— Вы выступили с инициативой воссоздания Русского Совета барона П. Н. Врангеля. Что побудило вас обратиться к идеям 95-летней давности? В чем вам видится их актуальность?

— Обратиться к идеям почти столетней давности меня побудило то, что, по сути, за это время ничего не изменилось: Россия остается страной, находящейся под совершенно чуждой ей властью — людей, вся деятельность которых сводится к разграблению природных богатств, уничтожению русского народа, его исторического и культурного наследия. Как и в первые пореволюционные годы, власть продолжает воспринимать Россию только как инструмент достижения своих экономических и политических целей, не более того. Кремль продолжает реализовывать колониальный проект: сырье и рабский труд в обмен на колоссальные богатства для избранных и прожиточный минимум для всех остальных.

Русский народ остается материалом, из которого можно лепить все, что душе угодно, а в случае убыли — демографического кризиса — восполнить запасы завозом рабочей силы из стран Средней Азии, Украины, Белоруссии. Это происходит на фоне принуждения к эмиграции наиболее талантливой, активной части национального среднего класса через последовательное удушение деловой инициативы. Вот уже на протяжении столетия (четырех поколений!) русские подвергаются сознательной негативной селекции, цель которой — беспросветно ликующая толпа нравственных уродов, готовых за миску баланды растоптать любого, на кого укажет власть.

Как и в годы военного большевизма, власть в стране остается нелегитимной, она сосредоточена в руках узкого круга людей, связанных между собой не правом, а бесправием. Семьдесят лет эта банда проходимцев оправдывала свое существование ссылками на пролетарское государство, на власть рабочих и крестьян, на классовую борьбу, служившую поводом для бесконечных чисток, ловли врагов и преследования инакомыслящих. Сегодняшнее руководство пытается основать свою легитимность на борьбе с «национал-предателями». Прогнившие бараки «пролетарского рая» перелицовываются в потемкинские деревни «русского мира», окуриваемые ароматом великодержавного ладана.

— Чем вам в целом близки идеи Белого движения и в чем вы видите причину победы красных в Гражданской войне?

— Позвольте для начала определиться с терминологией. Я не считаю правильным говорить ни о победе красных, ни о разгроме белых, как, впрочем, и о так называемой Гражданской войне. Речь может идти только о завоевании России Коминтерном, уничтожении русского национального сопротивления и о последующей ликвидации русской нации — геноциде, «предумышленном создании для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее как этнической и культурной общности», по определению ООН.

Сто лет репрессий и террора, уничтожение почти ста миллионов человек не прошли даром. Русской нации больше не существует. Ее еще только предстоит воссоздать. Те проблемы, с которыми сталкивается сейчас Россия, — это прямые следствия превращения этноса в население, безвольную и инертную массу, управляемую мановением державной длани очередного вождя.

Задолго до Жиля Делёза и его симулякров большевики изобрели (и успешно внедрили) множественную реальность как инструмент вербовки и эксплуатации всех и вся. Офицеров императорской армии брали рассказами о том, что Россия в опасности и что только большевики способны ее спасти; рабочих — что работа по 14 часов в сутки — единственный путь ко всемирному пролетарскому раю. Сейчас общество мобилизуют пропагандой милитаризма, религиозной нетерпимости, ксенофобии. Гибридным войнам дня сегодняшнего предшествовала «гибридная правда», которой жили поколения советских людей.

Ложь превратилась в систему взаимоотношений между людьми, государством и обществом. Всюду властвует холодный, расчетливый цинизм. Большевикам удалось подчинить Россию, «взять ее на понт» лжи и обмана, ввергнув русский народ в состояние войны всех против всех, классовой борьбы, в которой все средства хороши и все дозволено. Единственным реальным завоеванием революции стало право граждан на безусловный нравственный релятивизм, деградацию и моральное разложение. Никогда прежде человеческое достоинство не объявлялось классовым пережитком, а честь — феодальным анахронизмом, достойным порицания и осуждения.

Именно в этом, мне кажется, и была главная причина неудач Белого движения: в невозможности понять, что большевизм представляет собой качественно иное состояние человеческой психики. Отторжение политиканства как занятия до предела вульгарного обрекало на рефлексии и колебания, лишало пространства для маневра, но вместе с тем и оберегало нравственную чистоту, человечность Белого дела. Колчак отказался признать независимость Финляндии не потому, что не был согласен с правом нации на самоопределение, а потому, что такое признание — до Учредительного Собрания — было лукавством, искушением переступить черту, ради «царств сих и славы их» пуститься во все тяжкие. Даже ради жизни и свободы Родины ни он, ни Деникин, ни Врангель не пошли на предательство, измену, подлог.

Революция упразднила все «нежности» раз и навсегда, ввергнув страну в ХХ век — век релятивизма и скепсиса, ленинского прищура. Хорошо это или не слишком? И да, и нет. Нет больше идеализма русской аристократии, но нет и цеплянья за права, нет снобизма среди русских эмигрантов, во всяком случае, среди тех, кто считает Россию Родиной, а не поводом для фуршета. Мы больше не связаны иллюзиями о том, что «те, другие» пекутся о благе страны, ее будущем. Нет наивной надежды народа на то, что ему что-то дадут: землю, волю, правду. Все меньше людей верит в то, что, разворовав и разграбив страну, создав кадыровский султанат, развязав войну на Украине, перессорившись со всем миром, Кремль защищает интересы русского народа.

И главное, мне кажется, все меньше дураков, готовых платить своей кровью за процветание горстки преступников, все свои надежды связывающих не с благом Родины, а с анонимностью панамских офшоров; не верящих в будущее страны и не соотносящих с ней не только будущее своих детей, но и свое собственное; готовых лгать в лицо всем и каждому только для того, чтобы продолжать воровать, лгать и грабить — столько, сколько влезет, сколько позволят, сколько дадут.

— Чем ваша инициатива воссоздания Русского Совета принципиально отличается от идей «русского мира», «собирания русских земель» и «сплочения сил», активно пропагандируемых нынешними кремлевскими идеологами?

— Всем. Русский мир Путина — это пропагандистский трюк, рассчитанный в основном на малоискушенное, малообразованное, малограмотное население, на те самые массы, над созданием которых так усердно поработали большевики. Водевиль из лиц, имен, идей и мнений, призванных легитимизировать власть узурпаторов и самозванцев.

Интересно, что, хотя на чекистских подмостках он появился довольно давно — еще в 1920-е годы эмигрантов всех сортов активно «разводили» на Толстом и Пушкине, — масштабов голливудского блокбастера «русский мир» достиг только в наше время. Причин тут две, мне кажется. Первая: близящийся уход со сцены второго поколения первой эмиграции, последних «старых русских», целиком воспитанных в эмигрантской русской культуре, круто замешанной на чаемом крушении большевизма, возрождении православия, возвращении имперских традиций. Именно этим, точнее, видимостью этого их и кормят с рук наследники тех, кто в 1920-е заманивал в Эрефию парижских романтиков, поверивших в национальное возрождение под чекистскими вывесками.

Вторая причина тоже «геронтологического» характера: кризис среднего возраста тех, кому в начале перестройки было под 20. Не каждый способен себе признаться, что жизнь потрачена на штукатурку совка, что, как в песок, ушла молодость, а вместе с ней и мечты о свободе — от нужды, чиновничьего произвола, коррупции. Гораздо проще, по-видимому, топить скорбь по утраченным надеждам в разливанном море всенародного ликования.

Наша же цель — цель тех, кто подписал Манифест Возрождения России — состоит не в изобретении фантомов и не в романтическом сюсюканье под музыку князя Львова. Возрождение России предполагает прежде всего возрождение права русского народа на свою судьбу — посредством свободного и честного волеизъявления ее граждан, на свою страну — через передачу ему контроля над природными ресурсами, на свое будущее — посредством перераспределения финансовых потоков: с заменой расходов на конфронтацию и внешнеполитический авантюризм расходами на образование, здравоохранение, науку.

Мы добиваемся созыва Земского Собора, призванного решить вопрос о форме правления, реформировать основные законы и привести их в соответствие с реалиями сегодняшнего дня; свободных, честных, открытых выборов в новую Думу; формирования легитимного, опирающегося на доверие и поддержку народа правительства России; реструктуризации государственной и национализации олигархической собственности — собственности, принадлежащей репрессивным органам; реституции и возврата недвижимости наследникам и потомкам, прежде всего русского крестьянства, понесшего за годы большевизма и чекизма колоссальные потери.

Мы также намерены от лица возрожденного русского государства потребовать возврата разбазаренных большевиками произведений искусств из собрания Эрмитажа, Музея изящных искусств, множества частных коллекций и собраний.

Большевизм нельзя пережить, его можно только изжить, подвергнув последовательной и всеобъемлющей «деконструкции», выражаясь языком Деррида. Ничто из того, что было созиждено на бесправии, крови и страданиях, что было прижито и нажито посредством грабежа и обмана, не может быть законно и правомерно. Однако только морального осуждения тут, на мой взгляд, недостаточно. Необходима и правовая, и историческая оценка того, что вот уже век происходит с нашей страной, ее народом, культурой.

— Какую роль в этом процессе может сыграть русская эмиграция, как потомственная, так и новая?

— Старая — только одну, на мой взгляд: перестать ей быть. Совершенно не нужно для этого переезжать в Россию. Главное — избавиться от привычки низводить страну до уровня лубочных картинок, купаясь в набившей оскомину, донельзя пошлой сентиментальности балалаек, казаков, куполов, колокольного звона, бесконечной череды всенепременно «русских», обязательно «имперских» балов. Старая эмиграция превратила бег от действительности и здравого смысла в спорт, самыми большими почитателями которого по доброй традиции являются предельно вежливые сотрудники всякого рода Домов дружбы, Обществ культуры, всегда задушевного Диалога и искреннего, со слезой, Взаимопонимания.

На нем, кстати, в последнее время погорело множество потомков прославленных отцов, вдруг с непонятной для ума, нетронутого гнилью честолюбия, горячностью бросившихся обличать тлетворный Запад в очернении России. Они гремят древними титулами и сверкают бляхами свежесляпанных орденов по всем федеральным каналам, не вылезают из посольств и, кажется, получили пожизненный абонемент на открытия всех монументов. То, что этот праздник жизни оплачивается из кармана российских налогоплательщиков, треть которого с трудом сводит концы с концами, никого из них, очевидно, не беспокоит.

Новой же эмиграции я бы посоветовал хоть на короткое время перестать думать, говорить и писать о России и попробовать вжиться в культуру, войти в общество тех стран, которые стали для них или прибежищем, или новым домом. Не ассимилироваться, не мимикрировать, а именно преодолеть барьер отчуждения, часто искусственный, иногда реальный. Рискнуть и сделать ставку прежде всего на очень русское чувство того, что земля — круглая, небо — синее, и что все люди, вне зависимости от происхождения и цвета кожи — братья, только не хотят в этом признаваться.

Признаются. Надо только немного терпения.