В конце 2015 года главный редактор «Независимой газеты» Константин Ремчуков констатировал, что Россия «вошла в комплексный всеохватывающий кризис» ⁱ. А в январе 2016 года Герман Греф заявил о ее безнадежном отставании от развитого мира ⁱⁱ. Мысли сами по себе далеко не оригинальные. Интересно другое: о наступлении глубокого системного кризиса, поразившего все стороны жизни общества, открыто заговорили люди, принадлежащие к верхам московского политического бомонда, до последнего времени вполне уютно чувствовавшие себя в путинском истеблишменте. Это значит, что кризис, действительно, приобрел устрашающие масштабы, а в его результате вполне вероятен коллапс экономики и, кто знает, в уже недалекой перспективе крах российской государственности.

ЭКОНОМИКА В ШТОПОРЕ

Экономика России входит во все более глубокий штопор. Итоги 2015 года пока окончательно не подведены, но то, что уже известно, никакого оптимизма не вызывает. В 2015 году стагнация перешла в падение: в 2013 году темпы роста ВВП были 1,3 процента, в 2014 году они сократились вдвое, составив 0,7 процента, а в 2015 году ВВП снизился на 3,7 процента. При этом серьезную тревогу вызывает не только падение ВВП, но и гораздо более масштабное — на 8,4 процентов — сокращение инвестиций, что предопределяет дальнейший спад производства в наступившем году. Но для населения самый тяжелый итог 2015 года — снижение на 10 процентов реальной заработной платы, самое крупное в XXI веке, вызвавшее, естественно, 10-процентное сокращение розничной торговли.

Ключевые макроэкономические показатели российской экономики (в процентах)

По данным Росстата и Альфа-банка. Источник: Макроэкономические данные за декабрь 2015 говорят о новой волне рецессии в России. Финам.ru. 25 января 2016 года.

Об углублении экономического кризиса и снижении жизненного уровня свидетельствует также рост инфляции. По официальным данным, в 2015 году она составила 12,9 процента, что примерно вдвое больше, чем в 2010—12 годах, но экономисты — причем, далеко не оппозиционного толка — называют значительно большие цифры. Так, по оценкам Центра экономических стратегий Института экономики РАН, в 2015 году в целом потребительская инфляция была 16 процентов, а продовольственная — 25 процентов ⁱⁱⁱ.

Осложнилась ситуация с занятостью. В конце 2015 года не имели работы и искали ее четыре миллиона человек, или 5,2 процента экономически активного населения страны. Около миллиона человек не смогли найти работу на бирже труда и были зарегистрированы как безработные в органах социальной защиты ^iv. Сами по себе эти цифры особой тревоги не вызывают. Однако заметно выросла частичная и неполная занятость в результате сокращения рабочей недели и бессрочных отпусков. И самое главное: в 2015 году вице-премьер Ольга Голодец заявляла, что занятие 37 процентов россиян неизвестно. Поскольку, по официальной статистике, в теневом секторе экономики занято 12 процентов, то, как предполагают эксперты, реальная безработица составляет около 25 процентов трудоспособного населения ^v.

Наибольшие масштабы сокращение рабочих мест приобрело в сфере услуг, прежде всего в торговле, гостиничном и ресторанном бизнесе. В этих отраслях оно составило, по официальной статистике, 18,5 процентов. Это понятно: покупательная способность населения по продуктам питания в 2015 году снизилась в среднем на 20 процентов, причем по некоторым продуктам — почти наполовину, и люди отказываются от походов в рестораны, поездок на отдых и так далее, сокращают покупки товаров длительного пользования ^vi. В группе риска оказались обрабатывающая промышленность, где занятость сократилась на 14,5 процентов, финансовый сектор и транспорт. Сокращение доходов населения угрожает банковским кризисом. Около 40 миллионов россиян имеют сегодня потребительские кредиты, из которых, по оценкам специалистов, 5,5—6 миллионов человек не смогут их обслуживать. В результате, уже в первой половине 2016 года для спасения банковской системы правительству потребуется примерно 1,5 триллиона рублей.

Можно приводить и другие данные, свидетельствующие о нарастании экономического кризиса. Но, пожалуй, главное в том, что ни правительство, ни президент и его администрация не в состоянии сформулировать программу исправления складывающейся ситуации. Путин, пребывая в иной реальности, упорно делает вид, что кризиса либо нет, либо его пик уже прошел и страна постепенно возвращается к докризисной ситуации. Более того, по его словам, падение рубля открывает для предпринимателя некие «новые возможности». Его idée fixe — максимальное снижение зависимости России от внешнего мира путем импортозамещения и разработки в стране всех критически важных технологий. Но, учитывая технологическое отставание России от развитых государств, единственными результатами импортозамещения будет резкое снижение качества потребительских товаров и промышленных технологий, а также углубляющаяся изоляция России от глобальных экономических процессов. А вторая цель просто недостижима. Достаточно сказать, что российские расходы на НИОКР, как минимум, в 25 раз (!) ниже, чем совокупные расходы на научные исследования и разработку новых технологий США, Европейского союза и Японии.

Расходы на НИОКР в 2009 и 2013 годах (млрд USD в пересчете по ППС)

Источник: Table S3: R&D expenditure as a share of GDP and in purchasing power parity (PPP) dollars, 2009-2013. Statistical annex. UNESCO Science Report. Towards 2030. Paris. 2015. Pp. 756-758

Правительственные эксперты, многие из которых достаточно квалифицированы, чтобы понимать вопиющую безграмотность и опасность путинских представлений об экономике, не рискуют ему перечить. Они уныло говорят о «новой экономической реальности», пытаются оттянуть крах, латая множащиеся дыры, манипулируя сокращающимися ресурсами и надеясь, правда, без особых на то оснований, на повышение цен на нефть. Действительно, если они поднимутся, российская экономика может получить некоторую передышку. Ведь их падение с 53 до 38 долларов за баррель во второй половине 2015 года привело к потере 2,4 процентов ВВП в текущих ценах ^vii. Предсказать динамику цен на нефть никто не может, но предложение нефти превышает спрос, ее запасы растут, в 2016 году в список крупных поставщиков нефти вошел Иран, с которого были сняты санкции. Примечательно, что доказанные запасы нефти в Иране примерно в полтора раза больше, чем в России. Иными словами, рассчитывать на заметное и долгосрочное повышение нефтяных цен не приходится.

В этих условиях как Кремль, так и российские «системные либералы» видят смягчение кризиса в снятии международных санкций, наложенных на Россию из-за аннексии Крыма и гибридной войны в Донбассе. По американским оценкам, на июнь 2015 года Москва потеряла от санкций порядка 150 миллиардов долларов, а их прологация на несколько лет, по прогнозам МВФ, будет стоить России потери девяти процентов ВВП ^viii. «Санкции против России оказались ошеломляюще результативны, — пишет известный российских политолог Лилия Шевцова. — Дело даже не в том, что они стали удавкой для российской экономики. Более серьезно их политическое измерение. … Cанкции продемонстрировали зависимость России от развитых стран, отсутствие ее самодостаточности даже в осуществлении ее сервисной роли — сырьевого придатка Запада» ^ix. Можно согласится и с Михаилом Касьяновым: «Для режима Путина вопрос снятия санкций — ключевой. Ведь сегодня российское руководство озабочено только одним вопросом — как избежать угрозы ослабления, а, возможно, и утраты власти в связи со стремительно надвигающейся катастрофой в экономике и социальной сфере» ^x.

Снятие санкций позволит российских банкам получать кредиты на внешних рынках и инвестировать заемные средства в производство, а правительству — финансировать бюджетный дефицит за счет внешних заимствований, стабилизировать рубль и так далее. Однако маниакальное стремление Путина разрушить Украину и нежелание признать собственное поражение, вывести войска из Донбасса и начать процедуру возвращения Крыма Украине блокируют восстановление отношений с Западом. В итоге, перспектива смягчения кризиса становится все более призрачной. Независимые эксперты склоняются к выводу о том, что к концу 2016 — началу 2017 года накопленные в России золотовалютные резервы будут исчерпаны и к президентским выборам 2018 года страна подойдет с обнищавшим населением и элитой, до предела разочарованной в способности нынешней правящей верхушки сохранить политическую стабильность и предотвратить массовые протесты.

ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРОВАЛ

Аннексия Крыма в феврале—марте 2014 года и затем развязывание так называемой «гибридной войны» против Украины стали началом реализации амбициозного геополитического проекта Кремля, цель которого — радикальное изменение стратегической ситуации на Европейском континенте в пользу России. На первом этапе, как это следует из заявлений Путина, предполагалось отторгнуть от Украины южные и восточные регионы — Харьковскую, Луганскую, Донецкую, Запорожскую, Днепропетровскую, Херсонскую, Николаевскую и Одесскую области, а также Автономную республику Крым и образовать из них некую Новороссию, которая либо формально войдет в состав России, как это было сделано в отношении Крыма, либо превратится в фактический российский протекторат.

В результате, как планировали в Кремле, под российский контроль перейдут созданные в советский период замкнутые производственные циклы, часть которых находится в Украине; высокотехнологические предприятия, прежде всего, военно-промышленного комплекса, сконцентрированные в Днепропетровской, Харьковской, Запорожской, Николаевской и ряде других украинских областей; находящиеся в восточной части Украины месторождения железа, марганца, урана, редкоземельных элементов; транзитные амиакопровод, нефте- и газопроводы; портовые мощности Одессы. Значительную роль в последние год-два стало играть стремление поставить под контроль Москвы район потенциальной добычи сланцевого газа в Донецкой области. Одновременно, в Крыму и Одесской области должны были быть созданы плацдармы для развертывания сухопутных, воздушно-десантных войск и ударной авиации с тем, чтобы изменить соотношение военных сил в западной части Черноморского бассейна, обеспечить поддержку Приднестровья, резко усилить российские возможности воздействовать военным путем на события в стратегически важной зоне, охватывающей Молдову, Словакию, Венгрию, Румынию и северо-запад Балкан.

Многие эксперты, знакомые с настроениями в российской правящей верхушке, уверены, что оккупация Юго-восточной Украины рассматривалась в Кремле как необходимое условие успешного осуществления второго этапа разработанного в Москве стратегического плана. Его суть — реализация нового варианта ялтинско-потсдамской системы, иными словами, очередной раздел Европы на сферы влияния и участие России на равных с США и, возможно, Китаем условиях в решении ключевых проблем современности. Станислав Белковский, весьма информированный российский аналитик, справедливо заметил: «Украина важна Путину не сама по себе, а как инструмент, рычаг и плацдарм принуждения Запада к любви. Украина — это способ послать священное послание Обаме и Меркель с целью организовать Ялту-2. То есть, вернуться из современного мира, который сформирован условно-досрочно 9 ноября 1989 года на руинах Берлинской стены, мира, где нет фиксированных зон влияния, где все решают не войска, не грубая сила, а идеи и технологии, в Ялтинско-Потсдамский мир, где есть фиксированные зоны влияния, а ключевой вопрос, сформулированный Сталиным, одним из главных архитекторов Ялтинско-Потсдамского мира, — сколько дивизий у Папы Римского...» ^xi.

Конкретно, в Москве ставили своей целью установление фактического контроля над новыми независимыми государствами Прибалтики, Молдовой, Белоруссией и оставшейся формально независимой частью Украины; усиление российского влияния в странах Центрально-восточной Европы, бывших в прошлом в составе советского блока; и радикальное ослабление НАТО. Не исключено, впрочем, что Путин, потерявший, по словам Ангелы Меркель, чувство реальности, имел в виду и намного более амбициозные цели. Однако российский президент и его приближенные допустили крупнейшую стратегическую ошибку, которая дорого обходится и им самим, и России: они переоценили свои силы и принципиально недооценили силы противостоящей стороны и ее решимость не допустить превращения путинской России в силу, доминирующую в Центрально-восточной Европе. История свидетельствует, что такие ошибки плохо кончаются для тех, кто их совершает. Об этом, в частности, говорит судьба Наполеона, Гитлера и некоторых других деятелей, добивавшихся господства над Европейским континентом.

И действительно, уже к середине 2015 года стало ясно, что внешнеполитическая стратегия Путина потерпела провал. Украинские власти и украинское общество весной—летом 2014 года смогли подавить, хотя и далеко не полностью, сепаратистские группировки и проявления в Харькове, Днепропетровске, Одессе и Николаеве, стабилизировать там политическую обстановку и удержать эти области под своим контролем. В итоге, вместо обширной Новороссии под контролем Москвы оказались Крым и, в общем, никому, прежде всего, самой России, не нужные несколько районов Донецкой и Луганской областей. Аннексия Крыма вызвала в России всплеск шовинистических настроений, которые, однако, все сильнее вступают в противоречие с экономическими реалиями: по оценке Алексея Кудрина, суммарные потери экономики России от присоединения Крыма в течение трех—четырех лет могут составить 150—200 миллиардов долларов ^xii.

На востоке Украины в 2015 году сложился военно-политический тупик. Действуя по лекалам гибридной войны, Москва вооружает и обучает в этих районах террористические группировки сепаратистов. Однако местные маргиналы и прибывшие из России наемники воюют скверно и не могут противостоять украинским войскам. Наличие в сепаратистских образованиях и вблизи их российских регулярных частей приводит к тому, что сегодня и в ближайшей перспективе украинская армия не в состоянии освободить оккупированные российскими войсками районы Донецкой и Луганской областей. Но без крупномасштабного участия в боевых действиях российских регулярных сил сепаратисты не могут сколько-нибудь заметно изменить в свою пользу сложившуюся в Донбассе военно-политическую ситуацию. Кремль, в свою очередь, постоянно угрожает вооруженным вторжением, концентрируя вблизи украинской границы крупные силы, перебрасывая в контролируемые сепаратистами районы тяжелое вооружение и боеприпасы и направляя туда военных советников и инструкторов. Однако вторгнуться на украинскую территорию за пределами оккупированных районов Донбасса Путин вряд ли рискнет: это немедленно обернется ужесточением международных санкций и, следовательно, усилением экономического кризиса. Но главное все же в том, что Украина из дружественной России страны, которой она была до аннексии Крыма, превратилась во враждебное государство, видящее гарантию своей безопасности в союзе с НАТО и создании собственной армии, достаточно мощной для того, чтобы предотвратить крупномасштабную российскую агрессию.

Дальше — больше. На протяжении практически всех 25 лет, прошедших после краха Советского союза, Кремль и российские военные утверждали, что «приближение военной машины НАТО» к российским границам является самой опасной угрозой безопасности России. Это было типичным проявлением параноидального мышления. Североатлантический альянс вовсе не стремился приближать свою «военную машину» к границам России, как это мерещилось российским генералам и политикам. В НАТО рассматривали Россию в качестве партнера, а не потенциального противника. Членство бывших членов Варшавского договора и прибалтийских государств в НАТО предоставляло им формальные, но далеко не в полной мере подкрепленные военной силой гарантии безопасности от реваншистских поползновений со стороны России, никаких иностранных войск на территориях этих государств не появилось, а армии европейских государств-членов НАТО и их оборонные расходы сокращались.

Однако, аннексировав Крым, развязав «гибридную» войну в Донбассе и угрожая применением ядерного оружия, Кремль сам, своими руками превратил НАТО из партнера в потенциального военного противника и, более того, вынудил западных лидеров вновь, как это было в годы холодной войны, перейти к сдерживанию России военными средствами, прежде всего в районах, расположенных рядом с российскими границами. В частности, были созданы силы повышенной боеготовности численностью свыше 40 тысяч человек, предназначенные для предотвращения вторжения российских войск в новые независимые государства Прибалтики и, возможно, в Румынию, было увеличено присутствие НАТО в Турции, где будут развернуты самолеты AWACS, а также укреплена система ПВО. Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг, отражая мнение всех членов Альянса, неоднократно говорил о том, что НАТО будет поддерживать Украину, Грузию и Молдову. «Мы должны быть уверены, что... сможем в случае необходимости укрепить и разместить в нужных местах наши силы, — подчеркнул он. — Главный вопрос для нас сейчас — решить как справляться с растущими возможностями России на Балтике, в Черном и теперь в Средиземном морях» ^xiii. Таким образом, не оправдался расчет Путина и его аналитиков на то, что Запад смирится с российской агрессией в Украине, примет и не решится на политическое и, в случае необходимости, силовое противодействие российской экспансии.

И, наконец, важным внешнеполитическим итогом 2015 года было фактическое признание Путина ответственным за тяжелое международное преступление — террористический акт в Лондоне с применением радиоактивных ядерных материалов. Вывод, к которому пришел судья Роберт Оуэн, проводивший публичное расследование обстоятельств смерти Александра Литвиненко, не оставил места для сомнений. Он заключил, «что операция ФСБ по организации убийства г-на Литвиненко была, по всей вероятности, утверждена г-ном Патрушевым, который являлся тогда главой ФСБ, а также президентом Путиным» ^xiv. Конечно, на Западе знали (по крайней мере, догадывались), кто стоит за отравлением Литвиненко. Оснований для этого было достаточно. У непосредственных исполнителей — Лугового и Ковтуна — не было ни собственных мотивов для устранения Литвиненко, ни возможности достать полоний-210 без помощи российских государственных органов. Однако долгое временя политические элиты Запада не спешили расставить точки над i. Им казалось, что с Путиным можно иметь дело, что украинская авантюра — либо случайный зигзаг российской политики, либо результат того, что Запад не учитывал некие жизненные интересы России. А значит, полагали в западных столицах, не время затрагивать публично особо деликатные сюжеты из деятельности Кремля. Но ситуация изменилась. Путин и Патрушев не просто оказались нерукопожатными персонажами, но и могут пополнить своими именами список международных преступников. Похоже, наступает время, когда даже те политические деятели, которые до сих пор настроены на некий компромисс с Кремлем, начинают испытывать неловкость от дальнейшего общения с верхушкой российской власти.

ЧТО ВПЕРЕДИ?

События 2015 года показали, что у Кремля нет ни сколько-нибудь вразумительной программы выхода из кризиса, ни готовности изменить экономическую и политическую стратегию. В демократической стране это немедленно приводит к отставке руководства и досрочным выборам. Но в России, как и в большинстве авторитарных диктатур, обанкротившаяся власть меняется иными путями. Один из них — так называемый «пакт»: правящая верхушка осознает свою неспособность изменить положение дел к лучшему и уходит в обмен на гарантии личной безопасности. Другой — «цветные революции», сценарий которых обычно включает в себя массовые протесты, раскол элит, нейтралитет армии и сил безопасности или переход их на сторону оппозиции и, в конечном итоге, смену режима. И, наконец, — дворцовый переворот, цель которого, как правило, — смена высшего руководства ради сохранения системы.

Уходить от власти добровольно Путин не собирается. Это понятно. Ему придется отвечать за украинскую авантюру, обернувшуюся новой холодной войной, которую Россия заведомо не может выиграть, и гибелью тысяч российских граждан, отправленных на «гибридную войну» в Донбассе, за зимнюю Олимпиаду в субтропическом Сочи, стоившую 50 миллиардов долларов, за фантастический рост военного бюджета, чудовищную коррупцию, деградацию здравоохранения и образования, за убийство Литвиненко и некоторых других критиков режима и многое другое. В итоге, Путин и его окружение будут всеми силами держаться за власть, будучи при этом неспособными преодолеть кризис или хотя бы смягчить его.

Результат очевиден. Быстрое исчерпание накопленных резервов, нарастающая борьба в верхах за сокращающиеся ресурсы, охота на ведьм и «национал-предателей», закрытие страны, истерическая мобилизация населения на борьбу с внешним врагом, пытающимся поставить Россию на колени. Все это уже не раз проходили авторитарные режимы, вступающие в пору своего заката. Иногда таким образом удавалось оттянуть крах обанкротившегося режима, но никогда не удавалось, в конечном итоге, его избежать.