это вполне неплохо для украинского контрнаступления. А с внутренней точки зрения: военные действия начались в самой России.

— Твой прогноз событий?

— Прогноз строить пока не на чем. В новейшей истории России был только один человек, действия которого следственные органы квалифицировали как военный мятеж. Эта Квачков. Масштаб с сегодняшними событиями несопоставим. Что мы знаем: у Пригожина действительно мощная военная сила, конечно, значительно меньшая, чем у российских силовиков, но закаленная в боях и, кажется, хорошо организованная. Насколько они будут верны Пригожину? И будут ли переходить под его знамена армейские части? От ответа на эти вопросы зависит дальнейшее развитие событий, мне кажется.

— Многие оппозиционеры за границей сейчас разрозненны. Константин, что бы ты им предложил делать, как объединяться?

— Насчет объединения: путь уже предложил Михаил Ходорковский. Надо находить такие темы, по которым позиция у всех примерно одинаковая. Отношение к войне, например. И, исходя из этого, решать конкретные задачи. Объединяться ради этого под одни знамена не нужно.

Стоячая вода...

В центре выхожу из метро у Александровского сада. Подхожу к фонтанам — немного затхлый запах стоячей воды. Красная площадь со стороны Охотного ряда сегодня перекрыта — решетки. Я спросила у какой-то женщины: а разве пройти нельзя?

— Нет.

— Почему?

— Готовятся к мятежу.

Ну вот, коротко и ясно.

Подходят мама с дочкой. Наверное, они хотели погулять в этот субботний день по столице… И я вспоминаю, как когда-то меня, тоже летом, рано утром мама вела за ручку к центру Москвы. Утреннее, еще нежаркое солнце, тени и блики на мостовой, прохлада, ясное голубое небо. Запомнилась какая-то поэзия этого дня — почему? Потому что это было далеко в детстве, в начале жизни? Зато папа, немного разрушая эту поэзию, водил вокруг Лобного места и пугал ужасами времен Ивана Грозного, казнями с отрубанием голов…

Есть нечто вечное в этой жизни, все повторяется — и вот снова мама с дочкой в теплый летний день хотят походить по Москве. Но — проход закрыт.

— Мама, но ведь война давно кончилась! — возмущенно говорит девочка.

— Пойдем, пойдем, — с горечью отвечает мама. Ребенку, конечно, уже доходчиво растолковали разницу между войной и «СВО». Вот он теперь и не понимает, почему же город в осаде. В кольце врагов….

А бронетехнику в тот день действительно можно было видеть на улицах столицы, БТРы были замечены неподалеку от Тропарева.

Народу в центре мало, только у Исторического музея НОДовцы проводят митинг — да, им хорошо, все митинговое поле зачистили, они одни остались. Звучала песня: что-то типа сохраним Крым, вернем Аляску, а если наш главный прикажет, то все как один умрем... Хотела подойти поближе, но тут же была остановлена вопросом НОДовца в лоб: а вы поддерживаете Владимира Путина? Услышав в ответ реально глупый смех (похоже, это был мой ответ на стресс), человек с досадой отвернулся. Но, наверное, запомнил мое лицо... Да-да, вот они, странности «великого и могучего» русского языка: «я тебя не забуду» звучит нежно, а «я тебя запомню» — угрожающе...

«Чрезвычайные полномочия Путину!» — требовал один из пикетчиков….

Я задерживаться, конечно, не стала, тем более что митинг охранялся полицией. Которая сканировала меня такими внимательными взглядами, что мне стало не по себе...

Рядом с Историческим музеем старый мужичок, похоже, не очень трезвый, в фуражке с надписью «Севастополь» играл на баяне «Полонез» Огинского. Люди подавали ему, а он играл — местами не в такт, сбивчиво и фальшиво — польскую чудесную музыку «Прощание с родиной»…

Скорее в метро, маску — и подальше от центра, где полиция бдит и готовится ловить мятежников.

Вот так прошел мой выходной день, насыщенно и интересно, а ведь это был еще не вечер...

Ну а вечером — еще новость: понедельник объявлен в Москве нерабочим днем. Будет ли работа — никто сейчас не знает. Да и просто не очень ясно, каким будет оно, наше завтра...